Племянника Агнессы Павловны - геолога - должен был играть молодой обаятельный артист Юрий Васильев. Варю - работницу фирмы "Заря" - Зина Матросова. На роль бывшего мужа Агнессы Павловны - писателя Петра Евграфовича Пронина, интеллигентного, умного человека - был назначен известный артист Зиновий Высоковский. Оформителем спектакля был приглашен сын знаменитого художника Давида Боровского - молодой Боровский. И наша маленькая, в основном молодая, компания отправилась в путь, в неизведанное...
Начались репетиции. Атмосфера их была полна молодого озорства, доброжелательности, доверия друг к другу. Впервые пришел в наш театр молодой режиссер Евгений Каменькович, современный, спортивный, обаятельный, с большим чувством юмора и мгновенной реакцией на все.
Застольный период продолжался недолго. Режиссеру не терпелось начать двигаться, что-то импровизировать, словом, сочинять спектакль..
Может быть, я ошибаюсь, но мне понравилось, что наш молодой режиссер, как ветер, ворвался в эту пьесу и, сохранив и даже подчеркнув характеры людей, заставил нас жить иногда более непредсказуемо.
Мне нравился драматург Алешин и нравилась его пьеса, но еще больше я любила спектакль, может быть, потому, что он долгое время был у меня единственный, а может быть, потому, что я влюблена в своих партнеров, в режиссера, в музыку, в хаос, который царит в начале, а в конце вдруг переходит в строгую чистоту. Я любила свою роль, как будто бы я сама из своего возраста постепенно превращалась в ту вечную женственность, которая подспудно живет в душе каждой женщины, но иногда так и не может выплеснуться, и остается нерастраченной.
Спектакль начинался с музыки. Наш концертмейстер Инна Москвина садилась за рояль и - начиналась другая жизнь. Хочу сказать об Инне Ивановне Москвиной, которая отдала нашему театру больше сорока лет своей профессиональной жизни. Скажем: "старейший концертмейстер" - и это правда. Но правда есть и другая. На сцену выходит хрупкая, тонкая, с осиной талией женщина в соломенной шляпке, эту шляпку она снимет, подойдя к роялю, и лучом света осветятся ее прекрасные золотые волосы и вся тонкая фигура в белом девичьем платье. И зазвучит музыка, передающая тонкие оттенки настроений, дополняющие то, что происходит на сцене. Она - полноправный участник спектакля.
Наша дружеская атмосфера во время репетиций надолго осталась в наших взаимоотношениях с партнерами, и мне хотелось бы хоть коротко сказать о каждом из них.
Наша героиня спектакля актриса Зинаида Матросова, удивительно органичная, земная, ладная, красивая и естественная, после нашего спектакля изредка появлялись значительные роли в ее жизни, но пока она ждет своего счастливого часа, когда во всей полноте прозвучит ее талант.
Наш молодой герой в спектакле - Юрий Васильев. Это надежда нашего театра. По своим данным он настоящий долгожданный герой - стройный, высокий, с копной пепельных волос, прекрасно двигается и поет, необычайно заразителен на сцене и полон неуемной, веселой, обаятельной энергии. После "Восемнадцатого верблюда" он прекрасно играл и играет героев в спектаклях "Идеальный муж" О.Уайльда, "Молодость Людовика XIV" А.Дюма, "Трехгрошовая опера" Б Брехта и других. Спектакль "Молодость Людовика XIV" тоже поставил Евгений Каменькович, в этом спектакле я сыграла Анну Австрийскую, но, по-моему, неинтересно, без изюминки и неожиданностей. Юрий Васильев многое унаследовал от Андрея Миронова - страсть к профессии, обаяние на сцене и в жизни и огромную творческую энергию.
В "Восемнадцатом верблюде" меня поразил мой партнер по любовному дуету Зиновий Высоковский. все его хорошо знают как блестящего эстрадного артиста, остроумного и комедийного, а в наших сценах он был умным, сдержанным и очень глубоким.
Впоследствии эту роль играли Юрий Авшаров и Борис Кумаритов, с которыми мне было всегда приятно и легко играть.
А роль героини в последние годы играла актриса Татьяна Титова, тоже удивительно правдивая и достоверная.
Я часто задумываюсь, почему спектакль так нравился публике? Ведь пьеса не поднимала каких-то глобальных проблем. Но в ней были добро и человечность, и смотрелась она легко, словно комедия, и все узнаваемо, и все мчится, как в жизни.
Но есть минуты в каждой роли, когда зритель, узнавая видимую, внешнюю сторону жизни, посмеиваясь над ней, вдруг ощущает свое душевное родство с героями спектакля. Потому что как бы мы ни шутили, как бы мы ни острили, как бы мы ни обманывали себя счастьем успехов или преуспевания в жизни, все равно все хотят понимания, простого человеческого тепла, и, главное,любви.
Духовная красота или ее отсутствие - вот что всегда задевает человека в зале. Ведь зрители - это наши герои и это мы сами. Людям свойственно все человеческое, и поэтому так берет за сердце то, что не чуждо любому человеку.
Я любила эту роль потому, что она в какой-то степени была созвучна и моей душе. В ней я через десятилетие неслась в свое сердце, которое спряталось в броню благоразумия и внешнего спокойствия, а на самом деле беззащитно и ранимо.
Сказав о спектакле, о режиссере, о своих партнерах, я почти ничего не сказала о драматурге,- Самуиле Иосифовиче Алешине, который дал мне счастливую возможность прожить жизнью моей Агнессы Павловны. А ведь я не впервые играла в спектаклях, поставленных по его пьесам. В пьесе "Ее превосходительство", поставленной любимым всеми нами актером Александром Ширвиндтом, я играла Госпожу Посла.
Мне роль Госпожи Посла досталась в тот момент, когда я в третий раз была избрана депутатом Моссовета, так что я имела возможность иногда наблюдать советских деловых женщин. Вспомнилась и наш министр культуры Екатерина Алексеевна Фурцева, с ее задорным носиком на обаятельном русском лице, с прелестными ножками, изящной фигуркой... Как женщина она мне очень нравилась: ее манера вести себя, всегда по-женски обаятельно, ее решительность, артистичность...
По пьесе моя героиня - очень разносторонняя личность. И как же мне помог Александр Анатольевич Ширвиндт с его чувством юмора, умением подсказать, не навязывая, а как будто играючи, как будто шутя.
Не сказать о том, какой обаятельный, красивый, контактный, добрый и умный человек наш Александр Анатольевич Ширвиндт - просто невозможно. Я вообще люблю, когда на сцене красивые люди: красивые мужчины, в которых можно влюбиться, красивые женщины, из-за которых можно потерять голову.
Ведь очень часто о некоторых актрисах думают: "Ах, какая красавица!" И это прекрасно, так и должно быть в театре, если в жизни уже почти исчезло поклонение человеческой красоте.
Между прочим, о красоте актрис очень хорошо сказала Алла Демидова в своей книге "Вторая реальность": "Я убеждена, что легенда о красоте многих прославленных актрис идет от их веры в нее, от ощущения легкости и радости, которые сопутствуют этой вере, от счастья, которое давала им игра на сцене"6.
Удивительно верно! Даже в своей скромной актерской жизни я замечала, что зачастую я вхожу в театр пожилая, стертая, незаметная, а ухожу по крайней мере на десять лет помолодевшая, с блестящими глазами, с легкой походкой.
Александр Ширвиндт - лучшее подтверждение того, как нужны на сцене красивые люди. А уж если они еще и умны, талантливы, ироничны, то это просто чудо. Он так красив и элегантен, что мысли о неудовлетворенности, об одиночестве исключаются. У такого красивого человека должно быть всегда все хорошо, ведь он всегда ровен, мягок, приветлив. А ведь, наверное, не все?..
В последние годы он сыграл ряд ролей, о которых заговорили как о больших творческих удачах, так как удача на эстраде, на встречах, на юбилеях ему сопутствует всегда, в этом жанре он является всеобщим любимцем. А вот спектакль "Чествование", где он играет не комедийную роль, показал, как тонко, прикрываясь юмором, он может дать почувствовать драматизм роли, разговаривая очень просто и современно, часто отшучиваясь, он дает понять, как умен, как мужественен, как одинок его герой.
Он работает в паре с Михаилом Державиным - актером, который необычайно мягко, с юмором может играть самые разнообразные роли, и всегда зрители воспринимают его с любовью.
Как я уже говорила, моя "зона молчания" длилась несколько лет, а точнее-около пяти. И спектакль "Восемнадцатый верблюд" стал на какое-то время единственной моей отдушиной, единственным источником радости творчества.
Для меня довольно непривычно проводить отпуск в санатории, но однажды приходится задуматься о том, что нужны какие-то процедуры, помогающие восстановить силы и необходимый для актрисы внешний вид. И вот мы с мужем уже гуляем по тенистой тропе, купаемся и загораем в санатории "Актер" в Сочи. На прогулочной тропе встречаются знакомые. Некоторых из них я не видела уже много лет. Жизнь в Москве очень бурная, у всех дефицит времени, все спешат. Бывает, что человек очень тебе интересен, приятен, хочется с ним общаться, но... как всегда, отсутствие времени ставит непреодолимые преграды.
А здесь, на отдыхе, можно посидеть вместе на лавочке или на пляже, прогуляться по пешеходным тропам или просто пригласить кого-то в гости. Эти общения очень приятны. Актеры - народ в большинстве своем веселый, остроумный, словоохотливый. Столько узнаешь новостей, услышишь интересного, а иногда и очень для тебя важного, ценного, что надолго оставляет след!
Лежу у самого моря на пляже. Рядом со мной присел большой, красивый, ничуть не постаревший Валентин Гафт - мой первый партнер в любимом спектакле, мой граф Альмавива. Очень хороший артист, вообще талантливый человек, очень непростой, неуспокоившийся. Он рассказывает о себе. Вспоминаем о репетициях "Женитьбы Фигаро", о мимолетных репетициях пьесы Шварца "Тень". Гафт - один из тех немногих актеров, что разговаривая, не показывают себя. Он весь мысль, весь - сжатая пружина, даже здесь, на отдыхе, когда можно расслабиться, стать ленивым - никаким.
Никаким он быть не может. Творчество клокочет в нем или неприятием, или ненавистью, или восторгом - мечтой. Он известен и как очень талантливый пародист. Но он и поэт-романтик, например, в таком вот маленьком стихотворении:
Вот облако похоже на рояль,
Кусочек влаги надо мной несется.
Сейчас оно, как сердце, разорвется,
Но не сыграть на нем.
А жаль...
Гафт многогранен. Некоторые устные рассказы носят печать его яркой индивидуальности. Мы стали вспоминать о том, как репетировали с Гариным "Тень" у него дома.
Квартира у Гарина была выражением его самого и его жены Хеси Александровны Лакшиной. Я это знаю сама, так как в те времена мы - будущие участники спектакля "Тень" - часто приходили к Гарину, который ставил этот спектакль, домой. Запомнилась его комната с редкостным хаосом и спальня, где царил изысканный вкус и женственность Хеси Александровны,- с безделушками, духами и прелестным беспорядком, который отличался от аскетического и сумбурного беспорядка комнаты Эраста Павловича с его простой железной кроватью, покрытой серым, почти больничным или тюремным по виду одеялом, а на полу, на стуле, на подоконнике - всюду книги, книги, книги...
Валентину Гафту предстояло сыграть ученого. Гарин показывал, как он чувствует эту роль. Я это тоже видела когда-то неоднократно. Гарин был так бестелесен, добр, наивен и сказочен, и ясно было, что так, как он, никто сыграть не может. Его удивленные незабудковые глаза не понимали этой жизни. Он был так душевно прекрасен, что не смыкался со всеми нами, земными, плоскими. Его показы и сам процесс репетиций этого внепланового спектакля были особенными.
Мы приходили на два часа раньше законного времени, Хеся Александровна приносила чай или кофе в большом термосе и бутерброды, после работы начиналось кормление всех нас чем-то вкусным, домашним. Чай был ароматным, с примесью запахов душистых трав.
Однажды на репетицию Эраст Павлович пришел с маленьким букетом ландышей, по - сказочному галантно преподнес их мне и сказал, что мы сегодня будем репетировать нежнейшую сцену: рассказ Анунциаты - завещание короля Карла XV.
Ну как же после этого можно было плохо репетировать! Мы все были тогда переполнены романтичностью, наивной сказочностью - всеми чертами, которые были присущи самому Эрасту Павловичу и передавались нам.
Тогда в наш театр Гафта так и не приняли, хотя он готов был работать и рабочим, и осветителем - кем угодно, лишь бы быть в театре. Какое-то время был без работы. Потом работал у Эфроса, у Гончарова, а через десять лет Плучек пригласил его на роль графа Альмавивы в "Женитьбе Фигаро" Бомарше. "Я был одержим профессией, не очень сдержан, но Плучек мне многое прощал",рассказывал Гафт. А я тут же вспомнила, как мы репетировали сцену Графа и Графини, как я, пытаясь быть светской и изнеженной, слишком много внимания уделяла ахам и охам, как Валя Гафт взорвался, закричал, что все, что мы делаем,- это мура, это ужимки и прыжки, что нет живого человека, нет крови. А ведь это муж и жена, плоть и кровь, мужчина и женщина, они любят друг друга, ревнуют друг друга, они живые люди, и это надо помнить во-первых, а уж потом - что это граф и графиня.
И вот, спустя два десятилетия, сидя на пляже, я увидела, как тогда, как загораются его глаза гневом, как делается злее его рот и он кричит: "Граф любит свою жену, это драматическая роль, он сам жертва своего самодурства... Я был весь ухоженный, благополучный в начале спектакля, а в конце - как легавая собака".
Удивительно верно он помнит себя, действительно, в последней сцене, загнанный, вспотевший, как голодный волк со впалым животом, он не комиковал, был серьезен, был смешон в своем трагизме, в своей одержимости. "В те времена, работая над графом в " Женитьбе Фигаро", я чувствовал своим соавтором Андрея Миронова в роли Фигаро, он был близок мне и моей работе",говорил он.
После этой роли Ефремов пригласил Гафта в "Современник", и тот с радостью принял приглашение.
Мы разговорились о старшем, почти ушедшем поколении актеров. Он сказал: "Тогда театр был с ярко выраженными индивидуальностями, но то были и личности, выражавшие свое время. Эти люди были наполнены изнутри, и задача у них была самая человеческая. Сейчас этого стало меньше. Люди увлечены внешним, а от этого даже становится скучно: ждешь, пока выйдет знаменитый артист, потом другой и так далее. Сейчас больше выставка-продажа популярных артистов, после спектакля не чувствуешь себя обогащенным..".
Я спросила, как он ощущает в данный момент себя, и он ответил: "Сейчас у меня жизнь еще не успокоенная, есть силы бороться. В "Современнике" работаю неплохо, есть любимые спектакли... Очень люблю Фирса. В последнем акте - на секунду трагическое прозрение - те люди, которым был так предан, именно они оставили. (Я смотрела на его лицо и представляла, как он это играет.) А затем, как преданная собака, Фирс говорит: "Ничего, я посижу, я подожду". (И тут он, видимо, снова вспомнил ощущение, которое потрясло его. На глазах почти закипали слезы, но это слезы возмущения, гнева, неприятия.) Я видел однажды собаку, которую оставили, когда снесли дом. Я не мог смотреть, как она ходила кругами по тому месту, где стоял дом (снова на глазах - почти слезы). И тут же снова став ироничным, спокойным, добавил: "Когда ничего не делаю, пишу этюды, стихи,- потом это помогает играть. Эпиграммы придумывал для капустников. Они пишутся на людей талантливых, которые не должны обижаться, ведь они сильны. Но сейчас не пишу. Слишком много мне приписывают чужого."
На мой вопрос, что же мне делать? Играть не дают - решительно ответил: "Надо искать пьесу, доказать, чтобы поставили в театре. Руки не должны опускаться."