Из «Хагакурэ» – трактата о Бусидо:
«“В практике медицины известно разделение лекарств на инь и ян, в соответствии с женским и мужским началами. Женщины отличаются от мужчин также пульсом. Но в последние пятьдесят лет пульс мужчин стал таким же, как пульс женщин. Заметив это, я применил одно женское глазное лекарство при лечении мужчин и обнаружил, что оно помогает. Когда же я попробовал применить мужское лекарство для женщин, я не заметил улучшения. Тогда я понял, что дух мужчин ослабевает. Они стали подобны женщинам, и приблизился конец мира. Поскольку для меня в этом не может быть никаких сомнений, я хранил это в тайне”. Если теперь посмотреть на мужчин нашего времени, можно видеть, что тех, чей пульс похож на женский, стало очень много, тогда как настоящих мужчин почти не осталось. Поэтому в наши дни можно победить многих, почти не прилагая для этого усилий. То, что лишь немногие в состоянии умело отрубить голову, еще раз доказывает, что смелость мужчин пошла на убыль».
– Каргин! Здорово, Каргин! – Помощник дежурного Костя Выгов хотел высунуться из окошка, но голова не пролезла. Рожу наел слишком уж объемистую. Его бы заставить растрястись, побегать! А то даже на обед уже на дежурке ездит, обнаглел! Скоро своими ногами разучится ходить!
– Здорово, Костян! – Я остановился у лестницы, вынырнув из колодца своих глубоких мыслей, и с неудовольствием уставился на человека-луну, сияющего красной полнокровной физией из окошка дежурной части. Вообще-то я пришел раньше, чем положено, – заступаю на «сутки» с девяти часов. А сейчас только начало девятого!
– Слышь, Каргин, тут тебе конверт передали!
– Кто передал? – сразу не сообразил я и едва не поморщился, почему-то решив, что мне подкинули очередную бумагу для исполнения. – Что за конверт?
– А я знаю, что за конверт?! Плотный такой! Что-то внутри! Написано – участковому Каргину лично в руки!
И тут я «врубился» – вот это какой конверт! Чего я туплю-то?!
– Давай сюда, – я заторопился, выхватывая конверт из пухлых пальцев Кости, и быстрым шагом пошел к выходу, не обращая внимания на вопросы обиженно булькающего вслед Костяна. Да пошел бы ты… какое твое дело, кто и что мне передал? Хм… но, может, поставить ему поллитру? Типа за помощь? Только надо придумать дельную версию – что именно и зачем мне передали.
Вышел на улицу, посмотрел на ряд машин, стоявших у здания РОВД, – часть с милицейской раскраской, часть гражданские. На гражданских приехали сотрудники, и, кроме того, среди них были машины людей, живущих в пятиэтажке напротив. Повадились ставить сюда свои машинки – удобно ведь, все под надзором ментов, уж вряд ли грабители будут вскрывать машину прямо возле здания РОВД! Это было бы совсем уж отмороженной наглостью. Даже для нашего времени.
Осмотрел пульт управления сигнализацией – пульт как пульт, ключ на нем висит. Глядя на ряд машин, с учащенным биением сердца нажал на нужную кнопку…
Ап! Дважды пискнуло, моргнуло – «девятка»! Чистенькая такая, «мокрый асфальт». Любимый цвет бандитов и ларечников.
Номера на машине… Я боялся, что поставят какие-нибудь приметные, типа «666», или «777», с них станется! Но нет – «629». Ни о чем. Увидишь и не запомнишь. Что и требовалось. Как сказал однажды знакомый гаишник, только дебилы ставят себе крутые номера – сделаешь ДТП, так хрен скроешься! Сразу номер срисуют!
Открыл дверцу, забросил дипломат на пассажирское сиденье, захлопнул дверь – слишком сильно долбанул дверцей, поморщился. Не привык к «девяткам», у отца классика была. «Шестерка». Там дверьми надо долбать так, что зеркало едва не отваливается.
Сунул ключ в замок зажигания, повернул – и тут же вернул назад. Не сделаешь так – автоматически встанет на охранный режим, и щелкай потом пультом, выключай вопящую сигнализацию! Ни к чему мне светиться.
Осмотрел салон. Чехлов нет, сиденья чистые, пахнет краской, как в новой машине. Хм… почему – как? Ей-ей, новую подогнали. В салоне – муха не сношалась!
Хе-хе… что-то везет мне, а? Еще ничего не сделал, только поболтал – и вот мне машина, а дома… хм… у Сазонова – десять тысяч баксов! И еще будут! И оборотнем в погонах не стал – все за работу, все за дело!
М-да. За дело? А что я сделал-то? Только наводку получил. А вот смогу взять гадов или нет, это еще вопрос! Еще не известно – может, рыжий и правда нашел эти часы! Тогда беда…
Открыл «бардачок». Там документы на машину, в том числе и ПТС. На мое имя, черт подери! Я думал – какую-нибудь доверенность сделают! А тут – вон что. Интересно, сколько же он зарабатывает, что делает такие подарки?!
Усмехнулся, я сейчас – как те зэки из рассказа одного знакомого предпринимателя. Рассказывал он о том, как еще в советское время «присел» за хищения. Денег он тогда нормально хапнул, да. С ним село еще много народу – все руководители высшего звена, можно сказать, номенклатура. Но речь не о том. Этот предприниматель какими-то путями устроился на зоне завхозом. Очень даже «козырная» должность, видимо, кто-то с воли его поддержал, из тех, кого не тронули. Не раскрыли. Само собой, он никого не сдал, молчал как рыба.
Ну и вот, как-то администрация лагеря поручила ему почистить территорию от снега. Не самому, конечно, – организовать чистку. Он выбрал четверых зэков. Трое шли по «слабым» статьям типа «хулиганки», «бакланки», один – старый сиделец, пятая или шестая ходка. Старый рецидивист. Вор. Ну и вот, чистили они снег, а тем временем завхоз им картошки наварил, селедку на стол поставил, чай. А надо знать – на зоне это редкостное угощение, только для избранных. Обычный зэк к такому угощению и близко не будет подпущен.
Поели зэки, и завхоз, довольный такой, подкатывает к старому зэку – ну как же, он, завхоз, людям добро сделал, угостил на славу! И спрашивает его: «Ну как? Все нормально? Понравилась еда?» И ждет похвалы. А тот кривится, зубом зыкает и тихо так говорит: «Прикинь, в натуре, жрут эти бакланы и говорят про тебя: “Что же эта сука жрет, что нам такую роскошь выставил? Откуда берет? Узнать бы да вложить его на…!” Не делай людям добра, не получишь говна!» Вот так.
Нет, я не такой, как эти зэки. Но все равно интересно – мечта многих, «девятка», «мокрый асфальт», «длинное крыло» с новой панелью – и рраз! Суток не прошло, и она уже у меня! Здорово, а?
Здорово… Ох, как бы ответить за это не пришлось! Пора ехать дела решать! Только вот планерку пережить да сутки на дежурстве отстоять. И бумаги исполненные сдать в отдел. Но вначале кое-что еще здесь найти…
Он был там же, в «бардачке», – черный, масляно поблескивающий. Не такой, как мой, лежащий в оружейке, – потертый, серебрящийся сталью. С моим его не спутаешь еще и по другой причине – ствол длиннее, с нарезкой. Под него, да. И он лежит рядом – темный длинный цилиндр, довольно-таки увесистый цилиндр.
Честно сказать, я никогда не имел дела с глушителями. Все как-то по-простому…
И я не заказывал ствол с глушителем. Это уже самодеятельность. Но… полезная самодеятельность!
Понюхал срез ствола – нет, из него не стреляли. Запаха сожженного пороха нет. Пистолет абсолютно новый, никаких следов «эксплуатации».
Снова полез в «бардачок» – да, три коробки патронов, запасной магазин. Нет, даже два магазина!
Они думают, я тут войну устрою? Хм… а правильно думают. Именно войну.
И как там сказал Джон Макклейн из «Крепкого орешка»? «Теперь у меня есть пулемет!» Как-то так…
Хорошо, что стекла наглухо тонированные. Даже лобовое затонировали. Я так-то не люблю тонировку, что мне по большому счету скрывать? Уродства организма у меня нет, наркотики не вожу, девок в салоне не пользую, комплексом неполноценности не страдаю – так зачем мне прятаться за темными стеклами?
До сих пор было незачем. Теперь – есть зачем.
Аккуратно, медленно набил все три магазина, один поставил на место, в рукоять пистолета. Передернул затвор, досылая, и снова вынул магазин. Доложил в него один патрон, и магазин в рукоять. Один лишний патрон никогда не бывает лишним. Пусть будет.
Глушитель приворачивать не стал. Нет, вначале навернул, проверил, как наворачивается, даже поцелился в соседнюю машину и снова отвернул цилиндр. Интересно!
М-да… балансировка с глушителем совсем у него не та. Надо будет взять с собой в тир, как следует пристрелять, заодно попробовать: как это, работа с глушителем?
Но пока нужно торопиться – в машине просидел минут двадцать, не меньше. Планерка святое дело! Без планерки мы букашки, а с планеркой… хм… веселюсь, да. А что? Нельзя повеселиться, когда все идет по плану? Давно не было такого хорошего настроения. Почему? Может, потому, что у меня новая машина и новый пистолет?
А что еще нужно мужчине? Только хорошо пахнущий труп врага. Ну, как сказано: «Труп врага хорошо пахнет». Фигурально выражаясь, конечно. Вряд ли на самом деле труп врага пахнет лучше раздавленного в «мясорубке» бомжа. Если только враг перед смертью не поливался французским одеколоном… но и в этом случае тоже смердит.
Тьфу! Вот же меня мысли дурацкие куда завели! К делу! Хватит пистолет наглаживать, не бабская сиська, в конце-то концов!
Аккуратно уложил, завернув в ту же белую тряпочку, в которой пистолет и лежал, предварительно тщательно стерев с него мои отпечатки пальцев. На всякий случай, да. Случаи, они бывают разные!
Хотел выйти из машины, уже за ручку взялся и… вдруг вспомнил. Оглянулся, пошарил рукой на сиденье, на полу у сиденья… есть! Вот она! Достал из коробки, примерился, включил, нажав кнопку. Отлично! Даже зарядили! «Панасоник». Кассета в ней и еще две кассеты рядом. Маленькие, как я и просил. И инструкция. Выключил, снова уложил видеокамеру в коробку. Открыл дверь, вышел.
Машина пискнула, моргнула фарами, уберегая свое темное нутро силами электроники, и я с облегчением пригладил взмокшие от пота волосы – сам не заметил, насколько жарко было сидеть в закрытой машине. Лето ведь, в конце-то концов! Напоследок подумал о том, что надо бы заправить «тачанку» – бензина едва четверть бака, далеко не уедешь. Пожалели бензинчику те, кто ставил сюда автомобиль. А может, поперли? Слили? Или искатали? Смешно, ага.
На спидометре около десяти тысяч пробега, девять с чем-то. Это хорошо. Двигатель прошел обкатку, а если и были у автомобиля какие-то проблемы с подвеской или силовой системой – все уже устранили. К десяти тысячам пробега большинство возможных проблем вылезает.
Я не великий знаток автомобилей, но знаю о них достаточно много. На отцовской машине, оставшейся после него, прилично поездил, пока по гололеду не засандалил ее в придорожный столб. Резина хреновая, вот и понесло. Тогда с резиной была проблема… это не сейчас, когда можно купить любую – хоть нашу, российскую, хоть самую лучшую импортную!
Кстати, на машине стоит новенькая «Континентал Спорт», и диски литые – черные как ночь. Ночью, похоже, меня вообще вряд ли увидишь: диски черные, машина темно-серая – встал в тени и стой себе на здоровье! Это хорошо. Нет, это просто здорово!
На планерку успел вовремя, сел, как обычно, поближе к двери, чтобы при возможности улизнуть, но особо долго сидеть не пришлось. Опять планерку вел начальник отделения участковых, формально что-то повещал и быстренько распустил работать, раздав перед этим отписанные пофамильно бумаги.
Две достались и мне, одна – запрос из Питера о проверке адреса на предмет местонахождения некой гражданки Селивановой и о том, что ее надо опросить на предмет местонахождения Горшенина Игоря Михайловича в определенный период.
Вообще-то я не люблю такие запросы, справедливо полагая, что они ломаного гроша не стоят. Если бы этот опрос был важным, сюда бы прикатила бригада питерских, и гражданку Селиванову подняли бы посреди ночи и узнали у нее все, что желают знать. А раз посылают запрос, заведомо не особо рассчитывая на чужого участкового, значит, им не очень-то и важно это самое дело. Чужой участковый, замордованный и заваленный бумагами выше крыши, заведомо не будет с душой работать на чужого дядю. Скорее всего, сочинит бумажку и быстрым катером отправит ее по инстанции. Мол, «ходил по адресу такого-то числа, по данному адресу никого на месте не оказалось, местонахождение гражданки Пупкиной установить не представляется возможным». Все!
Справедливости ради могу сказать, что я лично такие отписки не сочинял, а честно посещал данные мне адреса. Во-первых, по причине того, что не позволяло чувство ответственности, увы, привитое мне отцом и дедом. А во-вторых, могли ведь и проверить. И если ты написал неправду, это могло закончиться очень плохо – если человек постоянно был дома, а ты не пришел и не проверил. Но об отписках других участковых по этим запросам я знал наверняка. Тот же Городницкий – просто-таки виртуоз отписок. И до сих пор не поймали. Увы…
Вторая бумага – извещение из городской больницы, отделение нейрохирургии, о том, что к ним попал некий гражданин с черепно-мозговой травмой, пояснивший, что его на остановке избили неизвестные.
Вот одного не пойму: зачем все это говорить врачам? Ты что, не знаешь, что они все передадут в милицию? И что мы обязаны прийти и расспросить гражданина – знает ли он тех, кто на него напал, и хочет ли, чтобы мы занялись безнадежными поисками этих негодяев! Которых в 99,9 процента случаев никто никогда не найдет!
Да и искать-то особо не будут. Потому что НЕКОГО искать! Ведь чтобы искать – нужны особые приметы, а ты никаких примет не запомнил, кроме того, что на одном были тяжелые ботинки! Почему нельзя было постараться как следует «срисовать» их лица? Темно было? А как тогда ты хочешь, чтобы мы их разыскали? По запаху? Читая мысли прохожих? Призывая инопланетян?
Идиот! «Споткнулся, упал, очнулся – гипс!» – вот что ты должен был сказать врачам! В идеале. А не беспокоить уставших участковых, только что начавших свою новую жизнь.
Но, кстати, это и повод заглянуть в заветный ларек… к Наде. Если она меня еще не забыла. Но не сегодня. Сегодня я дежурю по РОВД!
Дежурство обычно проходит так: я сижу в кабинете участковых и делаю то, что мне заблагорассудится: исполняю бумаги, ем бутерброды, сплю, читаю книжку или занимаюсь сексом. Последнее у меня здесь ни разу не происходило, но я слышал, что такие случаи бывали. И кстати, ничего тут такого необычного нет. РОВД – такая же организация, как и все остальные, со всеми присущими этим самым организациям плюсами и минусами. Все отличие нашего коллектива в том, что у нас существуют некие полувоенные правила общения с вышестоящими коллегами да ходим мы на работу в форме, хотя и не все. Опера все в штатском (что часто удобно, а иногда – нет). Следователи могут прийти в штатском. Дознавательши. Хм… неграмотно, да, но как еще назвать девушку-дознавателя, ногастую, сисястую – ликом и фигурой настоящую фотомодель!
Да, у нас дознавательши очень, очень сексуальные! Почему – не знаю. Вот так как-то вышло! Молодые и сексуальные, лет по двадцать пять от роду.
Нет, мне там точно ничего не светит. Они слишком красивы, слишком породисты и холодны. Простой участковый да еще и бухарик – чего он может ожидать от этих красавиц, кроме жалости и презрения? Я и не ждал ничего другого. Только любовался издалека крутыми бедрами, обтянутыми форменными юбками в облипку. Или брючными костюмами от явно дорогой фирмы.
Если кто и имеет некий шанс стать объектом вожделения этих девиц, так это ребята из ОБЭПа – они всегда модные, пахнут хорошим одеколоном, и у них всегда водятся деньги. Даже у опера из уголовки нет никаких шансов, для них – девки из ночного клуба, а то и вообще бордельные «примадонны». Уж точно не ЭТИ – холодные Снежные Королевы.
Но… всякое бывает! Жизнь полна неожиданностей!
День прошел спокойно. Праздников не предвиделось – будничный день, все или работают, или отдыхают где-то на югах. Или на пляже. Если вдруг что-то и случилось на пляже, это не наш район. Пусть другие отдуваются. Как и всегда, летом проблемы начинаются ночью – за день люди накачиваются спиртным, солнце адскую смесь крови и спирта разогревает до кипения, и в конце концов вызревает дебош, с битьем стекол и морд, с разборками возле ночных клубов и водочных магазинов, с визгом девок и матом жильцов, которым не дают спать пьяные компании, вольготно устроившиеся на детских площадках.
В общем, все было как обычно – патрульные таскали в отдел пьяных дебоширов, я писал протоколы, Костылин отправлял хулиганов в камеру – шла обычная жизнь райотдела. Хорошо хоть без тяжких – никаких убийств, никаких смертей.
Успокоилась суета уже почти под утро, когда даже самые мутные и беспокойные компании разбежались по своим норам, чтобы набраться сил для завтрашних безобразий. Я наконец-то дописал последний протокол на одного из доставленных в отдел дебоширов и сдал его сержанту при «обезьяннике», именуемому Костылиным. Здоровенный парнюга моего возраста, с невероятно сильными лапами, способными раздавить твою руку, как тисками. Ну что-то наподобие стальных рук Сазонова или того же Гаврикова.
Есть такие люди – невероятно сильные от природы. Но только в случае Костылина, в отличие от того же Сазонова, природа слегка обделила сержанта наличием высокоразвитого интеллекта. Нет, он отнюдь не был глупым парнем, просто не очень образован. Ему не было интересно ничего, кроме охоты и всего, что с этим связано. Я сам с детства охотник, так что мы с ним быстро нашли общий язык, тем более что часто дежурили по РОВД в одну и ту же смену.
Закончив писать протокол, я немного постоял с Костылиным, время от времени грозно рявкающим на бунтующих дебоширов, желающих немедленно вырваться на свободу, поболтал с ним об охоте на лис – он рассказал, как применяет для этого двенадцатикратный морской бинокль. А потом побрел наверх, чтобы отоспаться, составив друг к другу два стола в нашем ободранном кабинете. Дивана у нас не было, так что приходилось обходиться тем, что в комнате есть. По большому счету спать нам не положено, нужно бдить, тащить и не пущать, но все прекрасно знали, что мы за запертой дверью кабинета не Уголовный кодекс изучаем, а дрыхнем, сотрясая храпом покрашенные синей краской порядком облупившиеся стены РОВД. Есть ведь телефон, надо будет что-то дежурному – позвонит, вызовет!
Поднявшись на второй этаж, в коридоре едва не сбил Таню Краюхину – она выходила из туалета, держа в руке электрический чайник. Я настолько увяз в своих мыслях, что, когда она вышла из журчащего и мерзко пахнущего табаком заветного помещения, врезался ей в спину со всей силой своих восьмидесяти худых килограммов, заставив выпустить из рук полный воды чайник. Практически я выбил его из ее прелестных рук!
– Ой! – только и успела сказать Таня, когда чайник полетел на грязный пол, застеленный драным в некоторых местах линолеумом.
– Черт! – только и успел сказать я, немыслимым образом изгибаясь и ловя чайник рукой прямо в тот момент, когда он почти уже коснулся мерзкого заплеванного пола.
И мы замерли, как две статуи. Таня – тяжело дыша, прижав руки к щекам и вытаращив глаза от испуга. Я – согнувшись буквой «зю», держа чайник правой рукой, а левой обнимая Таню за талию, вернее – чуть пониже оной.
Как оказалось, это самое «чуть пониже» было упругим, довольно-таки плотным и мускулистым – такое мне всегда нравилось в женщинах. Не налитые в юбку дрожащие жирные полушария, а крепкие «тыковки», достойные хорошего шлепка мужской руки. Она когда-то занималась спортом, и, видно, довольно профессионально, так что накопленная в юности стройность и крепость сохранились у Краюхиной до сих пор.
– Эгей! – вдруг весело сказала Таня, и спокойный голос ее контрастировал с ее испуганным видом. – Может, ты отпустишь мою задницу, а то кто-нибудь увидит и подумает нехорошее. А мы всего лишь чайник с тобой ловим! Хи-хи-хи…
Очень не хотелось отпускать ее попку, очень, но я немедленно выпрямился и, едва смущаясь, подал ей спасенный агрегат. Потом неожиданно передумал, спросил:
– Тебе куда его отнести? Давай я исправлю свою вину. Напугал, да? Задумался, вот тебя и не заметил.
– Я настолько маленькая, что ты меня не заметил? Как букашка, да? – протянула Таня нарочито обиженно и тут же не выдержала, хихикнула, махнула рукой: – Пошли! Чаю попьем! У меня печенье есть! И конфеты! Хочешь печенек? Ты вообще сегодня ел? Я смотрю, у вас там сегодня такая суета была – ай-ай!
– Так… побегали немного. Ничего особенного. Как всегда! – уклончиво сказал я, шагая следом и стараясь отлепить взгляд от аккуратной попки своей боевой коллеги. – Ел, да. Бутерброды. Честно сказать, особо и не до еды было. Беготня, правильно ты сказала! Задолбало все. То под окнами где-то орут, то придурок устроил дебош в травмпункте, больных перепугал. А то на остановке молодняк вандалил. Так что суета сует! Как обычно, да.
– А у меня тихо. Даже немного скучно! – Таня вдруг озорно посмотрела на меня, облизнула губы, и у меня внезапно пересохло во рту – она что, строит мне глазки?! Таня?! Вот эта красивая недотрога?! Да она на меня смотрела всегда как на пустое место! Какого черта?!
Мы пришли в «детскую комнату» – как у нас ее называли, а вообще-то это ОДН – отдел по работе с несовершеннолетними. И стали дожидаться, когда вскипит чайник – обычный блестящий чайник, похожий на все чайники на свете, но только с электрической спиралью внутри. Хорошее изобретение – как раз для контор и офисов.
Таня достала из шкафа печенье, конфеты, и, пока выкладывала их на стол, пока искала чай, сахар, бокалы и все такое, я разглядывал комнату и саму Таню. Комнату открыто, Таню исподтишка, искоса, вроде как случайно. Боясь, что она сочтет это за… дерзость.
И комната, и Таня мне понравились. В отличие от нашего кабинета участковых, неухоженного, прокуренного и какого-то зачуханного, кабинет Тани был чистеньким, со свежей краской на стенах, с новым линолеумом и апофеозом всего – вполне приличным двуспальным диваном, на котором очень даже хорошо пережидать тяготы суточного дежурства. Не то что у нас, на голых столах, подложив под голову старую шинель.
Таня мне понравилась еще больше комнаты. Ее небольшую, аккуратную попку обтягивала форменная юбка, едва прикрывающая аппетитные, гладкие коленки. По-летнему загорелые ноги были чисто выбриты и блестели ровной, красивой кожей, какая бывает у ухоженных, следящих за собой чистых и здоровых женщин.
Форменная рубашка с погонами старшего лейтенанта милиции торчала на крепкой груди, оттопыренная явно не поролоновыми подкладками – таким, как Таня, не нужно изображать, что у нее есть сиськи. Они у них и правда имеются.
Руки тоже красивы – загорелые, их открывали короткие рукава рубашки, расстегнутой на две пуговицы сверху – жарко, да и грех не показать ложбинку между двумя упругими сочными полушариями!
Короткие темные волосы делали ее похожей на красивого мальчика, если только не смотреть ниже, на то, что наверняка вызывало лютую зависть многих женщин, которым судьба не дала такого вот сложения и такой красоты.
Нет, в самом деле хороша! Красотка! Особенно если женщины у тебя не было уже более полугода. Или больше? Уже и не помню…
Сердце мое стучало, руки едва не тряслись, и когда я принимал бокал с чаем, то ужасно боялся, что могу его расплескать и тем выдам свое волнение, достойное сопливого юнца, а не мужчины тридцати лет от роду, настоящего самурая, идущего по тропе смерти!
Ну да, иду я по этой самой тропе, но кто запрещает самураю по дороге скрасить путь общением с красивой женщиной? Если только муж этой женщины, но сейчас его рядом с нами не наблюдается, а у меня, понимаешь ли, прогрессирующий спермотоксикоз, сносящий крышу, толкающий на абсолютно необдуманные, глупые поступки!
«Не гадь там, где живешь!» – сам сто раз говорил, когда слышал о скандалах, связанных со служебными романами моих коллег. Обычно же все эти романы заканчивались неприятностями той или иной степени гадостности. Никогда не бывало так, чтобы все заканчивалось хорошо. По крайней мере, я лично о таких счастливых случаях еще не слыхивал.
Мы болтали о том о сем, я сидел напротив Тани, между нами стоял журнальный столик. Потом ходил по комнате, держа в руке свой бокал, и что-то рассказывал – уже и не помню что. Что-то веселое, что-то из нашей дурной службы – о глупости начальства, об идиотах-«клиентах», просто что-то из того, что слышал в своей не такой уж и короткой жизни. Рассказывать так-то я умею, язык подвешен.
Таня смеялась, кивала, и мне вдруг представилось, что я снова студент и нахожусь в студенческом общежитии, на свидании со знакомой студенткой. Таня вообще-то очень молодо выглядит, никак не на свои двадцать восемь лет (она почти моя ровесница). Ей можно дать максимум двадцать, а то и того меньше. То ли из-за короткой прически, то ли из-за ее маленького роста (не более метра шестидесяти, а то и того меньше – и это при моих ста восьмидесяти пяти!). Девчонка-старшеклассница, да и только!
А потом я оказался на диване рядом с ней. Она что-то рассказывала, я слушал, и моя нога при этом касалась ее бедра – упругого, сильного. От Тани пахло тонкими духами – не сильно, не так, как от толстых старых дам, за которыми тянется шлейф блевотного приторного запаха, нет! Чем-то цветочным, тонким – может, каким-то кремом?
А еще – чистым женским телом. Слегка вспотевшим от чая и от июньской нескончаемой жары. Или от возбуждения…
Я смотрел на ее полные губы, шевелящиеся перед моими глазами как две сочные, вкусные клубничины, смотрел на гладкие щеки, которые покрыл прекрасный румянец, и внутри у меня все тряслось от желания. Сердце дрожало и бухало в ребра так, как если бы шаловливый мальчишка бил в пустое ведро сухим яблоневым суком.
Сейчас я не видел ничего, кроме этой ложбинки между грудями, не слышал ничего, кроме мелодичного голоса, рассыпающего смех звонкими колокольчиками. Я будто впал в безумие. Никогда я еще не испытывал такого состояния, никогда в жизни! Может, это было результатом длительного воздержания, может, требовали выхода накопленные, сжатые, как пружина, эмоции, таившиеся в моем теле, как взрывчатка таится в холодном артиллерийском снаряде. А может, это снадобья Сазонова подстегнули мой организм, как кнут подстегивает медленно идущего быка, заставляя его мчаться со всей возможной прытью, спасаясь от ожигающего сзади жестокого удара кожаного хлыста!
Не важно, что это было, но я держался из последних сил, чтобы не облапить эту девушку и не впиться поцелуем в ее полные, сочные губы! И хватило моего здравомыслия только на то, чтобы встать, на негнущихся ногах подойти к двери и закрыть ее на защелку. А потом щелкнуть выключателем, гася люстру, чтобы она прекратила разливать по всем углам комнаты свет, как известно, являющийся врагом продвинутой, сексуально оголодавшей российской молодежи.
А затем я снова плюхнулся на диван, схватил ойкнувшую Таню в охапку и приник к ее губам – безвольным, но таким сладким, таким желанным, таким… таким… это не сказать словами! Самым желанным сейчас губам в мире!
Она пыталась что-то сказать, даже вроде как отталкивала меня, лепетала что-то о том, что она замужем, что может кто-то прийти, что могут сейчас позвонить, что я сошел с ума, но… я уже не слышал ничего и ничего не воспринимал. Мои руки действовали будто сами по себе.
Я опрокинул Таню на спину, задрал юбку до пояса, лихорадочно сдернул с себя брюки, вошел в женщину, и… меня хватило секунд на пять, настолько сильно было мое возбуждение. Но я не остановился и продолжал делать свое «черное» дело.
Таня вначале лежала молча, и только глаза ее, широко раскрытые, огромные, как у лемура, блестели в свете фонаря, лучи которого влетали в комнату через неплотно задвинутые шторы.
В первый мой раз она глухо застонала, выгнулась всем телом, будто стараясь сбросить меня с себя, а когда я продолжил, не останавливаясь, врубаясь в нее, как отбойный молоток, – зашевелилась, начала тихо стонать, зажимая рот ладонью и закатывая глаза. Ее ноги обхватили мои бедра, и она стала вжиматься в мое тело, подаваясь навстречу при каждом моем движении, схватив меня руками за ягодицы, задавая ритм, настаивая на том, чтобы я двигался все быстрее и быстрее – хотя куда уже быстрее, я и так работал своим «хозяйством», как чертов дятел своим клювом!
Наконец она протяжно простонала-прорычала, дергаясь в моих руках, прерывисто, со всхлипом тяжело дыша. Я тоже кончил и опал на ней, будто из меня мгновенно выдернули позвоночник. Не помню, когда еще испытывал такое наслаждение от секса! Только с любимой женой, в самые первые наши встречи, когда мы еще не были мужем и женой, когда быт не влез в нашу жизнь и не свел постельные ласки к регулярным, очень приятным, но таким обыденным ежедневным упражнениям. Это было потрясающе и даже немного страшно. Неужели я способен на такое?! На такую страсть?! На страсть, сносящую разум, на страсть, толкающую едва ли не на преступление?! Ведь я фактически изнасиловал Таню! Замужнюю женщину, старшего лейтенанта милиции, прямо в ее кабинете! Кошмар! Как она это воспримет?! А если… нет, даже думать об этом не хочется! Скандал!
– Встань, мне тяжело! – Таня легонько толкнула меня в плечо, и я сел, поспешно натягивая на себя штаны.
Таня встала, подошла к тумбочке, что-то из нее достала – зашуршала бумага. Салфетки. Вытиралась? Наверное. Поправила юбку, одернула рубаху – фонарь позволял видеть почти все, что она делает.
Почему-то вдруг с досадой и удивлением подумалось: «Я даже не снял с нее трусики! Только сдвинул в сторону! Хорошо хоть не порвал! Ох, стыдобушка!»
Таня подошла ко мне, протянула белый квадратик:
– Вытрись. А то так и будешь ходить с мокрыми трусами. Ну ты и даешь… Ты что, год не трахался?
Мне вдруг стало неудобно – как она может так спокойно такое обсуждать? Я такое обсуждал только с женой, да и то она как-то стеснялась! А эта… женщина обсуждает все так, будто мы только что пили чай и я пролил его на столик из фарфоровой кружки.
Я тщательно обтерся, стыдясь того, что Таня стояла передо мной, смотрела, ждала, когда я это все проделаю. Потом забрала салфетки, сложила их в тесный квадратик, уложила в полиэтиленовый мешок.
– Потом выброшу. А то придут девчонки, а тут… палево!
Таня села на диван, закинула ногу на ногу, и мы молча сидели минут пять. Я сгорал от стыда, строя предположения о том, что она теперь думает обо мне. Женщины всегда были для меня загадкой. Любые – даже моя любимая жена, которую я, казалось, знал всю – от самого кончика большого пальца левой ножки до сладко пахнущей цветочным шампунем маковки головы, которую было так приятно гладить, пропуская меж пальцев темные шелковистые волосы…
– И что это было такое? – Таня провела рукой по волосам и еле слышно усмехнулась. – Что бы это ни было, оно было потрясающим. Уже и не помню, когда такое было! А может, и никогда.
– А муж? Он что? – не выдержал я, тут же обругав себя за длинный язык. Зачем мне это знать? Зачем напоминать о муже в такой момент?!
– Муж? Объелся груш… – снова смешок, уже грустный. – Да мы с ним уже давно охладели друг к другу. Секс редко – хорошо, если раз в месяц. То он на службе, то я на службе. Сам знаешь, какая у нас работа!
У меня тут же влез на язык новый вопрос, но я его удержал, – ну вот на хрена мне знать, были ли у нее любовники? Какое мне до этого дело?
– Нет, я ему не изменяла… до сих пор! – Таня покосилась на меня, блеснули кошачьим блеском глаза. – Просто живу, как все живут. Так, иногда фантазирую… наедине. Сама с собой! Развлекаюсь, типа… Я тебя не шокирую? Впрочем, как можно шокировать участкового? Небось такого навидался, мне и не снилось. Да и взрослые мы люди, а после того, что сейчас было… – она запнулась, – у нас уже и тайн-то в этом деле никаких не осталось! Я молодая здоровая женщина, мне хочется, да! Думаешь, только вам хочется, мужикам? Ох, нет! Ты бы слышал, что бывает, когда бабы соберутся вместе и подопьют… какими откровениями они делятся! Особенно наши бабы, в тесном кругу! Ай-ай! «Спид-Инфо» отдыхает! Сплошная Камасутра рязанского разлива!
– Так ты не удивилась, что я на тебя набросился? – снова не выдержал я, любопытство меня уже просто распирало. Откровенность так откровенность! Все равно пока делать нечего. – Мне казалось, ты была просто в шоке!
– Как это – не удивилась?! – Таня звонко, но негромко рассмеялась. – Вот от кого бы я не ожидала такого, так это от тебя! Тюха-матюха, смотришь и краснеешь, как мальчишка! Даже в вырез рубахи боишься заглянуть! А тут – как с цепи сорвался!
Меня снова покоробило – ну зачем так-то, все-таки таинство секса! Ох уж эти ментовские бабы! Матерятся не хуже мужиков, в морду могут заехать. И тем для них нет запретных – все перевидали!
– Да не обижайся ты, – после недолгой паузы бросила Таня. – Ты парень видный, красивый, на тебя все девчонки заглядываются!..
Вот те раз! Ни хрена себе! Не замечал, да!
– Жалеют тебя…
Вот не надо напоминать, а?!
– Говорят, ты бухать бросил. Даже я заметила – ходишь чистый такой, наглаженный…
Спасибо Сазонову! Пробовал протестовать, да он только послал! Штаны и правда – обрезаться можно, как наглажены. И вычищены.
– Светишься весь! Плечи – как у боксера! Задница твердая как камень!
Откуда про задницу знаешь?! А-а… вцеплялась же!
– И все остальное… твердое и горячее! Хи-хи…
Даже не переживает, что мужу изменила. Как чаю попила, а?! Неужели все женщины такие? Вроде Маша такой не была!
Хотя… как-то пришла, сидим, чай пьем, и она рассказывает: «Иду я в торговом центре, а навстречу мне моряк – молодой мужик в форме! Весь в каких-то значках, начищенный – как елочная игрушка блестит! Плечи такие могучие, лицо – как у скандинава. Волевое такое! Я смотрю на него и думаю: вот попался бы ты мне лет десять назад – вцепилась бы и никуда не отпустила!»
Меня тогда как ледяной водой обдали – ни хрена себе! Это вот так оказалась бы моя любимая в компании с таким красавцем, осталась бы с ним наедине – совершенно случайно, ничего заранее не планируя, и… удержалась бы или нет?
И печально констатировал: не удержалась бы! Вот тебе и хваленая верность, вот тебе и супружеский долг… все зависит от стечения обстоятельств и от настроения. И еще от множества причин, факторов, влияющих на наши поступки. Например, от того, сколько шампанского выпито перед этим.
Мне тогда даже подумалось: а если она подошла к этому моряку, взяла его под ручку, и пошли бы они куда-нибудь подальше, в гостиницу, где и не отпускала бы она его никуда… часа два! А потом пришла бы домой и сказала мне, что задержалась на работе – готовили проект к сдаче. И была бы в эту ночь гораздо более страстной, чем обычно, искупая свою вину и представляя на моем месте ЕГО – всего «в таких значках», в красивой форме и высокой фуражке с якорями…
Тьфу! Ну какая чертовщина лезет в голову! Аж самому стало стыдно! Моя Маша – святая! И она никогда бы так не сделала! Ни за что! Иначе и жить тогда не стоит… тогда ничего святого нет в целом мире!
– Что с тобой случилось? Ты влюбился? Надеюсь, не в меня? Я не собираюсь уходить от мужа. Так что не рассчитывай. А то, что сегодня случилось… хм… ну… случилось и случилось! Нам было хорошо, и все! Тебе ведь было хорошо?
– Ты предохраняешься? – бухнул я и тут же почувствовал, как румянец лезет ко мне на щеки. Черт подери, почему она так на меня действует?! Я при ней просто теряюсь! Глупею!
– Не переживай. Ты попал как раз в те дни, когда можно, – хмыкнула Таня и тут же с укором добавила: – Вот все вы мужики такие! Только и думаете об этом! Как бы не залетела, как бы проблем не было! А когда ты в меня кончал, таких мыслей о проблемах у тебя не было? Нет?
Честно сказать, никаких таких мыслей у меня не было. Вообще никаких!
– Прости, Тань… я не знаю, что на меня накатило! Я как вижу тебя – у меня просто башню сносит! Просто трясется все! Накатывает, как наркотиков нажрался! Как по башке кто пыльным мешком врезал!
– Я похожа на твою жену? – Голос Тани был спокойным, деловитым. Теперь она была не просто Таня, а инспектор ОДН, фактически психолог, сто собак съевший на работе с «трудными» детьми. Психоанализ, да?
– Очень! – честно признался я. – Фигура такая же, волосы, ну просто сестра, и все тут!
И тут же пожалел, что это сказал.
– Скотина ты, Каргин! Это ты свою жену трахал, а не меня!
Таня сердито фыркнула, встала, прошлась по комнате, а потом вдруг порывисто подошла и уселась мне, оторопевшему от такого поворота, на колени. Обхватила за шею, сцепив руки кольцом, и, глядя мне в глаза, тихо прошептала:
– Бедненький! Мне тебя так жаль! Вы были такой красивой парой! Ах, какая беда! Бедный, бедный, бедный… бедный мой!
Она вдруг начала меня целовать – мелко, коротко, потом сильнее и сильнее, впилась в губы, а потом вдруг встала и начала расстегивать рубаху.
– Ты хорошо запер? Точно?
– Хорошо! – хрипло ответил я, чувствуя, как снова восстает мое естество. Что вообще-то было даже странно. Я никогда не отличался особым сексуальным аппетитом – сделал дело, и набок, спать! А чтобы три раза подряд – это не для меня, усталого. А тут…
Таня сбросила с себя все до нитки, потянулась сияющим в свете фонаря телом, потом опустилась на колени и стала расстегивать на мне штаны. Я не сопротивлялся. И когда ее губы оказались там, где я никогда не ожидал их ощутить, – тоже не сопротивлялся. И глупо было бы ЭТОМУ сопротивляться, ведь так же? Я же не женщина, и меня не насилуют…
Потом мы лежали рядом, не говоря ни о чем, я поглаживал грудь Тани – упругую, как у молоденькой девчонки. Потом снова занимались сексом, и Таня проявила чудеса изобретательности – ненасытная, бесстыдная, взявшая инициативу в свои руки. Она вертела меня, ставила, как хотела, становилась, как хотела, облизала меня с ног до головы, не испытывая ни грамма стеснения, брезгливости, неудовольствия, а я лишь только смотрел за происходящим, будто со стороны, и не верил своему счастью.
А еще, иногда, мне вдруг виделось в темноте лицо моей Маши – мне казалось, что со мной сейчас она, а не Таня, моя случайная любовница, с которой меня свела изощренная в своих придумках Судьба.
Странно, но до самого рассвета нас так никто и не побеспокоил. Весь мир будто забыл про нас. И только когда я, лежа рядом с любовницей, уже забылся тяжелым, тревожным сном, прозвенел телефонный звонок – Таню вызывали в дежурную часть. Привезли каких-то малолеток, бродящих ночью по улице в совершенно непотребном, пьяном виде, и Таня пошла ими заниматься. Ну а я отправился в свой кабинет, чтобы досыпать оставшиеся до рассвета часы. Скоро мне ехать с задержанными в суд, представлять их пред светлые очи федерального судьи, дабы он определил степень виновности пьянчуг и назначил им справедливое наказание – может, штраф, а может, и пяток суток мести улицы, к вящему удовлетворению работников ЖКХ.
До конца «смены» я Таню больше не увидел. Она уехала с задержанными малолетками к ним домой – требовать от родителей выполнения родительских обязанностей, ну а я после суда сразу поехал к Сазонову. Нужно было омыть свое тело холодной, остывшей за ночь водой, слегка потренироваться (разве же он отпустит меня без тренировки?!), а потом отправиться на поиски супостатов, убивших двух несчастных стариков.
Сегодня у меня выходной день после дежурства, так что можно в опорный и не приходить. Стоило еще зайти и к Армену – что-то он затих после того нашего разговора. Долг платежом красен. Так-то денег мне сейчас хватает, но… деньги лишними не бывают. Никогда. Опять же – авторитет дороже. Позволишь прокатить с деньгами, он и в дальнейшем будет тебя кидать.
Забавно – сел в машину, и в первую же минуту едва не шарахнулся в стену РОВД, ведь у «девятки» задняя передача включается не так, как у «классики». Хорошо хоть, что на четвертой тронуть с места ее почти невозможно – дернулась, сразу заглохла. Выругался, посмотрел на рычаге переключения скоростей, как включать заднюю передачу, и медленно, важно, как нефтеналивной танкер, отошел от «альма-матер». Водительского удостоверения у меня с собой не было (лежало дома, на квартире), но зачем мне водительское – «на фуражке» проеду куда угодно. Главное, в какой-нибудь рейд гаишников не попасть, когда привлекают высшее начальство и даже стервятников-журналистов, изображая перед ними ярую борьбу со всеми нарушителями дорожного движения. Без чинов и званий.
Когда подъехал к дому Сазонова, тот молча открыл ворота, и я торжественно закатил свою благоприобретенную тачку во двор.
Эх, когда-нибудь я куплю себе дом! Или построю! Машина во дворе, а захотел пописать при луне – просто вышел и делаешь свое грязное дело, наслаждаясь песнями сверчков и запахом ночной фиалки. Хорошо! Мечта!
Пришлось рассказать Сазонову, откуда у меня взялась машина. Он долго молчал, а потом сообщил, что более наглого, самонадеянного авантюриста он в жизни своей не видел. Нет, видел – но все они уже в могиле. Но он не очень удивится, если у меня все получится. Потому что таким вот нищим духом царствие небесное. В хорошем смысле – царствие небесное. Не сейчас. Я везучий до безобразия. Но не думал ли я, что это везение когда-то может и закончиться?
Думал. Еще как думал! Только вот не вижу я никакой своей везучести. Кончилась моя везучесть в тот майский погожий день. Насовсем. Навсегда. Потому не надо мне тут втирать про везучесть. Что будет, то и будет! Вот так!
Дальше были уколы. Да что же он мне такое колет?! Сегодня совсем уж больно было – аж взвыл! Нарочно, гад, наказывает, видать, за мою строптивость! Только не дождешься, я не отстану! Снова какое-то питье, после которого у меня минут десять двоилось в глазах, и потом иглоукалывание – после него я почувствовал себя бодрым и свежим, будто и не работал всю ночь.
Хм… работал! Хе-хе-хе… Ну а что, секс – не работа, что ли?! Ох, что-то подозрительны мне Танины слова… Конечно, может, я просто параноик, но… «Если вы параноик, это не значит, что за вами никто не следит!» Вот она сказала, что не изменяла мужу. Только со мной занималась сексом и с ним! Я так это понял. Так почему сказала, что все мы, мужики, только и думаем, чтобы подруга не залетела?! Откуда она знает?! Нет, конечно, можно допустить, что это ей кто-то рассказал – те же подружки из райотдела, но… осадок-то все равно остался.
Опять же – никакого у нее волнения, никаких слез, а я ведь фактически ее изнасиловал!
И потом сама потребовала «продолжения банкета»! И очень, очень активно способствовала этому самому продолжению!
И где научилась таким штучкам, что она мне демонстрировала? Никакого стыда, никакой брезгливости – будто делала все это не раз и не два! Только не надо говорить, что из порнушки научилась! Когда из порнушки и никогда этим не занималась – так уверенно не сработаешь. Видно, когда неумело. Мне так кажется…
Ох, женщины, ну какие же вы врушки! Вот начнешь копаться, подходить к любовным делам с точными логическими выкладками, и вдруг оказывается, что дело-то мутное! Что не все так ясно, как кажется с первого взгляда!
После экзекуции иголками Сазонов сделал мне массаж. Да такой, что я чуть не выл от боли – аж слезы из глаз посыпались! Боялся, что кости мне переломает!
Не переломал. А я стал двигаться легче и быстрее. Кровь разошлась по телу, в голове стало ясно и звонко – и от лекарства, и от иголок, и от массажа.
И тогда наступил черед тренировки – полтора часа отдай и не греши! Отработка приемов против ножа, против пистолета – все как положено, и я чувствовал, что у меня получается. Не так, как у Сазонова, но все-таки получается. Мышечная память у меня стала лучше, что ли?
Кстати, Сазонов именно это и сказал. Мол, его средства не только увеличивают скорость моей реакции на внешние раздражители, но еще во много раз усиливают мышечную память. То есть за очень короткое время, не сравнимое с тем, как если бы я был прежним Андреем Каргиным, я запоминаю те движения, которые мне необходимо запомнить. Запоминаю навсегда. Даже тогда, когда перестану принимать гадкие снадобья, то, чему я за эти дни научился, останется со мной на всю мою жизнь (опять со слов Сазонова). И это очень радовало. Ведь не вечно Сазонов будет потчевать меня этой дрянью, от которой кружится голова и в подреберье возникает узел тошноты.
Он сказал, что на снадобье бурно реагирует поджелудочная железа и эта тошнота со временем пройдет. И что вообще-то я должен сознаться: тошнит уже не так, как в самом начале нашей бурной деятельности. И это была правда – я сознался.
В конце тренировки меня опять обстреливали камнями, и я вдруг определенно ощутил, что вижу, угадываю, куда полетит следующий камень. И вполне себе легко от него могу увернуться.
Два последних камешка я даже лихо выхватил из воздуха, чем вызвал неудовольствие моего тренера, который заявил, что задачи ловить он не давал. И что мне было сказано уворачиваться от камней, а не ловить их! Но в общем-то он мной доволен. Я прогрессирую быстрее, что планировалось. И это хорошо.
Еще бы не хорошо! Мне самому нравится! Очень нравится! А кому не понравится быть сильным, быстрым, ловким и вообще – здоровым?!
А потом я поехал в тир. Идти ловить супостатов днем – занятие бесполезное, только спугнешь. Эти негодяи стекаются в свои берлоги к вечеру и сидят там до раннего утра. Днем они на охоте.
Кстати, существует распространенное заблуждение в среде обывателей, что квартирные кражи совершаются под покровом ночи – некие тати крадутся в нощи, чтобы лишить граждан их законных и незаконных финансовых и вещевых накоплений. Так вот, это полная ерунда. Квартирные кражи в основной своей массе совершаются в период с девяти до одиннадцати утра, когда добропорядочный гражданин находится на работе или посещает продуктовый магазин либо рынок. В это время подъезды жилых домов просто вымирают, и некому грабителям помешать собрать свою обильную и не очень жатву.
В общем, в утреннее время искать квартирных воров дома – глупое занятие. Но… всегда есть одно «но»: зачем им идти воровать, имея на кармане триста тысяч долларов?
М-да. Даже представить не могу такую сумму. Триста тысяч! Я и десять-то тысяч никогда не видел – впервые позавчера, у олигарха дома. А тут – триста! Целая прорва денег!
Ладно. Потом додумаю. Пока что в тир, раз договорился с Гавриковым ходить через день.
Мы с Сазоновым пообедали – он сварил просто-таки офигительный борщ! И еще котлеты с картошкой пюре! Царский обед!
Я жрал, аж за ушами пищало! Отяжелел – думал, из-за стола не вылезу. Но вылез. И мыл тарелки – как и положено младшему. Тем более что Сазонов приготовил обед – должен же я хоть как-то поучаствовать в домашних делах? Я же не халявщик, и прислуги тут нет. А вот совесть у меня присутствует, даже в излишнем количестве.
Потом немного отдохнул, сидя в тени оплетенной виноградом беседки, и в это время Сазонов излагал мне основы слежки и ухода от слежки. Сегодня – о том, как могут следить за мной на машине. Или скорее на машинах, потому что правильная наружка задействует в работе минимум три-четыре экипажа, меняющиеся в процессе наблюдения.
Из лекции я вынес твердое убеждение, что правильную слежку обнаружить практически невозможно, на что Сазонов сказал, что это не совсем так, но будет очень и очень трудно их заметить. И уж точно это сделаю не я – нужен для того огромный опыт, которого у меня пока еще нет. И что мне особо заморачиваться на том не надо – профессионалы такого класса остались только в ФСБ, и то где-нибудь в столичных городах. Местные же на такое не способны, да и финансирования достаточного у них нет. Проще говоря, даже бензина и то не дают!
И это та правда, в которую веришь сразу и безоговорочно – нашему дежурному «уазику» на сутки выделяют талонов всего на двадцать литров. Хочешь – поезжай, а не хочешь – стой. Двадцать литров, и все тут! Вот и стреляют у предприятий, гаишников районных натравливают, чтобы те отжимали бензин. До того дошло, что скоро начальнику райотдела бензина в его «жигуленок» не хватит! Позорище!
Нет, все-таки приятно находиться в своей машине! Кресло удобное – не чета «шестерке»! Трогается только «девятка» немного странно – «шестерка» как-то мягче начинает движение, а «девятка» вначале вибрирует и уж потом едет вперед. И скорость набирает мгновенно! И тормозит лучше! Ну, мне так кажется – лучше. Едешь – словно в космическом корабле летишь! Эх, надо было какую-нибудь иномарку попросить! Дали бы, точно!
Вот только на иномарке будешь как бугор в чистом поле – все видят, отовсюду видно. Иномарка пока что у нас не такая уж и частая машина. Хотя по сравнению с советским временем их количество увеличилось просто взрывообразно. Гонят из Германии всякую рухлядь.
В тире обеденный перерыв – мы с Гавриковым так и договорились, что я буду приходить в обед. На это время тир обычно закрывается, и все сотрудники уходят. Перерыв около трех часов в день. Но вообще-то (как Гавриков сказал) скоро этого перерыва не будет. Желающих пострелять все больше и больше – охранные агентства, частники, спецслужбы.
И сразу же он меня порадовал! И карабин, и глушитель «марголина» – все было готово. Гавриков извлек оружие из своего личного сейфа – старинного, еще дореволюционной постройки (и где такой взяли-то?!), и мы пошли пристреливать оружие.
Непривычно, да. Карабин без глушителя короче обычной «тозовки», да еще и многозарядный – магазин на десять патронов. Перезаряжается, как обычно, кривым скользящим винтовочным затвором.
Жаль, что автоматические карабины ТОЗ не делают. Я бы лучше такой взял – скорострельность выше. Но черт бы с ним – я не собираюсь с карабином в руках входить в ближний контакт, для этого есть «марголин». И «макаров».
Кстати сказать, «макаров» я взял с собой, его тоже нужно проверить. С ним и занялись в первую очередь – разобрали, протерли, смазали. Гавриков сказал, что ствол совсем чистый, не стреляный. По каким признакам он это определил, я не знаю. Может, рентген-лучами из глаз просветил, мне это неизвестно. Но только я ему почему-то сразу поверил.
Без глушителя «макаров» бил так, как я привык, – ничего нового. В закрытом помещении тира звук просто-таки бил по ушам – аж звенело, такой грохот! Короткий ствол, достаточно мощный патрон, так что другого и не следовало ожидать. Попадал я очень недурно и стоя, и с колена, и в кувырке, и качаясь из стороны в сторону – прирожденный стрелок, как сказал Гавриков. «Прирожденный убийца!» – подумал я.
А вот с глушителем было сложнее. Пока еще я не приспособился – пули упорно уходили от точки, в которую я целился, куда-то вниз, хотя и достаточно кучно, я ожидал худшего.
Сделал совершенно определенный вывод – стрелять из «макарова» с глушителем нужно только в упор. Три-пять метров, не больше. На предельных для «макарова» расстояниях попасть в цель из утяжеленного пистолета было очень и очень непросто. Практика требуется, это точно. Впрочем, как и во всем.
Глушитель «макарова» меня не порадовал, хотя я и знал, что киношные глушители – это продукт фантазии режиссеров. Нет, не слабой кучностью на дальнем расстоянии не порадовал – звуком. Ведь для чего вообще-то применяется глушитель? Чтобы убрать звук вылетающих пороховых газов! Хм… нет, не так. УМЕНЬШИТЬ силу звука вылетающих пороховых газов. Потому что совсем убрать звук глушителем, или «прибором бесшумной стрельбы», как он называется официально, – невозможно.
Звук выстрела из «макарова» с глушителем звучал так, как если бы рядом с тобой открыли бутылку шампанского. Да, в ушах не звенело, но все-таки этот звук был очень далек от того «псст», что показывают в глупом кинофильме.
А вот малый калибр меня порадовал! Даже в закрытом помещении тира звук был таким, как если бы кто-то всего лишь щелкнул линейкой по столу! Потрясающий звук!
Вернее, НЕ потрясающий. Выстрел практически бесшумный. И если стрелять из машины, немного приопустив окно, – вообще ничего не услышат и не поймут, откуда прилетела мягкая свинцовая смерть. «Вот пуля пролетела, и ага!»
Что карабин, что «марголин» показали себя на пять с плюсом. У «марголина» даже кучность практически не изменилась, и, кстати сказать, стрелять из него с глушителем было гораздо ловчее, чем из «макарова».
Глушитель просто надевался на «марголина», без всяких закруток, и Гавриков предупредил, чтобы я был с ним поосторожней: стоит повредить крепление, и такого идеального звукогашения больше не будет. То есть рекомендуется не бить глушителем, не ронять его на каменный пол, не стучать по нему молотком и не заколачивать им гвозди.
У «макарова» на этот счет было все-таки понадежней, как, впрочем, и у карабина ТОЗ-78. Но для них глушители выпускались официально, а для «марголина» – нет. Он же спортивный пистолет, а не оружие для убийства. Для него пришлось подгонять глушитель от другого оружия. От какого, Гавриков не уточнил, а мне было совершенно все равно.
Подгонка, пристрелка – все это заняло около получаса, а еще полтора часа я исправно жег патроны, приноравливаясь и к карабину, и к обоим пистолетам. Патронов не жалел, так что через некоторое время в тире повис сизый, кислый дым сгоревшего оружейного пороха. Пришлось даже включить вентиляторы, и мощный поток воздуха в считаные минуты унес «дым побоища» наружу, разнеся его по городу, смешав с гарью из автомобильных труб и со сладкими испарениями выплеснутых на улицы города помоев.
Я рассчитался с Гавриковым полностью, прикупив еще патронов для «макарова» – свои я все сжег на тренировке. К концу второго часа я уже вполне неплохо попадал и из «макарова» с глушителем, чем снискал очередную скупую похвалу моего тренера по стрельбе. С его слов выходило, что я один из лучших учеников, что у него были.
Уже уходя, я спросил у Гаврикова, не волнует ли его тот факт, что неизвестный ему человек (я имел в виду себя) тренируется у него в искусстве стрельбы из оружия, явно предназначенного для тихого и коварного убийства. Нет ли у него по этому поводу каких-либо вопросов: например, кого это я собрался убивать и не стоит ли меня отговорить от этого дела?
Гавриков лишь усмехнулся и, пожав плечами, равнодушно сообщил, что он вообще-то в курсе моих дел, насколько можно быть в этом деле в курсе. Что за меня поручился человек, которому он доверяет больше, чем самому себе, и потому он не собирается задавать мне такие вопросы. Он не сказал: «такие глупые вопросы». Просто вежливый человек.
Ну что же, пора и на охоту?
Что с собой взять? «Макаров», однозначно. Мелкашки пока светить не буду. Если придется стрелять – пусть это будет «макаров». От него потом можно безболезненно избавиться. А вот «марголин» и ТОЗ мне нужны не на один раз…
Я сел в нагревшуюся на солнце машину, предварительно открыв дверцы и подождав минут пять, чтобы из салона вышел воздух «парной». Уложил карабин, завернутый в кусок брезента, на заднее сиденье, «марголин» под водительское сиденье, «макаров» сунул в обычную форменную кобуру, которую я всегда ношу на поясе, есть там пистолет или нет. Пистолет обычно я получаю только на дежурство в РОВД и сдаю по уходе на отдых, участковые же не опера, нам не доверяют оружие для повседневного ношения – вдруг себе ногу прострелим! Или вместо того, чтобы пальнуть в ресторане в потолок (как делают крутые опера), начнем стрелять по официанту или по администратору.
Сарказм, конечно. Злая шутка. Но в каждой шутке есть только доля шутки. Считается, что пистолет участковому не нужен и что участковые должны действовать только добрым словом и убеждением. Начальство определенно не знает изречения: «Добрым словом и пистолетом вы можете добиться гораздо большего, чем одним только добрым словом». Приписывается Аль Капоне.
Я не стал оставлять машину у Сазонова, хотя адрес, который мне нужен, находился на моем участке, всего в километре от дома моего тренера. Мало ли куда придется поехать – тащиться потом до дома Сазонова, терять время? Лучше пусть машина будет под рукой.
Когда проезжал мимо павильона Армена, вспомнил, что к нему так и не зашел, некогда было. Не до него сейчас. Успеется! Никуда Армен отсюда не денется.
Это был частный дом, закрытый глухим забором. Я опасался, что будет лаять собака, но никакой собаки в этом доме явно не было. Но никто и не открывал. Переулок этот глухой, дом стоит практически в самом конце переулка, так что я начал подумывать о том, как бы мне перемахнуть через потемневшие от времени доски забора и проникнуть на запретную территорию. Если кто спросит, зачем я туда полез, скажу, что услышал крики о помощи и решил узнать, кто кричит на вверенном мне участке и по какой причине.
Как я оказался в переулке? Это мой участок, и я просто-напросто обхожу его с целью вручения визиток и явления своего светлого лика пред очами граждан, проживающих на данном участке. Только на прошлой планерке нам опять вдалбливали, что мы недостаточно активно ведем профилактическую работу, не обходим свою территорию и что несчастные граждане нас не знают в лицо. Будто бы от того, что нас будут знать в лицо, зависит уровень преступности на отдельно взятом участке. Показуха чертова, и больше ничего!
Как я могу без санкции прокурора лезть через забор на чужую территорию? К сведению обывателя, любящего требовать предъявления санкции прокурора, есть одна оговорка: если я уверен, что за закрытой дверью совершается преступление, или у меня есть достоверные сведения, что за дверью скрывается преступник, совершивший преступление и находящийся в розыске, – я имею право сломать эту дверь и войти. НО! В течение двух часов нужно будет известить о факте моего проникновения районного прокурора. Для принятия решения по правомочности, так сказать.
Увы, этим правом практически не пользуются, и по понятным причинам – кому охота получить крепкий геморрой на свою многострадальную задницу? Целыми днями доказывая, что ты на самом деле должен был пресечь совершаемое преступление, а не повелся на крики расшалившейся молодежи! Увы, смельчаков, которые решатся на подобное деяние, очень, очень мало, а возможно, и вообще нет на белом свете. Повывели.
Я прошелся вдоль забора, прислушался – полная тишина. Оглянулся по сторонам – улица пустынна, никого нет. И тогда только уцепился за верх забора, подтянулся неожиданно легко и одним движением перемахнул на другую сторону, приземлившись в траву-мураву, выросшую на утоптанной дорожке к дому.
Похоже, что по этой дорожке ходили совсем мало, и потому в душу закрались тоскливые и смутные подозрения, что вся моя затея обернется гигантским пшиком.
Дом обычный, каких много, построен еще до войны, серый, обитый потемневшими от времени досками. Ставни облупились, а раньше они были крашены голубой и белой краской. Красиво, наверное, выглядели, когда были новыми, крашеными, нарядно!
Подошел к двери – на ней здоровенный белый замок. Новый замок! То есть кто-то все-таки сюда ходит, не совсем дом заброшен!
Подошел к двери, аккуратно ее пошатал, попытался отодвинуть – она чуть подалась, совсем немного. Ткнулся носом в образовавшуюся щелку, потянул воздух. Оп-па! Пахнет съестным! Яичницу жарили? И то ли водкой, то ли вином пахнет. Сивухой, точно!
Черт! Почему не зашел к шинкарке?! Может, они еще приходили за спиртным? Но теперь уже поздно жалеть. Соображать надо было сразу! До того как!
Итак: дома кто-то бывает. Или живет.
Интересно, а куда делась хозяйка дома? Она-то где? Я слышал про нее, даже как-то общался – скандальная баба. Меня вызывали по поводу ее разборок с соседями. Соседи написали жалобу – мол, плюется, матерится, проходу не дает. А сынок ее рыжий пакостит – то дохлую крысу закинет во двор, то колеса машине проколет. Мерзкие твари, в общем. Интересно, какое отношение они могут иметь к ограблению олигарха?! Где тот олигарх и где эти помоечные крысы?! Странно, да…
Обошел дом сзади – может, есть вторая дверь? Да куда там… это же не дом олигарха с дверью для прислуги. Одна тут дверь.
А если влезть в окно? А что – выдавить стекло, и тихонько – прыг! Осмотреть все как следует и засесть в засаде!
Нет, отпадает. Заметят осколки стекла – могут быть проблемы. Конечно, со мной пистолет, но… доставать его противопоказано. Достал – нужно убивать. Лучше не доставать! И кстати, надо накрутить глушитель на всякий случай… вдруг все-таки придется пальнуть?!
Накрутил. А потом залег в засаду, спрятавшись в глубине двора за пустой бочкой для полива огорода. Небольшой этот огородик напрочь забросили, потому и бочка была пустой.
Интересно… куда все-таки делась хозяйка? Может, уехала? Впрочем, мне на это дело глубоко плевать. Хоть в космос ее утащили инопланетяне – пофиг! О другом надо думать!
Трава зеленая, сочная, небо голубое, солнышко блестит… ласточка куда-то там летит… Разморило меня. Тепло, хорошо! И только пистолет с глушителем за спиной, заткнутый за пояс, уткнулся в задницу и мешал наслаждаться жизнью, охлаждая разгоряченное тело, напоминая, зачем я здесь вообще лежу. Эдакий огромный стальной пенис! Тьфу… мысли, ага!
Кстати, о пенисах… вернее, о тех, кому оные очень нравятся: и как теперь будут развиваться мои отношения с Таней? Честно – я никак не вижу ее в моем обозримом будущем. Вернее, вижу, но только как случайную, хотя и очень, очень желанную любовницу! Разок в неделю встретились, занялись обоюдоприятным сексом и разошлись – каждый в свою жизнь! Никаких серьезных отношений.
Тем более что я и не собираюсь создавать такие вот отношения. Чистая физиология, так сказать, для здоровья. Встретились два друга противоположного пола, сделали друг другу хорошо – и разбежались. Что может быть лучше и правильнее для нас?
Цинично? Нет, реально. Если люди начинают усложнять то, что усложнять не надо, все заканчивается быстро и нехорошо.
Но как с ней сладко! О-о-о… это просто… просто… нет, слов не найти! Размечтавшись, я прослушал, как в калитке кто-то завозился, вставляя в английский замок свой ключ. Уже когда калитка открылась, я встрепенулся, осторожно выглянул из-за укрытия.
Есть! Он! Рыжий! Противный такой, худой, прыщавый парнишка лет двадцати! С ним еще один, покрепче – спортивный, накачанный и довольно-таки модно одетый, ростом чуть пониже меня.
Они осторожно осмотрелись по сторонам, и качок вполголоса бросил:
– Не нравятся мне эти кружева! В натуре – может, кинула?
– А я знаю? – Рыжий ловко сплюнул, прилепив зеленый плевок на стену дома. – Это твоя телка! Тебе видней!
– Косарь бабло требует. Говорит, я вас на хрен всех порежу, если не отдадите долю. И что сказать?
– Да что сказать-то? – скривился рыжий и растерянно пожал плечами. – Да я в афуе! В натуре, мож, ее тряхануть? Твоя девка-то!
– Да, мля, какая она моя?! – Качок удрученно помотал головой. – Как моя, так и твоя! Надо че-то делать, скоро жрать уже будет нечего!
– Заглушить пока кого-нибудь? А че, у клуба выцепим, и по башке. Там все с башлями, а пока будем с Метлой тереть, чтобы бабло отдала. Или мы ее вложим!
– Вложим, и бабло не получим! – сплюнул качок. – Ладно, пошли у тебя посидим, подумаем.
И что делать? Бежать к ним? Или… а что «или»-то? Я для чего сюда влез? Сделать засаду? Ну вот и…
– Эй! – Я встал во весь рост, и парни будто окаменели, застыли на месте, вытаращив глаза. – Поговорить надо!
– Атас! Менты! – Рыжий рванул к калитке, и я тут же попытался его остановить:
– Стой! Я один! Больше никого нет! Давай поговорим! Я участковый!
Рыжий остановился только после слова «участковый», обернулся и, обращаясь к своему спутнику, растерянно спросил:
– Че делать-то?! Точно, участковый! Я его знаю! Он к нам приходил! На мамку протокол составлял!
– Да че делать? – Крепыш явно собрался с духом. – Эй, участковый, вали отсюда! А то в прокуратуру заявим! Ты без разрешения влез! Это частная территория!
– А у меня есть данные, что отсюда слышали крики! «Помогите, помогите!» – кричали, – безмятежно ответил я, доброжелательно улыбаясь, будто встретил старого знакомого. – Я просто хочу с вами поговорить. Антон… Антон же тебя звать, да? Антон Милютин. И у меня к тебе разговор!
– Не будет никакого разговора! – угрожающе сказал рыжий, нервно кривя губы. – Вали отсюда! А то и правда заявим!
– Постой, Лис, – крепыш почти незаметно прищурился, окидывая меня взглядом с ног до головы. – Хочешь поговорить – давай поговорим!
Он повернулся к рыжему и подмигнул ему. Рыжий легонько кивнул ему в ответ.
И сердце у меня слегка трепыхнулось – дело-то тухлое. Точно, они увязли во всем этом безобразии по самые уши. И скорее всего, решили меня «завалить».