На рассвете подразделения бригады заняли оборону на западной окраине деревни Берестовенька. По дороге и прямо по полям шли беженцы, тянулись скрипучие обозы, груженные домашним скарбом, табуны скота. Люди уходили на восток. Видеть этот нескончаемый поток было нестерпимо больно и горько. Жаль детей, женщин, стариков. А чем мы могли им помочь? Словно угадав мои мысли, полковник Баданов сказал:
- Умрем, но рубеж не сдадим.
Наступал тревожный день. Из-за деревьев показалось яркое солнце, на небе ни облачка. К этому времени танки бригады были тщательно замаскированы. Наши танкисты ждали предстоящего боя. А немцы почему-то не появлялись. Что же замышляют враги? Не думают ли они нам преподнести сюрприз?
Комбриг распорядился выслать разведку, но тут же свое решение отменил. В сторону деревни двигалось несколько немецких бронемашин. Беженцы, бросая свои вещи, рассыпались по кукурузному полю. Подпустив гитлеровцев на близкое расстояние, наши танкисты быстро с ними расправились.
Спустя минут двадцать появилось более десяти фашистских танков и несколько крытых брезентами грузовиков с пехотой. Разгорелся бой. Враг стал теснить наш правый фланг. Комбриг в своем танке поспешил туда.
Появление полковника воодушевило бойцов. Но силы были неравными. К вечеру немцам удалось оттеснить нас на несколько сот метров.
Вдоль небольшой речушки мы стали зарывать в землю уцелевшие танки. Однако инженерные работы до конца не удалось произвести: среди ночи начальник связи капитан К. Г. Ковалев вручил комбригу радиограмму. Бригаде приказывалось перейти на новый рубеж. Мы вынуждены были оставить деревню Берестовенька.
Во многих еще боях мне бок о бок пришлось воевать с Бадановым, Весной 1942 года его перевели с повышением. И вот только теперь предстояло вновь встретиться.
В Москву приехали глухой ночью. Я жил в то время на частной квартире на Смоленской площади. С дороги помылись, выпили по кружке чая и легли спать.
Утром чуть свет мы с майором Хохловым были уже на ногах. Наспех побрились - и в Главное управление бронетанковых войск. Адрес Баданова дали точный: проживает в гостинице Центрального Дома Красной Армии, в комнате 234. Спешим туда.
Взбегаем на второй этаж, стучимся в дверь. Входим в номер. Генерал Баданов сидит на кровати, просматривает свежие утренние газеты. Отложив в сторону газету, генерал приподнялся:
- А, Фомичев, проходи, проходи. Никак и Хохлов? Вот так встреча!
Мы обнялись, расцеловались. Василий Михайлович заметно постарел, но выглядел бодро. Он чисто выбрит, в выутюженном обмундировании. Окинув нас пристальным взглядом, командарм спросил:
- Каким ветром занесло? - А потом, спохватившись, предложил: - Садитесь, товарищи.
Из-под кровати он достал тощий вещмешок. На стол вывалил несколько кусочков сахару, банку консервов, буханку черствого хлеба:
- Угощайтесь. Сейчас чаю принесут. На другое не рассчитывайте.
Мы рассказали генералу, по какому вопросу пришли. Василий Михайлович оживился и, потирая руки, обрадованно сказал:
- На ловца и зверь бежит. Хорошо, ей-ей, хорошо. А я кадры подыскиваю.
- Михаил Георгиевич, пойдете комбригом Челябинской танковой? - И, не дожидаясь моего ответа, спросил Хохлова: - А вы к Фомичеву заместителем по тылу?
Мы ответили утвердительно.
- Ну и отлично. Завтра же будет приказ. Готовьтесь.
Но приказ пришлось ждать несколько дней. Поначалу меня не отпускали. Загоревал я. Девятого или десятого июля меня вызвал мой непосредственный начальник генерал-майор В. Е. Хлопов, а затем пригласили на беседу в ЦК партии. Беседа была короткой. В тот же день выдали предписание: я назначен командиром 244-й Челябинской танковой бригады.
Челябинцы
За мной прислали виллис. За рулем сидел красноармеец. Познакомились: Виктор Дорошевский.
- В бригаде люди что надо! - с гордостью сказал он. - Добровольцы с Урала. Рвутся на фронт.
О чем-то он еще говорил, но я мысленно прощался со столицей. До свидания, Москва, увидемся ли скоро?
В эти дни уже шли кровопролитные бои на курской земле. Из сводок Совинформбюро мы знали, что нашей армии приходится нелегко. Враг вновь обрушился со всей силой и пытается взять реванш за Сталинград. Впереди еще бои, бои... И нашему корпусу скоро предстоит сражаться. Где, когда и как это произойдет - сказать пока трудно. Но ведь не случайно корпус перебросили в Кубинку. Отсюда до Орла не так уж далеко...
Занятый этими мыслями, я и не заметил, как мы оказались на окраине города.
- Стой!
Водитель резко затормозил машину и удивленно вскинул брови.
- С ветерком хотел вас, - виновато сказал он.
- Домой мне надо, чуть не забыл.
Водитель круто разворачивает машину - и назад. Указываю ему дорогу. Возле дома почти на ходу выскакиваю из машины и бегом в квартиру. Беру из вещей самое необходимое. Свой скудный паек оставляю соседям. Они ни в какую:
- Вам на фронт, а мы тут как-нибудь обойдемся.
Солнце было в зените, когда мы доехали до пункта, где временно расположилась бригада. У входа в штаб меня встретил исполняющий обязанности комбрига подполковник В. И. Панфилов. Теперь он стал моим заместителем.
Мы прошли по территории расположения бригады. Ровные аллеи посыпаны свежим песком, аккуратно разбиты клумбы.
- Челябинцы - народ старательный, к порядку привыкли. Все это вечерами делают, - сообщил Владимир Иванович.
Зашли в одну из палаток. Из сосновых досок сбиты нары. Поверх хвойных веток - плащ-палатки, вместо подушек - вещевые мешки. Посредине - самодельный стол, скамейки.
На территории палаточного городка ко мне подошел высокий, с крупными чертами лица офицер.
- Начальник политотдела двести сорок четвертой Челябинской танковой бригады подполковник Богомолов, - представился он.
Мы присели на скамейку. В тени было прохладно. Владимир Иванович Панфилов и Михаил Александрович Богомолов рассказывали мне о людях бригады, ее укомплектованности техникой и вооружением, об обученности личного состава.
Из сообщений своих заместителей я узнал о том, что в феврале 1943 года рабочие индустриального Урала выдвинули идею создания добровольческого танкового корпуса. Свердловский, Челябинский и Пермский обкомы партии обратились в Центральный Комитет ВКП(б) с просьбой разрешить сформировать за счет внутренних ресурсов трех областей добровольческий танковый корпус.
Мы берем на себя обязательство, - писали они, - отобрать в Уральский танковый корпус беззаветно преданных Родине, лучших людей Урала - коммунистов, комсомольцев, непартийных большевиков. Добровольческий танковый корпус уральцев мы обязуемся полностью вооружить лучшей военной техникой: танками, автоматами, орудиями, минометами, боеприпасами, сделанными сверх производственной программы{2}.
ЦК ВКП(б) и Советское правительство, Государственный Комитет Обороны одобрили патриотическую инициативу уральцев, и весной 1943 года началось формирование корпуса.
Весть о создании добровольческого корпуса молнией облетела города и села Урала. Желающих оказалось много. В парткомы, сельские Советы, в учреждения посыпались тысячи заявлений. Отбирали лучших из лучших. Одновременно трудящиеся Урала изготовляли танки, орудия, автоматы, боеприпасы, снаряжение для личного состава. Корпусу было присвоено наименование 30-й Уральский добровольческий танковый корпус. 1 мая добровольцы приняли военную присягу, а 9 мая им был дан народный наказ.
Начальник политотдела показал мне листовку, отпечатанную типографским способом.
- Эта листовка-наказ вручена каждому воину-добровольцу, - сказал Михаил Александрович.
Я прочел наказ:
Помните, сыновья и братья наши: всегда, когда над родной землей бушевали грозы войны и иноземный захватчик шел на Русь с мечом, Урал ощетинивался грозными жерлами пушек, стеной штыков, встречая захватчиков.