У меня была мысль ничего никому из них не говорить, но Валентин явно открылся мне не просто так. Скорее всего, он точно знал, что я не удержу эту информацию в себе и поделюсь ею с родными Аллы и самой девушкой — и заранее был согласен на это. Правда, для него и его единомышленников в этой откровенности имелся определенный риск, но, видимо, Валентин верил, что я не подведу — и бабушка с отцом моей невесты тоже не подведут. А вот своим родителям я решил не звонить — вряд ли то, что произойдет, будет заметно в их глухомани, скорее, всё ограничится какой-нибудь замятней в Москве. Великой этой замятне, как я думал, стать не суждено.
Когда вся семья собралась на кухне, я уже выпил половину чашки и съел пару бутербродов — после общения с Валентином на меня напал жор, устоять перед которым я не мог. Глядя на меня, остальные тоже расселись вокруг стола, и пришлось ждать, пока Елизавета Петровна приготовит перекус для всех.
Ну а потом я кратко рассказал о том, что нас всех ждет в самое ближайшее время.
— Он не сказал, чего именно ждать? — уточнил Александр Васильевич.
— Нет, но намекнул достаточно прозрачно. Какие-то разборки на уровне Политбюро, как с Хрущевым было.
— Тогда никто и не заметил ничего, — сказала бабушка. — Только как в газетах опубликовали, так все и узнали… А ты прям к войне нас готовишь.
Я действительно немного сгустил краски, так что краткое предупреждение Валентина вылилось в моей версии в армагеддон, свидетелями которого мы вскоре окажемся. Отсебятины я добавил много — в основном из событий августа девяноста первого или октября девяносто третьего, — и получилось действительно устрашающе.
— Лучше готовиться к худшему и потом обрадоваться, если всё пройдет по нормальному сценарию, чем быть оптимистом, но потом пожалеть об этом, — философски заметил я. — Думаю, завтра можно совершить набег на магазины… Елизавета Петровна, ваших подруг, думаю, это тоже касается, хотя полностью им что-то говорить о причинах, наверное, не стоит. Впрочем, вы и сами знаете, что такое военная тайна…
— Про тайну знаю, конечно, — отмахнулась бабушка. — Не впервой, разберусь. А набег-то зачем?
— Да как обычно, — я пожал плечами. — Купить сахар, спички, крупы, мыло. Соль, наверное, ещё консервы какие-нибудь. Думаю, на это можно выделить рублей сто… всё равно не пропадут, даже если сейчас не пригодятся. Потом слопаем.
— Считаешь, что это надолго затянется и снабжение будет нарушено? — спросил Александр Васильевич.
— Не знаю, — честно признался я. — Я вообще не понимаю, чего ждать от будущего.
К путчам, которых в моей первой жизни было целых два, я относился чуточку отстраненно. Да и не только я — даже в Москве мало кто заметил какие-либо изменения в привычном ритме, хотя там Белый дом и обороняли, и обстреливали, какие-то отчаянные ребята штурмовали Останкино, а другие, не менее отчаянные, готовились умереть у московской мэрии. Но в целом обе эти движухи коснулись пары десятков тысяч человек со всех сторон, а в спальных районах работали магазины, кооперативные ларьки и кафе и в кинотеатрах показывали кино. Люди приходили смотреть даже на то, как танки бьют по зданию Верховного Совета — это было в новинку и вызывало закономерный интерес.
Ну и, конечно, консервы из магазинов тогда не пропадали — время уже было странным, и новым владельцам важнее оказалась прибыль, а не разборки где-то на властном Олимпе. Особенно ярко это проявилось в девяносто первом, но тогда хорошо помнили про «павловскую» реформу с отъемом лишних денег у населения.
Для меня всё это выглядело так, словно я решил сыграть на плохой карте, прикупил четвертую масть к имеющимся трем, и теперь пытался угадать расклад, чтобы понять, что сносить и с чего ходить. В таких условиях, в принципе, поход по магазинам был не самым плохим решением.
— Может, ничего и не будет, как в шестьдесят четвертом, — добавил я. — И машины с хлебом спокойно доберутся до магазинов в назначенное время. А, может, и не доберутся. В общем, лучше подготовиться, а там как кривая вывезет. Ну и дома будем сидеть.
— Пожалуй, — кивнул Александр Васильевич. — Только вот… кому-то можно об этом говорить? У меня есть несколько знакомых, которых я хотел предупредить.
— Этого я не знаю. Валентин так и не сказал, почему решил мне открыться, просто отшутился, когда я спросил. Но я примерно представляю, как делаются такие дела, и чем больше народу знает, тем выше вероятность провала, — я это слышал в каком-то ещё не снятом фильме, но мне цитата показалась подходящей к случаю. — Дело даже не в ваших знакомых… но у них тоже могут найтись знакомые, которых они захотят предупредить, у тех — свои знакомые… Это в Елизавете Петровне и её подругах я уверен, а вот во всех остальных…
— А тебе-то чего бояться? — спросил он.
— Да, пожалуй, нечего, — я ответил настолько беззаботно, насколько мог. — Только… вы должны понимать, что если о затее Валентина и… и его товарищей узнают, то им вряд ли получится сказать, что они пошутили, когда за ними придут. Некоторые вещи те, кто у власти, не прощают. Ну а как с ними разберутся, то придут и за мной. Слишком уж я с ним связан, и есть те, кто хорошо осведомлен о моем существовании. Правда, я никаких секретов не знаю и надеюсь никогда не узнать, но вряд ли тем людям будут интересны мои оправдания.
— Господи, — Елизавета Петровна забыла, что она коммунист и атеист и перекрестилась. — И как же ты во всё это влез-то?
Я немного помолчал.
— Вы не поверите, — сказал я. — Из-за Аллы.
Повисло неловкое молчание. Отец и бабушка посмотрели на девушку, а Алла пребывала в явной растерянности — впрочем, именно этого эффекта я и добивался.
— Из-за меня? — наконец пискнула девушка. — Как из-за меня?
Я всё-таки улыбнулся.
— Да шучу я, шучу! Хотя цепь всех событий как раз и началась с нашего знакомства. Вспомни — концерт, где мы слушали группу «Кино», потом помогли ребятам с машиной… вернее, это я сам вмешался, если бы мы мимо прошли, ничего бы и не было. Ну а потом состоялось знакомство с дедом Виталика, а уже через него — и с Валентином.
— Ничего не понимаю, — признался отец Аллы. — Валентин, судя по всему, немалый чин имеет?
— А он не представился? — удивился я.
— Да почему не представился, представился, даже книжечку показал с тремя буковками на обложке. Вот только внутри я ничего прочитать не успел, но имя — имя он назвал.
— Он полковник… как раз в этих трех буковках, вчера как раз новое звание получил.
— Вот как… и по какому направлению?
Вопрос меня не удивил — фильмов про КГБ уже вышло немало, и люди в СССР были в этом отношении весьма подкованы.
— Понятия не имею, — я развел руками. — Никогда не спрашивал. Думаю, что-то вроде внутренней контрразведки. Но это лишь моё предположение.
— Предположение… — проворчал Александр Васильевич. — Ну пусть так. Только всё равно непонятно — ну познакомились, с кем не бывает? С чего он с тобой вдруг откровенничать начал?..
Свой вопрос отец Аллы оборвал на полуслове, но я понял, что именно он хотел спросить — с какого перепугу целый полковник КГБ возится с каким-то недоучившимся первокурсником, помогает ему и даже предупреждает о том, что вскоре власть в стране поменяется.
— Так получилось… это сложно объяснить. Но в целом — сначала я помог тому старику, ему надо было машину перегнать в Анапу, вот он и предложил мне заняться, за денежку малую. А потом…
— Погоди-погоди… — прервал меня Александр Васильевич. — Это не та поездка, про которую мне мать говорила? — он бросил быстрый взгляд на Елизавету Петровну. — Только про машину речи не было, я был уверен, что вы по путевке, на поезде…
— Нет, на поезде мы ехали обратно, а туда на машине. Полтора дня, с ночевкой… вернее, одним происшествием вместо ночевки.
Я тоже обменялся взглядами с бабушкой — и решил, что надо рассказывать всё. Елизавета Петровна нас точно не сдала, хотя была в курсе истории с Чикатилой — но скрывать такое от будущего тестя точно не стоило.
— Что за происшествие? — не подвел Александр Васильевич.
— Маньяк напал в том городе, где мы остановились на ночевку. Пришлось драться, но мы победили, скрутили его и в милицию сдали. Но потом всю ночь со следователем общались. Тяжело пришлось… сто раз подумаешь, стоило ли оно того — ночь не спать, — сделал я попытку пошутить.
Александр Васильевич промолчал, но так буравил меня взглядом, что я не выдержал:
— Нормально всё прошло, нормально, никто из нас не пострадал. Но мы и вправду не выспались тогда.
— Мама, а почему вы про это мне не сказали? — он повернулся всем корпусом к бабушке.
— А зачем? — беспечно ответила она — даже я поверил в её искренность. — Когда ты звонил тогда, я ещё не знала, а как узнала, так и подумала — что понапрасну тебя беспокоить. Вот, Егор всё рассказал — и хватит об этом!
— Да, папуль, всё же нормально… — попыталась вклиниться Алла.
— Сговорились, — обреченно буркнул он. — Ну нормально — значит, нормально. Вам за этот перегон хоть заплатили?
— Мне, — уточнил я. — Заплатили, конечно.
— И сколько?
— Триста.
— Многовато за такую работу.
— Многовато, — согласился я. — Я бы согласился и за треть… даже бесплатно поехал, если бы оплатили бензин и обратную дорогу — денег тогда не было от слова совсем.
— Странно… Почему?
— Почему что? — уточнил я.
— Почему бесплатно согласился бы?
— Водить люблю, а возможностей особо не было.
Александр Васильевич ненадолго задумался.
— У меня такое чувство, что они тебя на этой твоей любви к вождению и поймали. И купили заодно — может, на всякий случай, может, с какой-то целью. Ну а потом начали использовать. И «Победу» за что-нибудь дали? Что ты для них делаешь?
Я мысленно вздохнул. Про будущее я им рассказываю, всё что помню, во всех подробностях. Они и революцию, похоже, собираются устроить, чтобы не допустить того будущего, которое я им описал.
Но говорить об этом кому бы то ни было — кроме старика и Валентина — я не собирался.
— Вы прямо по Библии — бойтесь данайцев, даже дары приносящих…
— Это не в Библии, это из Вергилия, — поправила меня Алла. — «Энеида», про деревянного коня, которого греки к воротам Трои подтащили. Данайцы — это…
— Даже лучше, что Вергилий, — слишком резко оборвал я её. — Древние римляне были мудрыми людьми, но «Победа» совсем не похожа на того коня. Меня, Александр Васильевич, не нужно было покупать — в этом вы ошиблись. Я и так был весь их, целиком, и почти задаром. Просто этот мир так устроен, что иметь хорошие знакомства — почти гарантированный способ очень неплохо устроить свою жизнь.
Мне жутко не хотелось строить из себя меркантильного человека, тем более что я им и не был — хотя деньги любил, пожалуй, сильнее, чем кто-либо из нынешних цеховиков. Просто за следующие сорок лет отношение к деньгам сильно поменялось, деньги перестали быть мерилом чего-либо и стали обычным средством. Сейчас к ним относились с гораздо большим почтением, хоть какая-то нычка имелась почти у всего населения Советского Союза — за исключением совсем уже люмпенов и алкоголиков. Да и вообще — люди этого времени относились к тем, у кого были связи, с небывалым почтением; например, героя Миронова из «Блондинки за углом», который из астрофизика переквалифицировался в грузчика в продуктовом, они понимали и иногда мечтали оказаться на его месте.
Поэтому в глазах Александра Васильевича мои акции слегка выросли — как говорилось в одной рекламе из будущего, из «халявщика» я переквалифицировался в «партнера» очень уважаемого человека.
— А дед Виталика — он кто? — уже значительно спокойнее спросил он.
— Управляющий делами Совета Министров СССР, — просто ответил я — и прямо-таки ощутил, как растет уважение Александра Васильевича ко мне. — Не знаю, зачем я ему понадобился, честно, но раз уж он счел нужным поручать мне какие-то дела — я в лепешку расшибусь, но сделаю всё, что в моих силах.
— К тому времени, как тебе может понадобиться его помощь… например, с трудоустройством…
Он не договорил, но я понял — этот Михаил Сергеевич вполне может умереть, а я останусь без высокого покровителя.
Я пожал плечами.
— Мы все под одним небом ходим, — бога я упоминать не стал. — Кто знает, как всё будет? Но живем мы здесь и сейчас, и если смотреть под таким углом, то проще прислушаться к словам Валентина, чем проигнорировать их. Я уже понял, что они ничего просто так не делают, пусть в их действиях иногда и не просматривается смысла. Смысл всё равно есть, просто он не очевиден для тех, кто смотрит со стороны.
Отец Аллы вдруг хлопнул себя по бедрам — и поднялся из-за стола.
— Что ж, так и поступим, — решительно сказал он. — Деньги, чтобы сделать запасы, мы найдем. Если вам, молодежь, что-то нужно — вы уж сами, мы с матерью продуктами завтра займемся. Знакомым… знакомые, думаю, обойдутся. Поделимся с ними, если что.
Я понял, что победил. Правда, мне ещё предстояло что-то делать с насупленной Аллой, которая за что-то на меня обиделась — но, кажется, я знал причину её недовольства.
— У меня ещё три бомбочки есть. Не хочешь парочку взорвать?
— Не хочу, — буркнула Алла.
— Ну смотри… я бы на твоем месте подумал. У тебя вид такой, словно ты сейчас сама взорвешься.
Я уговорил её составить мне компанию, чтобы вместе отогнать «Победу» в гараж — и она с трудом, но поддалась моим доводам. Правда, всё время, что мы ковыляли по недалекому маршруту, Алла произнесла лишь несколько слов — да и то вынужденно. Мне никак не удавалось её разговорить.
Вот и сейчас она промолчала, даже отвернулась, ожидая, пока я закрою ворота.
— Ал, ты стала часто на меня обижаться, — с укором сказал я. — А после обиды ты сразу забываешь советы своего психолога и перестаешь общаться. Я тебя раздражаю?
Она стояла чуть сбоку, и я успел заметить, что она чуть улыбнулась — это был хороший признак.
— Нет, совсем не раздражаешь, с чего ты взял?
— Вижу, — ответил я. — А тогда что случилось?
— Папуля мне теперь выговаривать будет, что я тебя во всякое втравила, — наконец ответила она.
— Это во что? — недоуменно спросил я.
— Ну ты сам же сказал — всё из-за меня! Мол, если бы меня не было, ничего бы не случилось.
— Ох, господи, Алла… Я же сказал, что пошутил! Конечно, в каждой шутке есть доля шутки, и если бы не ты, то цепь событий сложилась бы иначе… Но вспомни — это я, самолично и единолично, решил помочь тем ребятам из «Кино», а заодно — несчастному Виталику. Я же тогда даже не предполагал, кто такой этот Михаил Сергеевич… во время первой встречи с ним я что только не подумал — например, почти уверился, что он закоренелый преступник, который прямо сейчас отдаст приказ своим подручным, чтобы те зарезали меня за то, что я посмел сесть в его автомобиль. Страшно было — жуть!
Алла улыбнулась уже более открыто.
— Ты серьезно?
— Серьезно… был уверен, что он авторитет какой уголовный — ну а как иначе? Живет в элитном поселке, машины у него… деньги опять же явно водятся. Кто же знал, что он по партийной линии?
— Эх ты… но папуля теперь уверен, что я это я тебя сбила с пути истинного…
— Меня обманывать не нужно, я сам обманываться рад, — в сознании сама собой всплыла цитата из школьной программы по литературе. — У меня было много возможностей отказаться — и не было бы ни Шахт, ни Анапы. Извини, но я даже думал тебя с собой не брать — и у нашего с тобой знакомства не было бы никакого продолжения. Или я просто не поехал бы к твоей бабушке, а ты бы в отместку потом не сказала бы, что меня разыскивает Михаил Сергеевич… В общем, развилок действительно много, и на каждой из них я сам принимал решение. Думаю, твой отец это хорошо понял.
Алла на секунду задумалась — но сумела выхватить из моего монолога главное из того, что касается её.
— А почему всё-таки согласился, чтобы я поехала с тобой?
— Просто не нашел сил отказать, ты была так увлечена этой возможностью… — я пожал плечами. — Без всяких задних мыслей, честно. Хочет девушка поехать — ну и пусть, машина всё вывезет, мне же тебя не на своем горбу надо было тащить.
— Ох, Егор… ты какой-то совсем не романтичный! — воскликнула она. — Ладно, давай одну бомбочку взорвем? Кажется, ты прав — либо она, либо я.