К исходу дня противник сохранил за собой выгодные рубежи обороны и отступил лишь на некоторых участках. Стало очевидным, что после ухода бригад Литунова из Радзивиллова наши ослабленные боем 11-я и 14-я дивизии не смогут сломить сопротивления неприятельской пехоты. Требовались новые усилия и маневр, подобный проведенному 4-й дивизией. Я принял решение на следующий день использовать для этого 6-ю кавдивизию, которую на Луцком направлении сменяла подходившая 24-я стрелковая дивизия. С. К. Тимошенко получил задачу к утру сосредоточить две бригады в районе Смордвы, за правым флангом 14-й дивизии. Одну бригаду приходилось оставить у Луцка до полного сосредоточения там стрелковой дивизии.
Утром Семен Константинович приехал к нам в Ужинец.
- Все в порядке, мои уже подошли к Смордве, - доложил он, пожимая мне руку.
- Хорошо, - ответил я. - Приготовьтесь к наступлению. Как только Пархоменко начнет атаковать, сразу же обходите противника слева и стремительным броском захватите села Полча и Козин.
Внимательно поглядев на карту, Семен Константинович согласно кивнул головой:
- Будет выполнено.
Не теряя времени, мы с ним выехали в Смордву. К. Е. Ворошилов отправился в 14-ю дивизию.
Наступление началось. Лишь только части А. Я. Пархоменко завязали артиллерийскую и пулеметную дуэль с противником, 6-я дивизия выступила на юг, но неожиданно была остановлена сильным огнем. Оказывается, враг успел за ночь выдвинуть на свой левый фланг пехотный полк. Головная бригада спешилась и завязала огневой бой.
А в это время другая бригада С. К. Тимошенко, отклонившись к юго-западу, лесом обошла фланг противника. После этого здесь наметился успех. И когда за лесом скрылись эскадроны 6-й дивизии, уходившие в тыл врага, я поехал к А. Я. Пархоменко.
Под Хорупанью шла кровопролитная схватка, которой я не видел даже в дни последних жестоких боев. Не менее 30 орудий и масса пулеметов осыпали наши непрерывно атакующие части градом снарядов и пуль.
Нелегко приходилось и врагу. Для подтверждения сошлюсь еще на одного участника тех боев - польского подполковника Арцишевского. "Трудно описать многократные бешеные и свирепые атаки полков неприятельской конницы, сообщает он, - невиданные до сих пор даже во время боев под Острогом, то в лоб и фланги на пехоту, то сзади на отдельные батареи, которым приходилось защищаться картечью с дистанции 200 метров, и безустанные контратаки наших резервов"{55}.
Боем 18-й пехотной дивизии, как потом показали пленные, руководил лично генерал Крайовский. Он приехал прямо на позиции, чтобы морально поддержать своих солдат и офицеров. Арцишевский писал, что Крайовский видел в бинокль Буденного, который стоял на кургане у автомобиля и отдавал приказания непрерывно подъезжавшим к нему командирам.
Бой гремел долго. Отдельные позиции по нескольку раз переходили из рук в руки. Перелом наступил лишь к вечеру, когда 3-я бригада 6-й дивизии захватила село Полча в тылу неприятеля. Обозначился успех и южнее Дубно, где части 45-й стрелковой дивизии вместе с кавбригадой С. М. Патоличева форсировали Икву и нависли над правым флангом 18-й пехотной дивизии.
Не выдержав наших упорных атак, противник оставил Хорупань и Дубно. Только наступление темноты и неудобная для действий конницы лесистая местность спасли 18-ю пехотную дивизию от опасного преследования.
В боях 19 июля 11-я, 14-я кавалерийские и 45-я стрелковая дивизии нанесли противнику большой урон. Но и сами они имели значительные потери. Тяжелой утратой для Конармии была гибель талантливого кавалерийского начальника командира 2-й бригады 11-й кавдивизии С. М. Патоличева. Кто знал этого скромного и умного, в бою спокойного и уравновешенного, в жизни доброго и по-отечески ласкового человека, тот глубоко уважал его и навсегда сохранил о нем светлую память.
Похоронили Семена Михайловича в селе Мирогоща, которое освобождала его бригада. На траурном митинге присутствовали бойцы от всех частей 11-й дивизии. Низко склонив голову, в скорбном молчании слушали они ораторов.
Проводить в последний путь своего освободителя красного командира собрались все жители села от мала до велика. Выражая искренние чувства к славному сыну русского народа, каждая семья возложила на могилу свой венок из живых цветов.
Ф. М. Морозов, горячо любивший С. М. Патоличева, прислал в Реввоенсовет рапорт. Он писал, что у комбрига осталось семеро детей, старшему из которых было всего 15 лет, и просил оказать им материальную помощь. Мы решили выдать семье С. М. Патоличева его трехмесячное жалованье и, кроме того, пособие в 15000 рублей из денег, присланных трудящимися в подарок Конармии.
- Мы потеряли славного человека, - вздохнул Климент Ефремович, передавая Зотову рапорт Морозова. - Но дети Патсличева вместе со всеми советскими людьми доведут до полной победы великое дело, за которое он отдал свою жизнь.
И каждый раз я вспоминаю эти слова, когда вижу одного из сыновей С. М. Патоличева - Николая Семеновича, крупного партийного и государственного деятеля, члена Советского правительства,
Утром 20 июля полештарм перешел в Дубно. Отсюда мы выехали к форту Тараканово. Одиноким островком оставался он на территории, занятой Конармией.
Остановились на высоте, откуда была хорошо видна вся местность около Тараканово. С востока к нему подступала заболоченная долина Иквы, на которой виднелись пехотинцы. Возвышенное место западнее форта было сплошь изрыто окопами и прикрыто проволочными заграждениями. Часть этих окопов захватили спешенные эскадроны 11-й дивизии.
Заметив недалеко от форта за дорожной насыпью группу людей, подъехали туда. Нас встретил подтянутый, среднего роста, чернявый человек, одетый в старенький серый плащ. Он представился начальником 45-й стрелковой дивизии Якиром. Взгляд его больших черных глаз был смел и спокоен.
Иону Эммануиловича я видел впервые. Но слышал о нем много. К. Е. Ворошилов всегда говорил о нем с уважением и считал одним из лучших и опытных командиров, закалившихся в огне гражданской войны.
Начдив обстоятельно доложил обстановку на фронте дивизии и свое решение захватить Тараканово.
- Может, следует обойти форт, а не. распылять силы? - спросил я. - Как вы думаете?
- Нет, - возразил Якир. - Форт держит под огнем дорогу, парализует наш тыл. Надо непременно ликвидировать это осиное гнездо.
Меня его ответ не убедил. Но я промолчал, решив проехать к Ф. М. Морозову и осмотреть укрепления форта с противоположной стороны.
Вообще я был принципиальным противником штурма узлов сопротивления с небольшими гарнизонами. Даже оставшись в нашем тылу, серьезной угрозы они не представляли. Штурм же отвлекал часть войск от главных задач и всегда требовал значительных жертв.
Мы сели в машину. Иона Эммануилович, заметив, что собираемся ехать в 11-ю дивизию мимо форта, предупредил:
- Местность простреливается, не стоит рисковать.
- Ничего, - успокоил я его и приказал трогаться, рассчитывая побыстрее добраться к Ф. М. Морозову.
Однако не успел наш автомобиль проехать и двухсот метров, как с укреплений застрочил пулемет, защелкали винтовочные выстрелы. Над головами послышалось противное повизгивание пуль, и нам пришлось повернуть в сторону, к небольшому хуторку. Оставив автомобиль за одним из домов, в 11-ю дивизию прошли пешком.
У Морозова спешенный 63-й кавполк вел перестрелку с противником, засевшим в Тараканово. Я приказал начдиву прекратить огневой бой и наступать на юго-запад.
Осмотр форта со всех сторон окончательно убедил, что на осаду его не было никакого смысла отвлекать значительные войска. Поэтому, вернувшись к И. Э. Якиру, я приказал и ему оставить для наблюдения за неприятелем не больше полка, а главными силами продолжать наступление.
- Неприятель сам уйдет из Тараканово, когда убедится, что сидеть в нем бесцельно. Скорее всего, он попытается бежать ночью и, надеюсь, окажется у вас в плену. Форт после этого подорвите, - наказывал я начдиву.
Когда мы вернулись в Дубно, здесь, по донесениям начдивов, уже было известно об отступлении главных сил 18-й польской пехотной дивизии к Радзивиллову. Пленные показывали, что генерал Крайовский вынужден был отвести свои полки для прикрытия бродского направления.
Но войска 2-й польской армии все еще пытались прорваться на Млинов. Ночью крупные силы переправились через Стырь в районе Красного и на рассвете начали теснить прикрывавшую это направление 3-ю кавалерийскую бригаду Литунова. Начдив двинул в район боев две другие свои бригады, причем одну из них послал вдоль реки Стырь на север, приказав отрезать польские части от переправ.
Активность 2-й польской армии в направлении Млинова и форсирование ею Стыри, конечно, тревожили нас, но не настолько, чтобы отказаться от разгрома группы Крайовского. Поэтому задачи главной группировке мы оставили в силе. Литунову же приказали ликвидировать переправившегося противника.
И ночью бои продолжались с прежним ожесточением. 134-я стрелковая бригада овладела фортом Тараканово, пленив около двух батальонов противника и захватив 4 орудия и 40 пулеметов. В темноте удалось бежать лишь коменданту форта с небольшой группой солдат.
Части Осадчего заняли Кременец. Группа генерала Шиманьского, оборонявшая город, понесла большой урон. А ее 105-й пехотный полк потерял свыше 75 процентов своего состава.
Но главными героями ночных боев оказались бойцы Литунова. Они обратили в бегство четырехтысячный отряд противника, форсировавший реку Стырь, и захватили в плен свыше 500 человек.
К исходу 21 июля Дубно-Кременецкий район был полностью очищен от противника. 18-я пехотная дивизия генерала Крайовского, группы генерала Шиманьского и полковника Ясинского, потерпев поражение, в беспорядке отошли к Радзивиллову и Бродам. Наши 6, 11-я кавалерийские и 45-я стрелковая дивизии, преследуя неприятеля, вышли на реку Пляшевка от впадения ее в Стырь до железной дороги Радзивиллов - Дубно. Кавгруппа Осадчего выдвигалась западнее Кременца, угрожая правому флангу врага.
Но если мы обезопасили свой левый фланг, то на правом назревала новая угроза. Из захваченных у неприятеля оперативных документов и показаний пленных стало известно, что польское командование, считая уже определившимся движение советской конницы на Львов, спешно перегруппировывало главные силы 2-й армии к югу. Оно еще не теряло надежды ударом в направлении Млинов Броды разрезать фронт Конармии и соединиться с 6-й армией. В частности, мы установили выдвижение 3-й дивизии легионеров вместе с приданным ей 65-м пехотным полком в район Красного. Южнее Красного наши разведчики тоже обнаружили сосредоточение крупных сил пехоты и кавалерии противника.
После того как части генерала Крайовского были оттеснены к Бродам, главную опасность для нас представляла 2-я польская армия. Именно она могла помешать нашему наступлению на Грубешов - Люблин.
Обсудив обстановку, мы решили окончательный разгром отступивших к Радзивиллову и Бродам войск возложить на 11-ю кавалерийскую, 45-ю стрелковую дивизии и кавгруппу Осадчего. Главные же свои силы сосредоточить против 2-й польской армии, чтобы, отбросив ее, двинуться к Люблину.
Конкретно в приказе по армии задачи дивизиям выглядели так: 14-й кавалерийской выдвинуться к переправе через Стырь у Липы и Вербени, 4-й форсировать реку на участке Красное - Берестечко и захватить плацдарм на западном берегу, а 6-й - выйти в район Берестечко - Шуровичи. 24-й стрелковой дивизии предстояло форсировать Стырь, взять Луцк, затем продолжать наступление на запад, угрожая левому флангу 2-й польской армии.
Уже 22 июля 6-я и 14-я дивизии овладели переправами на Стыри, а 4-я захватила небольшой плацдарм на западном берегу реки.
Пока мы наступали у Стыри, генерал Крайовский двинул свою дивизию в контрнаступление. 11-я кавалерийская под натиском пехоты и танков вынуждена была отходить. Ночью противник занял Козин, Боратин, Ситное и Иване Пусте.