Строй на минуту дрогнул, кто-то пытался сесть на лошадь, кого-то стаскивали с седла. Мне казалось, что в этой суматохе вот-вот дойдет до рукопашной. К счастью, ничего не случилось.
Группа подъехавших всадников да с ней еще с десяток замешанных в преступлениях бойцов ускакали в лес. После моих команд "Равняйсь!" и "Смирно!" конармейцы остались стоять на месте, и С. К. Минин продолжал чтение приказа.
Наступили решающие минуты. "Подчинятся или нет? - волновался я. Сдадут оружие или нет? Если нет - как поступить?" Однако времени терять было нельзя.
Подаю команду:
- Сдать боевые знамена и знамена ВЦИК, врученные за боевые заслуги!
После заметного колебания знаменосцы двигаются с места и приносят знамена ко мне. На глазах бойцов замечаю слезы.
Еще команда:
- Клади оружие!
Слова прозвучали в полной тишине. Они были слышны каждому находившемуся в строю, они докатились до леса и эхом отозвались в нем. Наступила минута ожидания, не скрою, самая, пожалуй, трудная в моей жизни.
Но вот первая шеренга как бы стала ломаться. Бойцы, недружно наклоняясь, осторожно клали на землю, каждый возле себя, шашки, карабины. То же сделала вторая шеренга.
Замечаю отдельные неподвижные фигуры бойцов, на лицах которых отражается злоба. Но эти одиночки, хотя и с оружием, были бессильны теперь против абсолютного большинства уже безоружных конармейцев.
И тут случилось то, чего ни я, ни члены Реввоенсовета К. Е. Ворошилов и С. К. Минин не ожидали. По рядам вначале прошел тяжелый вздох, затем послышались рыдания. Мне редко приходилось видеть плачущих навзрыд мужчин. Мужские слезы, видимо, не зря называют скупыми. На какое-то мгновение я оцепенел: стоят передо мной боевые кавалеристы, которых много раз приходилось водить в атаку в конном и пешем строю, от которых враг удирал так, что только пятки сверкали, стоят и, не стесняясь друг друга, плачут. А среди плачущих бойцов, утратив надменность, озираются волками не сложившие оружия преступники.
Обращаюсь с краткой речью к тем, кто только что сдал оружие:
- Вы ли это, товарищи, кто еще совсем недавно под этими легендарными знаменами громил белополяков? Эх, плохо, когда у бойца не душа, а душонка и когда его сердце дрогнуло. И где дрогнуло? Не в бою, когда вражья пуля могла тебя с седла скосить, а в мирный час, когда ты поддался вражьей агитации, изменил делу революции!
Сделал паузу, смотрю на виновников. Головы опустили еще ниже. Кто-то крикнул:
- Чего с ними цацкаться! К стенке, товарищ командарм!
Легко сказать - к стенке. Среди виновных большинство таких, кто стал соучастником преступления по недомыслию. Надо, чтобы они глубоко осознали свою вину.
- Товарищи, - продолжал я, - Республика Советов, наша любимая Россия, переживает сейчас, может быть, самое тяжелое время. Враг хочет вновь заковать в кандалы наших сыновей и матерей, нас с вами. Враг делает ставку на Врангеля. "Черный барон" вооружен до зубов. Ленин, Родина зовут нас к решительной борьбе. Так неужели мы, сыны своего Отечества, не постоим за Республику Советов? Постоим! И будем биться до последнего дыхания, а если надо, то во имя свободы и счастья трудового народа отдадим свои жизни!..
Бойцы в ожесточенных боях с врагом проявили чудеса храбрости и героизма. И вот теперь в их рядах нашлись предатели. Они запятнали вашу боевую честь и славу, и смыть этот позор можно лишь честной, самоотверженной службой и своей кровью во имя дела революции. Помните об этом. Вопросы есть? Нет? Тогда приказываю здесь же и непременно сейчас выдать зачинщиков.
Над полем повисла тишина. Некоторые из замешанных в грабежах и убийствах пытались пробиться через строй и уйти в лес. Но поздно. Строй на несколько минут нарушился, короткая схватка - и бойцы разоружили бандитов.
У меня словно камень с плеч свалился. Снова обращаюсь к бойцам и командирам. Призываю их восстановить боевую славу в предстоящих боях против врангелевцев, быть верными большевистской партии и Советскому правительству. В заключение говорю:
- Боевые знамена останутся в штабе армии до тех пор, пока снова, как и прежде, не загремит ваша воинская слава на полях сражений!
Вижу, все конармейцы слушают меня внимательно, и сам я повеселел, уверенности прибавилось. Теперь уже громко даю команду:
- Взять оружие!
На меня уставились удивленные глаза бойцов. Еще секунда - и я все понял. Конармейцы не верят, что я, командарм, несколько минут назад распекавший их, вдруг разрешил взять оружие. Пришлось повторить команду. На этот раз ее дружно выполнили все, как один человек. В это время еще несколько десятков бойцов бросились в лес. Ворошилов и я недоумеваем, в чем дело. Неужели бойцы решили убежать? Между тем из леса послышались выстрелы. Вскоре наше недоумение рассеялось. Оказалось, что в лесу находилась группа наиболее оголтелых бандитов, которая не вышла на построение, но все время наблюдала за нами. За ней-то и погнались бойцы. Преступники бросились наутек, по ним открыли огонь. Несколько человек было убито, остальных поймали и обезоружили.
События в 6-й кавдивизии взволновали меня до глубины души. Было обидно, что подобное произошло в кавдивизии, бойцы которой еще совсем недавно мужественно и беспощадно громили врага. И особенно огорчил тот факт, что случилось это перед решающими боями с Врангелем.
В тот день я ходил мрачный и угнетенный. Мы провели заседание Реввоенсовета, на котором тщательно обсудили, что послужило поводом столь тяжелого происшествия. Горячо, страстно говорил каждый из нас. И почти каждый предлагал принять самые строгие меры к тем, кто запятнал честь революционного бойца.
- Особая вина во всем случившемся лежит на командире части, взволнованно говорил начдив 11-й Морозов (на заседание Реввоенсовета были приглашены все начдивы и военкомы). - Не буду голословным. Сейчас, как никогда, надо проявлять повышенное внимание к бойцам: чаще беседовать с ними, узнавать, что у человека на душе, какие думы одолевают его. А товарищ... тяготится этим, его редко увидишь с подчиненными. Дневка - он не к конникам, а в отдельную избу, видите ли, покой ему надо создать. А всем ясно, что, чем дальше командир уходит от бойца, тем большая вероятность того, что его перестанут понимать.
- Судить будем всех, кто опозорил революционное знамя Первой Конной! подвел итоги обсуждения Ворошилов.
Мы знали, что, во всеуслышание говоря о непорядках в наших подразделениях, даем врагу пищу. Но честно сказать об ошибках - значит укрепить свои ряды, а не ослабить их.
Реввоенсовет армии решил виновных в происшествии командиров отстранить от занимаемых должностей и предать суду Революционного военного трибунала.
13 октября через Главкома С. С. Каменева нам передали указание Владимира Ильича представить ЦК полную информацию о борьбе с бандитизмом, о событиях, происшедших в 6-й кавалерийской дивизии, о трудностях, переживаемых армией. В тот же день отправили подробное донесение Председателю Совета Народных Комиссаров В. И. Ленину, Главкому С. С. Каменеву, командующему Южным фронтом М. В. Фрунзе. В этом донесении Реввоенсовет подробно описал все, что произошла, доложил о том, какую борьбу 1-й Конной приходится вести с бандитскими шайками, как это отвлекает нас от выполнения прямой задачи - движения на врангелевский фронт.
Мы сочли нужным еще раз обратить внимание командования дивизий на беспощадную борьбу с теми, кто своими враждебными действиями ослаблял дисциплину в армии, дискредитировал честь и достоинство защитника дела рабочих и крестьян. 13 октября Реввоенсовет отправил следующую телефонограмму в дивизии:
"Начдивам и военкомдивам 4-й, 6-й, 11-й и 14-й кавдивизий.
Немедленно приступите к самой радикальной чистке вверенных вам дивизий от всякого рода бандитов, хулиганов и подозрительного элемента. Вылавливая подозрительный и преступный элемент, не останавливаться ни перед чем. Положение, временные заслуги и долгое пребывание в части не могут служить смягчающим обстоятельством для заподозренных или уличенных в бандитизме..."{29}
Вскоре мы получили приказ Реввоенсовета Республики, которым 31, 32 и 33-й кавполки, как опозорившие себя, вычеркивались из списков 1-й Конной. Реввоенсовет армии принял решение вместо 31, 32 и 33-го полков, создать 1, 2 и 3-й кавалерийские маршевые полки. Они сводились в маршевую бригаду. Командиром бригады назначался Губанов, который до этого командовал 3-й бригадой 6-й дивизии. 34, 35 и 36-й кавполки 6-й дивизии сводились в отдельную кавалерийскую бригаду. Командиром бригады стал Н. П. Колесов.
Следствие по делу отданных под суд бывших командиров 6-й кавдивизии продолжалось 17 дней. Судила их выездная сессия Революционного военного трибунала 1-й Конной армии. Слушалось дело в открытом судебном заседании.
Вот что гласил приговор Ревтрибунала: "...будучи ответственными представителями РККА, они в силу своего попустительства, разгильдяйства и халатности допустили разложение и ослабление воинской дисциплины и не приняли беспощадных мер к искоренению бандитизма во вверенных им частях, к охране населения от погромов... не предприняли действенных... шагов к обнаружению всех участников бандитизма. Всем этим они косвенно способствовали... разложению армии и нанесли материальный и особенно большой моральный ущерб".
Чрезвычайная выездная сессия Революционного военного трибунала 1-й Конной армии, учитывая все это и руководствуясь интересами социалистической Республики, единогласно постановила: лишить виновных всех наград, полученных от Рабоче-Крестьянской Республики, и подвергнуть одних высшей мере наказания - расстрелу, других лишению свободы на различные сроки.
Однако чрезвычайная выездная сессия Революционного военного трибунала, принимая во внимание добровольное вступление в ряды РККА в первые дни ее создания всех виновных в происшествии, их исключительные заслуги перед пролетарской революцией и в ознаменование трехлетней годовщины Октябрьской революции нашла возможным смягчить меру наказания.
По решению Революционного военного трибунала осужденные направлялись в распоряжение штаба Южного фронта для зачисления в кавалерийские части на должности со значительным понижением.
В первых же боях против Врангеля все осужденные проявили храбрость и стойкость в достижении победы, доказав свою преданность великому делу революции.
Многие из них потом продвинулись далеко по службе. Вот почему я и не называю их имен.
Неприятные события в 6-й дивизии вынудили нас задержать ее в районе Ольшаница, Ракитно, а вместе с ней и Особую кавалерийскую бригаду на четыре дня. Они возобновили движение лишь утром 13 октября. 11, 4 и 14-я кавалерийские дивизии и в эти тяжел не для нас дни продолжали движение по указанным маршрутам.
На станции Бобринская по прямому проводу я получил сообщение о подписании в Риге предварительного мирного договора с Польшей. Из этого сообщения мы узнали, что Польша отказывается от своих притязаний на Правобережную Советскую Украину и Советскую Белоруссию, но сохраняет за собой захваченные ею западные области обеих республик.
Советская страна добилась новой крупной победы. Планы Антанты опять потерпели полный провал. Война с белополяками окончилась, как указывал Владимир Ильич, миром для нас более выгодным, чем тот, который мы предлагали Польше в апреле.
Мы были очень рады сообщению. Сразу же созвали митинг. На него пришли рабочие станции и местное население. Из-за плохой погоды митинг проводился в помещении агитпункта вокзала. Все желающие поместиться в нем не могли. Большая толпа образовалась на перроне, слушая речи ораторов, долетавшие через открытые двери.
Выступавшие говорили, что мир с Польшей позволит нам сосредоточить все усилия на врангелевском фронте и довести борьбу до полной победы.
Митинг прошел с большим подъемом.