(Dear Agony — Breaking Benjamin)
Вот уже два дня я безвылазно сижу в этой хижине. Два дня я ничего не делаю, лишь пялюсь в потолок и терзаю себя всеми возможными «если бы», которые только способен придумать мозг. А их миллионы.
Я до сих пор понятия не имею, где мы находимся. Когда однажды я отважилась выглянуть наружу из заиндевевшего прямоугольного окна, то увидела только деревья. Эту удаленную от любых мест человеческого обитания хижину окружал густой хвойный лес, и лишь сосульки свисали с почти голых веток. Никаких признаков, указывающих на наше местонахождение или наличие рядом какой-нибудь цивилизации. И я не осмеливаюсь приблизиться к единственной двери, снабженной бесчисленным количеством замков.
Рейз проводит большую часть времени в маленькой спаленке или разговаривая по-русски по мобильному телефону, или работая на ноутбуке. Мысль о том, что мы находимся где-то, где есть сотовая связь и Интернет, дает мне надежду, но он тщательно за собой следит и запирает всю электронику в сейф каждый раз, когда заканчивает ей пользоваться.
За исключением походов в туалет, единственный раз я слезла с дивана прошлой ночью, чтобы принять душ. Не выдержав, я разрыдалась, стоя под едва теплыми струями воды, и наконец позволила чувствам взять надо мною верх. Я стараюсь быть сильной, но теперь мрачно и с безнадегой смотрю на любую попытку побега. Да и куда я пойду? И как далеко смогу уйти, прежде чем Рейз снова обнаружит меня? Или хуже того… Винсент?
С тех пор, как мы приехали сюда, и я, отказавшись отвечать на вопросы Рейза, плюнула ему в лицо буквально и фигурально, он едва сказал мне пару слов. Он появляется из своей комнаты только для того, чтобы приготовить для нас двоих еду, и оставляет мне тарелку с тем, что сам наготовил, на журнальном столике. Не в силах игнорировать пустоту в желудке я не отказываюсь от пищи, но при этом все равно не могу сдержать негодования по этому поводу. Я ненавижу свое пребывание здесь вместе с ним. Ненавижу все, что он собой представляет. Все, от чего я так сильно старалась освободиться.
Рейз больше не упоминал о Мэддене, и я провожу большую часть времени, беспокоясь о его безопасности. С каждым проведенным здесь часом я все сильнее ощущаю свою вину. Вину, что не рассказала ему, кто я такая и что совершила. Вину, что так эгоистично позволила ему влюбиться в меня, а себе влюбиться в него и дала ложную надежду на наше совместное будущее. Вину, что я подвергла его жизнь опасности. И теперь сомневаюсь, что когда-нибудь смогу перед ним извиниться. Я могу лишь надеяться на то, что он сейчас в безопасности. И что он жив.
Лежа на комковатых подушках, я до подбородка натягиваю одеяло и закрываю глаза, надеясь, что, хотя бы этой ночью смогу уснуть. Вы можете подумать, что к этому времени я уже научилась переключаться и забывать об окружающем меня безумии, но это не так. Оно преследует меня везде. Пожирая то, что осталось от моего рассудка. Кусочек за кусочком. И скоро им уже нечего будет у меня забирать.
— Вот так, моя сладкая девочка. Медленно, но верно. Позволь мне позаботиться о тебе.
Я купаюсь в голосе Мэддена, убаюкивающем малейшее беспокойство, которое я могу чувствовать по поводу того, что сейчас произойдет. Я знаю, что он не причинит мне боли, потому что его первостепенной заботой стало мое удовольствие. Оно принадлежит ему. Целиком и полностью. Включая и мое сердце.
— Если узел станет слишком тугим, или ты вдруг почувствуешь себя некомфортно, сразу же скажи мне, — подбадривает он меня, проверяя узел, привязывающий мои запястья к перекладине в изголовье кровати. — То же самое касается и повязки на глаза. Как только ты захочешь от нее избавиться, не молчи. Поняла?
— Да, — киваю я, облизывая пересохшие губы, отчаянно жаждущие поцелуя.
Я чувствую, как покалывание от предвкушения того, что скоро случится, бежит вверх от кончиков пальцев и спускается вниз с макушки, сходясь ровно в точке между ног. Мои трусики уже промокли, соски превратились в твердые пики, а он еще даже не прикоснулся ко мне.
Мэдден совсем не в первый раз связывает меня и завязывает мне глаза, но все равно для меня каждый раз это преодоление себя. Я не подозревала, что после жизни с Исом когда-нибудь, даже прожив миллион жизней, буду способна отдать Мэддену контроль над собой, полностью подчиниться его воле. Но в этом мужчине есть что-то такое, что заставляет меня хотеть это сделать. Желание сделать ему приятно перевешивает любые мои опасения и страхи. Оно выпускает меня из темницы.
— «Да» что? — повторяет он, щелкнув языком по моему соску, терзая его.
Резкая боль в груди быстро превращается в тонкое эротическое наслаждение, а вибрации его голоса добавляют дополнительное удовольствие к игривому поддразниванию.
И вновь я отказываюсь отвечать, точно зная, куда ведет эта маленькая игра. С самого первого раза, что мы были вместе, Мэддену нравилось, что в постели я зову его «сэр». Это позволяет ему ощущать свой полный контроль, это сигнал для него, что я отдаю ему управление моим телом, освобождая мозг от всего, кроме чувственного наслаждения, которое он мне дарует. Что бы там ни было, забота обо мне, преклонение перед моим телом, бесконечное его почитание делают этого мужчину счастливым. Ну и какой бы я была девушкой, если бы не хотела осчастливить его?
Но мне хочется заставить его потрудиться ради этого…
Его рот переходит от одной груди к другой, выполняя тот же мучительный фокус с другим чувствительным бутоном.
— Моей девочке нравится быть плохой?
С громким хлопком он освобождает меня, а затем я чувствую, как кончик его носа опускается на мой. Его рот замер прямо над моим, и в этот момент я больше всего хочу почувствовать, как сольются вместе наши губы. Мне это необходимо так же, как воздух, которым я дышу.
— Бьюсь об заклад, что уже через пять минут ты будешь умолять меня об этом, — дразнит он, прижимаясь своей эрекцией к моему подрагивающему холмику.
Я со стоном выгибаюсь напротив его твердого тела, натягивая свои путы. Ему может быть и тридцать с небольшим, но тело у него такое же крепкое, как у двадцатилетнего. В поспешной попытке захватить его губы я поднимаю голову, но он стремительно отступает на фут от кровати.
— Нет, нет, нет. Никаких поцелуев, пока ты правильно не ответишь на вопрос, — беззаботно предупреждает он. — А сейчас я снова спрошу тебя, Блейк. «Да» что?
Во мне загорается вспышка сопротивления и дерзость, которой я никогда раньше не чувствовала, я поднимаюсь и качаю головой, озорная усмешка грозится прорваться сквозь мои сжатые губы. Воздух заполняет мягкий смех, и от этого свидетельства его удивления мое сердце омывает теплой волной. Но следующее, что я осознаю — он одним движением переворачивает меня на живот.
Несколько секунд спустя кружевные трусики исчезают с моего тела, а он становится на колени между моими лодыжками, а мокрая киска открыта для него так, как ему нравится. Он медленно проводит пальцами по внутренней стороне сначала моих икр, а потом и бедер, останавливаясь лишь достигнув той точки, в прикосновении к которой я отчаянно нуждаюсь. Выгибая спину, я в молчаливой просьбе поднимаю вверх свою голую попку.
— Что? Ты хочешь, чтобы мои пальцы поиграли с этой тугой маленькой киской, которую ты мне предлагаешь?
Его пошлости заставляют мой желудок сжаться, но не от отвращения, а от чистой животной страсти, которую разжигают во мне его грязные словечки. С каждым разом, что мы проводим вместе, он слой за слоем срывает все больше и больше моих внутренних запретов, и я уже не могу обходиться без свободы, позволяющей почувствовать мне это удовольствие.
— Пожалуйста, — хнычу я, шире разводя ноги для него. — Пожалуйста, дотронься до меня.
И вздрагиваю от неожиданного удара по правой ягодице, но еще до того, как мозг успевает почувствовать какую-либо боль, он уже целует это место.
— Отвечай, упрямая девчонка, и тогда я к тебе прикоснусь.
— Да, — выдыхаю я, убеждая его поверить в то, что сдаюсь, но потом останавливаясь на полуслове.
Еще один шлепок, на этот раз по другой ягодице, за которым снова следует мягкое касание его губ.
— «Да» что?
— Пожалуйста, — вновь умоляю я низким, хриплым голосом. — Ты мне нужен.
Мой разум затуманен, вспышки всех цветов радуги пляшут перед закрытыми глазами. Все нервные окончания замерли в ожидании того, что за этим последует. Усиливающаяся в моей сердцевине боль становится невыносимой.
С диким рычанием он крепко хватает меня за бедра, дергает вверх, ставя на колени, и устраивается прямо позади меня. Головка его члена прижимается к моей влажной промежности и трется вперед и назад между опухшими губами.
— Блейк, ты чертовски невероятная. Не заставляй меня больше ждать. Скажи.
Его пальцы впиваются в кожу моих бедер, удерживая меня практически неподвижно, пока он размазывает мои соки от клитора до сморщенного ануса.
— Ты хочешь мой член внутри себя? Хочешь, чтобы я заставил тебя на него кончить?
Не в силах ему больше сопротивляться, я принимаю свое поражение и выкрикиваю: «Да, сэр!», пока он клеймит мое тело.
Лихорадочные поцелуи в шею и быстрый ритм почти мгновенно приводят меня к оргазму, и я благословенно взрываюсь, когда он входит в меня сзади, и сквозь свой восторженный экстаз вижу вселенную, полную звезд. Тем не менее, когда я в изнеможении валюсь на простыни, чтобы перевести дух, сильная рука хватает меня за волосы и тянет голову назад.
— Я еще не сказал тебе, что можно отдохнуть, сука, — звучит у меня над ухом омерзительный голос Иса. — Поднимай задницу и доставь удовольствие своему мужу.
Впадая в истерику, я безумно дергаю веревки, которые привязаны к моим запястьям, совсем как пойманный в ловушку дикий зверь, но они не поддаются. Я пытаюсь бить его ногами, чтобы скинуть с себя, но мне это не по силам. Прижав меня своим весом, Ис садится на меня сверху и проталкивает в меня свой член. Как будто все внутри меня разрывается пополам каждый раз, когда он выходит из меня и погружается обратно, мое тело изо всех сил старается вытолкнуть его.
Из глаз, намочив покрывающую их повязку, текут слезы, и я снова и снова кричу:
— Нет! Нет! Убирайся от меня!
Внезапно ночной кошмар прекращается, когда меня обвивают две сильные, но нежные руки, а лицо прижимается к теплой и ласковой груди. А затем голос, не принадлежащий ни Мэддену, ни Ису, но при этом странно знакомый, шепчет мне в висок:
— Успокойся, kotyonok. Все будет хорошо. Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось.