Что бы ни происходило снаружи, холл дворца остался неизменным: богатым, пыльным и пустым.
– Расскажите королю, что было, – сказал Генри, когда они там оказались. – Но только пообещайте мне кое-что: меня не упоминать, вы сами победили.
Все уставились на него так, будто он заговорил на другом языке, и Генри пояснил:
– Вам немного восхищения не повредит, а мне все равно.
– Да ладно, – не поверил Джетт. – Каждый хочет прославиться.
Генри в ответ только хмыкнул. Раньше это было для него так важно, а теперь превратилось в абсолютное ничто. Он не хотел, чтобы люди смотрели на него и думали: «О, это же тот парень, который спас королевство!» Когда-то он за такое палец себе отрезал бы, но сейчас вся эта ерунда казалась далекой и неважной. Он хотел просто жить. Что может быть лучше?
– За то, что ты сделал, всей казны мало, – сказал Эдвард.
Генри едва не рассмеялся. Эдвард смотрел на него, как на волшебника, способного на все: честь, которая редко выпадает младшим братьям.
– Я, кстати, тоже участвовал в событиях, можно и мне часть казны? – спросил Джетт, но под взглядом Эдварда примирительно поднял руки. – Ладно, ладно. Главное – не забудьте про мои десять монет.
– Кстати! – Генри повернулся к Джетту. – Немного новостей: Большой Джон умер, глава твоей деревни теперь – Вегард. А еще он твой отец. Сказку об отце-путешественнике твоя мама придумала, но ты на нее не сердись, она ради тебя это сделала. С отцом тебе не очень повезло, без охраны к Вегарду лучше не ходить – возьми посланников, пусть припугнут его, а потом дай денег, возьми мать и уходи. Она тебя не узнает, у нее от твоего отсутствия рассудок помутился, но ты поиграй ей на гармошке, и она все вспомнит. Кстати, Эдвард разрешает вам теперь жить во дворце.
Генри всегда немного завидовал умению волшебников эффектно появляться и исчезать, но теперь, кажется, вполне освоил эту науку. Странник рядом тихо загибался от смеха, глядя на лицо Джетта. Когда Генри протянул ему руку, он сразу ухватился за нее – и они исчезли.
– Ох, это было неплохо, – простонал Странник, вытирая мокрые от смеха глаза, когда они переместились. – Вот это лица! – Он изобразил широко открытый рот и квадратные глаза Джетта, но, оглядевшись вокруг, смеяться резко перестал.
Генри мысленно сказал ему, куда хочет попасть, но, видимо, даже Странник не был готов к тому, что это место, в отличие от других, не ожило. Наверное, упавшие деревья даже волшебство не могло поставить обратно, а хижина сгорела от настоящего пожара, без всяких сверхъестественных причин. Большой участок леса погиб, и с этим уже ничего было не поделать, но талый снег и земля были настоящими, живыми и полными цвета.
– Дойдешь со мной до Хейверхилла? – спросил Генри, мрачно глядя на поваленные сосны и сгоревшие остатки своего дома.
– Пешком? Зачем?
– Прогуляемся. – Генри пожал плечами. – Думаю, сюда я тоже больше не вернусь. Хочу еще раз пройти этой дорогой.
– Все, что захочешь, – кивнул Странник и пошел по талым сугробам, высоко поднимая края плаща.
Генри старался запомнить каждое дерево, каждый овраг на пути. Последний километр они прошагали по дороге и вошли в деревню. Трудно быть живым: сразу появляется множество проблем, требующих твоего внимания. Проблемой номер один оказалось то, что животные так и не превратились обратно в людей, хотя Хью больше не было. При виде Генри из всех домов к нему бросилась живность всех видов и размеров. Генри нашел глазами щенка и поросенка и улыбнулся им.
– Можешь их расколдовать?
– Боюсь, что нет. – Странник покачал головой. – Но я знаю кое-кого, кто может.
Он всмотрелся в одну точку, – так же делали Барс и Хью, и Генри теперь знал, что при этом происходит: Странник ищет в золотом мире волшебства ниточку к тому, кто ему нужен.
– Что? – раздраженно спросила Джоанна, появляясь перед ними. – Чего тебе надо?
По Генри она едва скользнула взглядом, – ну конечно, он ведь теперь для нее никто, они никогда не встречались.
– Тут вообще-то мир чуть не погиб, а ты все ворчишь, – фыркнул Странник. – Дай-ка угадаю, чем ты занималась с тех пор, как Хью обрел силу: пряталась у себя дома. Часами сидела в горячей ванне с лепестками цветов. Спала, обложившись сотней подушек, чтобы до тебя не доходили отголоски новостей из мира людей.
Джоанна насупилась.
– А ты, как всегда, пользуешься тем, что тебя невозможно убить, – огрызнулась она.
– Вы с Освальдом разве не вместе? – спросил Генри, и она гневно обернулась:
– Ты кто такой?
– Этот вопрос сложнее, чем кажется, – заметил Странник. – А он тебя первый спросил.
– Мы с Освальдом расстались еще семьдесят лет назад, он стал ужасно скучным. И кстати, малыш, прости, что испорчу настроение, но если ты видишь этого господина, значит, скоро умрешь.
Джоанна оскалила зубы в улыбке, и Странник покачал головой, глядя на нее как на старого приятеля, с недостатками которого ты смирился уже давным-давно.
– Поверь: не в его случае, – с чувством сказал Странник. – Ты много чего проспала.
Она огляделась и, кажется, впервые заметила толпу притихших животных. Те опасливо следили за разговором, не издавая ни звука. Ну конечно: Странника никто из них не видел, так что им казалось, что Джоанна спорит с пустым местом.
– О. А вы не настоящие зверьки. – Она хищно улыбнулась. – Это Хью так постарался? Одобряю.
Звери сгрудились вместе. Какая-то овца печально заблеяла.
– Расколдовывай, не весь день нам тут стоять, – весело скомандовал Странник.
Генри думал, что Джоанна будет отнекиваться, но она покосилась на Странника, и Генри понял: даже она не решается отказать ему в просьбе.
– Так, зверьки, встаем в очередь. Только без суеты. И не издавайте никаких хрюканий и прочего, я терпеть не могу животных.
Все послушно выстроились в линию, и Генри подумал: наверное, он в первый и последний раз в жизни видит такую организованную толпу зверей. Джоанна пошла вдоль ровного ряда животных, на ходу проводя по ним пальцем, и каждый, кого она касалась, превращался обратно в человека. Генри с интересом смотрел, как они лихорадочно щупают свое тело, смотрят на свои руки и бросаются к остальным, ища родственников и друзей. В детстве люди из Хейверхилла казались ему такими страшными, но сейчас они стали даже забавными. И голыми, а голых людей бояться как-то несерьезно: оружие нигде не спрячешь.
Поросенком оказалась девочка, для которой он когда-то выиграл стеклянное деревце на ярмарке Зимнего дня. Этой истории больше не существовало, но Генри все равно улыбнулся ей, а она застенчиво улыбнулась в ответ и спряталась за отца. Генри помнил его – грубый, неприятный тип. Но, похоже, превращение в лося пошло ему на пользу: он подхватил дочку на руки и прижал к себе, что-то нежно бормоча.
– Спасибо, – лопотали все, глядя на Джоанну, но та только поморщилась.
– Ой, не благодарите, мне на вас наплевать, – отмахнулась она. – Всего хорошего, больше не зовите.
Она вопросительно глянула на Странника, тот с улыбкой кивнул ей, и она исчезла.
– Милая у меня сестра, – сказал он. – Ладно, Генри, давай: скажи им, что хотел.
Ну конечно, Странник же все мысли слышит. Генри прокашлялся, и все посмотрели на него.
– У вас отличная деревня, – начал он. – Не знаю, поняли вы или нет, что Сердце волшебства вернулось, но на всякий случай говорю: вы все теперь – мастера. Я уверен, что Хейверхилл отныне будет процветать.
Жители переглянулись: кажется, его учтивость им понравилась. Потом вперед выступил седой мужчина и важно поклонился.
– Я новый старейшина. Не знаю, кто вы, господин, но мы видели, как вы боролись со злодеем, и, наверное, вам мы обязаны спасением от него. Мы хотим присвоить вам пожизненное звание почетного члена общины Хейверхилла. Если будете у нас на Севере, заезжайте, мы примем вас как самого дорогого гостя.
Он поклонился, и остальные повторили его движение.
– Там, выше по склону, есть участок леса с пепелищем и поваленными деревьями. Можете посадить там новые сосны? – спросил Генри, и старейшина кивнул.
Генри поклонился и протянул руку Страннику.
– Во дворец? – спросил тот, почтительно наклонив голову, и Генри кивнул.
Пока его не было, все во дворце пришло в движение: повсюду сновали слуги, откуда-то раздавалось деловитое громыхание ведер. Генри повернулся к Страннику, но того нигде не было: перенес его и исчез. Наверное, волшебники не любят прощаться. И Генри пошел по коридору, не думая, куда хочет попасть, просто наслаждаясь тем, что он здесь.
Увидев по дороге приоткрытую знакомую дверь, он заглянул внутрь. Посреди библиотеки стоял Эдвард и, упираясь кулаками в бока, оглядывал книжные шкафы. Услышав шаги, он обернулся и просиял:
– Я думал, ты совсем исчез.
– Ты что тут делаешь? Все разве не празднуют?
– Готовятся к празднику: отец хочет днем закатить шикарное застолье. Он был рад, что я вернулся. – Эдвард выглядел одновременно довольным и озадаченным. – Сказал, что я молодец. Я всегда так ждал, что он меня похвалит, думал, буду так счастлив, а тут… Приятно, и все.
– Перерастать свои мечты – нормально, – сказал Генри, и Эдвард засмеялся: громко, взахлеб – раньше Генри никогда не слышал от него такого смеха.
– Мне каждую вторую твою фразу хочется записать, – доверительно сообщил Эдвард и, не придумав, что еще сказать, обвел рукой библиотеку. – Вот, решил все-таки почитать что-нибудь. Я собираюсь стать хорошим королем, а для этого, наверное, надо много чего знать.
Генри еле подавил улыбку. Кажется, все возвращалось на круги своя, даже Эдвард снова начал читать.
– Ты ведь никуда не уйдешь? – неуверенно спросил Эдвард. – Я выполнил то, что обещал: не сказал отцу, что ты сделал. Мы с Джеттом наврали всякого про то, как мы, Агата и Сван королевство спасали, мы для всех теперь герои, но… Слушай, я не знаю, есть ли у тебя дом, но если нет, оставайся. В конце концов, мы даже воришку собираемся оставить – кажется, он умеет развеселить моего отца. Завтра поедем в его деревню и привезем его мать. Ты с нами?
Генри не успел ответить – в оконное стекло постучали. Эдвард растерянно заморгал.
– Тут очень высоко, стена гладкая, не забраться, – пробормотал он и подошел к окну.
Эдвард раскинул шторы и отшатнулся. Его можно было понять: не каждый день видишь так близко огромного орла, да еще со стеклышками, надетыми на клюв. Генри отстранил застывшего Эдварда и распахнул окно. Коготок благодарно заклекотал, влетел в комнату и сел на стол, жадно глядя на книги.
– Это Коготок. Он любит читать, – представил Генри. – По-моему, вы поладите. Эдвард, можно ему брать тут книги? А он в обмен может разносить королевские указы или еще что-нибудь. Это лучший гонец во всем королевстве.
Коготок важно кивнул, и Эдвард выдавил, стараясь держаться поближе к Генри:
– У тебя есть еще какие-нибудь странные друзья?
– Могу поискать, – фыркнул Генри. – Так как, ты согласен держать окно всегда открытым для Коготка?
– Библиотеке конец, – убитым голосом ответил Эдвард. – Он же тут все разнесет.
– Поверь: никого аккуратнее, чем он, ты в жизни не видел, – улыбнулся Генри. – Коготок, можешь выбрать себе книжку.
Тот оживленно вспушил перья на затылке, подлетел к шкафу, аккуратно вытащил двумя когтями книжку и сел в кресло, как делают люди. Эдвард яростно щипал себя за руку, видимо, пытаясь убедиться, что все это ему не снится.
Коготок осторожно открыл книгу в самом начале и погрузился в чтение. Страницы он переворачивал когтем.
– Поздравляю, ты получаешь работу королевского герольда, чудесная птица, – выдохнул Эдвард. – Только не оставляй никаких… никаких следов своего пребывания на полу. Или еще где-нибудь.
Коготок посмотрел на него так, будто это предупреждение просто оскорбительно, и вернулся к чтению.
– Что это за штуки у тебя на глазах? – Эдвард шагнул ближе и осторожно протянул к ним руку. Коготок встопорщил все перья, тут же став в полтора раза больше, и Эдвард рванул назад, ближе к Генри. – Можно глянуть? Я верну.
Коготок нехотя наклонил голову, и Эдвард, боком подобравшись к нему, снял с клюва очки, заглянул в них и удивленно отпрянул:
– Ого. В них все как-то странно выглядит.
– Это чтобы читать с орлиным зрением, – объяснил Генри. – Предки научились делать стекло, которое как бы… Ну… Меняет расстояние до предметов.
– С ума сойти. А можно сделать такую же штуку, но наоборот? Чтобы тем, у кого плохое зрение, было видно вдаль? Слушай, я у тебя это еще попрошу. – Эдвард надел очки на голову Коготка и с опаской потрепал его по перьям. – Я тут собираюсь открыть место, где можно лечить людей. Мы там и вот такие штуки научимся делать. Пойду всем расскажу!
Эдвард бросился к двери, утягивая Генри за собой. Перед тем как выйти из библиотеки, Генри успел наклониться и глянуть на обложку книги, которой увлекся Коготок. Надпись на ней гласила: «Сказки для самых маленьких: веселые и поучительные истории в наставление юным мастерам».
– Йенса мы тоже оставляем: он, оказывается, с лошадьми общаться умеет, а у нас конюх как раз нашел свой дар и в художники подался, – частил Эдвард, пока они шли по коридору. – Да, это отец Хью. Ну и ладно, чего уж теперь из-за этого препираться, верно? А Сван собирается уезжать. Дадим ему лучшую телегу, будет по королевству колесить.
– Лучшую – не надо, – сказал Генри. Он уже начал что-то понимать в том, как устроена жизнь. – Иначе его в первом же лесу ограбят. Эдвард, погоди.
Эдвард тут же остановился и посмотрел на него так, будто каждое слово Генри отлито из чистого золота и он уже заранее готовится собирать эти драгоценности для дальнейшего хранения.
– Я ухожу, – сказал Генри, потому что боялся, что потом не наберется храбрости это сказать. – Телеги не надо: люблю путешествовать пешком.
Эдвард приоткрыл рот.
– Нет. Нет, нет, не смей. Ты тут нам нужен, ты умный, а работы много будет, дары просыпаются, всем нужна помощь, – забормотал он. – Мы тебе дадим лучшую комнату, лучшую из всех. Ты из-за своего дара? Да наплевать на него. Оставайся.
Генри покачал головой. Странник был прав: одиночество больше не тяготило его. Он стал свободным, как никогда, и ничто его больше нигде не держало. И чем оставаться там, где все будет вызывать воспоминания, которые есть теперь только у него, надо просто уйти. Рано или поздно он найдет себе новое место: место, где будет нужным.
– На праздник останусь, – прибавил Генри, увидев лицо Эдварда. – Есть очень хочется, а у вас тут всегда хорошо кормят. Скажешь всем, что я – просто какой-то парень, которого ты встретил в походе и пригласил посмотреть, как во дворце умеют веселиться.
Эдвард медленно выдохнул и кивнул, выпрямив спину. Кажется, он вспомнил, что собирается стать хорошим королем, а короли должны уметь отпускать на свободу тех, кто это заслужил.
– Иди, распоряжайся. – Генри улыбнулся, показывая на толпу слуг, которая мялась в конце коридора. Они, видимо, жаждали получить от Эдварда какие-то указания, но не решались подойти, пока он занят разговором: дворцовая учтивость в действии. – Увидимся позже, ладно? – сказал Генри и зашагал прочь, оставив Эдварда стоять посреди коридора.
Он легким шагом сбежал вниз по парадной лестнице и вышел в сад. Охраны у входа во дворец не было – видимо, все сбежали слушать новости о победе над злодеем. Генри так привык, что Хью все время менял сезоны, что даже забыл: в реальном мире сейчас весна, деревья в мелких свежих листьях, кое-где уже распустились первые цветы. Большие ворота были по-прежнему заперты, и на секунду Генри задумался: может, сказать всем, что корона, которую столько лет искали, замурована в стене над входом и, чтобы найти ее, надо всего лишь открыть людям ворота? Но потом он решил этого не делать: если все пойдет хорошо, сами рано или поздно догадаются.
Восточный ход – маленькую дверку рядом с воротами – сторожили два хмурых здоровяка в золотых куртках. Похоже, они были расстроены тем, что интересные события проходят мимо, а им приходится торчать здесь и сторожить дверь, в которую никто даже не пытается войти или выйти.
– Хочу погулять по городу, скоро вернусь, – сказал Генри. – Постучу – откроете, у вас тут окошко в двери.
Охранники задохнулись от возмущения, но Генри и бровью не повел. Еще одной наукой, которую он освоил за время своих приключений, было умение, не теряя общего дружелюбия, посмотреть на человека так, чтобы тот раздумал с тобой спорить. Еще несколько секунд охранники глядели на него, пыхтя и мысленно сражаясь с собой, но потом загромыхали засовами. Кажется, решающим доводом стала желтая куртка Генри: охранники, видимо, решили, что человек, одетый в такой оглушительно яркий цвет, просто не может замышлять ничего плохого.
– Мы обыщем, – пообещал один из них, грозно провожая Генри взглядом. – Во дворец ничего грязного и опасного не проносить.
Генри кивнул и вышел на площадь. Там бойко шла торговля, и Генри прошелся вдоль прилавков, разглядывая новенькие носки, глиняные плошки и плетеную обувь. Продавцы зазывали его купить их товары, а он улыбался и говорил, что денег у него нет, но вещи отличные. Ему нравилось смотреть, как пробуждается мир мастеров, – совсем юный, веселый и смешной, как ребенок.
– Ладно, парень, любуйся, сколько влезет, – щедро сказала одна женщина, обводя рукой вышитые платки. – Я теперь в четыре утра встаю, чтобы их вышивать. По-моему, даже у предков так красиво цветы не получались.
– По-моему, тоже, – сказал Генри, и продавщица гордо улыбнулась.
Мертвое озеро теперь было синим, солнце припекало, и Генри неспешно пошел к корпусу посланников. Там было подозрительно тихо, и, подтянувшись и заглянув в окно, Генри сообразил отчего: посланники – тоже люди, и тоже хотят найти свои дары.
В комнате, которую он увидел, за столом сидел мужчина в зеленом мундире и пытался вдеть нитку в иголку.
– Нет, детка, извини, – крикнул он в соседнюю комнату. – По-моему, не шитье.
– Может, готовить попробуешь? – весело спросила кудрявая женщина в грязном фартуке, заглядывая в дверь. – А что, неплохо иметь мужа-повара! Или, может, есть такой дар: хорошо мыть посуду?
Посланник шутливо застонал, но, увидев за окном голову Генри, вскочил и зашарил по столу в поисках оружия.
– Все в порядке, я свой, – сказал Генри, перекидывая ноги через подоконник. – Извините, можно, я через вашу комнату пройду? Мне надо Олдуса Прайда найти. И доброе утро.
Посланник и его жена замерли, но каким-то образом поняли, что Генри не опасен: он уже давно усвоил, как много значат спокойная поза, вежливые слова и дружелюбное выражение лица.
– Олдус, я смотрю, новых друзей нашел – прямо под стать себе, – пробормотал посланник, оглядывая желтую куртку Генри. – Второй этаж, пятая дверь слева.
– Спасибо, – сказал Генри и пошел к двери, на ходу помахав двум детям, которые наблюдали за ним из соседней комнаты, приоткрыв рты.
Пятая дверь слева оказалась открыта настежь. За ней находилась просторная комната. Окно было распахнуто, по комнате гулял сквозняк. Олдус сидел за столом и, как Генри себе и представлял, черкал по бумаге, часто макая перо в чернильницу. Рядом лежала пачка исписанных листов, прижатых камнем, чтобы не унесло ветром. Услышав шаги, он обернулся – и замер.
– Вот так я тебя и представлял, – выдохнул Олдус, и Генри подошел к нему.
– С кем ты там болтаешь? – сердито крикнул из другой комнаты женский голос.
– Ни с кем! – бодро ответил Олдус и понизил голос, отложив перо. – Прости. Она не верит, что ты существуешь. Говорит, я выдумал всю эту историю с разрушителем, которого выбрал Барс, да я уже и сам ей поверил, и тут…
Он неопределенно махнул рукой в сторону Генри, глядя на него так, будто ничего лучше в своей жизни не видел. Генри положил руку ему на плечо.
– Ты меня выдумал, – сказал он, потому что знал: именно это и нужно сказать. – Но это же не значит, что я не настоящий. Пиши дальше, ладно? Выдумай мне какие-нибудь еще приключения, только чтоб я в них не умер. И чтобы было весело.
– Сделаю, – слабым голосом проговорил Олдус и вдруг улыбнулся, схватив себя за голову обеими руками. – С ума сойти! Я никогда не думал, что способен такое придумать!
– Жизнь полна сюрпризов, – сказал Генри, на секунду даже пожалев, что тут нет Эдварда: тот опять сделал бы такое лицо, будто собирается запомнить его великую мысль навечно.
Он уже собирался уйти, но Олдус остановил его, тронув за рукав.
– У тебя даже медальон такой же, как у меня, – пробормотал он. – Ну конечно, я же сам тебя выдумал.
Генри проследил за взглядом Олдуса и понял, что старинный медальон, подарок Странника, выбился из-под рубашки, пока он лез в окно посланника на первом этаже. Так вот почему медальон показался знакомым: он видел такой же на шее Олдуса.
– Я еще даже не знаю, что ты, по сюжету, в этом медальоне носишь, – завороженно пробормотал Олдус.
– Ничего, он пустой.
– О, они никогда не бывают пустыми. В моем, например, волосы жены и сына, а предки вставляли в свои портреты членов семьи, – покачал головой Олдус. – Это медальон-защитник, символ связи человека с его близкими. – Он вздохнул, и этот вздох был полон решимости. – Ладно, я сам придумаю, что ты там хранишь.
Генри одобрительно хлопнул Олдуса по спине и пошел к двери. Олдус еще несколько секунд смотрел ему вслед, а потом помчался в соседнюю комнату. Перед тем как выйти в коридор, Генри услышал взбудораженный возглас:
– Милая, ты была права, я все придумал! Прости! Я не сумасшедший! У нас все будет хорошо!
Генри рассмеялся и пошел дальше. Выйти он собирался, как положено: через дверь.
Он побродил по городу, стараясь запомнить каждую деталь, но, судя по всему, Странник был прав: сил у него было – кот наплакал. Через полчаса Генри устал так, будто весь день таскал камни, и поплелся обратно во дворец, мечтая только об ужине, отдыхе и теплой постели. А с утра можно и в путь отправляться.
Охранники в ответ на его стук быстренько распахнули дверь – кажется, решили, что лучше с ним не спорить. Генри был рад, что не пришлось лезть через стену, но при этом невольно подумал: «Кажется, всю систему стражей и посланников после возвращения Сердца надо переделывать. Интересно, бывают люди с прирожденным даром к охране правопорядка?»
Дворец уже маячил перед ним, но Генри остановился посреди сада и, не удержавшись, решил сделать небольшой крюк. Было еще одно место, которое он хотел накрепко запомнить, прежде чем покинуть дворец. Он прошел вдоль крепостной стены и поднялся на небольшую башню, где они когда-то сидели с Эдвардом и где куча скриплеров поздравляла его с тем, что он вспомнил свое настоящее имя. Сейчас тут было тихо и пусто, ветер намел в углы облетевших белых цветов. Генри залез на парапет и сел, спустив ноги вниз и прислонившись к опоре башни.
Что-то ярко сверкнуло на солнце золотом, Генри прищурился и понял, что так и не спрятал под одежду медальон Странника. Он снял украшение и повертел в руках. Ему пришла в голову отличная идея: спустившись в сад, он зароет медальон на том же месте, где когда-то был спрятан обгорелый деревянный меч, которого в этой версии событий даже не существовало. Здорово, что здесь останется вещь, принадлежащая ему, и никто об этом не узнает. Это будет его секрет. Генри рассеянно подбросил медальон на руке, поддел пальцем замок, и тот вдруг щелкнул и открылся.
Генри, моргая, заглянул внутрь. Олдус оказался прав: медальон не был пустым. В нем лежал завиток чего-то тонкого и золотистого, похожего на волосы или нитки. Генри двумя пальцами вынул прядь и разглядел поближе: видимо, предыдущий хозяин медальона сотни лет назад спрятал тут локон кого-то из своей семьи. Генри положил его обратно и собирался уже захлопнуть медальон, но тут свет упал на завиток под другим углом, и он вспыхнул так ярко, что Генри заслонил рукой лицо.
Кажется, это не волосы. Генри медленно выдохнул. До него дошло, что это такое.
Подарком Странника был вовсе не медальон, а то, что внутри. Обрывок золотых нитей, которые Странник разорвал, а потом незаметно вложил в медальон, найденный в Озере бурь. Может быть, Страннику казалось символичным, что Генри умрет, имея нити при себе? У людей была традиция хоронить вместе с умершим самый дорогой ему предмет, и Странник, наверное, решил: раз уж у Генри ничего нет, пусть будут нити. Но что, если он теперь может…
– Можешь, – лениво сказал Странник, и Генри едва не свалился с башни от неожиданности.
Все-таки тяга волшебников к внезапным появлениям за спиной наверняка хоть раз в истории довела кого-нибудь до сердечного приступа.
– То, что я опять тебя вижу, значит, что сейчас опять что-то случится? – звенящим голосом спросил Генри.
– Нет. Это значит, что я не мог уйти, не попрощавшись с тобой после всего, что мы пережили вместе, – фыркнул Странник и кивнул на нити. – Решай сам.
Генри покачал головой и потер нити пальцем.
– Не могу. Знаешь, я кое-что понял: это я делал всех несчастными. Отец болел, Эдвард мучился, мать чуть не покончила с собой, Роза не получила того, в кого влюбилась, Освальд переживал, что не может меня спасти.
– Позволь заметить: это и называется любовь, – пожал плечами Странник. Он сидел на соседнем парапете в той же позе, что и Генри, прислонившись спиной к опоре башни. – Тот, кто может сделать тебя глубоко несчастным, может сделать и глубоко счастливым. Поверь, одно без другого не бывает. Ты же сам понял: чем больше силы отдаешь, тем больше можешь получить обратно.
Генри прерывисто вздохнул.
– То, что мы сделали, не исчезнет? – медленно спросил он.
– Нет, – усмехнулся Странник. – Рокировка в обратную сторону не делается: все останется как есть. Даже фальшивые воспоминания, которые я создал, чтобы заполнить твое отсутствие, останутся, – просто люди поймут, что они были фальшивыми. – Генри помотал головой, и Странник закончил: – Но ты не обязан это делать, это просто возможность. Ты совершенно свободен, и, если хочешь начать все с начала, сейчас лучший момент, какой у тебя когда-либо будет.
Генри посмотрел на нити – солнце зашло за облако, и они теперь казались совсем бледными. Он вытянул руку за парапет и начал разжимать пальцы, глядя на то, как нити подхватывает ветер, – но в последнюю секунду схватился за них крепче.
– Да чтоб тебя, – пробормотал он. – Ты ведь знал, что я выберу.
– Естественно. – Странник улыбнулся так широко, что зубы блеснули. – Не хочу хвастаться, но теперь, когда Хью и Барса больше нет, я самое могущественное существо в королевстве. Я знаю все – хотя, признаюсь, несколько раз тебе удалось удивить даже меня. Но не сейчас.
Генри фыркнул, снимая перчатку. Последний шанс стать свободным и начать новую жизнь был у него в руках – и он собирался его уничтожить. Он сжал нитки голой рукой, и сияние впиталось в его руку. Когда он разжал ладонь, там даже пепла не осталось. Ну конечно, нити – это чистое волшебство, и он забрал его себе. Любовь приносит страдания, любовь – это сложно, но в глубине души он готов был каждый раз выбирать ее снова и снова.
С площади раздался страшный грохот, и Генри подскочил. Рыночные прилавки обрушились, превращаясь в пепел, и все товары разлетелись по земле.
– А, забыл сказать, – как ни в чем не бывало проговорил Странник, глядя вниз так, будто там происходит что-то забавное. – Все, что ты сделал, вернулось, и это тоже.
– Простите! – слабо крикнул Генри перепуганным продавцам. – Мы найдем плотника и сделаем новые!
К сожалению, его крик имел обратный результат: все поняли, кто виноват, и сердито завопили, задрав головы и грозя в его сторону кулаком. Генри скатился с парапета и спрятался на полу башни, обхватив колени.
– Квартал мастеров на том берегу тоже исчез? – мрачно спросил он.
– Ага. Растворился, как дым, – довольным голосом сказал Странник, вглядываясь в даль. – Его уже давно пора перестраивать, а так даже силы на снос тратить не пришлось. Люди на секунду перепугались, но уже повеселели: кто хоть иногда не мечтает о том, чтобы его рабочее место волшебным образом исчезло посреди бела дня?
Генри застонал. Сердце колотилось, как у кролика, от безмятежного отрешенного спокойствия, в котором он пребывал полдня, и следа не осталось.
– Это потому, что вот теперь ты действительно жив, – со смехом подсказал Странник. – Беги, дружок. По-моему, тебе пора домой.
Генри еще пару секунд смотрел на него, а потом кинулся вниз по лестнице, ведущей в сад. Он бежал со всех ног, но его опередили: дверь распахнулась, и на порог дворца вылетел Эдвард. Как только Генри его увидел, он тут же понял: получилось. Это был тот самый Эдвард, которого он знал, хмурый и беспокойный, с озабоченной складкой между бровей.
– Я тебя сейчас убью, – процедил Эдвард, сжимая и разжимая кулаки. – Все кости тебе переломаю.
Глядя на побагровевшего от ярости Эдварда, Генри понял одно: кажется, восхищения можно больше не ждать.
Эдвард побежал вниз по белой мраморной лестнице, а Генри побежал от него: лицо Эдварда никак не обещало счастливой братской встречи. Оставалось надеяться, что он слегка остынет, если выбьется из сил.
К тому времени как Эдвард домчался до конца лестницы, Генри отбежал от нее всего шагов на пятьдесят: во-первых, последние дни его измотали, во-вторых, он и не собирался выигрывать эту погоню. Эдвард мчался на него, как лось, а Генри уходил в сторону и огибал деревья, чтобы усложнить маневр. Он старался не улыбаться, чтобы не доводить Эдварда окончательно, но ничего не получалось, и когда тот наконец поймал его за край куртки, Генри рассмеялся – взахлеб, как в детстве.
– Радуйся, что ты чуть не с того света вернулся, а то точно бы по зубам получил, – проворчал Эдвард, прижимая его к себе обеими руками. – Ты когда-нибудь прекратишь всех спасать?
Генри помотал головой, прижимаясь лбом к его плечу, но не отстранился.
– Извини, что я это сделал, – пробормотал он. – Что заставил всех вспомнить. Не смог удержаться.
Эдвард издал какой-то сдавленный звук, отдаленно напоминающий смешок.
– Ну ты даешь, – искренне сказал он. – Знаешь, это странное чувство: я три дня как будто провел в теле пустоголового типа, у которого появляется не больше одной мысли в минуту, и это вроде бы я сам, но, поверь, мне не хотелось бы снова в него превратиться.
– А мне он понравился. – Генри крепче вжался лбом в его плечо, стараясь не касаться лицом голой кожи, чтобы не обжечь. Он мог бы стоять так весь день. – Беззаботный такой. Тебе есть чему у него поучиться.
Эдвард тяжело вздохнул и отодвинул его от себя.
– Пойдем. Папа будет рад узнать, что у него теперь есть второй сын, как в старые, добрые времена.
Слова о старых, добрых временах всколыхнули в голове Генри воспоминание, от которого он похолодел. Эдвард сразу заметил, и складка между его бровями стала глубже.
– О нет. Опять это лицо, которое говорит: «У нас неприятности, всему конец». Может, хоть на полчаса перерыв сделаешь?
– Мне нужно кое за кем сходить, – пробормотал Генри, и Эдвард застонал.
– Никуда ты не пойдешь, – внятно сказал он, но Генри уже отошел на несколько шагов, лихорадочно озираясь.
– Здесь я, здесь, – успокоил Странник. Он сидел на толстой ветке ивы, прислонившись спиной к стволу. – Я понял, куда ты хочешь пойти. Мне туда тоже страшновато заглядывать, но ты прав: нужно.
Он спрыгнул с ветки, и Генри шагнул к нему. Эдвард преградил ему путь.
– Я серьезно: ты никуда не пойдешь. Опять не вернешься, опять что-то случится, опять ты…
– Вернусь. Тебе нужно больше доверять людям.
Эдвард посмотрел на него так, что Генри на секунду соскучился по тому недолгому времени, когда тот считал каждое его изречение великой истиной. Генри поднырнул под его руку, схватил пальцы Странника и почувствовал, как земля уходит из-под ног. Протестующий крик Эдварда зазвенел у него в ушах, а потом наступила вязкая, абсолютная тишина.
В прихожей дома Тиса было пыльно и светло. Генри прислушался, но из комнаты не доносилось ни звука.
– Я сам не знаю, выжил ли он после рокировки и всего остального, – тихо сказал Странник. – В нем оставалось совсем мало жизни, одно неосторожное движение, и…
Генри толкнул дверь в комнату. Перси лежал на диване, подтянув колени к груди, и не двигался. Рядом с ним клубком свернулись две кошки, при виде гостей они подняли головы и заурчали. Генри медленно подошел и тронул Перси за плечо.
– Эй, – тихо сказал он. – Просыпайся. Я же обещал, что разбужу тебя, когда все закончится. Я пришел.
Странник стоял у двери, как будто не решался подойти ближе. Генри затряс Перси за плечи, но тот не открывал глаза, и тогда Генри приложил ухо к его груди. От облегчения его затрясло: сердце билось. Слабо, медленно, но билось. Генри ударил Перси ладонью по щеке, мысленно извинившись, но голова безвольно мотнулась в сторону, и глаза так и не открылись.
– Ты можешь его разбудить? – отчаянно спросил Генри, оборачиваясь.
– Знаю того, кто сможет, – кратко сказал Странник и пошел к окну.
Он распахнул створки, и в комнату ворвался солнечный свет, а вместе с ним – что-то переливающееся и бешено хлопающее крыльями. Дрозд-разбудильник приземлился на спинку стула, какое-то время неодобрительно косился на кошек, а затем перелетел на грудь Перси.
– Пожалуйста, разбуди его, – попросил Генри. – Это Барс.
Мальчик на диване совсем не выглядел, как барс, но дрозд понял. Он вытаращил глаза – значит, не знал, как выглядит создатель королевства в настоящем обличье, – а потом доскакал до шеи Перси и деловито заглянул ему в ухо. Генри думал, что дрозд начнет выводить какую-то прекрасную мелодичную песню, но тот, похоже, сразу решил прибегнуть к самому действенному средству, которое берег на крайний случай. Он открыл клюв и завопил на одной ноте таким дурным голосом, что Генри согнулся и зажал уши. Звук был такой, как будто огромным ногтем ведут по куску стекла.
Еще пару секунд Перси не двигался, а потом брови у него страдальчески сдвинулись, и он резко сел. Дрозд сразу захлопнул клюв и с самодовольным видом перелетел на спинку дивана.
– Работа мастера, – хвастливо сказал он и начал клювом чистить перья, с любопытством косясь на Перси.
Тот повел головой, увидел Генри, и на губах у него появилась слабая улыбка.
– А, Генри, привет. Ну как, победили Хью?
– Ага, – кивнул Генри, решив не уточнять, что это оказалось немного сложнее, чем он думал сначала. – Давай вернемся во дворец, ладно? Эд решил открыть такое место, где соберет разных лекарей и будет всех спасать. Я уверен, он придумает, как сделать тебя покрепче.
Но Перси как будто и не слышал. Он смотрел ему за плечо, и, обернувшись, Генри понял: Перси тоже видит Странника.
– Похоже, ты меня все-таки догнал, – с улыбкой сказал Перси, глядя ему в глаза.
– Я не гнался, – покачал головой Странник и шагнул ближе. – Ты видишь меня не потому, что умираешь, Перси. Просто я – это ты. В каком-то смысле.
Он дошел до дивана, сел на пол и аккуратно пожал руку Перси двумя своими.
– Ты сейчас не умрешь, я этого не чувствую, – мягко сказал Странник, глядя на него так, что у Генри сердце заныло. Они не виделись тысячи лет, но, кажется, Странник очень ждал этой встречи. – Но однажды это произойдет, потому что теперь ты стал человеком. И когда твое время настанет, я приду за тобой. И это будет лучшим, что я сделал в жизни. – Странник улыбнулся так, будто сейчас заплачет. – А жизнь у меня была очень долгая.
Перси сжал его плечо и встал с дивана. Его шатало, но Странник подхватил его. По сравнению с хилым Перси он казался огромным, как медведь.
– Думаю, новому миру твоя мудрость очень пригодится, – негромко сказал Странник.
Свободную руку он положил Генри на плечо, и мгновение спустя они оказались на мраморной площадке перед дворцом. Странника не было.
– Пойдем, – сказал Генри, думая о том, что Странник так с ним и не попрощался, а он даже не успел его поблагодарить.
Он заставил Перси уцепиться за свой локоть и повел его во дворец.
– Слушай, – начал Генри, когда они остановились на середине парадной лестницы, чтобы отдохнуть. – У меня есть один вопрос, но все не было подходящего случая задать. Можно? – Перси серьезно кивнул. – Откуда вообще взялся дар огня? Зачем ты его создал?
На лице Перси проступило чувство мучительной неловкости. Он, наверное, покраснел бы, если бы в его тщедушном теле хватило на это крови.
– До того, как началась история с Барсом, я годами сидел взаперти и иногда думал: что я буду делать, если жители деревни придут и скажут: «Мы все-таки решили тебя убить»? – начал Перси. – И однажды у меня мелькнула мысль: вот бы я мог убивать прикосновением, тогда никто не посмел бы меня тронуть. Это просто в голове мелькнуло, а потом я сразу об этом забыл. Но когда я обрел силу, она питалась моим сознанием так же, как потом питалась сознанием Хью, вытаскивала наружу все желания, все страхи. Хорошо, что большую часть времени я мечтал о волшебниках, существах, невероятных предметах и всяком таком. Но волшебство как-то поймало тот отголосок мыслей о смерти от прикосновения, и с тех пор раз в несколько поколений всегда рождался человек с таким даром. – Перси поднял глаза и в упор посмотрел на него. – Это была ошибка, Генри. Дар был просто ошибкой, не было никакой высшей цели. Сивард перед смертью попросил в следующий раз дать шанс такому же, как он, поэтому, когда я увидел в сети будущего, что на нас могут напасть враги, я понял, что Сердце скоро понадобится людям снова. Выбрал самого безмятежного и окруженного любовью ребенка, какого нашел, и вдохнул в него этот дар. И когда делал это, думал: все снова закончится чудовищным, печальным провалом. – Он криво улыбнулся. – И вот где мы теперь. Дар был ошибкой, Генри, но ты превратил ее в свою силу. Ну пойдем, я уже отдохнул.
На втором этаже сразу стало ясно, куда идти дальше: из большой столовой раздавался звон тарелок, разговоры и смех, слуги носились туда-сюда с подносами. Одним из них был Карл, и Генри жестом остановил его. Карл посмотрел на него и сурово выпятил нижнюю губу.
– Последние три дня все было очень, очень странно, – сообщил Карл. – Вы у меня из головы куда-то делись, а вот теперь обратно появились, и я даже не знаю, радует это меня или нет. Вы что, так в свой лес и не уехали? А, привет, малыш, ты какой-то бледный, надо бы тебе поесть, – совсем другим голосом прибавил он, заметив Перси.
Генри вздохнул. Похоже, в то безумное утро, когда туча с голосом Хью надвинулась на дворец, всем было не до того, чтобы рассказывать Карлу новости о том, кто такой Генри.
– Я младший принц, который пропал десять лет назад, – сказал Генри, решив наконец-то закрыть этот вопрос. – Я вернулся.
Карл моргнул. Потом моргнул еще раз. Сообщение медленно проникало в его голову, явно преодолевая на пути высоченные преграды.
– Вы? – уточнил Карл, и его руки, держащие поднос, начали подрагивать.
Генри не понял, то ли Карл так растроган, то ли просто хочет врезать ему подносом, и на всякий случай отошел подальше. Но Карл, кажется, погрузился в мысленное сопоставление фактов: он смотрел в стену, и губы у него шевелились, будто он обсуждал что-то с самим собой. Генри решил не проверять, как долго он может оставаться в таком состоянии, и потянул Перси в сторону зала.