Генри нетвердо поднялся и долго шарил среди тлеющих обломков, пытаясь найти свою перчатку. Рядом кто-то испуганно, страшно кричал, и Генри поежился от этого звука, но поисков не прервал, он не мог сосредоточиться на двух задачах разом, в голове все будто на куски разлетелось, и даже отыскав перчатку под рухнувшей потолочной балкой, он долго смотрел на нее, прежде чем надеть обратно. Пот катился по лицу, и Генри медленно стащил куртку и бросил ее на снег. Она теперь выглядела одинаковой с обеих сторон – красного цвета больше не существовало. Зеленого тоже: когда Генри наконец-то нашел в себе силы оглядеться и понять, кто кричит, он увидел, что это посланники, вот только их мундиры теперь казались черными. Те самые пять человек, которые стояли под склоном с подарками, те самые, которые швыряли в дом горящую паклю.
Двоих придавило упавшими деревьями, остальные трое барахтались среди сосновых веток и кричали, кажется, просто на общей волне ужаса: кроме царапин, никаких повреждений Генри на них не разглядел. Он уже надеялся, что на этом плохие новости закончатся, но нет, куда там. Во-первых, он разглядел Свана, который свернулся в сосновых ветках и выл, как ребенок, обхватив самого себя за локти и поглаживая их, словно пытался успокоить самого себя. Во-вторых, ниже по склону в снегу барахтались двое, которых Генри совершенно не ожидал здесь увидеть. Эдвард сидел на коленях, сжимая обеими руками голову, а Джетт носился вокруг и явно не мог решить: сбежать, помочь кому-нибудь или просто сесть на снег и голосить вместе со всеми.
Их вид немного вывел Генри из оцепения, и он пошел к ним, едва не путаясь в собственных ногах.
– Ты должен вылечить посланников, – настойчиво сказал он. – Тебе станет лучше.
Он сразу понял, отчего Эдвард стонет и мотает головой – сам он был в полном порядке, просто, как обычно, чувствовал боль всех вокруг. Но Эдвард взглянул на него так, будто с ним заговорило гигантское насекомое, – дернулся всем телом, пытаясь отползти.
– Это ты, – выдавил он. – Ты был с ним в доме.
– И снег под твоей рукой весь сгорел, мы видели, – поддакнул Джетт, держась от Генри в добром десятке шагов. – Ты парень с даром огня, про которого Сван говорил. Я тебя помню, в городе встречались. Перчатки у тебя, значит, не ради моды.
– Да уж, – процедил Эдвард. Генри впервые видел, чтобы эти двое хоть в чем-то соглашались. – Это ты уничтожил сеть, да? Ты с ним заодно или просто чокнутый?
– Все, что он забрал, умерло бы вместе с ним, – твердо сказал Генри. Он про это не подумал ни секунды, но причина была хорошая: Джетт с Эдвардом переглянулись, и злой страх на их лицах хоть немного побледнел. – Волшебники умерли бы, существа – тоже, краски бы не вернулись.
– Зато королевство бы выжило, – резко произнес у Генри за спиной знакомый голос. – А теперь мы все обречены.
Ну конечно, волшебники не могут краски не сгущать. Генри мрачно посмотрел на Алфорда – тот сердито шел к ним через снег. Вид у него был измученный.
– Так. – Генри с силой потер лицо. – Для начала расскажите, как такая идея вам в голову пришла.
– Не должны мы тебе ничего рассказывать, – вызверился Эдвард.
– Тогда вылечи людей. У одного сломаны ноги и по голове приложило, второй плечо раздробил. Никто не умирает, – пояснил Генри.
Но Эдвард только головой замотал.
– Откуда ты знаешь про мой… – Он скривился. – Я никому не говорил. Ненавижу эту дрянь и лечить никого не буду. Я один раз попробовал это сделать и еле встал потом. Нет. Ни за что.
Генри шагнул к нему, Эдвард сжался, и тут между ними вклинился Джетт. От его фальшивой широкой улыбки Генри стало не по себе – обычно Джетт берег ее для опасных чужаков.
– Прости, приятель, – легким тоном сказал Джетт. – Ты совершенно прав, но можно мне его на минутку?
Он оттащил Эдварда в сторону и зашептал ему на ухо – тихо, но слух у Генри был отличный.
– Слушайте, ваше высочество. Не скажу, что я ваш поклонник номер один, но вы мне денег должны, так что не хочу, чтоб вы ноги протянули. С этим парнем лучше не спорить, вы на него посмотрите, – глаза дикие, слюна изо рта капает. Тихо сделайте, что он говорит, и скрываемся отсюда.
Генри вытер лицо. Подбородок был весь мокрый, а он даже не замечал: огонь так рвался изнутри, что он свое тело едва чувствовал.
«Прости, я держусь, Генри, – пробормотал огонь, впервые, кажется, назвав его по имени. – Правда держусь, но это трудно. Ты очень зол, я очень испуган, это плохой расклад, обычно у нас наоборот».
Стараясь держаться подальше от Генри, Эдвард добрел до посланников и по очереди накрыл рукой их раны. На лбу у него выступила испарина, он морщился и, кажется, сам был в ужасе от того, что делает. Посланникам он в глаза не смотрел, закончил и сразу отступил.
– Твоя мать гордилась бы тобой. Она лекарь, – выпалил Генри прежде, чем успел себя остановить. – Я однажды ее встретил. Она жива и здорова. Лечит людей, только не так, как ты, не прикосновением, а просто.
Рот у Эдварда приоткрылся, и Генри продолжил.
– Тебе станет лучше. Скоро. – Он сам не понимал, зачем все это говорит, ему просто хотелось согнать с лица Эдварда страх. – Силы восстановятся, потерпи.
– Откуда тебе знать, дикарь? – насторожился Эдвард. – Что ты так странно смотришь?
– А нам, кстати, уже пора. – Джетт крепко взял Эдварда за локоть и оттянул в сторону. – Так, толстяк, за мной. И не реви уже, без тебя тошно.
Сван как раз плелся к ним, размазывая слезы по лицу. Эдвард при виде его чуть скривил губы – общество Джетта он еще кое-как терпел, но рядом со вторым простолюдином стоять не хотел и незаметно шагнул подальше. Впрочем, Сван на него вообще не смотрел – рыдал так, будто у него сердце разбивалось.
– Как вы могли так поступить? – простонал Генри. – Так, никто никуда не идет. Мне надо подумать, что делать, а вы рассказывайте.
Джетт и Эдвард переглянулись и, кажется, мысленно согласились друг с другом: вид у Генри такой, что спорить – себе дороже.
– Мы сделали все, как было сказано в пророчестве, – наконец сказал Эдвард. – Должно было сработать, но ты…
– Стой. Какое пророчество?
Эдвард полез в карман и извлек мелко исписанную картонку, при виде которой сердце Генри ухнуло вниз. Он понял, как все произошло.
– Сначала во дворце появился Алфорд. Прямо из воздуха, – с опаской начал Эдвард. – Много бормотал, но мы в конце концов поняли, что он был заточен в теле чудовища Мертвого озера, а потом его вдруг расколдовал какой-то парень. Отец мастеров был весь в тине, я хотел дать ему платок, полез в карман – и нашел там вот эту записку. Я ее раньше в глаза не видел, но там было все о том, как победить Хью. В общем, мы сразу поняли: это какие-то великие силы подбросили нам пророчество, чтобы мы спасли королевство.
Генри взял пророчество у Эдварда из рук и пару секунд разглядывал собственный почерк: какой же придурок, прямо по пунктам все расписал, даже легко воспламеняющиеся материалы для удачного поджога перечислил! Написанное не поддается рокировке, слова так легко не исчезают. История Олдуса сохранилась, записка отца сохранилась, а значит, и это – тоже. Генри разорвал записку на клочки и выкинул, несмотря на протестующий вопль Эдварда:
– Это достояние королевства, его нужно было сохранить! Да как ты…
– Что. Было. Дальше, – процедил Генри, и со страху Эдвард ответил:
– Алфорд как с цепи сорвался, когда почувствовал, что Барса больше не существует, и узнал, кто в этом виноват. Сказал, что поможет нам во всем. Мне не хотелось самому всем этим заниматься, но папа сказал, что я принц, на мне лежит ответственность, и все такое. – Он поморщился. – В общем, я собрал посланников.
– А я подслушал разговоры посланников, влез во дворец и предложил свои услуги, – вставил Джетт. – Сказал: буду очень полезным, если заплатите мне три золотых. Я опытный герой, в поход ходил, Сердце принес.
– Я согласился, – церемонно сказал Эдвард. Кажется, ему так не хотелось идти, что он рад был любой компании. – Одна загвоздка: в пророчестве говорилось про брата Хью, а мы не знали, где его искать. Но Алфорд очень долго делал волшебную сеть – не хочу даже вспоминать, какие убытки это нанесло казне, – а когда мы уже собрались отправиться, Сван вдруг сам явился. Приехал в город со своим отцом, искал Джетта, тряс какими-то обгорелыми цветочками. – Эдвард неприязненно покосился на Свана. – Мы прихватили его с собой, научили, что надо делать. Сказали, что от него судьба королевства зависит.
Генри хмуро кивнул. Сван всегда слушался любого, кто давал ему распоряжения.
– Короче, Алфорд нас перенес. Выяснил каким-то своим волшебным способом, где искать Хью. – Джетт покосился на Алфорда, неподвижно застывшего рядом с поваленным деревом, и понизил голос. – Он уже, по-моему, совсем плохой – будто тает с тех пор, как Хью начал силу отовсюду тянуть. Боюсь, недолго ему осталось. Эй, господин волшебник! Что нам теперь делать?
Алфорд развернулся к ним. Вид у него и правда был такой, будто он сейчас ляжет и помрет.
– До вас еще не дошло? – отрывисто спросил он. – Ничего. Ничего больше не сделать. – Алфорд посмотрел на Генри, и от этого взгляда тот едва не втянул голову в плечи. – Это была последняя надежда, и ты ее уничтожил.
– Нет, – помотал головой Генри. – Слушайте, нет. Нужно просто всем вместе подумать, и мы найдем способ победить, всегда есть выход, всегда!
– Не в этот раз, – жестко сказал Алфорд. – Все, что создал и защищал Барс, умирает, и это из-за тебя, понимаешь? К тебе уже приходил Странник, я видел тебя с ним. Что, решил и остальных за собой потянуть?
– При чем тут Странник? – нахмурился Генри.
– При том, что его видят только те, кто скоро умрет, – отрезал Алфорд. – Ну, и еще существа и волшебники, мы вообще вне человеческих понятий о жизни и смерти. А он – и есть смерть.
Генри выдавил смешок.
– Что ты несешь? Странник – волшебник, его в дороге встречают, он…
Алфорд в два шага подошел к нему, схватил за плечи и встряхнул, как котенка.
– В переносном смысле! – отчаянно выпалил он. – «В пути ты обретаешь перемены, путешествие важнее места назначения» – это все о том, что жизнь важна сама по себе, а место назначения у всех одно. Ты был обречен с того момента, как он тебе показался, но остальных-то ты зачем угробил? Их всех! – Алфорд ткнул в Эдварда, Свана, сбившихся вместе посланников. – Хью теперь не победить. Он уже не человек, сила полностью подчинила его себе, и в ближайшие часы она высосет все королевство без остатка.
– Так что я теперь… Я даже маму не увижу? – пролепетал Джетт.
Алфорд посмотрел на него, обвел взглядом остальных – и, кажется, впервые сообразил, как громко кричал о том, что все они сейчас умрут.
– Мне жаль, друзья, – мягко сказал он. – Я перенесу вас к вашим семьям, чтобы каждый ждал конца дома, со своими. На это у меня сил еще хватит. – Он тоскливо огляделся. – Правда, отсюда я перемещаться не могу: Хью уничтожил тут все волшебство подчистую, надо отойти хотя бы на километр. Пойдемте?
Он зашагал вниз по склону, и все потянулись за ним, как оглушенные.
– Стойте! – хрипло позвал Генри. Все обернулись к нему враждебно и отстраненно, словно он уже был далеко-далеко от них. – Подождите!
– Не вздумай за нами идти, – устало предупредил Эдвард. – Только попробуй.
– Можно кое-что спросить? Только один вопрос, – выдавил Генри. – Который час?
Все переглянулись, и один из посланников достал круглую металлическую коробочку.
– Шесть тридцать пять, – сказал он, заглянув в нее.
Генри кивнул и опустился на поваленное дерево. Голоса и шаги удалялись все дальше, пока не стихли совсем. Кажется, Хью был прав насчет десяти четырнадцати – осталось меньше четырех часов, а потом все закончится, так какая теперь разница, где быть? Он сполз с бревна и растянулся на мокром снегу, который теперь казался серым, – то ли от пепла, то ли от того, что белый цвет тоже ушел. Не обязательно отсюда куда-то перебираться. Умереть на пепелище своего дома, в лесу, где тебя десять лет пытались убить, – звучит справедливо.
– Очень жаль. Красивый был мир, – произнес у него за спиной знакомый голос.
Похоже, Странник и правда был куда сильнее других волшебников, раз смог перенестись сюда, когда Алфорд сказал, что это невозможно.
– Уйди, – бесцветно сказал Генри. – Я не хочу тебя видеть.
Странник вздохнул и сел на поваленное дерево. Выглядел он не лучше, чем Алфорд, но Генри больше не было его жаль.
– Прости, – негромко сказал Странник, потирая ладони. – Я бы очень хотел, чтобы это была история того, как ты получил все, что хотел, и жил долго и счастливо, но мой несдержанный друг Алфорд прав: это – история твоей смерти.
– Убирайся, – процедил Генри, жалея, что нет сил встать и дать ему пинка. – Мне все равно.
Странник долго молчал, а потом заговорил:
– Помнишь историю о женщине, которая сбежала из своего большого красивого дома после гибели сына? Я убрал из нее одну деталь. Перси ведь говорил тебе: есть варианты будущего, у каждого положения десятки возможных исходов.
– Проваливай отсюда со своими историями.
В большинстве исходов эта женщина убивала себя – прекрасный нежный цветок, который воспитание не готовило для трудных времен, – как ни в чем не бывало продолжил Странник. – Старший сын находил ее тело и понимал, что виноват и в этом тоже, он ведь не присмотрел за братом, а теперь и за ней. У детей обостренное чувство ответственности за близких, они всегда считают себя виноватыми, когда рушится их семья. Тот мальчик тоже так думал – и в большинстве вариантов будущего постепенно сходил с ума. По-настоящему. И когда много лет спустя его брат возвращался живой и здоровый, он находил только руины своей семьи, и там уже нечего было спасать. Но мать исчезла, и чувство ответственности за все, что осталось, победило предрасположенность старшего принца к душевному нездоровью. Я предотвратил важную деталь этой пьесы – смерть королевы. Те, кто убивает себя, никогда не думают о тех, кто остается.
Генри резко перевернулся на живот.
– Заткнись, – процедил он. – Не заговаривай мне зубы. Пришел убить, так убивай.
– Ну что ты, я никого не убиваю, – поднял брови Странник, и Генри выть захотелось от того, каким родным и знакомым он казался. Наверное, дело совсем плохо, когда ты рад видеть даже собственную смерть. – Я проводник. Сопровождаю хороших людей на ту сторону, помогаю им привести дела в порядок. А еще являюсь к плохим и растягиваю их последнюю секунду до бесконечности, чтобы они успели подумать о своем поведении. Но вот уже триста лет работы мало – к тем, кто ни плохой, ни хороший, я вообще не прихожу, скучно. А с тех пор как даров не стало, таких, увы, большинство.
Генри уперся лбом в сложенные руки и закрыл глаза.
– Ты действительно спас Эдварда и маму? – глухо спросил он.
– Да.
– Зачем? Ты же…
– Смерть – это, знаешь ли, важный момент, – пожал плечами Странник. – Есть у меня такое увлечение: в свободное от работы время останавливаю хороших людей, которые хотят сделать ужасную глупость.
– На постоялом дворе никто, кроме Мойры, даже не заметил, что ты сидишь в кресле, – пробормотал Генри. В горле пересохло, и он облизнул губы, но стало только хуже: рот наполнился вкусом гари. – Ты пришел именно к ней, но что-то я не заметил, чтоб ты ей помог дела обустроить.
Странник еле слышно рассмеялся:
– А как ты думаешь, кто устроил, чтобы Сван встретился ей как раз в то утро? И кто растянул время так, чтобы она смогла передать тебе послание? Она мечтала влюбиться и стать мастером своего дара. Сван был как раз для нее: он мягкий, она сильная, я знал, что он ей понравится. А что до послания… Конечно, ее дар не способен вместить длинную историю в одну секунду. Но я это сделал, чтобы она умерла, чувствуя, что делает важное дело. Хорошая была девочка – помогала людям, была трудолюбивой, храброй и честной. Я знал, что все они умрут, но выбрал ее, потому что ей нужен был больше всех.
Генри свернулся на боку, обхватив колени. До него медленно, по капле начинало доходить происходящее: он умирает. Хотя… Он вскинулся и сел.
– Эй. Стой. Ты мне врешь, – пробормотал он, и сердце забилось быстрее. – Я уже два раза чуть не умер, и тогда я тебя не видел.
Странник бледно улыбнулся краем рта.
– Генри, я не всегда прихожу сам. Очень редко, на самом деле, – меня и в давние-то времена мало кто лично встречал. Я просто… как бы это сказать… обустраиваю сцену. У многих и без меня есть человек, который станет идеальным проводником. В первый раз для тебя им был Сивард: потерянный и несчастный младший принц с даром огня, такой же, как ты. В следующий раз, в Башне мастеров, с тобой был твой брат, хоть ты тогда еще не знал, кто он. – Странник говорил неспешно, будто торопиться им уже некуда. – Я очень странно вижу мир, почти так же, как Барс: повсюду миллионы возможностей, а смерть – это их отсутствие, будто вокруг человека обрываются и обрываются золотые нитки будущего. В те два раза у тебя они еще оставались, но сейчас ты в абсолютной тьме, прости. Я еще вчера утром это почувствовал, оттого и пришел: если уж тебе умирать, так героем, победившим злого волшебника. Но теперь все изменилось, тьма везде. Везде. Даже я, кажется, умираю, хотя не думал, что это возможно. Алфорд прав: когда Хью вошел в полную силу, все возможности его победить исчезли. Не знаю уж, утешит тебя это или нет, но умираешь теперь не только ты.
Генри лег обратно. У него шумело в ушах, все тело болело, и даже огонь притих: он тоже слышал, что сказал Странник.
– Зачем ты вообще нужен, если не можешь никого спасти? – хрипло спросил он. – Какая разница, кто как умирает? – Генри закрыл глаза, чтобы не смотреть на этот серый, ужасный мир. – Барс придумал волшебников еще там, у себя дома. Он не стал бы создавать… такое.
Странник грустно усмехнулся:
– Больной ребенок, который всю жизнь сидел взаперти, потому что за ним в любую минуту могли прийти и убить? Мы, все четверо, – это его самые заветные мечты. Тис – уют и доброта. Джоанна – строптивая красавица, которая может изменить обличье кому угодно, а кому, как не Перси, знать, что суть важнее оболочки. Алфорд – веселый молодой учитель, который помогает добиться успеха в любимом деле. И четвертый: смерть, которая добра к хорошим людям и которой не нужно бояться. Он был печальным ребенком, и так уж вышло, что я получился самым сильным из всех.
Генри посмотрел на него и наконец понял.
– Ты поэтому выглядишь, как выросший Перси?
– Да. У себя дома, за Пределом, он рисовал меня таким, каким стал бы сам, если бы вырос большим и сильным. Мы с ним ни разу не говорили с тех пор, как покинули Землю забытых. Он никогда не вмешивался в мои дела и, по-моему, не особо меня любит. Он – сама жизнь, вечный ребенок, а я – взросление. Ведь что есть смерть, как не высшая точка взросления?
– Почему люди вообще про тебя не забыли, раз те, кто тебя встречал, умирают? – безнадежно пробормотал Генри.
– Ну вот поэтому меня и рисуют с закрытым лицом: некому было рассказать, как я выгляжу. Спасенные самоубийцы не в счет, им я не представляюсь. Но когда-то, на заре времен, люди еще помнили, кто я такой, отсюда все выражения вроде «Странника ради» – это, строго говоря, ругательство. Но сказок обо мне никто рассказывать не хотел, и все забыли. Помнили только что-то про дорогу и важность перемен в пути, хотя, поверь, у меня и получше изречения были.
Странник умолк, глядя на умирающий мир так, будто любуется им, хотя ничего красивого в нем уже не было. Слов больше не осталось, сказать было нечего. Ветер подхватывал золу, кружил ее в воздухе, и Генри бессмысленно следил за ней, чувствуя, как уходит время, которое больше не имело никакой цены. «Никогда не сдавайся», – говорил отец, но что делать в такие дни, как сегодня? Что делать, если не можешь победить? Только…
– Проиграть, – онемевшими губами пробормотал он. Странник вопросительно поднял брови. – Сдаться.
Генри резко втянул воздух сквозь сжатые зубы. Мысль, которая пришла ему в голову, казалась огромной и прекрасной, но радоваться было рано: для начала нужно кое с кем договориться.
«Мне нужна твоя помощь, – подумал он. – Я не справлюсь без тебя».
Огонь, как обычно, понял его идею еще до того, как Генри успел облечь ее в слова.
«Ты что, издеваешься? – прошипел он. – И не проси».
«Мы с тобой – единственные, кто может всех спасти. Ты – единственный. А я тебе помогу».
«Очень мило, но какой мне смысл это делать? Жертвовать собой, знаешь ли, не в моей природе».
Генри улыбнулся, не открывая глаз:
«Откуда тебе знать? Тебя всю жизнь ненавидели, а теперь ты можешь стать героем, самым великим из всех, и заодно станешь сильнее, чем когда-либо был. По-моему, неплохо».
Огонь долго молчал.
«Ты ведь обещал, – пробормотал он наконец. – Обещал, что придумаешь способ выиграть и спасти нас».
«Прости меня. Нет такого способа, но мы можем проиграть так шикарно, как никто еще не проигрывал. Мне не справиться без тебя».
Огонь вздохнул, и этот теплый, щекочущий вздох прокатился по всему телу.
«Я даже не уверен, что после такого не сдохну окончательно. В смысле, что смогу возродиться в следующий раз. Но знаешь, все это было так скучно каждый раз: ненависть, страх, борьба, смерть. Никто не заходил так далеко. Угораздило же с тобой связаться. – Он помолчал. – Ой, да пошло оно все, давай это сделаем. Это была интересная жизнь. В кои-то веки».
Генри улыбнулся. Его душили слезы, но он держал их в себе, держал изо всех сил.
«Эй. Спасибо, что ты со мной. Я рад, правда. Не у каждого есть настолько близкий друг, а?» – Он постучал себя по груди, и огонь засмеялся: оценил шутку.
Открыв глаза, Генри натолкнулся на взгляд Странника: тот покачивал головой, будто поверить не мог в то, что видит.
– Поразительно, – пробормотал он и вдруг положил ладонь Генри на голову. – Как же я люблю таких, как ты: бойцы до последней капли крови. Ты ее создал. Возможность. Из тьмы вытащил. Знаешь, я понимаю, отчего Перси так тебя полюбил. Ты такой же, как он: сама жизнь.
– От тебя это особенно приятно слышать, – ответил Генри, и Странник засмеялся беззаботным, легким смехом совсем молодого человека.
– Смотри-ка, и чувство юмора себе завел. – Он погладил Генри по голове, по-прежнему не обжигаясь: похоже, смерть ожогом не напугаешь. – Ну, вперед. Тебе пора догонять друзей.
– Зачем? – вытаращился Генри. – Я сам могу все сделать.
– Можешь. Но не обязан.
– Не ты ли говорил, что великие должны быть одни? – Генри сказал это в шутку, но Странник вполне серьезно покачал головой:
– Я и так вижу перед собой великого человека. Урок усвоен: ты узнал самого себя и не боишься быть один. Но твой брат прав: ты делаешь других хорошими людьми. Встреча с тобой меняла всех, но теперь для них, как видишь, не проблема сжечь врага – и, заметь, их не остановило то, что в доме был неучтенный человек: ты. Это теперь финальная версия реальности, и такими они и останутся: избалованный принц, мелкий жулик и человек, который предал брата. Подари им маленькое приключение напоследок. Нет на этом свете сейчас более безопасного места, чем рядом с тобой.
– Они не захотят.
– Позволь напомнить: вы все те же, кто нравился друг другу раньше, а людей связывают не только воспоминания. И даже если они вдруг погибнут в этом путешествии – чего ты не допустишь, если я тебя хоть немного знаю, – они погибнут, спасая королевство. Ты был не прав, Генри: есть большая разница в том, как умереть.
Генри медленно выдохнул и поднялся. Он был готов, только кое-что мучило его, ввинчивалось в его сердце, как игла.
– Они ведь даже не вспомнят, кто я. И никаких легенд обо мне не будет.
– О, не пади жертвой гордыни. Не обо всех героях сочиняют легенды, – ласково сказал Странник. – Смысл жизни не в том, чтобы тебя помнили.
– А в чем? В чем?
В самом путешествии, конечно. – Странник вдруг приложился губами к его лбу. – Вперед. У тебя почти четыре часа, в умелых руках это немало. А еще на твоей стороне смерть, дар огня и Хью, который все еще где-то там, похороненный под грудами золота. Умеешь ты находить неожиданных друзей.
Генри хмыкнул и бросился вниз по склону, не прощаясь. Он знал, что они еще увидятся.
Печальная, крепко сбитая группа из людей и одного волшебника далеко уйти не успела: они выбивались из сил, перебираясь через упавшие деревья, а Генри тратить на это время не стал: он побежал прямо по лежащим стволам, перепрыгивая с одного на другой: спасибо отцу, который учил его держать равновесие на узких бревнах. Генри в детстве ревел и боялся переходить ручьи вот так, а отец говорил: «Что, если однажды это тебе жизнь спасет?»
Ну вот и пригодилось: десять минут спустя он уже нагнал остальных. Увидев его, они заметались, не зная, бежать или прятаться, – и, пока они топтались и спорили, Генри добежал и спрыгнул на землю.
– Мне нужна ваша помощь, – сказал он.
На этот раз слюны на подбородке у него точно не было, тело слушалось отлично, но все равно на него посмотрели, как на сумасшедшего: видимо, дело было в его горящих воодушевлением глазах.
– Я знаю, где Хью. Вы пойдете со мной, мы выиграем и все исправим. Жизнь продолжается, – проговорил Генри. – Хотите совершить подвиг?
Никто не хотел – все прижались друг к другу, раз уж не вышло скрыться.
– Сван, он тебя любит, уж как может. Плохо, что вы так расстались, – продолжал Генри. – Эдвард, ты вернешься во дворец героем. И заплатишь Джетту десять золотых монет. Ровно десять, запомнишь? Он тоже с нами идет. – Эдвард побагровел и открыл рот, но Генри не стал его слушать. – Алфорд, ты переместишь посланников в столицу – у них семьи, пусть детей своих успокоят. А потом отправляйся к себе домой, отдохни, выпей чаю. Как сказал один мой друг, «увидимся на другой стороне беды».
– Вдруг он вас убьет? Что тогда его величество скажет? – шепотом спросил один из посланников у Эдварда.
– А вы взгляните вокруг, – посоветовал Генри. – Какой мне смысл убивать тех, кто и так умрет через пару часов?
– Нет уж, извини, приятель, – резко сказал Джетт. – Не доверяю я тебе, да и приключений с меня хватило.
Эдвард, кажется, был с ним согласен, и на секунду Генри охватило отчаяние, а потом он сообразил, что надо сделать. Мысль была такая глупая и прекрасная, что он едва не рассмеялся.
«Эй, можешь кое-кого сюда перенести?» – подумал он, не сомневаясь, что Странник неподалеку и слышит его.
Тот услышал: через несколько секунд появился перед ними, крепко держа за руку кого-то брыкающегося, рычащего и тоже одетого в плащ с низко надвинутым капюшоном.
– Привет, Алфорд. Чудесная сегодня погода, не правда ли? – весело спросил Странник.
Тот насупился и не ответил: похоже, Страннику просто нравилось его подначивать. Новый участник сцены сдернул с головы капюшон, бешено озираясь.
– Агата? – не поверил Эдвард и покосился на остальных. – Она из дворца. Сбежала год назад. Мы думали, погибла в большом мире.
Доставил прямо из знакомой тебе лавки «Диваны для старых людей». Эта версия реальности от старой почти не отличается. Агата тоже проклята и тоже сбежала, просто по каким-то другим причинам, – объяснил Странник.
Его, к счастью, никто больше не замечал – кроме Алфорда, который неодобрительно косился в его сторону.
– Привет. Ты меня не знаешь, но ты нам нужна, – ровным голосом сказал Генри. – Как ты, наверное, заметила, миру приходит конец. Не хочешь поучаствовать в интересном путешествии? Мы тут королевство идем спасать. Руководит принц, тебе нечего бояться.
Глаза Агаты засияли. Она была по-прежнему напугана, но Генри знал ее, знал, как ей важно почувствовать себя необходимой.
– А… Да. Да, все так. – Эдвард приосанился.
– Какая девчонка, – завороженно пробормотал Джетт. – Привет, красавица, не хочешь вечером прийти на мое представление? Тебе бесплатно. Хотя подождите, вечер же не наступит.
Даже Сван перестал плакать, и очень вовремя: нос у него уже был как слива.
– Ну что, идем? – спросил Генри.
– Я за, – быстро сказал Джетт.
Сван кивнул, приоткрыв рот.
– Мудрое решение, – фыркнул Странник. – Кто же захочет ударить в грязь лицом перед девушкой?
– И где искать Хью? – деловито спросил Эдвард. – Он может быть где угодно.
– Край изобилия, – сказал Генри. – Знаете такое место?
– С чего ты взял, что он там?
Если сам Хью еще хоть что-то решает – а он, думаю, решает, у силы нет своего разума, – он отправится туда, где нет людей, чтобы им не навредить. А еще он любит все роскошное на вид – это идеальное для него место.
– Надеюсь, он съест там ядовитый персик и подохнет, – с чувством сказал Джетт.
Генри протянул руки ему и Эдварду. Тот нерешительно сжал второй рукой ладонь Агаты, изо всех сил стараясь придать себе внушительный вид, который пошел бы руководителю похода. Генри кивнул Страннику, тот положил руку Агате на локоть – и в следующую секунду земля ушла у них из-под ног.