- Вот одолжили! - сказал генерал Скворцов.- Ваше имя, товарищ старший лейтенант?
- Хромов Михаил Васильевич!
- Фронтовик! - заметил Скворцов, глядя на его ордена.
- Так точно! С сорок первого года.
- Готовы к выполнению задания?
- Готовы.
И старший лейтенант Хромов со своей ротой и японскими трофейными понтонами выехал к станции Эха, к взорванным мостам, и вскоре под огнем врага начал наводить наплавной мост.
Между тем попытка 300-й дивизии с ходу, на подручных средствах, переправить батальоны через реку, к восточным пригородам, не принесла успеха. Шесть дотов опорного пункта, что на высоте за мостами, вели сильный огонь. Траншеи японской пехоты тройным ярусом от уреза воды и вверх опоясывали высокий берег. Оттуда били десятка пулеметов, вода кипела фонтанчиками от пуль.
- Ничего, осилим! - сказал генерал Скворцов.- Николай Карпович взялся за них крепко.
Действительно, 22-я дивизия Николая Карповича Свирса, наносящая вспомогательный удар, наступала на северную окраину Муданьцзяна так энергично, что ее продвижение стало в эти утренние часы решающим для успеха штурма вообще. Без танков и артиллерии она быстро прорвала укрепленные позиции противника на западном берегу реки. Видимо, ночная переправа шести батальонов в районе хуалиньских мостов ускользнула от внимания японцев. Иначе ничем не объяснишь запоздалую реакцию вражеского командования. Стремительная, без выстрела, атака 211-го и 246-го полков застала его врасплох.
В девять утра генерал Свирс доложил:
- Полк Левченко ворвался на железнодорожную станцию.
Двадцать минут спустя:
* Полк Орлова овладел кирпичным заводом.
В десять утра:
- Левченко ведет бой за северную окраину, Орлов- за северо-западную. Батальон майора Головко пробивается к центру города. Японцы подожгли военные склады.
Успех 22-й стрелковой дивизии, особенно 211-го полка Петра Тарасовича Левченко, создал перелом в боях за Муданьцзян. Противник дрогнул. Его части, оборонявшиеся за рекой, в восточных пригородах, стали поспешно отходить, чем и воспользовался немедленно полковник Лубягин. Полки его 300-й дивизии форсировали реку близ восточных мостов.
В тяжелом положении оказались части японцев под станцией Эхэ. От города они были отделены рекой и потому бросились к южным мостам у пригорода Эхэчжань. Но танкисты 77-й и 257-й бригад обогнали отступавшего противника и с ходу ворвались в Эхэчжань. Единственная еще не взорванная переправа оказалась в наших руках. Это был второй крупный боевой успех утром 16 августа. Танкисты не только обеспечили удобную коммуникацию для полков 26-го корпуса, завязавших уличные бои, но и вышли в тылы вражеской группировки, которая оборонялась против 65-го стрелкового корпуса 5-й армии генерала Г. Н. Перекрестова. Мы поддерживали с ним радиосвязь, и около десяти утра он сообщил, что его авангарды выходят к станции Ухэ с востока. Вскоре части генерала Перекрестова подошли к этой станции и, оставив нам переправочные средства (понтонно-мостовой батальон), продолжили наступление вдоль железной дороги на юг, на город Нинань{47}.
Обстановка, сложившаяся под городом Муданьцзяном к середине дня, настраивала на мажорный лад, однако мы не обольщались. Японцы взрывали и поджигали важные военные объекты - явный признак того, что они не надеются удержать город. Но это не означало, что они отдадут его без боя. Наоборот, будут драться за него, и чем сильнее увязнем мы в уличных боях, тем больше времени дадим японскому командованию для ответных действий, для создания прочной обороны на пути к Харбину или для контрудара. Поэтому и нам следовало подумать о ближайших перспективах и постараться немедленно развить успех. Для этой цели штаб армии мог использовать 59-й стрелковый корпус. Его части продолжали марш по дороге Линькоу -Муданьцзян и передовым отрядом уже вышли к станции Яоцзыгоу, что в 20 км севернее Муданьцзяна. По нашим расчетам, главные силы корпуса Ксено-фонтова должны были уже 17 августа сосредоточиться в районе станции Хуалинь. Поэтому 1-я Краснознаменная армия сможет без паузы продолжить наступление по линии Китайско-Восточной железной дороги - от Муданьцзяна на Ханьдаохэцзы и далее на Харбин. Но пока это были только перспективы. Многое зависело от того, насколько быстро мы овладеем Муданьцзяном.
Прямоугольный, как все старые китайские города, Муданьцзян в отличие от большинства из них не имел строгой планировки продольных и поперечных улиц с востока на запад и с севера на юг. Он как бы развернулся углами к этим сторонам света. Северо-западная и юго-западная окраины были его рабочей частью. Здесь, вокруг железнодорожного узла и веток к громадным пакгаузам и прочим складским помещениям, ютилась в глиняных хибарках китайская беднота. Базар с сотнями дощатых домиков-ларьков, харчевен с толстыми цветными кистями над входом, с китайским театром под полотняным тентом, с тайными опиокурильнями отделял эту часть города от центра. В центре все было богато, чисто и чинно. Дома в стиле модерн - гладкие, серые, с огромными окнами. Это японские банки, японские магазины, ну и, разумеется, японские штабы, отделения военной миссии (агентурная разведка) русско-японского института (вербовка и подготовка белоэмигрантов для засылки в СССР в качестве шпионов) и прочие подобные учреждения с туманными названиями, вроде "Общества взаимных услуг" или "Союза процветающих юношей", где сидели улыбчивые господа и куда легко было войти, но трудно выйти. А по соседству, в узких переулках с глухими стенами, стояли, прислонившись к маленьким дверям, особы мужского и женского пола, которые оживлялись только при виде прохожего и шептали ему что-то на ушко. Это был район увеселительных заведении с особой окраской. Здесь мужья торговали женами, матери-старухи - дочерьми, здесь оптом скупали и вывозили куда-то русских девушек из обнищавших белоэмигрантских семей и, наоборот, привозили девушек с Японских островов. У японских дельцов и военщины бытовал даже лозунг, который можно перевести примерно так: "Китайский опиум и японские гейши помогут вам завоевать мир". Торговля опиумом всемерно поощрялась со стороны оккупантов, в ней участвовали все, кто хотел, но вместе с тем японец, замеченный в курении опиума, подвергался немедленной и суровой каре. Разбой и бандитизм в отношении коренного населения были существенным подспорьем оккупационной политики. При жандармских участках прикармливались банды уголовников, которые шантажом или прямым убийством богатых горожан перекачивали их деньги в казну Квантунской армии, жандармерии, военной миссии.
Но вот наступил день, когда эта явная и тайная жизнь города Муданьцзяна сразу рухнула. С грозным гулом прошли над крышами штурмовики с красными звездами на крыльях, мелькнули огненные хвосты реактивных мин, за рекой показались советские танки. Грохот взорванных мостов заставил заметаться всю эту многотысячную камарилью кровососов и убийц в военных мундирах и штатских пиджаках. Бежать? Но куда? Первый естественный порыв - на юг. Там Чаньчунь, Мукден, корейские порты, там Япония. Но дорога на юг уже отрезана русскими танками генерала Крылова. На запад, к Харбину? Но прошел слух, что русские идут на Харбин и с востока, что они уже в Хайларе. Может, спрятаться, затаиться, переждать? Где? Кто спрячет?
В такой вот панический для оккупантов час и ворвались в город с севера батальоны 211-го и 246-го полков. Пепел кружил над улицами. Это жгли свои документы штабные и тыловые учреждения 1-го фронта{48} и 5-й японской армии. Толпы военных и штатских обитателей центральных кварталов на автомашинах, бричках и просто пешком кинулись все-таки на запад, по дороге на Харбин. А солдатам приказали: "Умрите за императора!" И солдаты исполнили приказ. Уличные бои с первых часов приняли ожесточенный характер. Стрелки подполковника Левченко с севера, от товарной станции, пробивались через центр города к юго-западной его окраине. Первым на главную улицу вышел батальон майора В. К. Головко - ветерана-дальневосточника. Василий Кондратьевич прошел в рядах 1-й Краснознаменной армии весь ее славный боевой путь, его батальон всегда был первым в боевой и политической подготовке, таким же показал себя и в боях с японскими милитаристами. Почти все 100 км от границы шел в авангарде полка, отважно сражался под Коуцзыхэ, на горном перевале, стал направляющим и при штурме Муданьцзяна.
Внутреннюю, пересекавшую город железнодорожную ветку и район пассажирского вокзала противник использовал как очередной оборонительный рубеж. Здесь окопались охранный полк 5-й японской армии и отряды военной жандармерии. Их пулеметчики засели в зданиях вокзала и гостиницы и держали под обстрелом так называемую полосу отчуждения, то есть широкое, свободное от построек пространство по обеим сторонам железной дороги. Штурмовые группы майора Головко залегли, выкурить пулеметчиков из фундаментальных зданий огнем легких минометов не удалось. Батальон нес потери. Тогда вышел вперед майор Головко и повел бойцов в атаку. Ворвались в гостиницу, и пока ее очищала одна штурмовая группа, другая во главе с комбатом броском вышла за железную дорогу. А вокзал штурмом взяла группа, которую поднял в атаку комсорг 211-го полка лейтенант И. А. Комиссаров.
Правее и левее продвигались через центр батальоны капитанов А. Д. Гольцева и И. Ц. Купченко. Если для Головко и Купченко штурм Муданъцзяна был практически первым уличным боем в крупном городе, то тридцатилетний Александр Дмитриевич Гольцев имел за плечами большой опыт Великой Отечественной войны, был отмечен тремя боевыми орденами. Его батальон прорвался на юго-западную окраину и стремительным штыковым ударом овладел громадными интендантскими складами. Рядовые М. И. Судаков и А. С. Мениханов обошли вражескую огневую точку с тыла, уничтожили ее гранатами.
В 246-м полку особенно отличился батальон майора Алексея Михайловича Михайлова. Сам он, вооружившись автоматом и гранатами, показывал пример мастерского ведения ближнего боя, лично уничтожил несколько солдат и офицеров противника. Рота старшего лейтенанта П. Ф. Усатюка окружила обнесенный высокой и глухой стеной двор с вышками по углам (как выяснилось потом, диверсионную школу). Диверсанты сопротивлялись отчаянно, пришлось саперам подрывать железные глухие ворота. Первым ворвался во двор агитатор политотдела дивизии капитан А. В. Нырков. Алексей Васильевич геройски погиб в этом бою, но память о нем, верном сыне Отчизны, навсегда осталась в наших сердцах.
В этот день все политработники, парторги и комсорги 22-й Краснодарской стрелковой дивизии были на передовой. Когда выбывал из строя командир, они возглавляли штурмовые группы и первыми поднимались в атаку. Поэтому и потери в этом звене политработников были велики. Смертью храбрых пал и комсорг разводроты старший сержант Николай Иванович Нещеред, который отличился еще в момент перехода границы и, помимо других боевых дел, взял в плен двух японских солдат и офицера.
Прорыв полков 22-й дивизии генерала Свирса к Муданьцзяну с севера, быстрое их продвижение в глубь городских кварталов, и тыл к противнику, потрясли всю эту так долго и тщательно готовившуюся оборону. Быстро форсировав реку на подручных средствах, полки 300-й дивизии полковника Лубягина овладели восточной окраиной города и стали пробиваться навстречу стрелкам-краснодарцам.
Разведгруппа во главе со старшим лейтенантом Иваном Ефимовичем Курочкиным, войдя и город, обнаружила тщательно замаскированный, встроенный в дом пулеметный дот. Пока двое разведчиков отвлекали противника огнем из автоматов, старший лейтенант с другими бойцами пробрался в дом, подорвал взрывчаткой дверь дота и уничтожил его гарнизон. По пути, проложенному разведчиками, ворвались в город батальоны 1049-го полка Константина Васильевича Панина, а затем и 1051-й полк Михаила Фроловича Бужака.
Командир батальона Евдоким Николаевич Байбус умело организовал атаку на сильный опорный пункт в здании Восточно-Азиатского банка, сам гранатами уничтожил три пулеметные точки. Батальоны капитанов Д. И. Синдяшкина, И. П. Артеменко, Ф. И. Балобана, А. И. Иманова к трем часам пополудни овладели уже всей восточной частью города, а спустя еще два часа встретились с частями 22-й дивизии на южной окраине.
Муданьцзян был занят, но отдельные схватки на территории города продолжались до утра. Они были весьма напряженными. Достаточно сказать, что ночью большая группа японцев напала на штаб 1049-го полка, и лейтенант Петр Дмитриевич Ловушкин с группой автоматчиков, ручных пулеметчиков и снайперов в тяжелом бою спас полковое Знамя и прорвался с ним из окружения. Такое же нападение в эту ночь совершил противник и на штаб 75-го инженерно-саперного батальона. Пятеро смертников во главе с офицером проникли в разбитое бомбами здание и кинулись к знамени. Часовой ефрейтор Алексей Митрофанович Рюмшин принял неравный бой и уничтожил всех нападавших, но сам получил несколько тяжелых ранений и скончался на руках товарищей.
Все группы противника, пытавшиеся прорваться из города, стремились выйти к юго-западной его окраине, к поселкам Хайлатунь, Тудятун, Сифын, расположенным близ речных мостов, как раз напротив пригорода Эхэчжань. Здесь сгруппировались все остатки муданьцзянской группировки 5-й японской армии. До позднего вечера они предприняли несколько сильных контратак, пытаясь отбить мосты у танкистов 77-й и 257-й бригад.
Почему японцы не взорвали заранее эхэчжаньские мосты, как сделали это севернее города, под станцией Хуалинь, и на востоке, у станции Эхэ, мы можем предположить с большой долей вероятности. Мосты им требовались для того, чтобы обеспечить отход своих частей с восточного берега реки на западный. Но прорыв к переправе наших танков и встречное наступление наших соседей - частей 65-го корпуса генерала Г. Н. Перекрестова - поставили эти японские войска в тяжелое положение, вынудили в конце концов занять почти круговую оборону. Поэтому борьба за южные мосты во второй половине дня 16 августа, когда японское командование поняло, что Муданьцзян не удержать и надо отводить и собирать разгромленные войска, стала для него первоочередным делом. Оно подтянуло сюда бронепоезд, противотанковую артиллерию, отряды смертников. Первая группа танков, прорвавшаяся на западный берег, была окружена японцами. Завязался напряженный бой. Командир батальона 77-й танковой бригады капитан С. И. Мурзаев мог бы и отойти, но за спиной были мосты, которые надо было удержать любой ценой до подхода главных сил. Танки встали в оборону. Их было мало, фронт держали большой, поэтому бой разбился на отдельные схватки.
Командир роты старший лейтенант В. Н. Хрусталев отбивал вражеские атаки у поселка Тудятун. В огневой дуэли подбил полковую пушку и несколько пулеметов. А когда к танку подобрались смертники с зарядами взрывчатки, их встретили десантники сержанты И. С. Пагуда, Т. П. Меденцев, И. П. Дрофа и уничтожили в ближнем бою.
Смело вступил в бой с японским бронепоездом, имевшим четыре тяжелых орудия, экипаж танка старшего лейтенанта Смотрицкого. Герои погибли, но нанесли бронепоезду серьезные повреждения. Командир танка лейтенант Лимарев атаковал противотанковую батарею, раздавил ее, но вскоре боевая машина подорвалась на мине; обожженный, дважды раненный, с пробитой осколком левой рукой, Лимарев стойко оборонял танк от наползавших на него смертников. Зубами выдергивая предохранительную чеку, он бросал гранаты, пока не подоспела подмога. Танк младшего лейтенанта Паршикова был окружен и подбит японцами на южной окраине Муданьцзяна. К нему прорвался сквозь огонь на своем танке старший сержант Каширин, отремонтировал гусеницу и на буксире вывел поврежденную машину к мосту. Мужественно сражались экипажи лейтенантов Шарпаря, Быканова, Какоулина, Марченко, Жаворонкова.
В этом бою один из танков оторвался так далеко, что потерял даже зрительную связь с другими машинами. Вражеская артиллерия подбила боевую машину, в живых остался один стрелок-радист младший сержант Колбасин. Он выскочил из танка, вокруг была высокая кукуруза, младший сержант пополз к своим, но потерял ориентировку. А спустя некоторое время танкисты, оборонявшие мост, увидели тяжело бегущего под вражеским огнем человека. Это был младший сержант Колбасин, раненный дважды. Он рассказал, что случилось с ним, а позже ремонтники, отыскавшие подбитый танк, подтвердили его рассказ. На краю кукурузного поля они увидели трех убитых японцев и пасущуюся поблизости лошадь.
Эту лошадь и увидел Колбасин, когда выполз из кукурузы. Он с детства привык к лошадям, поэтому не раздумывая вскочил в седло, но тут же был сбит на землю винтовочным выстрелом - пуля попала в плечо. Подскочили трое японских солдат, один из них ударил лежащего штыком. Сталь только скользнула по телу, Колбасин ударил японца ногой и, завладев его винтовкой, вскочил. Работая штыком и прикладом, свалил всех троих. Опять влез на лошадь, но она была кавалерийская и не слушалась, так сказать, "деревенских" команд. Пришлось Колбасину добираться до своих пешком. Его сразу же отправили в госпиталь.
Вот только несколько эпизодов из трудной борьбы за эхэчжаньские мосты, которую вела первая прорвавшаяся по ним группа танков 77-й и 257-й бригад. Когда в этот район вышли главные силы бригад, сопротивление противника было сломлено, и его войска стали поспешно уходить по харбинской дороге на запад, к станции Хандаохэцзы. Штурмовики 251-й, истребители 32-й авиационных дивизий громили с воздуха японские колонны, С наблюдательного пункта на высотах, что западнее Муданьцзяна, хорошо просматривались железная и шоссейная дороги на Харбин. От разъезда Лагу и далее к горизонту, которого уже коснулось заходящее солнце, обе дороги представляли собой цепь громадных дымных костров. Это горела вражеская боевая техника, автомашины, трактора.
В 22.00 16 августа штаб армии отправил боевое донесение командующему 1-м Дальневосточным фронтом маршалу К. А. Мерецкову о том, что войска 1-й Краснознаменной армии овладели городом и железнодорожным узлом Муданьцзяном{49}. Только крупных складов с военным имуществом, боеприпасами, горючим и продовольствием было захвачено около 150.
Капитуляция Квантунской армии
К исходу 16 августа, планируя дальнейшее наступление, командование и штаб 1-й Краснознаменной армии могли констатировать:
1) Заранее подготовленная оборона противника прорвана на всю ее глубину, вплоть до третьего рубежа на реке Муданьцзяц.
2) 5-я японская армия разгромлена. Она лишилась значительной, если не большей, части своих тыловых складов и баз с запасами всех видов военного снабжения.
3) Пополнить такие потери в короткий срок противнику трудно. Ввод его свежих оперативных резервов в нашей полосе сомнителен, так как взломан не только противостоящий нам 1-й (Восточно-Маньчжурский) японский фронт, но и другие фронты Квантунской армии - Западно-Маньчжурский и Корейский, а также оборона 4-й отдельной (Северо-Маньчжурской) армии. Советские войска 1-го и 2-го Дальневосточных и Забайкальского фронтов, наступая по сходящимся направлениям, навстречу друг другу, рассекли Квантунскую армию на изолированные группировки, а правое крыло Забайкальского фронта глубоким клином вторглось и в Южную Маньчжурию. Полное окружение и окончательный разгром главных сил противника в Маньчжурии можно считать делом ближайших дней.
4) 1-я Краснознаменная армия сохранила полную боеспособность, но для продолжения наступательных действий в хорошем темпе необходима короткая пауза - хотя бы сутки.
Это решение было принято не без колебания. И правила военного искусства, и личный опыт требовали преследовать разгромленного противника, не давая ему и часа передышки. Однако тот же опыт говорил, что общее это положение надо прежде всего соотнести с конкретной боевой обстановкой. Стремление немедленно добить отступающего врага иногда вступает в противоречие с возможностями и состоянием своих войск. Если их боевые порядки растянулись, тылы отстали, боеприпасы и горючее израсходованы, вооружение и техника нуждаются в ремонте, если, наконец, старший начальник не даст своевременный отдых людям, утомленным предшествующими боями, - такие войска, как правило, резко снижают темпы наступления, противник может замедлить их продвижение ограниченными силами. И наоборот, даже короткий отдых с перегруппировкой и прочими необходимыми мероприятиями компенсирует паузу высокими темпами в дальнейшем.
Штаб армии рассчитал, что для приведения в порядок частей 26-го корпуса и сосредоточения к Муданьцзяну 59-го корпуса потребуется около суток. Расчет оказался правильным. Люди отдохнули, танковые бригады восполнили потери в технике за счет отремонтированных танков, 59-й корпус был на подходе и в общем боевом порядке армии становился уже вторым ее эшелоном.
Для захвата Харбина мы создали сильную армейскую подвижную группу в составе 77-й и 257-й танковых бригад (64 танка), двух самоходно-артиллерийских дивизионов (около 20 машин), 60-й истребительно-противотанковой бригады, 52-й минометной бригады, семи стрелковых батальонов из разных полков 22-й и 300-й дивизий, а также других частей. Возглавил группу командующий бронетанковыми и механизированными войсками армии полковник А. П. Иванович, а спустя сутки командование ею принял генерал А. М. Максимов. Задача группы - овладеть станцией Ханьдаохэцзы, выйти на Центральную Маньчжурскую равнину и продолжить наступление на Харбин - до встречи с передовыми частями Забайкальского фронта{50} .
К вечеру 13 августа армия возобновила наступление и на исходе дня, продвигаясь на запад вдоль Китайско-Восточной железной дороги, овладела городом Хайлиньчжень. Oт него, из долины режа Хайлинхэ, дорога вела в горы, к перевалам хребта Чжаньгуанцайлин. Предстояло преодолеть очередной горный район с высотами до 1200 метров. У нас было две дороги: правая, более короткая, которая, судя по топографическим знакам, переходила, далее в горную тропу, и левая, более длинная, тянувшаяся рядом с железнодорожной линией и повторявшая все ее крутые и многочисленные петли. На карте она выглядела "улучшенной грунтовой", а в действительности оказалась значительно хуже, чем первая. Ливневые дожди превратили ее в сплошное межгорное болото протяженностью 40 км. Десятки повозок и автомашин, брошенных отступавшим противником, торчали из трясины как знак предостережения. Наша попытка использовать дорогу для удара на Ханьдаохзцзы танками подвижной группы не удалась. Даже могучие тридцатьчетверки вязли в ней. Пришлось повернуть танки на горную тропу, на маршрут пехоты 26-гo корпуса.