За дверью прошлепали тяжелые шаги, и Генри подобрался. Шаги были странные – как будто у идущего пальцы хлопают по полу как корни скриплеров, но каждый при этом оканчивается здоровенным когтем. А потом в комнату зашло такое несуразное существо, что Генри едва не фыркнул от облегчения: здоровенный орел с мощными ногами, но удивительно растерянный с виду.
– Мастера-стеклодувы из Приречья торговали со всем королевством, а как безопаснее всего доставить посылку с хрупкими вещами? Конечно, по воздуху, – пояснил Странник. – Коготок был всеобщим любимцем – самый аккуратный носильщик в королевстве, ничегошеньки не разбил.
Коготок раскрыл клюв и издал горестный вопль. На глазах у него были какие-то деревянные рамки со стеклами – эта конструкция застегивалась на затылке, и Генри даже представить не мог, для чего издеваться над птицей и надевать ей на голову такую штуку.
– Ну что ты, он обожает эту вещичку. Называется очки, – сказал Странник. – Коготок любил подражать людям и особенно пристрастился к чтению, но у хищных птиц глаза могут смотреть только вдаль, и бедняге тяжело давалось его увлечение. А незадолго до потери Сердца мастера Приречья открыли свойство стекла увеличивать и уменьшать предметы и сделали своему любимцу вот такие стекляшки для чтения. Он в память о потерянных друзьях их теперь вообще не снимает.
У Генри сжалось сердце: глаза волшебного орла за увеличительными стеклами казались большими и беззащитными, и он медленно поворачивал голову туда и сюда, чтобы гость оценил его очки, – как ребенок показывает всем любимую игрушку.
– Бедный Коготок. Ты хотел их спасти, но разрушитель, который напал на деревню, ужасно тебя напугал, да? – Странник погладил птицу по голове. – Ты струсил, и тебе так стыдно!
Орел распушил перья на затылке, а потом печально сложил их снова. Странник обнял его и миролюбиво сказал:
– Вот твой враг, Коготок. Следующий парень с даром огня после того, который уничтожил твой дом. Разрушители всегда одинаковые, огонь в них тот же самый. На этот раз ты ведь не струсишь? Я привел его для тебя, чтобы ты мог отомстить.
Глаза Коготка сузились, и Генри сделал шаг назад.
– Что ты делаешь? – пролепетал он, но Странник уже исчез, а секунду спустя появился на шкафу рядом со скриплерами.
Генри отступил в угол. Коготок смотрел на него так, что теперь Генри оценил не только милые очки и большие глаза, но и когти, размах крыльев и здоровый острый клюв.
– Убей его, Коготок, пока он не причинил боль кому-то еще. И не бойся разнести дом, тут давно пора сменить мебель, – добродушно сказал Странник, и Генри понял, что зря согласился на его помощь.
– Я ни при чем, Коготок, – выдавил Генри, шаря взглядом по комнате в поисках хоть какого-нибудь оружия. – Я никого не убивал.
Оглушительный крик, который издал Коготок, пронзил голову Генри такой болью, что он проворонил момент и не успел даже уклониться, когда Коготок раскинул крылья, хлопнул ими по воздуху и со скоростью, невероятной даже для орла, ринулся на него через всю комнату. У Генри перед глазами мелькнули растопыренные лапы и напряженные когти, а потом один из этих когтей, острый как нож, распорол ему плечо. Генри вскрикнул, наконец-то отмер и скользнул за кресло, которое Коготок тут же снес с дороги метким ударом лап.
Все надежды Генри на то, что птице с таким размахом крыльев трудно будет сражаться в закрытом помещении, не оправдались. Похоже, аккуратность Коготка выражалась не только в том, чтобы не выпускать из лап веревочный узел на коробке с вазами и стаканами. Он делал крыльями скупые, плавные движения, отлично управлял положением своего тела в пространстве и больше не тратил время на клекот, крики и суету. Он метко делал выпады клювом и лапами, цель которых была в одном: попасть по шейным артериям врага. Генри нырнул под стол, надеясь получить хоть секунду передышки на размышления. Но Коготок сложил крылья и влетел туда вслед за ним, ровно и быстро, как стрела, а когда Генри вылез с другой стороны и попытался укрыться за шкафом, ловко перевернулся и цапнул воздух в сантиметре от шеи Генри.
«Он тебя сейчас прикончит, – меланхолично сообщил огонь, пока Генри перебежками продвигался к дивану. – Я знаю, что ты меня не выпустишь, но, может, врежешь ему, пока наше общее тело не сдохло?»
– Пытаюсь, – пропыхтел Генри и швырнул в Коготка одну из многочисленных диванных подушек.
Он очень надеялся, что орел начнет драть ее, в лапах застрянет ткань, и это собьет его с курса, но не тут-то было. Коготок, очевидно, не зря читал книги и вовсе не был тупым – подушку он за своего врага не принял и даже когти на ней не сжал. Еще несколько подушек треснули его по башке – у Генри с меткостью удара тоже все было в порядке, – но, конечно, набитая перьями ткань никакого ущерба не причинила. Генри сменил подушки на чайные чашки и блюдца, но Коготок в полете сбивал их клювом, упорно пытаясь добраться до Генри.
Скоро подходящей для укрытия мебели не осталось – все, что можно было отодвинуть от стены, Коготок уже уронил, а гигантский шкаф, на котором расположились Странник и скриплеры, было не сдвинуть. Остальные существа уже давно сбежали в коридор и, как выяснилось, заперли за собой дверь, чтобы участники поединка не рванули за ними. От отчаяния Генри бросился к шкафу, решив залезть внутрь и подпереть дверь, но шкаф тоже оказался заперт. Ключа не было.
– Прекрати, это глупо! – взмолился он, задрав голову к Страннику, и в ту же секунду был наказан за то, что тратит время на слова: Коготок ударил его в спину, вбивая лицом в шкаф.
Генри успел только рывком вытащить руки из рукавов, оставив куртку в его лапах, и спрятался за опрокинутый стол. Он не хотел злиться, не собирался убивать ни в чем не повинного Коготка, но постепенно ярость противника распаляла и его. «Что ты за волшебник такой? Успокой его!» – подумал он, швыряя в Коготка чайник. Чай брызнул во все стороны, но орел ловко уклонился, и чайник грохнулся на пол, разлетевшись на куски.
– И не подумаю, – невозмутимо ответил Странник. – Куда тебе тягаться с Хью, если не можешь победить безобидную птичку!
Генри едва не зашипел: с чего он должен тратить время на эту бессмысленную драку, когда Хью еще на свободе? Прятаться становилось все тяжелее – пол был теперь густо покрыт обломками и осколками, и Коготку в воздухе это совершенно не мешало, а Генри приходилось все время думать, куда ставить ногу. От темпа драки он уже выбился из сил, голова по-прежнему гудела, рассеченная правая рука еле двигалась, а Коготок словно и вовсе не устал, – и Генри вдруг с ужасом понял, что его самообладание начинает таять, как снег на солнце. Огонь тоже это почувствовал, взбодрился, и в безнадежной попытке не дать ему захватить контроль Генри вложил все свои силы в последний выпад.
Подобравшись ближе к стене, он поднялся во весь рост, а когда птица бросилась на него, увернулся, и Коготок с глухим стуком влетел головой в стену. Генри воспользовался его секундным замешательством и треснул ребром ладони по затылку, а потом дернул за крыло, одновременно выкручивая его, чтобы выбить плечевой сустав. Коготок заметался от боли и ударил его когтями по груди. Чувствовать, как кожа разрывается сразу в десяти местах, было ужасающе, и на секунду Генри захотелось схватить эту проклятущую птицу голыми руками, так, чтоб и горсти пепла не осталось. Эта мысль вызывала болезненное, яркое наслаждение, но, вместо того чтобы ей последовать, он всем телом толкнул Коготка назад и уронил на пол, прижимая бешено молотящие лапы коленями, а здоровое крыло – рукой. Второй ладонью он надавил Коготку на горло, чтобы тот не выклевал ему глаза.
– Успокойся, – выдохнул, держа лицо подальше от щелкающего клюва. В голове все постепенно затягивало красным, и он барахтался в этом горячем, липком тумане, пытаясь вытолкнуть из собственных мыслей желание стереть врага в порошок. – Они умерли триста лет назад. Ты их потерял, этого не исправить.
Сопротивление Коготка начало слабеть – то ли он понял, что ему говорят, то ли крыло слишком болело, но он как-то обмяк, и Генри убрал руку с его шеи.
– Есть две новости: плохая и хорошая, – сказал Странник, внезапно нависнув у Генри над плечом. Тот не мог обернуться, но слышал: Странник больше не улыбается, его голос был тихим и холодным как лед. – Хорошая состоит в том, что такой зверской силы воли, как у тебя, я в жизни не видел, а я много чего видел. Поразительно, на что способны воспитание Освальда, доброе сердце и дар огня, если их смешать.
– Спасибо, – прохрипел Генри.
Слова прокатывались по его сознанию, почти не оставляя следов: он был весь сосредоточен на том, чтобы не снять перчатки.
– Плохая новость состоит в том, что вот оно, волшебное средство, которого ты хотел. – Странник положил руку поверх его ладони и крепче прижал ее к перьям Коготка. – Дитя мое, ты правда думал, что я вручу тебе пилюлю, медальончик или склянку чудесного напитка? Нет другого способа сделать разрушителя сильнее – только дать ему забрать чью-то жизнь.
До этого Генри даже не знал, что можно похолодеть от страха, когда ты весь, как раскаленный котел. Странник поддел край его перчатки и начал ее стягивать, но Генри дернулся, отталкивая его руку. Коготок затих, моргая своими безумными желтыми глазами, и Генри внезапно заметил, что очков на нем больше нет: потерял в драке.
– Теперь единственный смысл его жизни – горевать о потерях. – Странник снова ухватился за край перчатки. – Для него честью будет погибнуть в попытке отомстить за родной дом. Мастерство управления твоим даром не только в том, чтобы не использовать его. Оно еще и в том, чтобы использовать, когда нужно.
Генри замотал головой так, что почувствовал, как пот стекает по шее за воротник.
– Я могу забрать волшебство из предметов, – хрипло сказал он.
– Этого будет недостаточно, даже если ты уничтожишь все старинные вещи в королевстве. Ты должен кого-то убить, Генри. И чем лучше убитый, чем чище его сила, тем легче тебе будет присвоить ее и не сойти с ума. Потому огонь и подбивал тебя убить Эдварда, когда вы ездили с ним в поход: вот для него был бы пир. Но я не настолько жесток, потому и нашел тебе идеальную жертву.
Странник хотел сказать что-то еще, но закашлялся, и до Генри внезапно кое-что дошло. Голос у Странника был усталый, мышцы руки, упирающейся в Коготка рядом с его собственной рукой, подрагивали. Да и вообще: с тех пор как они встретились у озера, Странник выглядел все хуже, просто он так паясничал и так много говорил, что Генри до этого момента даже внимания на это не обращал.
– Что с тобой? – выдавил он. – Ты мне что-то не говоришь, да?
Странник еле слышно рассмеялся – взвинченный, короткий звук.
– А ты внимательный. Боюсь, наша передышка заканчивается: я не знаю, чем занят Хью, но воздух как будто холоднее стал, дышать тяжело. Я чувствую все, что происходит в королевстве, и что-то надвигается, что-то плохое. Давай, Генри. Жизнь Коготка – или жизни всех, вот такой выбор. Поверь, мне так же страшно, как тебе.
Генри поднялся на ноги и опустил взгляд на Коготка. Тот понимал, что ему говорят, понимал каждое слово и больше не сопротивлялся – лежал, раскинув крылья. Он знал, что он жертва, которую Странник решил принести во имя победы, и ему тоже было очень страшно – Генри видел, как трясется под перьями его птичье тело. Коготок не был обычным животным, он любил читать книги и любил свою деревню, и при мысли о том, чтобы убить его, у Генри скручивало все внутренности.
– Перси сказал, что победа ценой человечности – это не победа, – выдавил он.
– Как жаль, что дела у нас слишком плохи для таких прекрасных, благородных мыслей, – покачал головой Странник, вытирая лоб, и Генри снова подумал, как же он похож на Перси. – Выбери, что будешь делать, Генри. С этим никто тебе не поможет.
Генри показалось, что все вокруг замерло: дыхание Коготка, существа, столпившиеся вокруг, огонь, изнутри ласкающий грудную клетку. Он медленно стянул перчатку и бросил на пол, думая о том, что до этого момента даже не знал, что такое настоящее одиночество. Мысли мелькали, как рябь на воде. Вот на полу валяются очки Коготка, и стекла не разбились, даже не треснули, мастера свое дело знали. «Чтобы совершить невозможное, приходится отдавать все без остатка», – сказал Странник. Коготок не имеет значения, он не важен, без него королевство легко обойдется. «Ты делал всех хорошими людьми», – сказал Эдвард, и, вспомнив о нем, Генри поежился от тоски. «Говорят, в историях важны только главные герои, всякие рыцари и принцы, короли и королевы, а остальные – просто пешки, которых сметают с доски по пути. Но чтоб они провалились, эти правила», – сказала Мойра, и ее голос был самым громким из всех. Голос, с которого началась вся эта история и от которого в голове у Генри внезапно прояснилось.
– Чтоб они провалились, – еле слышно повторил он.
А потом сжал голую руку в кулак и, размахнувшись, треснул по ближайшему перевернутому столу. Стол рассыпался хлопьями золы, и Генри ударил кресло, опрокинутую тумбочку, бил все подряд, сосредоточенно и упрямо, чтобы хоть немного унять ноющую жажду внутри. Когда мебели поблизости не осталось, он отдышался, надел перчатку и подобрал очки Коготка. Тот испуганно дернулся, когда Генри надел их ему на клюв.
– Я не такой, – отрывисто сказал Генри. – Что это за сказка, где приносят в жертву тех, кто ни в чем не виноват? Вот такое у нас волшебное королевство? – Он обвел взглядом перепуганно замерших существ. – Я знаю, что делать. Мне нужно что-то злое, совсем злое, вроде лютой твари. Найдите мне такую, и я убью ее. В ней наверняка полно сил.
– Это очень плохая идея, – мягко сказал Странник. – Сила такова, каков ее хозяин. У злого существа она злая, и, взяв ее, ты…
– Стану ее новым хозяином. – Генри наклонился к нему, чувствуя на лице широкую, кривую усмешку. – Мой брат сказал, что у меня талант превращать плохое в хорошее, и он умный парень, поверю ему. Да, будет тяжело, но я справлюсь, не сомневайтесь. Вы даже представить себе не можете, как я хочу выиграть и жить дальше. А теперь ты, вот ты, вылечи его плечо.
Рыжая кошка, на которую он указывал, растерянно подошла и улеглась на вывернутое крыло Коготка.
– И ты живи дальше. Найдешь себе в жизни новое место, где будешь нужен, – сказал Генри, глядя на Коготка. – Лети, ты свободен. Я освобождаю тебя от служения Приречью.
Генри даже не сомневался, что способен на это: он чувствовал себя всемогущим, и огонь был ни при чем. Ему было одиноко, как никогда, но зато самого себя он понимал лучше, чем когда-либо раньше. Он держал в своих руках и собственную жизнь, и жизни всех, кто ему дорог, держал так крепко, как Коготок когда-то держал свои драгоценные стеклянные посылки.
– Блестяще, – выдохнул Пал.
Кошка слезла с Коготка и запрыгнула Генри на руки, прижимаясь к располосованной груди. Коготок осмотрел всех своими полубессмысленными глазами сквозь стекла очков. Хлопнул крыльями на пробу, а потом расправил их и полетел в сторону окна – до этого Генри даже не замечал, что оно тут есть. Генри хотел было сказать, что оно слишком маленькое для такой здоровой птицы, но Коготок набрал скорость, а прямо перед окном сложил крылья, пролетел пару метров и врезался головой в стекло. Оно разбилось легко, как бьется ледяная корочка на луже поздней осенью, и Коготок вылетел в окно, расправил крылья и с клекотом понесся прочь.
В комнату ворвался запах дождя, влажной земли и мха, и Генри подошел к окну. Почему-то он был уверен, что жилище Странника тоже находится среди облаков, но нет: за небольшим оконным проемом, обрамленным остатками стекла, был склон холма, поросшего тоненькими деревьями в пышной зелени. Вокруг не было ни домов, ни животных, даже Коготок уже скрылся из виду. Сияло солнце, по небу плыли мягкие расплывчатые облака – прекрасный весенний день. Вот только… Когда растешь в лесу, привыкаешь различать мельчайшие оттенки цвета, и сейчас Генри показалось, что сочная зелень и яркое небо были чуть бледнее, чем нужно, словно выцвели. Генри хотел отмахнуться и забыть, но тут Странник рядом с ним медленно выдохнул сквозь сжатые зубы.
– Началось. – Он повернулся к Генри, глядя на него, как на друга, с которым вместе попал в ужасный переплет. – Так вот почему я так плохо себя чувствую. Хью делает с королевством то же самое, что ты – с предметами, когда к ним прикасаешься. Они бледнеют, теряют цвет, потом осыпаются золой. Только ему, в отличие от тебя, даже не надо ничего трогать, – пробормотал Странник, неверяще глядя в окно. – Он тянет жизнь из всего вокруг, как губка – воду. Не так быстро, как прикосновение разрушителя, но…
– И что будет дальше? – тонким голосом спросил Пал.
– Уходит волшебство, потом уходит жизнь. Существа и волшебники начнут слабеть и умирать. Потом омертвеет земля, деревья, животные, реки. А последними умрут люди, потому что люди – самое сильное, что есть на свете.
– Какой смысл быть властелином пустоты? Зачем Хью это делает? – пролепетал Генри.
Странник невесело рассмеялся:
– О, ты еще не понял? Это не он. Сила, которую он схватил, победила его куда быстрее, чем я надеялся. Он слишком слаб, чтобы ее удерживать. У нее своя воля, прямо как у твоей. И жаждет она того же, что и твоя, того же, чего всегда хочет любая сила. Становиться больше, расти и забирать все вокруг.
– Но когда она была у Перси, он…
Странник поморщился, как от головной боли:
– Не сравнивай. Сила всегда никакая, это обладатель делает ее плохой или хорошей. У Перси прекрасное храброе сердце, он желал другим только добра, и сила в нем стала такой же, как он сам.
Генри повернулся к нему. Один вопрос не давал ему покоя так давно, что теперь сам сорвался с языка.
– Кто ты такой? Я имею в виду… Что ты такое? Откуда тебе все известно?
– Много будешь знать, скоро состаришься, – ответил Странник.
– Мы не успеем состариться, – дрожащим голосом перебил Пал. – Я верно понял, что никто не скроется, нигде, все выцветет и рассыплется, королевства не будет и останется только Хью?
– Не сам Хью, его личность умрет задолго до того, – без выражения ответил Странник. – Просто сгусток силы, которая будет высасывать жизнь из всего, что есть на свете. – Он прислонился головой к стене у окна. – А вокруг будет смерть и пустота.
Существа сгрудились у них за спиной, как испуганные дети, и Генри прокашлялся.
– Этого не случится, обещаю. Мы всех спасем. Я спасу. Говорите, где мне взять злое существо. Давай же, сосредоточься. – Он сжал плечо Странника и оттянул его от окна. – Не вешай нос.
Странник поднял брови, и угол его рта тронула улыбка:
– Мне такого никто еще не говорил.
Он так выделил это «мне», словно ничего не могло быть смешнее, чем утешать его, хотя Генри понятия не имел почему.
– Так. – Странник сжал переносицу и повернулся к скриплерам. – Займите ветки чем-нибудь: найдите, что тут не пострадало, и сделайте ему чаю и перекусить, он на ногах еле стоит.
Скриплеры бросились исполнять, наталкиваясь друг на друга.
– Нет таких проблем, от которых не поможет чашка чаю, – пробормотал Генри. – Спасибо.
Странник рассмеялся, легко и печально, и Генри внезапно подумал: как и Джетт с Эдвардом, он не такой уж веселый парень.
– А остальные – помогите мне. – Странник решительно пошел к одной из стен, туда, где висела огромная карта королевства. – Нам нужно очень злое и очень сильное существо. Идеи, друзья мои?
Существа уставились на карту, Генри – тоже. На других картах, которые он видел, были просто написаны слова, но здесь были еще и картинки. Он узнал Фарфоровую беседку, Башню загадок и засмотрелся на сад с золотыми деревьями под названием «Край изобилия». Интересно, листья у них правда из золота?
Скриплеры примчались откуда-то с дымящимся ведром воды, долго громыхали заварочным чайником, а потом торжественно принесли Генри чашку и уцелевшие куски печенья, которые собрали с пола. Генри отхлебнул и подумал, что это лучший чай в его жизни. Чай – самое мирное, что есть на свете, а немного мира ему сейчас было нужно как никогда.
Тут Пал издал невнятный возглас, и его длинный палец уперся в одно из мест на карте. Генри присмотрелся, но ничего особенного там не увидел – лес и лес, зато лицо Странника просветлело.
– Ого, неплохо, деревяшечка. – Странник прищурился, будто всматривался во что-то на карте, и вдруг рассмеялся. – У, и кто тут у нас! Поразительно, как тесен мир. Ну хорошо, Генри. Как насчет еще разок почувствовать себя белым рыцарем?
– Почему еще разок? – нахмурился Пал, но Странник только отмахнулся.
Тут Генри понял, что от его куртки, той самой, которую сшил ему Уилфред, остались одни лохмотья. Он стянул их и бережно сложил на стул.
– Можешь дать мне что-нибудь? – спросил он у Странника. – У тебя тут полно всякого барахла.
Скриплеры мгновенно зарылись в какие-то корзины. Один выудил яркую тряпку и помчался к Генри, смешно переваливаясь на корнях. Генри узнал его: тот самый маленький скриплер, который пришел за ним в дом над облаками, когда он оплакивал там гибель Тиса в день обретения Сердца.
– Спасибо, Элвин, – сказал Генри, забрал у него темно-красную куртку и натянул.
Пусть она и была ужасного для охоты цвета, зато теплая и уютная, и в этом было что-то утешительное.
– Откуда ты знаешь, как меня зовут? Никто из людей не знает наших имен, – спросил скриплер, тревожно шевеля ветками на голове.
Неважно, дружище, – мягко сказал Странник и обвел их всех взглядом. – Вы не созданы для трудных времен, а во сне хотя бы медленнее будете терять силы. Встретимся по ту сторону беды, друзья мои. И на всякий случай прощайте.
Он запустил руку в карман и вскинул ее вверх. В воздухе закружилась серебристая пыльца, и все существа, не успев даже ртов раскрыть, упали как подкошенные. Генри поставил пустую чашку на стол, и чуть слышное звяканье в тишине показалось ему оглушительным. Кошки, стражи, грибни и другие незнакомые существа – все лежали навзничь, похожие на разбросанные ребенком игрушки.
– Удачи, Генри. – Странник переступил через Элвина, который заснул, обнимая фарфоровый чайник с заваркой. – Если заберешь силу короля-зверобоя и не превратишься в безумную тварь, у нас появится надежда.
– Король-зверобой? Что за имя такое?
– Им он не родственник, – уточнил Странник, кивая на лежащих повсюду скриплеров.
И, прежде чем Генри успел спросить, что он имеет в виду, Странник схватил его за руку, и они исчезли.