– Себе оставить хотела?
– Была такая мысль, – не стала врать бабуля Смолюха. – Но в доме одна голова должна быть, а с его арийским норовом даже я и двух дней ужиться не смогла бы.
– Так где нам теперь искать того принца?
– На шляхе чешском, близ города Крумлова, туда он коня направил, а уж выбрался он из леса или нет, про то я не ведаю. Ой, так они ж… она ж…?! Слушай, а интересно получается, кстати. Я и не мыслила, что вот так тоже можно…
Ох! Русалки. Что поделаешь, если ты всё время живёшь в холодной воде, то волей-неволей пытаешься хоть как-то прижаться к горячему телу. Собственно, прямо этими интимными прижиманиями и занималась сейчас знаменитая варшавская русалка в отношении лысеющего польского чёрта. Кстати, на вид по уши всем довольного!
– И последний вопрос, – вдруг решился спросить я. – Он, случайно, ничего не рассказывал о нашей Бабе-яге? Ну там, что встретились в России, что он ночевал у неё в избушке, что они…
– Никитка, – сухонькая бабкина ладонь отвесила мне незаслуженный подзатыльник, – я ж тебе говорила: не было ничего! Даже в щёчку не чмокались!
– Вот уж не поверю, – глядя, как русалка обнимает её внука, проскрежетала зубами чёртова бабушка. – Йохан-то, холера ясна, ни одной юбки не пропускал, везде, где тока мог, рождаемость увеличивал. Ему что шляхтянка, что холопка, что молодая, что старая – всё едино, главное, лишь бы не мужик! Да и в том, ежели вдуматься, особой уверенности нет.
Нам оставалось лишь поблагодарить толстую хозяйку нами же разгромленного трактира за содействие милиции и, собрав всю опергруппу (включая прикомандированного дьяка), по-тихому возвращаться к нашей избушке.
Она верно ждала всех нас за воротами чертячьей усадьбы, чуть поджимая озябшие на предрассветном холодке куриные ноги. Закупаться нам ничем не требовалось, ещё с Белоруссии продукты не подъели, поэтому бабка просто отвела избушку подальше, километра три вниз по течению от недалёкой, сонной Варшавы, и я, поблагодарив всех за службу, дал приказ отдыхать.
От собачьей усталости, дикой передозировки эмоций и осознания полностью выполненного долга почти разом рухнули все. Баба-яга забралась на тёплую печь, Митяй улёгся на тулупе у порога, Филимон Митрофанович лёг на коврике под столом, а я на широкой лавке у окошка.
Помню, что ещё собирался было позвонить через волшебное зеркало Олёне, когда все уснут, но, кажется, сам же и уснул первым. Такое бывает. Вот, кстати, сон свой я почему-то запомнил.
Как будто бы мы с Кощеем Бессмертным сидим на цивилизованных деловых переговорах в одном из московских кафе, я пью зелёный чай, он вроде бы какой-то элитный кофе. Из тех, что «наши циветты выбирают для вас лучшие зерна». Одеты оба по гражданке, и Кощей не лысый, как обычно, а в эффектном парике а-ля Кобзон.
Причём я-то отлично понимаю, что он по-прежнему крупный уголовный авторитет, но тем не менее задержать его не пытаюсь, а, наоборот, почему-то говорю с ним о классической литературе и прочем.
– Мне тоже Фейхтвангер не пошёл, а вот в Платонова вчитался.
– Бывает такое. Служба как?
– Ровно.
– Так в целом хоть платят нормально?
– Мне хватает.
– Зарплату не задерживают?
– Нет.
– Ну-ну… В мою фирму перейти не надумал?
И как будто бы я встаю и за такие слова молча выливаю ему свой чай из чашки прямо на голову. Кощей там вставными зубами скрепит, рожи корчит, салфеткой лицо вытирает и цедит многозначительно сквозь кривые тонкие губы:
– …ведёшь себя как мальчишка. Взрослеть пора.
Дальше какая-то полная ерунда пошла, тигры гуляли по московским улицам, я от них по пожарной лестнице в большущую гостиницу лезу, срываюсь, падаю, но чудом приземляюсь на ноги.
А сам Кощей в это время спокойно садится в красивую чёрную машину, почему-то с дипломатическим флажком Финляндии, и уезжает, на прощанье помахивая мне ручкой. Причём даже не оборачиваясь, издевательски то есть. Дурацкий сон, ни о чём.
Потом меня разбудила песня. Очень знакомая, но не такая, как я слышал в детстве. То есть что-то безумно родное, но тем не менее как-то не совсем…
Я встал, потянулся, продрал глаза. Оказывается, встали уже все. Наш младший сотрудник что-то распевал на крылечке, дьяк, высунув язык набок, сосредоточенно строчил что-то в уголке, периодически закатывая глаза и покусывая кончик пера. Баба-яга тихо сидела себе за столом у раскрытого окна, мечтательно вглядываясь в даль.
– Бабуль, а с чего это вдруг у нашего Митяя певческий талант прорезался? – спросил я, присаживаясь на табурет напротив. – Это его с пасторальных пейзажей повело?
Бабка ответила не сразу, она тоже засмотрелась на аккуратные поля, маленькие белёные деревеньки с островерхими костёлами и ухоженные, словно с картинки, рощицы дубов или сосен.
– Тоска у него, соколик, – наконец вздохнула она. – Как мы с Белой Руси съехали, так тут он по Лукошкину и затосковал. Поди, уж более часу поёт песни деревенские, дюже жалостливые.
У меня зрели жуткие подозрения, что песни-то как раз деревенскими и не были, но доказать я тоже ничего не мог. Просто был точно уверен, что где-то это уже слышал…
– Так как, теперь мы двигаемся за принцем прямиком в Германию?
– Чегось?
– Я говорю, маршрут у нас через Германию, так?
– Так-то оно так, а только чёртова бабушка ведь про Чешский Крумлов говорила.
– Согласен, но ведь по факту это серьёзный крюк. Он мог не заезжать в город.
– А я всё одно не верю, старая, что беглец наш прямиком в столицу немецкую бросится, – встрепенувшись, ответила Яга, возвращаясь к разговору. – Вспомни, ить он завсегда больших городов избегал. В Лукошкино не заехал, в Киев не попал, мимо Варшавы проскакал, стало быть, и в немецкие земли окольными путями пойдёт.
– Жаль, я уже хотел попросить Филимона Митрофановича написать плакат с надписью «На Берлин!» и танк нарисовать.
– А может, ему попроще было бы через Баварию хмельную, а?
– Чего мы гадаем, давайте прикинем научным путём. Карта есть?
– Как же без карт? – Яга начала хлопать себя по карманам, ища старую колоду.
– Я про географическую.
– А-а-а, – вставая, хмыкнула глава нашего экспертного отдела. – Митенька-а, Митя! Ну-кось, пошарь-ка от в сундуке, там на дне свиток бумажный хранится. Вроде как…
Наш увалень за дверями мурлыкал себе под нос что-то неприлично деревенское, никого не слушая, ни на что не отвлекаясь, никому не откликаясь.
Текст опять показался мне безумно знакомым, вроде это на мотив Роберта Бёрнса. Но ведь Митьку за руку ловить – безнадёжное дело, всё равно выкрутится, опять скажет, что это у них, деревенских, все всё воруют.
– Младший сотрудник Лобов, приказываю достать карту! – Мне пришлось повысить голос.
– Чёй-то? А-а, ща, будет исполнено, рад служить родному отделению. – Он быстренько махнул с нагретого места, бросился к сундуку, откинул тяжёлую крышку и едва ли не с головой нырнул внутрь. – Ох и бардак-то какой! Сам чёрт ногу сломит, а то и две. Ну да мы к трудностям привыкши…
Мгновением позже в избушке началась ковровая бомбардировка!