Эльфонд не плачет, он смотрит на нас застывшими глазами:
- Товарищ комбриг, дайте мне самое опасное задание, сегодня дайте, сейчас! - Вскинув автомат, воин побежал туда, где шел жестокий бой.
Огненное кольцо постепенно сжимается. Части добровольческого танкового корпуса настойчиво теснят противника. Фашисты пытаются пробиться на западную окраину. Их многочисленные войска наседают на нашу бригаду. Челябинцам приходится туго. Важно выстоять, удержать занятые позиции.
Теперь и мой командирский танк вынужден запять оборону в развалинах сожженного дома. В проем окна выглядывает лишь ствол пушки. Со стороны Турецкого вала показалась пантера, за ней крадутся десятка два солдат. Их замысел нам ясен: враг пытается незаметно обойти одну из наших танковых рот.
Ясиновский становится у прицела. Как всегда, он спокоен. На его лице ни тени волнения. Оборачивается ко мне:
- Подпустим поближе. Чтобы наверняка.
Ствол пушки начал медленно перемещаться влево. Резкий выстрел. Снаряд угодил в цель. Пантеру заволокло дымом, и в ту же секунду вспыхнуло пламя.
Пехота противника, прижатая пулеметным огнем, залегла на мостовой. Выползла еще одна пантера с ребристыми полосами.
- И этот номер не пройдет, - говорит Ясиновский.
Внимательно наблюдаем за поведением гитлеровцев. Тем временем начальник штаба Баранов докладывает по радио:
- Приходько сообщил: немцы отрезали дом, в котором обороняется взвод гвардии лейтенанта Митько. Просит помочь.
В те дни подобных случаев было немало. Мы теснили немцев, а они порой пробивались через наши боевые порядки, окружали наши подразделения, пытались приостановить наступление советских войск. Попавших в окружение приходилось выручать. Вот и теперь на помощь взводу я выделил два танка и отделение автоматчиков.
Позже стало известно о подвигах бойцов взвода Митько. Когда взвод оказался отрезанным от роты, гвардии лейтенант в трехэтажном доме организовал круговую оборону. Гитлеровцы постепенно проникли в дом. Бой завязался на лестничных клетках, перенесся на второй и третий этажи. Горстка храбрецов устояла против напора гитлеровцев, удержала дом до подхода подкрепления. Командир взвода, бойцы и сержанты были награждены орденами и медалями.
...К утру 26 марта бой несколько ослаб. Гитлеровские вояки целыми ротами сдавались в плен. К обеду Каменец-Подольский был освобожден.
Богомолов приглашает осмотреть крепость. Было радостно, что нам удалось помешать гитлеровцам превратить ее в руины.
С обрывистого берега реки Смотрич хорошо видна юго-западная часть города. Еще горят дома, среди брошенной техники по улицам снуют наши танки, самоходные орудия.
Каменец-Подольский освобожден, но мы знаем: бои за него еще не закончились. Пока что войска 1-го Украинского фронта лишь расчленили группу немецко-фашистских армий Юг: ее 4-я танковая армия отброшена на запад, а левофланговые соединения 1-й танковой армии - на восток.
Таким образом, севернее Каменец-Подольского окружена большая группировка в составе десяти пехотных, десяти танковых, одной моторизованной дивизии и нескольких других частей. Кольцо окружения было не сплошным и недостаточно прочным. Между флангами частей и соединений существовали разрывы. Ясно, что враг попытается выбиться из окружения.
Утомленный боями, я лег на топчан, стоявший в углу штабного подвала, и крепко уснул. Под утро сквозь сон слышу - меня кто-то треплет по плечу. С трудом раскрыл глаза.
- Извини, Михаил Георгиевич, что потревожили. - Узнаю по голосу - говорит командир Свердловской бригады гвардии полковник Н. Г. Жуков.
Отбрасываю в сторону тулуп, обнимаюсь с комбригом, здороваюсь с начальником политотдела бригады подполковником И. И. Скопом. В это время политотдельцы принесли запись сводки Совинформбюро. Читаем:
Войска 1-го Украинского фронта, развивая наступление, вчера, 26 марта, в результате стремительного удара танковых соединений и пехоты овладели областным центром Украины городом Каменец-Подольский - сильным опорным пунктом немцев на Днестре. В боях за овладение городом Каменец-Подольский отличились части полковника Смирнова, полковника Жукова, полковника Денисова, полковника Фомичева...
Не послышалось ли: полковника Фомичева? Может быть, ошибка? Но вот позвонили из штаба корпуса: мне действительно присвоено звание полковник.
Где ординарец Собко? А вот он, калачиком свернулся в углу и спит крепким сном. Тихонько трогаю Марка Наумовича за плечо. Не слышит. Устал тоже. Почти семь суток не смыкал глаз.
Я разыскал вещмешок, вынул консервы. Пригласил к столу гостей. Подсели Богомолов, Баранов, Гаськов. Позавтракали. Поздравили друг друга с победой, а меня еще и с новым воинским званием.
После освобождения Каменец-Подольского не могло быть и мысли о передышке. Окруженная вражеская группировка, нависавшая над нами с северо-востока, дала о себе знать буквально на другой день. И это объяснимо. Ведь через областной город проходила единственная мощеная дорога, ведущая на запад через Оринин и далее на Бучач и Подгайцы. По этой дороге командование противника рассчитывало соединиться с остальными войсками группы армий Юг в районе реки Стрыпа. ...Враг стремился, - как об этом писал командующий 4-й танковой армией генерал Д. Д. Лелюшенко, - любой ценой выбить нас из Каменец-Подольского, Оринина, Жердье и других пунктов, через которые проходило это шоссе с булыжным покрытием. Мы же приняли решение во что бы то ни стало удержать эти пункты в своих руках.
С 28 марта по 2 апреля происходили ожесточенные бои не на жизнь, а на смерть. Враг непрерывно наносил сильные удары... Но, несмотря на многократное превосходство противника в живой силе и технике, овладеть этими населенными пунктами гитлеровцам не удалось. 4-я танковая армия удержала их в своих руках до конца.
Исключительный героизм проявляли защитники Каменец-Подольского, когда гитлеровцы сделали попытку вновь овладеть этим городом. 61-я и 63-я танковые, 29-я мотострелковая, 16-я механизированная гвардейские и 49-я механизированная бригады, 121-я стрелковая дивизия, 127, 28 и 56-й танковые полки стояли насмерть{6}.
Командарм дает высокую оценку мужеству защитников Каменец-Подольского. И они действительно достойны похвалы. Стойко бились с врагом все воины нашей бригады - танкисты, автоматчики, артиллеристы, связисты...
В те дни мы начали испытывать нехватку боеприпасов: тылы отстали, оказались где-то за окруженной группировкой противника. Ко мне то и дело обращались командиры батальонов и рот:
- Боеприпасы на исходе. Хватит на один день, не больше.
Надо было искать выход. Вызываю начальника артснабжения гвардии старшего лейтенанта Иванкова и приказываю собирать трофейное оружие и боеприпасы.
Из тыловиков, санинструкторов были организованы две группы по сбору трофейного оружия. Одну из них возглавил Иванков, а вторую - спецкорреспондент Челябинского рабочего Львов. Вскоре в роты начали поступать немецкие пулеметы, автоматы, пушки и к ним боеприпасы. Трофейным оружием гвардейцы-челябинцы начали бить наседавших врагов.
Силы были неравными. Мы ощущали недостаток в танках и орудиях. А держать оборону, когда у тебя мало огневых средств, трудно. За одну ночь мы потеряли чуть ли не все орудия батареи 76-миллиметровых пушек. Помнится, утром я зашел на огневую позицию батареи. Командир первого взвода гвардии лейтенант Игошин, приложив забинтованную руку к головному убору, доложил, что батарея готова сражаться до последнего солдата. Возле разбитого орудия в окопе лежал раненый боец, рядом плащ-палаткой были накрыты погибшие.
Я приподнял плащ-палатку. В одном из солдат узнал рядового Литовченко.
- На рассвете убило. Прямым попаданием, - сказал Игошин.
Я хорошо знал рядового Литовченко. Он был родом из Полтавской области. Помню, он обратился ко мне с необычной просьбой: отпустить на день домой. От Киева - рукой подать, - убеждал меня боец. Через два дня Литовченко возвратился сияющий. Родители живы-здоровы. Марийку, сестричку свою, обнял. Выжили в неволе, прятались в лесах. В городе Гримайлов этот отважный наводчик два танка подбил. Тогда я приказал представить его к ордену Отечественной войны. А теперь вот он, лучший наводчик, лежит, иссеченный осколками.
Возле другой пушки возится ее командир гвардии старший сержант Левшунов. Высокий, худой. Густая щетина на впалых щеках. Знаю, недавно он получил сообщение, что и второй его сын погиб.
- Петр Андреевич, здравствуйте.
Присели на станину. Виду не подает, что устал. Впору бы отдыхать, а он месяцами не выходит из боев. Прошу рассказать о только что прошедшем бое. Петр Андреевич прячет израненные, забинтованные руки.
- Обычный бой был, товарищ гвардии полковник. Много их на нас шло. Жаль ребят - пять убитых и пять раненых. Еще не успели в санчасть отправить.
У ног валяются еще не остывшие гильзы, пустые деревянные ящики, пропитанные густой кровью бинты.
- Тигры находились в ста двадцати метрах от нас. Вначале расчет вел огонь бронебойными - не берет. Из неприкосновенного запаса вытащили последний ящик с подкалиберными. Выстрелили. Тигр закружился на месте. Другой тигр пытался его взять на буксир, но Литовченко и его подбил. Третий тигр вывел из строя двух наводчиков. Тогда я стал у прицела и заставил тигр замолчать. Потом появилась пехота. Гитлеровцы шли в полный рост. Четыре раза они бросались вперед, и четыре раза мы отбрасывали их.
Подходит командир корпусного минометного полка гвардии подполковник В. К. Зыль:
- Храбро дрались твои челябинцы. Выручили нас. Фашисты так и не прорвались к огневым позициям батареи, оставили на поле боя более сотни убитых солдат а офицеров и три танка тигр.
Мы прощаемся с артиллеристами. Идем дальше. На перекрестке полевой дороги - подбитая тридцатьчетверка. Возле нее сидит и плачет механик-водитель гвардии старший сержант Н. С. Балашов.
Из машины высовывается вымазанный маслом башенный стрелок Н. Стремилов:
- Амба, все сгорело.
- Не вовремя, товарищ комбриг. Подбили три танка. Фаустник подполз - и по нас. Буран, не видно...