- Читал в "Правде" ваше открытое письмо Горькому и ответ Алексея Максимовича. Вижу, крепко задел вас этот вопрос.
- Очень крепко, товарищ Сталин, - сказал я. - Конечно, в Конармии были случаи грубого нарушения бойцами дисциплины, некоторых мы даже отдавали под суд ревтрибунала. Но ведь это - единицы! А Бабель написал о Первой Конной так, что у читателя создается неверное представление не только о конармейцах, но и о всей Красной Армии.
Я доложил Сталину, что собрался отправить новое письмо в "Правду".
- Могу ознакомиться с ним, прежде чем оно будет опубликовано? - спросил Иосиф Виссарионович.
- Конечно, товарищ Сталин, - поспешно ответил я.
- Пришлите, пожалуйста, мне его.
- Оно со мной.
- Тем лучше.
Я вынул из планшета статью и передал Сталину. Он сел за стол и стал внимательно читать. Не скрою, я очень переживал - что Сталин скажет.
Иосиф Виссарионович встал из-за стола:
- Максим Горький сейчас в Италии, болеет, и я бы посоветовал воздержаться от публикации письма. Вы правильно ставите вопрос. О бойцах Красной Армии, защитниках Октября, надо писать с любовью и уважением, и я уверен, что эту точку зрения разделяет с нами и Максим Горький. И не надо заострять свой спор с ним, Семен Михайлович. Это только на руку нашим врагам. Вот приедет Горький, и тогда все обсудим.
- Согласен, товарищ Сталин.
В 1933 году в Москве состоялся I Всесоюзный съезд колхозников-ударников. Я выступал на этом съезде. Моя речь понравилась Горькому. Он откликнулся на нее статьей "История деревни".
"Среди прекрасных речей на съезде колхозников, - писал он, - среди множества ценных пожеланий и предложений, высказанных хозяйками и хозяевами Союза Советов, было отмечено дружными аплодисментами предложение товарища Буденного. Он сказал:
"Здесь товарищи выступали и говорили о том, что каждый колхоз, так же как и каждая фабрика, каждый завод, должен стать неприступной крепостью обороны. Вы знаете, товарищи, что сейчас пишется "История заводов". То же самое нужно сделать и в отношении сел и колхозов. Нужно записать их революционные заслуги, революционную деятельность, описать героические подвиги тех бойцов, которых село, колхоз дали в годы гражданской войны в ряды партизанских, красногвардейских отрядов, в ряды Красной Армии. Нужно начать писать историю сел и колхозов, чтобы на этой истории воспитывать наше молодое поколение, чтобы оно дало достойных бойцов нашей социалистической родине".
Это весьма ценная и своевременная идея, и она уже, как говорят, "носится в воздухе". Еще до съезда мысль о необходимости написать "Историю деревни" возникла одновременно в двух местах - в Сибири и в одной из областей центра Союза. Еще раньше - год тому назад - идея эта группой товарищей обсуждалась на квартире М. Горького и была изложена в записке, поданной в ЦК; уже ведется работа над созданием такой истории в Ракитянском районе ЦЧО. Возникновение этой мысли свидетельствует о потребности колхозного крестьянства знать свое прошлое. Товарищ Буденный отлично указал, для чего требуется это знание. Но кроме еще более крепкой организации энергии сопротивления врагам, кроме самообороны оружием нам необходима самооборона посредством знания. Нужно, чтоб молодежь знала, в какой страшной темноте, в какой нищете, в каком унижении жили ее деды и отцы, какую массу крови и энергии затратил рабочий класс на борьбу за освобождение деревни из ежовых рукавиц помещиков и кулаков, из крепких сетей нищенской, единоличной собственности, которая делает людей врагами друг другу. Знание развивается сравнением, а нашей молодежи не с чем сравнивать то, что ей дано, чем она обладает. Именно поэтому и по силе здоровой жажды хорошей жизни среди молодежи нередко встречаются парнишки и девчонки, которые не умеют ценить все то, что для них завоевано, встречаются задорные орлы, которые преждевременно мечтают об уютном курятнике. Знание прошлого вылечило бы их от слишком торопливого стремления пользоваться достижениями настоящего, не думая о будущем, не стараясь углубить и расширить не ими завоеванное и заработанное хорошее наших прекрасных, но еще не легких дней"{108}.
Мы, военные, были очень признательны Горькому за то, что он обратил такое пристальное внимание на вопросы воспитания молодежи на революционных и боевых традициях советского народа, его доблестной армии.
Когда я потом встретил Алексея Максимовича, он выглядел очень уставшим, и я сразу понял, что здоровье его неважное. Мы о многом тогда поговорили. Горький рассказывал, как жил в Италии, на Капри, как работал, какие книги писал. Я похвалил пьесу Вишневского. Горький отозвался:
- Да, замечательную вещь создал пулеметчик!
И тут я не удержался, сказал, что "Первая Конная" Вишневского истинная правда о революционных бойцах-конармейцах - не идет ни в какое сравнение с книгой Бабеля.
Горький отшутился:
- Семен Михайлович, вы - командарм и защищаете своих бойцов. Я командарм в литературе, ко мне обращаются молодые писатели, и я обязан их защищать.
Вскоре после окончания работы I Всесоюзного съезда колхозников-ударников нас с Ворошиловым пригласил к себе И. В. Сталин. Разговор зашел о сельском хозяйстве, о том, что надо больше выращивать хлеба. А потом, после небольшой паузы, Сталин обратился ко мне:
- Максим Горький мне звонил... Прав он насчет воспитания молодежи на революционных традициях. Продумайте с Ворошиловым, как перенести этот вопрос в армию...
Сталин сказал, что и в кавалерии еще не на должном уровне поставлено воспитание бойцов и что я, Буденный, отвечаю за это в первую очередь.
- Учту, товарищ Сталин...
У меня со Сталиным было немало встреч, бесед по многим вопросам. Мне нравились в характере Сталина такие черты, как прямота, откровенность, твердость. Не могу не сказать, как однажды Сталин едва не объявил мне выговор. А было это так. Нам, группе слушателей Военной академии имени М. В. Фрунзе, предстояло выполнить прыжки с парашютом. С этой целью выехали на учебный аэродром. День выдался погожий. С набором высоты самолет стало слегка покачивать. Настроение у меня бодрое, хотя еще ни разу не прыгал.
Секунда - и лицом ощутил упругий ветер... Не стану описывать чувства, которые владели мной в те минуты, скажу одно: прыжок прошел успешно. И на земле выполнил поставленную задачу (в полет я уходил командиром батальона).
Вскоре состоялся выпуск слушателей академии, на котором присутствовали руководители партии и правительства. Торжественное собрание проходило в Кремле. После официальной части состоялся прием.
Там Роберт Петрович Эйдеман, бывший командарм 13-й армии, поднял тост и за меня. Он стал рассказывать о том, как я учился. Роберт Петрович говорил, что Буденный, несмотря на свой высокий пост и солидный возраст, учился старательно.
Когда Эйдеман упомянул о прыжке с парашютом, Сталин серьезно сказал:
- Товарищ Буденный, а кто вам разрешил это делать? Ведь членам правительства нельзя водить машины, дрезины по железной дороге, а вы вдруг прыгнули с парашютом? Вы нарушили партийную дисциплину. - Сталин глянул в сторону Ярославского: он в то время был председателем ЦКК. - Товарищ Ярославский, разберитесь в партийном порядке...
Тут уж не до веселья. Чувствовал себя очень неловко, но все же решительно возразил:
- Товарищ Сталин, я выполнял прыжок с парашютом не как член правительства, а как слушатель академии, который обязан пройти всю учебную программу.
Меня поддержал начальник академии.
Наступила пауза. Потом Сталин сказал:
- Ну, если товарищ Буденный делал это по долгу службы, тогда другой разговор...
Весной 1933 года Сталин пригласил меня к себе.
- Семен Михайлович, - сказал Иосиф Виссарионович? - поздравление ЦК партии по случаю вашего пятидесятилетия вы уже получили, а сейчас лично хочу поздравить вас.
И Сталин крепко пожал мне руку.
- Спасибо, Иосиф Виссарионович.
В тот вечер мы долго беседовали. Вспоминали гражданскую войну, ожесточенные бои под Царицыном... Когда я уходил, Сталин сказал:
- Семен Михайлович, у нас с вами давняя боевая дружба, а фотокарточки вашей не имею, может быть, подарите?
Я не растерялся:
- А вы мне свою?
- Пожалуйста, Семен Михайлович.
Сталин извлек из стола свою фотокарточку и написал: "Создателю красной конницы, другу и товарищу Семену Михайловичу Буденному от И. Сталина".
Этот портрет с надписью висит у меня в кабинете...
Все годы после того, как я покинул 1-ю Конную, ко мне идут письма. Пишут люди со всех концов Советской страны - рабочие, колхозники, ученые, учителя, советские и партийные работники, историки, ветераны войны... В письмах они делятся своими радостями и горестями, советуют, спрашивают, вносят предложения. Ветераны войны, бывшие воины 1-й Конной, рассказывают о боевых походах, вспоминают боевых товарищей - и живых, и тех, кто сложил голову на полях сражений. Бывает, почта приносит и другого рода письма, из-за рубежа, полные злобы и лютой ненависти к нам, советским людям, советскому строю. Читать такие письма и противно и весело. Что же, борьба продолжается!