Успокаивать нервы я отправилась в ванную. Набрав воды и высыпав половину флакона мыльных шариков, погрузилась в пахнущую клубникой пену. У меня несколько часов. Маловато, чтобы прийти в себе и разобраться в куче информации, обладательницей которой я неожиданно стала.
Воистину, судьба — шутница! То пусто, то густо.
Откинувшись на высокий бортик ванны, я попыталась расслабиться, отвлечься, чтобы потом с новыми силами начать раскладывать по полочкам то, что рассказал палач. Пена вкусно пахла клубникой, теплая вода расслабляла мышцы, навевала приятную негу. И тут некстати вспомнились бережные прикосновения пальцев Идена к моим кистям. Мужчина прекрасно знал, как на меня подействует нехитрая ласка. Провоцировал, играл. И мне это нравилось. С каждый минутой, проведенной рядом с Иденом, соблазн поддаться и не останавливаться становился сильнее. Особенно теперь, когда знала, что палач на моей стороне.
Я попыталась ухватиться за приятную, хоть и не до конца понятную тему наших с Иденом отношений, но мысли все время возвращались к рассказу палача. Успокоиться и расслабиться полностью я не успела. Пока смывала пену и крутилась перед зеркалом, выбирая платье, в голове царил сумбур. То я думала о том, что, возможно, я нравлюсь палачу больше, чем потенциальная любовница, потому что на прогулке он мог быть настоящим. То недоумевала, зачем Зосли отправился в столицу, ведь именно здесь его стали бы искать в первую очередь.
Остановившись на нежном кремовом платье с расшитым крохотными розочками корсажем, я прошлась по волосам расческой и, оставив их свободной волной падать на открытые плечи, вызвала горничную, временно выполняющую обязанности экономки. Девушка быстро принесла мне ужин и ушла. Уплетая стейк, я размышляла о том, что узнала.
Меня подставили. Все началось с ессира Зосли. Как он понял, что я нечеловек? Вроде была осторожна. Про мага ходили разные слухи: что увлекается алхимией, что в молодости учился в академии, но был отчислен за неуспеваемость, держал бакалейную лавку, подрабатывал зарядкой мелких бытовых артефактов, в библиотеке в том числе.
За двадцать лет я встречалась с ним несколько раз. Ничто не мешало ему следить за мной. Слабого мага я не боялась. Именно поэтому осталась в Ритиле, уверенная в собственной безопасности.
Но был ли он слаб? Способности к магии после обращения в низшего сохранились. Значит, не я одна скрывала свою истинную суть и силу.
У него было достаточно времени определить, что я нелюдь. Попытку проникнуть под человеческую ауру я бы почувствовала. Но маг был алхимиком. В этой части магической науки я была профаном. Уверена, способ выявить нечеловека Зосли нашел и связался со знакомыми по академии из столицы. А дальше его самого использовали. Если бы не вампиры, неожиданно вспомнившие, благодаря Идену, о старом «знакомом», интриган мог погибнуть вместе с девочкой.
Ему посулили еще денег, и на суде он весьма натурально возмущался. Что его обманули, дошло до мага позже, когда его отправили в поместье вампиров. Тогда Зосли и сбежал в столицу. Надеялся, что знакомые помогут. Гильдия Магов вполне могла признать его ценным для себя, так он думал. Но друзьям не было дела до беглого вампира, а Гильдии не нужны лишние проблемы. В итоге ессир попытался сам оборвать связь и погиб. Вполне возможно, ему помогли. Как ни парадоксально, выжить Зосли мог, лишь оставаясь у вампиров — они неплохо охраняют своих низших.
— Эмиль… — задумчиво произнесла я, отодвигая пустую тарелку и приступая к нежному безе.
Мой кошмар оказался такой же жертвой, как и я. Связанный клятвой архимаг не мог ничего сделать, был вынужден выполнять приказ. Мама была не права, Эмиль не неплохой, он не плохой и не хороший — смирившийся. Холодное равнодушие зеленых глаз, которое я считала проявлением его надменности, на самом деле было обреченностью. Он ухлестывал за женщинами, блистал на приемах, вел себя как прожженный сердцеед — как и мои родители, он создавал себе иллюзию свободы. Его хозяин позволял ему это. Иначе окружающие могли заподозрить, что с архимагом творится что-то неладное.
Кто же смог сломать архимага?
Эмиль — это не скромное семейство белых фениксов, у него есть деньги, статус, но он связан клятвой. Один из глав Гильдии Магов выполняет чьи-то приказы.
Есть расхотелось. Отложив пирожное, я отпила чай, смочив пересохшее от страшной догадки горло. Эмиль связан клятвой, значит, мои родители принесли клятву крови не ему! Да, было такое ограничение. Прочитав о нем, я лишь пожала плечами. Кому придет в голову приносить клятву на крови связанному магически существу? Мои родители знали хозяина Эмиля? Почему не сказали мне? Не дала клятва.
Пришлось поставить чашку обратно на столик, чтобы не расплескать чай. Некоторое время я сидела в кресле, обняв прижатые к груди колени. Справиться с нервной дрожью получилось не сразу. Птица добавила паники, напомнив, что нас собираются украсть и вынудить умереть.
Всю жизнь я считала своим врагом Эмиля. А сейчас я даже не представляла, кто стоит за кошмарами моего прошлого. Кто-то одаренный магически, однозначно. Архимаг — не меньше. Весьма состоятельный. Человек. Нелюдь или нечисть не стали бы участвовать в афере, где замешан Хайран. Для хайранцев — они низшие, доля которых прислуживать человеческим магам.
Я истерически рассмеялась: «Поздравляю, Лина! У тебя целых пять подозреваемых!» Главы Гильдии Магов весьма прохладно относились к императору. Естественно, открыто недовольство никто не выказывал. Больше их интересовал нелюдимый ненаследный принц. Они сочувствовали мужчине, которого, мягко говоря, недолюбливал дядя. Доказать их измену невозможно. Главы исправно выполняют свои обязанности, поддерживают политику правителя. А между тем именно там сидят твари, которые ставят опыты над фениксами, чтобы убить императора.
И меня.
Потому что я единственный, несвязанный клятвой крови свидетель за двадцать лет. Мне «повезло» — я успела сбежать до девятнадцатого дня рождения. Именно в этом возрасте магические каналы фениксов полностью формируются — можно давать клятву на крови. Раньше ничего не выйдет.
Теперь я понимала, почему отец решился именно тогда. Моя магия росла, способности увеличивались. До проклятого возраста оставалось все меньше времени. Он знал, что за год-полтора до девятнадцатого дня рождения меня не просто опутают ограничивающими артефактами, а запрут в надежном месте во избежание неожиданностей…
Прикрыв глаза, стиснула зубы. Я должна разобраться, что могла услышать такого, отчего меня пытаются убрать даже спустя двадцать лет.
Все недомолвки прояснились — меня использовали как приманку, потом поняли, что я — шкатулка с секретом, вытащить который можно только при моем участии. Обидно ли мне? Не обидно — противно. Расскажи мне Иден все с самого начала, я не поверила бы… и сбежала, несмотря на риск, к радости моих преследователей.
На месте Идена я бы вообще мне ничего не рассказывала. Половила бы «рыбку», а потом отвезла в безопасное место. Очевидно, палач так и собирался сделать. Некоторые его слова и поступки не вписывались в теорию о разговоре сегодня-завтра. Например, за мной следили, охраняя, но при этом позволили гулять открыто, ездить по городу. Сплошная провокация. Опять-таки Эмиль с его ухаживаниями. Согласись я с ним встретиться, Иден не заметил бы моего отсутствия и с удовольствием отправил бы в тюрьму тех, кто приехал в особняк архимага за мной.
Но что-то изменилось. Палач следовал плану и в то же время вел себя нелогично. Флирт, прогулка, поцелуй. Я ему понравилась. Проще было спрятать ценного свидетеля сразу, когда он с Константином понял, что на карту поставлено больше, чем очередной феникс без родственников. Отправить в тайное место, чтобы я спокойно все вспомнила. Однако он оставил меня у себя, стал защитником.
Птица вопросительно курлыкнула, спрашивая, правильно ли она поняла меня. Я улыбнулась, спустила ноги с кресла и потянулась за пирожным. Возможно, я ошибаюсь, но на душе стало светлей от одной мысли, что палачу я нужна не только как ценный свидетель или любовница. Ради любовниц так не рискуют. Время покажет.
Улыбка не сходила с моего лица до прихода Идена. Увидев в окно подъехавшую к воротам карету, я спрыгнула с подоконника, собираясь посмотреть в зеркало. Хотелось быть красивой. Но тут дверь экипажа открылась, и в желтый круг света фонаря выпали пассажиры. Палач был пьян. Рикард, в обнимку с которым он вывалился наружу, тоже. Лэры двинулись к крыльцу, подпирая друг друга. Вокруг суетился кучер. Он пытался помочь, что-то выговаривая целенаправленно движущимся к крыльцу друзьям.
Руки похолодели от страха, однажды я уже видела Идена настолько «пьяным». Про перстень и истинную сущность мужчин я вспомнила уже у входной двери.
— Трисс, хоть вы им скажите! — обрадовался кучер, увидев меня на пороге. — Перстень — это хорошо, но тут медик нужен.
— Мозгоправ! — Другой тут не поможет. Знают же, что палача хотят убрать, а все равно подставляются.
Я, стараясь не смотреть на прикрытые плащами раны мужчин, подставила Идену плечо. Он тихо зашипел и отодвинулся, а я запоздало поняла, что рука сломана.
— Опять столярный диск? Или телега с подковами? — сердито спросила я. Натолкнувшись на полный беспокойства вопросительный взгляд кучера, заверила, что лэр очень сильный маг. Его сил на всех хватит. Возница ушел, а я отправилась следом за ранеными, успевшими доковылять до кабинета.
На этот раз мужчинам досталось намного сильнее. Пока Иден одной рукой активировал защиту кабинета, бледный Рикард перенастраивал стража особняка на высший уровень опасности, а я, сидя в кресле, слушала эхо.
На них напали в переулке недалеко от особняка Эмиля. Один человек. Некто под личиной человека. Друзьям пришлось попотеть. Если бы не скорость оборотня и виртуозное владение оружием палача, были бы мертвы. Совсем.
Иден сказал мне не всю правду. Кое о чем он умолчал. Заговорщикам удалось больше, чем я думала. У них появилось оружие палачей: кинжал и кнут. Теперь они могли убить императора и его охрану. Но я в состоянии им помешать, осталось только вспомнить, что слышала.
— Арлина, тебе лучше отвернуться, — устало вздохнул Иден, расстегивая плащ.
— Я уже видела, как выглядят раны от боевого кнута. — Подошла к палачу и стянула с его плеч накидку.
Очевидно, Иден принял на себя большую часть ударов плети и пару уколов кинжалом. Если бы они попали в оборотня, никакая регенерация не помогла бы.
— Лина? — Иден пальцами здоровой руки взял меня за подбородок, заставляя посмотреть в глаза.
С трудом оторвала взгляд от треугольных ранок. Пара дюймов левее, и конец.
— Твоих сил хватит? — закусив губу, тихо спросила я.
— Да. — Иден погладил большим пальцем мою щеку. — Принеси нам вина из бара в спальне.
— Принесу, но не сейчас. — Заметила усталость и пробирающуюся сквозь маскировку перстня тьму в глазах палача.
Ему придется снять перстень, чтобы восстановиться. Нужна регенерация феникса. Слишком сильно все разворочено. По сравнению с сегодняшними ранами, в прошлый раз у него была царапина. Если оставит замедленную артефактом регенерацию — умрет. И все вокруг окажутся в опасности — убийца далеко, его сила феникса может не достать. Но стоит снять перстень, будет всплеск силы, а поглощающего контура нет. Раненые сейчас не в том состоянии, чтобы чертить на полу пентаграмму, наполняя ее силой.
— Где мел? — протянула руку Идену.
На диване задорно хмыкнул оборотень:
— Попался, пернатый!
— Помолчал бы ты, хвостатый, — вяло огрызнулся Иден, отдавая мне мелок.
— Кто бы говорил! — продолжал балагурить Рикард, бледнея с каждой секундой все сильнее. — У самого хвост, как у павлина!
— Да? Хочу посмотреть! — включилась я в игру, поспешно превращая комнату в пентаграмму.
Им было плохо, они отвлекались от боли, ведь мужчинам не положено стонать. А вот глупо шутить — вполне. Уверена, не будь меня тут, шутки были бы намного неприличнее.
— О! У него такой веер из зада растет! — отозвался Рикард. — Два пера!
— А остальные куда делись? — Я провела последнюю линию и вопросительно посмотрела на Идена.
— Полинял, — криво усмехнулся палач, кивая мне.
Пока я наполняла контур магией и активировала его, они успели выяснить, сколько когтей у Рикарда (к слову, пять на каждой лапе), куда засунут ему хвост, если не будет слушать начальство и опять полезет в драку раньше него.
Да, эти двое были знакомы очень давно. Мне даже стало немного завидно, что у Идена есть такой друг.
Когда я все сделала, палач снял перстень. Аура плавно перетекла из радужных цветов обычного человека в расчерченную алыми всполохами тьму. Карие глаза почернели.
— Вот это фокус! — присвистнул Рикард, глядя то на друга, то на меня.
— Рикард! — В голосе Идена прозвучали угрожающие нотки.
— Молчу-молчу! — Оборотень попытался развести руками, но скривился от боли.
Палач заметил это и поспешно приступил к лечению. Самым жутким моментом для меня стало, когда он вправлял кости на руке, чтобы они срослись правильно. После страшного хруста я убежала к окну, где, внимательно вглядываясь в снежинки, старалась не слушать голоса мужчин за спиной. Обернулась, когда Рикард громко объявил, что его собрали и можно ползти в гостевую спальню. Нужно время, чтобы восстановиться. Уползать он собрался с помощью бледного Идена.
Представив, как они оба падают на лестнице, я подставила оборотню плечо. До спальни мы шли минут пятнадцать. Мужчина меня щадил, цеплялся за перила, стараясь перенести вес на них. Я ругалась, уговаривала бросить маяться дурью. Оборотень бурчал в ответ, что мне еще детей рожать. Не убедило его и то, что я уже подставляла плечо помощи Идену. Начальству пообещали выщипать остатки перьев из интересных мест, чтобы заботилось о маленьких глупых птичках, а не превращало их во вьючную лошадь. Напоследок у двери комнаты Рикард внимательно посмотрел мне в глаза, странно усмехнулся и пожелал спокойной ночи.
Проходя мимо вазы, заглянула в отражение, увидела лишь свое озабоченное лицо. Глаза блестели чуть сильнее от перевозбуждения — не каждый день приходится помогать двум израненным магам.
Забежав в спальню Идена, я взяла обещанную бутылку вина и два бокала. Немного подумав, вытащила из комода чистую рубашку и брюки. Идену надо бы вначале душ принять, но и так сойдет. Смотреть на окровавленные лохмотья не было сил.
Он сидел в кресле, прикрыв глаза. Изодранный камзол и рубашку снял, тряпки валялись на полу рядом с плащом. Раны затянулись. О них напоминали толстые шрамы, розовой сеткой покрывающие грудь, живот и руки мужчины.
Я знала, что спустя несколько дней они исчезнут, но все равно было больно смотреть, зная, что Иден пострадал из-за меня, из-за того, что я не могу вспомнить.
Специально звякнув бокалами, я дождалась, когда палач откроет глаза. Протянула ему чистую одежду. На секунду прикоснувшись к прохладным пальцам, неуверенно спросила:
— Помочь?
Иден хитро прищурился.
— Я помню о вашем обещании.
— Как только перестанете напоминать живой труп, — невесело пошутила я, отворачиваясь к столу, чтобы дать мужчине возможность переодеться и заодно разлить вино по бокалам.
— Интересные у нас с вами отношения… — Сзади зашуршала ткань, стукнули друг об дружку пуговицы на рубашке. Эхо насмешливо усилило звук скольжения шелка по неровной от шрамов коже. — То я почти труп, то вы на грани нервного срыва.
Иден подошел ко мне и обнял. Я не стала отстраняться. Мы оба безумно устали. Не хватало тепла близкого человека, рядом с которым можно быть собой.
— Вина? — Я подала Идену бокал.
— Присядем? — Палач показал на диван.
Я кивнула в ответ. Не размыкая рук, мы перебрались на мягкое сиденье. Потягивая вино, устроились. Я полулежала в объятиях Идена. Палач задумчиво гладил меня по волосам. Его пальцы едва заметно подрагивали от усталости. Ни он, ни я не хотели расставаться, прерывать тихое очарование момента.
— Откуда у них ваше оружие? — Я спиной чувствовала шрамы Идена под тонкой тканью рубашки, не могла не спросить.
— Один оружейник императора передал им два неполных комплекта и покончил с собой. — Дыхание Идена приятно щекотало висок, хотелось прикрыть глаза и замурлыкать или закурлыкать, что и делала сейчас моя птица.
— Снова клятва?
— Нет, месть. Он был уверен, что его дочь соблазнил император. Девушке заплатили, и она солгала отцу. Два атласных платья — вот цена государственной измены. — Иден говорил тихо, устало, с нескрываемой горечью.
Я чуть откинулась в сторону, повернулась и коснулась его губ мягким, успокаивающим поцелуем.
«Я рядом, я не предам». «Знаю, верю», — ответили мне.
Прислонившись виском к щеке Идена, я тихо хмыкнула, вспомнив весьма популярные у дам Ритиля любовные романы.
— Знаешь, — лукаво покосилась я на мужчину, но в ответ на свое «ты» получила шутливый поцелуй в ухо, — по законам жанра сейчас ты должен пылко признаться мне в любви, подхватить на руки, отнести в спальню и до утра доказывать, что я все правильно поняла.
— Боюсь, если я сейчас тебя подхвачу на руки, дальше пола мы никуда не дойдем, — усмехнулся Иден, — и тебе придется тащить меня в спальню. И самой все доказывать. Может, просто пойдем в спальню? И поспим?
— Никакой романтики…
Знала бы я тогда, как ошибаюсь!
Во-первых, Иден отнюдь не оговорился, когда предложил пойти к нему в спальню. К себе меня не отпустили, заявив, что хотят выспаться. Если же я останусь одна, придется ставить магические маячки в коридоре и вылавливать мою непоседливую особу по улице. В итоге удалось отвоевать поход в свою комнату за ночной сорочкой.
Выбирала я ее минут сорок. Остановилась на простой атласной, цвета густых сливок, короткой, без рукавов и с глубоким декольте. Отражение в зеркале мне чрезвычайно понравилось. Сейчас Иден не в настроении, но ведь к утру все может измениться. Жаль только, это не совсем я настоящая.
В спальню Идена я вошла несколько озадаченная. Романтический настрой погас под напором любопытства. Улыбнувшись на усталый комплимент, я послушно забралась в кровать и улеглась лицом к сонному палачу. Пару минут ерзала, не решаясь задать вопрос.
— Ну, что еще? Спрашивай, — недовольно буркнул Иден. — Да, нападения в столице связаны с заговорщиками. Они готовят убийц. А теперь у них есть оружие.
— Что? Те статьи о нападениях и пропажах людей… — судорожно сглотнула.
— Да. Мы пытаемся найти их. Не из одной тебя хотели сделать убийцу. — Иден повернулся ко мне, зевнул, заметил, что я сжимаю угол подушки. — Арлина… — Палач притянул меня к себе на грудь, погладил по голове.
— На вас напал феникс? — прошептала, утыкаясь лбом в горячую кожу.
— Да.
— Но зачем? Вы ведь теперь знаете, кто он!
Иден шумно дохнул мне в макушку, сильнее прижал к себе.
— Ничего мы не знаем. На нем была маска и весьма искусный отвод глаз. А аура была замаскирована под вампира.
— Но как ты узнал, что он феникс?
— Я его легко ранил. Рикард определил по запаху до того, как кровь стала пеплом. Ты же помнишь о свойстве нашей крови.
Помню.
Кровь феникса нельзя сохранить. Двадцать минут, час, иногда сутки, — и она превращается в пепел. Поэтому нас нельзя найти по крови, только по ауре или внешности, если уверен, что феникс слишком слаб для смерти и возрождения. Так много лет назад наемники искали меня.
Закрыв глаза, я обняла Идена. Как бы мне хотелось снова оказаться в Ритиле! Вместе с ним.
— Ты ведь не это хотела спросить?
— Нет. — Закусив зубами костяшку пальца, я тихо хмыкнула.
— Ну-ка, юная трисс, рассказывайте, что за опасная для жизни идея посетила вашу голову на этот раз? — строго спросил Иден, зарываясь пальцами в мои волосы и несильно оттягивая их назад. Перстень он уже надел, артефакт неприятно дернул за прядь, зацепившись камнем.
Я посмотрела в слишком уж серьезное лицо палача, провела кончиками пальцев по его щеке.
— А какой ты настоящий?
Хитринка, промелькнувшая в глазах Идена, мне не понравилась. Спорю на перо из хвоста, сейчас мне такие сказки расскажут, только держись!
— Во-первых, я блондин. — Палач загнул палац. — Во-вторых, лысый.
— Понятно, — пряча улыбку, кивнула я, — все лысые — блондины… зимой, а летом брюнеты.
— В-третьих, у меня кривой нос и ноги.
— И перья лезут, — подсказала я, вспомнив шутку Рикарда.
— Лезут, — подтвердил Иден. — Петуха бойцовской породы видела? Вот и я такой.
— Болеешь? — давясь смехом, спросила я. Бойцовского петуха я видела. Жилистое существо с голой шеей и задом больше напоминало жертву опытов мага, а не результат селекции.
— Болею.
— Фениксы не болеют, — напомнила я.
— Это непредвиденные обстоятельства, — моими словами ответил мужчина.
Я не выдержала и, уткнувшись лицом в грудь Идена, рассмеялась. Надо же, как иногда непредсказуема жизнь. Я и предположить не могла, когда требовала с палача медицинские услуги, что буду лежать в обнимку с начальником и смеяться над его шутками. Мне будет так хорошо, что захочется остановить время, потому что завтра нас ждет заговор, поиски улик в моем прошлом, опасности. Ибо наши противники не остановятся. У них есть убийцы и оружие. Способ подобраться к императору они найдут.
Я снова почувствовала себя слабым, запуганным подростком, едва оперившимся птенцом, который ничего не может сделать, только прятаться под лестницей и, вцепившись в дверцу, мечтать, что она превратится в мраморную, ведь тогда ее не сможет отодвинуть ее кошмар.
Иден, на груди которого я сжалась в комок, вцепившись пальцами в рубашку, просчитал или угадал мои мысли. Крепко обнял меня, давая ощущение защищенности, надежного плеча, на которое можно опереться.
— Глупая маленькая птичка, — прошептал он, целуя мои волосы, — я настоящий. Когда всю жизнь живешь под чужим именем, нет нужды изменять внешность.
Ладони Идена мягко скользили по моей спине, поглаживая, успокаивая. Он знал, о чем я подумала, но не стал заверять, что все будет хорошо. В этом никто не мог быть уверен. «Волки не самые страшные хищники». Лисбет поняла, кто стоит во главе заговорщиков. Увидела в будущем. И ее за это убили. Но почему она не оставила никакой подсказки? «Не самые страшные хищники» — слишком размытая формулировка. У хайранцев на гербе ворон — хищная птица. Но вряд ли Лисбет имела в виду их.
Я мысленно перебирала гербы, силясь вспомнить, у кого еще есть хищники. В голову пришел лишь ненаследный принц. У него был изображен не то хорек, не то суслик, не то хомяк. А что, тоже хищник, когда голодный. В гербовник я заглядывала редко, больше интересовали фениксы, так что без справочника не обойтись. Выбираться из объятий Идена и идти в библиотеку хотелось меньше всего.
— О чем думаешь? — Палач передвинул мою голову себе на плечо и заглянул в лицо.
— О гербах, — хмыкнула я, понимая, как абсурдно это звучит. Мужчина и женщина, явно неравнодушные друг к другу, лежат в одной постели. Лежат и думают о гербах.
— О! — впечатлился Иден. — Весьма уместные мысли. Придется нарушить слово, пока вы, трисс, не начали вспоминать генеалогические древа всех семейств Аркелла.
Предвкушение и желание в карих глазах я, конечно же, заметила, но все равно совершенно равнодушным тоном спросила:
— Какое слово, лэр?
— О совращении… — Одно движение, и я оказалась под палачом. Склонившись к моим губам, он насмешливо добавил: — Вашей инициативы я так и не дождался, придется самому…
Первый поцелуй был пылким, страстным, торопливым. Мы оба боялись, что усталость, отступившая под напором эмоций, сыграет с нами злую шутку. Поспешно избавляясь от одежды, смеялись, понимая, что ведем себя, как подростки.
А потом я поняла, как белые фениксы узнают свою любовь.
Когда двоих связывает нечто большее, чем простое влечение, это великолепно. Никаких запретов, полное доверие и понимание. Не важно, кто ведет в вечном танце, когда сердца стучат в едином ритме.
Хриплый стон моего мужчины, и я выгибаюсь назад, рассыпаюсь на тысячи осколков, падаю на его мокрую от пота восхитительно пахнущую страстью грудь. Я знаю, что мои глаза сейчас сияют двумя серебристыми солнцами, что на фальшивой ауре огненного феникса проступают белые всполохи.
Но счастье — это миг. Мне чего-то не хватает. Птица в недоумении. Смотрю в карие глаза и не вижу…
— Это перстень? — с надеждой шепчу, борясь с желанием схватить одеяло и убежать. Потому что если артефакт не виноват, я обречена.
— Глупая! — тихо смеется усталый, но очень счастливый Иден, поглаживая ладонями мои бедра. — У нас все еще впереди. Сегодня я ни на что не рассчитывал, поэтому пришлось оставить артефакт. Но завтра я обязательно подготовлюсь и…
Мужчина недоверчиво прищурился. Вздохнула с облегчением: я не увидела его сияния из-за перстня. Оказывается, думать, что твои чувства не взаимны, очень неприятно.
— Ты подумала, что я…
Опустив глаза, я виновато кивнула. Иден устало улыбнулся, обнял меня и прошептал, щекоча дыханием ухо:
— Откуда ты такая взялась? Обещаю, завтра я сниму перстень.
Угукнув куда-то в подмышку мужчине, я свернулась калачиком на его руке. Иден уснул быстро. Я некоторое время прислушивалась к его ровному дыханию и улыбалась. Если бы мама рассказала мне, что быть с любимым так восхитительно, я бы не тратила время на других мужчин. Как в сказке, ждала бы единственного.
Разбудил меня чудесный, пряный аромат кофе с приправами. К нему примешивался еще какой-то знакомый, цветочный запах. Открыть глаза и недовольно поморщиться меня заставил тихий шорох, усиленный насмешливым эхом. Казалось, кто-то царапает когтями пол.
— О! — Я замерла с открытым ртом, на мгновение усомнившись, что до сих пор нахожусь в спальне палача.
Все свободное пространство занимали вазы с живыми, настоящими, не магическими розами. На столике стояли две чашки горячего кофе, большой кофейник и блюдо хрустящих, золотистых круассанов. Иден, сидя на четвереньках, дочерчивал пентаграмму, центром которой была кровать.
— Доброе утро! — приветствовал он, наполняя магией контур.
— Откуда? — Слетев с кровати, я бросилась к цветам.
Нет, не ошиблась — настоящие. В середине зимы! Закрыв глаза, я вдыхала густой аромат роз. Мне никогда не дарили столько цветов. Все, на что хватало моих поклонников, — букет сорванных с клумбы астр или незабудок, росших у дороги. А если роза, то одна, купленная за полцены у цветочницы, потому что цветок слегка привял. Самое то для месс-мыши.
— Императрица будет рада услышать, что тебе понравилось. — Иден обнял меня, откинул волосы и поцеловал в шею, заставляя забыть о цветах и озадачиться тем, что на мужчине слишком много одежды.
— Ты ограбил мать ненаследного принца? — Откинувшись назад, я подняла руки и запустила пальцы в волосы Идена.
— Я никого не грабил, Полета сама мне их отдала… я только намекнул… — Палач слегка прикусил чувствительную кожу, срывая стон с моих губ.
Кажется, он что-то говорил о том, что невесте императора, без месяца императрице, как и всем беременным женщинам, хочется творить добро и приносить счастье окружающим. Особенно в любви. Так что просьба Идена пожертвовать часть ее коллекции роз была принята на ура.
Последняя внятная мысль — я хотела бы познакомиться с будущей императрицей лично, поблагодарить за розы. Потом я полностью растворилась в прикосновениях и поцелуях.
Как сияют темные фениксы? В их глазах словно загорается звездное небо, но звезды алые. Может ли светиться аура, в которой преобладает черный цвет? Да! Будто ныряешь в южную ночь, мягкую и ласковую. И это не пугает. Ты чувствуешь лишь бесконечное счастье — тебя любят!
В этот раз мы не спешили…
Все же это невероятное ощущение, когда понимаешь, что ты больше не один. И никогда не будешь один. Вот оно, твое счастье, частичка души, которой не хватало.
В какой-то момент я поняла, что птица вырвалась на свободу, смела всю маскировку, вернула мне истинный облик и слилась со мной. Не было больше ее и меня, я наконец-то стала единым целым.
Я настоящая.
Девушка с серебристыми волосами, белой кожей, в серых глазах которой блестит серебро, а вокруг серебристо-бело сверкающей ауры ореолом вьется силуэт прекрасной птицы.
Глядя в почерневшие от страсти карие глаза, я видела, что с Иденом происходит то же самое. Он был прекрасен. Черные крылья, длинный хвост, аура, пропитанная силой. Тело воина. Иден не солгал — его внешность была настоящей.
Я не знала, что происходит, но чувствовала, что так надо, так правильно. Именно так и должно было быть в первый раз. Выкрикнув имя Идена, я распростерлась по смятым простыням. Иден опустился рядом и придвинул меня поближе к себе.
— Почему первый раз было по-другому? — пробормотала я, пристраивая голову у него на плече.
— Артефакт сдерживал мою сущность.
— То есть, когда ты его наденешь…
— Угу.
Унылый вздох сдержать не удалось. Я хотела, чтобы у нас всегда было, как сегодня, но понимала, что с нашим темпераментом мы не всегда успеем начертить пентаграмму, поглощающую выброс магии.
— Обещаю, когда я уйду со службы, у нас будут пентаграммы по всему дому.
— Тогда нам понадобятся слепые и глухие слуги.
— А мы их замаскируем и наймем людей без способностей. — Рука Идена соскользнула вниз по моей спине и игриво погладила ягодицу.
— Может, начнем отсюда? Люди у тебя уже работают, осталось соорудить побольше контуров.
— Мм, звучит соблазнительно. — Меня несильно шлепнули по попе. — Вставайте, трисс, вам пора на работу.
— Сегодня воскресенье. У меня выходной, — натягивая одеяло до подбородка и намереваясь закопаться в него и проспать полдня, сообщила я.
— Хорошо, — неожиданно согласился Иден, поцеловал меня в висок и встал с кровати. Я с недоумением следила, как он вытаскивает из комода свежее полотенце и направляется в ванную. Завораживающее зрелище, скажу я вам. Сильное, тренированное тело, полное отсутствие одежды… — Я на работу! Надо просмотреть документы и узнать, что нового в расследовании, — донеслось ко мне из-за закрывающейся двери.
Почему у злодеев нет выходных?
Это упростило бы жизнь тем, кто за ними гоняется.
Откинувшись на подушки, я сладко потянулась. Первый выходной я собиралась провести в постели. У моего мужчины были другие планы.
Минут через десять Иден, довольный и свежий, вытирая полотенцем волосы, вышел из ванной. А я-то считала, что мужчины обычно носят полотенца на бедрах. Палач его вообще не носил. Бросил на кресло и, провокационно улыбнувшись в ответ на мой заинтересованный взгляд, исчез в гардеробной.
Вышел оттуда лэр Иден Реган. Рубашка с иголочки, брюки, будто только из магазина, камзол с шитьем, волосы стянуты в низкий хвост темной лентой. Надевая пояс с оружием, оставленный вчера на кресле, и опуская за голенище сапога кинжал, Иден то и дело поглядывал на меня. Потом сказал очень серьезно:
— Вернусь к одиннадцати. Постарайся поспать. Сегодня начнем работать с твоими воспоминаниями. Тянуть нельзя. До зимнего бала осталось меньше двух недель.
Я согласно закивала. Мне тоже казалось, что заговорщики выберут именно это событие, чтобы убить императора и, возможно, не только его. На первом балу года имперцам наконец представят будущую императрицу. Беременную!
Если убийцы проникнут на бал, смогут одним ударом уничтожить сразу всех возможных претендентов на престол. В случае успеха останется Константин Вальме и ненаследный принц. Но первый принес клятву брату, что никогда не займет его место. Это случилось сразу после коронации монарха. Архивампир сам настоял. Вряд ли он думал, что таким способом откроет путь на престол людям. А принц не стремился к власти, она его тяготила. Но кто сказал, что заговорщикам не нужен именно такой император? Замкнутый, молчаливый, согласный на все, лишь бы сбежать к своим лошадям.
— И еще, Лина… — Иден подошел ко мне, нежно коснулся поцелуем губ, отвлекая от невеселых мыслей. — Не слезай пока с кровати.
— Что? Почему?
— Твоей маскировки больше нет.
О! Просплю полдня? Ага. Полдня буду создавать фальшивую ауру!
— Не торопись создавать подделки сама. Я вернусь и все сделаю.
Стоило подумать, что я просижу до обеда в контуре, как захотелось в уборную. А она находилась за пределами пентаграммы.
— А сейчас нельзя? — виновато улыбнулась, покосившись на дверь.
Иден с прищуром посмотрел на меня, хмыкнул и занялся моей фальшивой аурой. Пока плел, объяснил, что будет достаточно одной — человеческой. Те, кто меня ищут, и без дополнительной маскировки знают, где я и с кем. Я возразила, что поддельную человеческую ауру, сделанную палачом, уже пытались сковырнуть. Эмиль пытался. Ведь достаточно доказать, что я — это Арлина Элени, и на вполне законных основаниях меня вернут опекуну. А Эмиль, находясь под действием клятвы, передаст меня кому надо. У тех, кто следит за нами, могут появиться вопросы, почему я избавилась от одной ауры. Как они поведут себя, неизвестно.
Иден нехотя согласился. Но делать самой фальшивку запретил. Пообещал, что поможет мне, когда вернется. А пока я могу идти в уборную.
Поцеловав мужчину, я радостно убежала в указанном им направлении.
Справив нужду, я заглянула в ванную и осталась там надолго. Вначале хотела просто посмотреть на себя в зеркало. Все же внутреннее зрение обычное не заменит. Долго вертелась, разглядывая отражение. Волосы походили на искрящийся на солнце снег. Легкий пепельный отлив усиливал это сходство, создавая переливы тени и света. Тонкие росчерки бровей стали графитовыми, как и ресницы. Глаза напоминали серо-голубой весенний лед. Кожа стала абсолютно белой. Губы тоже посветлели, приобрели приятный нежно-розовый оттенок.
Невероятное чувство быть собой! Никакой фальши, никакого притворства. Жаль, что придется как-то замаскировать мою новую внешность. Слуги в особняке не слепые. И в мэрии меня запомнили теплой блондинкой.
Внимательно изучив спутанные пряди, я решила помыться. Потом принять ванну. Хвойный аромат пены так понравился мне, что я задремала. Обратно в спальню выскочила в панике, на ходу вытираясь полотенцем. Я совершенно не представляла, сколько прошло времени. Вода в ванне подогревалась до определенной температуры заклинанием, час я там просидела или два и Иден уже вернулся, я не знала. Посмотрев на настенные часы, с облегчением вздохнула и села на кровать.
У меня достаточно времени, чтобы начать создавать фальшивую ауру феникса. А пока неплохо было бы одеться. В несвежую сорочку залезать не хотелось, и я решила совершить набег на свою спальню. Два полотенца из комода палача стали моим платьем и головным убором. Осторожно приоткрыв дверь, я прислушалась, проверила эхо, рысью добежала до своей двери и юркнула внутрь. Только захлопнула дверь, как снаружи послышался голос:
— Мне показалось, или в полку платиновых блондинок прибыло?
Не простил мне Рикард шутки с блондинкой. Я провела рукой по тюрбану из полотенца и тихо ругнулась — впопыхах забыла посмотреть в зеркало, и одна из прядей сейчас серебристо-пепельной петлей торчала наружу.
— Лина?
— Не показалось, — сердито буркнула я, открывая дверь. — Будь добр, постой у лестницы. Чтобы слугам тоже не показалось, что я выгляжу не так, как вчера.
— Да ладно тебе! — Рикард ловко стянул с моей головы полотенце и уважительно присвистнул. — Так лучше!
— Отдай, — попыталась отобрать полотенце у наглеца.
— Да ладно тебе! — снова сказал оборотень. — Ничего страшного. Девушки вообще любят себя всякими зельями портить. То волосы перекрасят, то в глаза жидкие линзы закапают, чтобы цвет поменяли.
— Но это не зелья!
— Я знаю, — подмигнул мне Рикард, — у остальных же нет такого нюха? А если и есть, пару капель зелья на одежду, и порядок.
Может, он прав? Иден мне тоже ничего про внешность не сказал, только про ауру.
— Нет, ты мне, конечно, как сестра, — картинно вздохнул оборотень, прикрывая глаза ладонью, — но не пойти ли тебе одеться?
— Прости! — Схватив протянутое полотенце, я прикрыла им верх груди, выглядывающий из-за сползшего полотенца, и захлопнула дверь.
— Поторопись! Я есть хочу, а без хозяйки дома здесь не кормят.
— Без кого? — высунувшись из гардеробной, удивленно переспросила я, на ходу натягивая белье.
— Без хозяйки дома!
— А я тут при чем? — Настроение испортилось. Меня любили, но предложение делать не спешили. Фактически я стала тем, кем считали меня уже давно. Любовницей. Любимой и любящей, но все же… Выбирать платье сразу расхотелось. Бросив ворох одежды на кровать, взяла первое попавшееся — светло-серое, вышитое серебряной нитью.
— Ну как — при чем? Лэр с утра привез охапку роз, которые сейчас в столице сложно достать, сам забрал завтрак и отнес к себе в спальню. Не думаешь ли ты, что прислуга решила, все это он себе приготовил?
Воюя с пуговицами на спине, я порадовалась, что застежка недлинная. Можно было позвать горничную, но я боялась, что увижу радость на ее лице и почувствую себя совсем паршиво. Судя по разглагольствованиям оборотня, прислуга решила, что Иден собирается сделать мне предложение. Все уже готовились к предстоящему торжеству. Конечно же! Такое событие в их замкнутом, закрытом мирке.
Из спальни выходила мрачная. Рикард, вначале расплывшийся в счастливой улыбке, удивленно округлил глаза, повел носом.
— Пошли завтракать! — Собиралась пройти мимо замершего оборотня, но меня сцапали за плечо, развернув к себе, и рявкнули, продемонстрировав внушительные клыки:
— Ты это брось!
Удар вышел случайным, хотя несильным, и то хорошо. Мужчина отлетел к портрету князя оборотней, чудом не врезался в него спиной, извернувшись в воздухе, приземлился на ноги. Потирая грудь рукой, недовольно пробормотал:
— Сама подумай, зачем вам сейчас привлекать лишнее внимание?
Умом я понимала, что легенда Идена провалится, палач утаил от начальства, кого именно привел в свой дом, потому что я ему нужна для личных целей. Но сердце упрямо шептало, что о предложении никто бы не узнал. Я бы не стала распространяться, Иден тем более, Рикард — само собой.
— Сами разбирайтесь! — обреченно махнул на меня рукой Рикард, окончательно уверившись в моей неадекватности. — Но перед тем как дуться, — не выдержал он, потрясая пальцем перед моим носом, — вспомни, когда перстень начало свечением пробивать. Иден, естественно, его за помехи в работе артефакта выдал, похоже один в один, но ты подумай.
Я смотрела в спину недовольному оборотню, отправившемуся на поиски еды без меня, и не могла поверить. Иден начал светиться с нашей первой встречи? Пугающая меня тьма в его глазах становилась все сильнее. Я сказала ему об этом, как и остальные, подумав, что это сбоит артефакт.
Я прислонилась к холодной раме портрета нашего императора. Статный блондин смотрел на меня с укоризной. Иден медленно, но верно влюблялся, не зная, можно ли мне доверять. Я вполне могла оказаться шпионкой, связанной клятвой и подосланной заговорщиками убрать лезущего не в свое дело палача.
Бедный Иден!
Я жду от него предложения? А прозорливому лэру, способному просчитать меня на несколько шагов вперед, даже в голову не пришло, что нужно его сделать. Он просто счастлив!
«Какой же ты все еще ребенок, Лина!»
Если двое любят, они обязаны пожениться, жить долго и счастливо? Как в сказках, в которые верила мама? Но в сказках погибают только злодеи, а герои обязательно воскресают и находят живую воду, чтобы оживить безвинных жертв супостата. В жизни по-другому. Никто не вернет мне родителей и не оживит мертвых фениксов.
Вместо того чтобы успокоиться, расстроилась сильнее. Я решила, что буду наслаждаться жизнью, сделаю все, чтобы злодеи не добрались до императора и ответили за смерть моих родителей.
Громко забурчавший живот намекнул, что борьбу со злом придется начинать с кухни, а не с холодного кофе и подсохших круассанов, оставшихся в спальне палача, как я собиралась сделать. Заодно и проверю, как слуги реагируют на мою изменившуюся внешность. Из дома они не выходят. Если будут слишком подозрительно коситься, всегда можно отправить Рикарда за зельями, о которых мужчина знал подозрительно много для одинокого холостяка. Но до кухни я не дошла. Через открытую дверь столовой увидела балагурящего Рикарда, рассыпающегося в комплиментах перед горничной, прислуживающей за столом.
У оборотня был один несомненный талант — он умел отвлекать от проблем. Шутил ни о чем и одновременно очень смешно, а это уже искусство. Обходил скользкие темы.
Настроение улучшалось с каждой секундой, радости добавили слова горничной. Девушка, смущаясь, тихо прошептала мне, когда наливала какао, что теперь я намного красивее одной неблаговоспитанной трисс, не так давно навестившей лэра Регана. Потом, окончательно смешавшись, попросила немного зелья для волос. Я не поняла, зачем обесцвечивать ее шикарную медную косу, но пообещала, что в следующий раз обязательно куплю с запасом. Этим и озадачила оборотня, когда горничная убрала приборы и ушла, оставив нас нить кофе, заказанный зевающим Рикардом.
Быстро выпив свою чашку, я отказалась погулять по саду с мужчиной и вернулась в спальню Идена или, правильней сказать, в нашу спальню. Пару минут потратила на цветы. Не смогла удержаться. Вдыхала аромат роз, разглядывала упругие лепестки.
К созданию фальшивой ауры огненного феникса приступала до неприличия счастливая. Еще радостней на душе стало, когда поняла, что Иден перенастроил на меня не только стража и защиту комнаты, но и пентаграмму. Я-то думала, что он ее дезактивировал, когда закончил с фальшивой человеческой аурой. Оказалось — нет, перевел в спящий режим. Невероятное транжирство сил. Но как же приятна его забота!
Не придется тратить магию, которой у меня и так вряд ли хватит на ауру. Чтобы сделать ее такой же безупречной, как была, придется ждать Идена. В прошлый раз отец сделал каркас и заполнил его магией сам. Потом соорудил своего рода заморозку. Почти законченная болванка была на мне, но она оставалась неактивна. Отец заставил меня выучить схемы фальшивой ауры и заморозки, но я не была уверена, что смогу все выполнить сама. Точнее, заготовку сделать могу, а погрузить ее в стазис — вряд ли. Плетение было сложнее самой поддельной ауры.
Я часто слышала, как мама или Эмиль называли его лучшим специалистом по маскирующей магии. Папа смеялся и мрачно косился на мага, но отвечал, что он далеко не лучший, для самоучки из глубинки сойдет. И замолкал. Если бы он не был из глубинки, учился в высшем учебном заведении соответствующего направления, а не дома, его заметили бы совершенного другие маги, служители закона, и он работал бы на императора, а нам ничего не угрожало бы.
Если бы, если бы…
Пустое все это. Мечты, как было бы, если бы родители не решили переехать в столицу, не повелись на заманчивое предложение вложить деньги, настроение мне не поднимут и ауру за меня не сделают.
Покосившись на часы, маятник которых мерно покачивался из стороны в сторону, я пришла к выводу, что за оставшееся до возвращения Идена время как раз успею начать каркас.
Активировав защиту спальни и поглощающую магию пентаграмму, я задумалась. Меня неожиданно посетила мысль, что мой мужчина лукавил, когда сказал, что нам понадобятся слепые и глухие слуги, не одаренные магически, и куча защитных контуров, начерченных по всему дому, чтобы поглотить выброс энергии, когда Иден снимает перстень. Ведь был один выброс, не связанный с хозяином дома, когда он следил за моим возрождением. Никаких контуров на полу спальни не было! Но что они есть, я не сомневалась. Встроены в стены особняка и находятся в режиме ожидания, как заклинания от пыли. Есть пыль — работают, нет пыли — выключаются.
Кем там был предыдущий хозяин особняка? Алхимиком? Тогда все понятно. Их братия повернута на безопасности. Приходится быть повернутым, иначе лицензии лишат.
По всему выходило, что дополнительная пентаграмма была нужна именно для поглощения выброса силы Идена. Кажется, темные намного сильнее, чем о них пишут в книгах.
Порадовавшись, что мне так повезло с мужчиной, я наконец приступила к каркасу фальшивки. Думаете, это просто? Для обычного мага — да. Для меня, с моей слуховой памятью, сложновато.
Вспомнить, как проговаривала по нескольку раз схему вслух до мельчайших деталей, с точным размером углов в градусах и толщиной линий в дюймах. Повторить мысленно несколько раз, чтобы удостовериться, что помню все от начала до конца. До наполнения магией и последнего узелка. Пару раз глубоко вдохнуть и выдохнуть, чтобы унять дрожь в пальцах и осторожно вытянуть первую нить плетения.
К приходу Идена я поняла, что на весь каркас сил не хватит. Готово было от силы процентов десять, а у меня уже все плыло перед глазами и шумело в ушах. Очевидно, не зря отец заставил меня выучить формулу заморозки. Создать фальшивую ауру подобного уровня я могла лишь в несколько этапов. Одно дело активировать почти законченную основу и закончить ее, другое — сделать с нуля. Жаль, родитель не подумал, что я понадеюсь на свои силы и увлекусь, — на заморозку не осталось сил.
От полного провала меня спас палач. Вначале эхо радостно зашептало, что хозяин дома вернулся и поднимается по лестнице, потом он сам вошел в комнату. И первым делом, вместо поцелуя или приветствия, отругал меня. Я была слишком слаба, чтобы оскорбиться, важнее, чтобы мои старания не пропали зря.
Иден, стянув камзол и закатав рукава рубашки, чтобы не мешали, осторожно вплел свою магию в основу.
Следующие несколько часов я, лежа на кровати, медленно проговаривала вслух порядок действий, пока палач, следуя схеме моего отца, с точностью все воспроизводил. Ему было незнакомо подобное плетение, и Иден с удовольствием осваивал новые знания. Когда фальшивая аура человека встала на место, прикрыв сияющую огненными всполохами подделку, не отличимую от настоящей, палач, немного усталый, но страшно довольный, опустился в кресло и задумчиво произнес:
— Твой отец был гением. Жаль, что его убили…
Последнее слово прозвучало несколько более протяжно, словно мужчина не был до конца уверен в том, что говорил. Я насторожилась, в душе робко шевельнулась надежда. А вдруг?
— Ты думаешь, мой отец жив? — с замиранием сердца спросила я. Шепотом, боясь услышать категоричное «нет».
— Пока не увидел его схемы, был уверен, что он мертв. — Иден откинулся на спинку кресла, я почувствовала прикосновение магии — палач проверял, как села человеческая аура.
— А теперь? — Я скрестила пальцы и зажмурилась.
Мужчина громко хмыкнул и сказал уже серьезно:
— Пока рано что-либо говорить. Я сообщу Константину. Прах твоего отца эксгумируют.
— Но ведь это ничего не даст! — Я отлично помнила, что к нашей расе не применимы многие обычные методики. — Они смогут определить лишь то, что это пепел феникса, а не зола из камина. Ведь там могут быть останки другого феникса. Вы не сможете узнать какого! Может, они туда пепел ледяного или огненного положили…
— Так дальше и думай. — Внимательный прищур карих глаз был мне хорошо знаком — Иден уже что-то мысленно прикидывал, а рассказывать в подробностях мне не собирался.
Ну и ладно! Я сама могу выяснить, убили отца или нет. Соберусь с духом и схожу домой. Теперь я знаю, как звучит магическое оружие. Впрочем, тогда его еще не было у заговорщиков. Значит, отца убили обычным, погрузили в специальный контейнер, наподобие того, в котором палач вез меня. Узнаю, куда его увезли, и пойму, жив он или нет.
— Лина, без глупостей. — Иден снова понял, о чем я думаю. — Смертью твоего отца займутся профессионалы. Для нас сейчас гораздо важнее понять, что такое ты помнишь, отчего заговорщики рискнули напасть на столичного палача.
Не просто напасть — прислать своих убийц. Что, если один из них — отец? Нет, не может быть. Папа не воин, он даже меч держать не умел.
— У нас меньше двух недель, чтобы это понять. На маскараде в честь первого бала года все решится. В любом случае.
— На маскараде? — Я не верила, что император поступит так опрометчиво. Сам дает возможность заговорщикам напасть?
— Да, в этом году будет бал-маскарад. — Вроде бы Иден сказал это равнодушно, но в глазах загорелись азартные огоньки.
Темных фениксов убить не просто, но сейчас мне стало по-настоящему страшно за своего мужчину. Я догадалась, кто именно примерит на себя ауру императора и его маскарадный костюм. Все правильно — не угодного короне палача могут и не пригласить, это никого не удивит. Что бы ни говорил лэр Густав Кьелл, император мог не забыть о выходке Регана и решить провести своего рода воспитательное мероприятие; все получили приглашение, а Иден — нет, чтобы язык не распускал.
— А кто будет императрицей? — Я слезла с кровати и уселась к Идену на колени.
Решение возникло спонтанно. Вряд ли в тайной службе императора есть девушка, белый феникс с фальшивой аурой огненного сородича, столь изящной, что никто не заподозрит подделки. Вряд ли кто-то еще сможет воскресить темного феникса, если покушение удастся. Мне стало нехорошо от одной мысли, что придется умереть, чтобы не допустить смерти убийц. Ведь они такие же фениксы, связанные клятвой, как были мои родители.
— Нет и еще раз нет, — сухо отрезал Иден, поглаживая мое плечо. — Ты останешься дома, под защитой стража.
— Но ведь на месте убийц могла оказаться я? Иден, они связаны клятвой, они ничего не могут сделать!
— Это вынужденные потери.
— Да ты…
— Я палач. Поверь, иногда нужно пожертвовать жизнью нескольких, чтобы спасти многих.
— Так пожертвуй! Чем я отличаюсь от других? — Я попыталась соскочить с колен палача, по меня удержали за талию.
Уткнувшись лбом в мою шею, Иден тихо сказал:
— Потому что ты моя маленькая глупая птичка.
— Может, у убийц тоже есть птички? И вообще, хватит назвать меня маленькой! Мне тридцать семь, между прочим! — Я резко вырвалась из его рук.
Иден откинулся на спинку кресла и рассмеялся. Я обиделась. Мало того, что не хочет принять мою помощь, так еще и веселится. А я говорю вполне серьезные вещи.
— Для фениксов тридцать семь лет — детский возраст, — тепло улыбаясь, сказал Иден, поднимаясь с кресла. — Неужели не знала?
Знала, но за много лет, что жила под личиной человека, начала воспринимать себя соответствующим образом, как месс в самом расцвете сил.
— Поверь взрослому дяде, до ста лет ты психологически будешь подростком. Весьма уравновешенным взрослым подростком. — Меня поймали в объятия и поцеловали. А я подумала, что газетчикам стоило прибавить лэру Регану к его официальному возрасту еще лет двести. Приобретенный за годы жизни опыт палача чувствовала даже я, маленькая птичка.