Асгард, священный град, трон Отца Богов, владыки волков и вранов, первого из Асов, Старого Хрофта, носителя копья Гунгнир, зачавшего валькирий, хозяина Валгаллы. Асгард, восставший, нет, восстановленный из пепла, получивший новую жизнь, второе рождение.
Яростная битва, кипевшая у его стен, стихла, окончившись неудачей для всех, и штурмовавших, и защитников. Армия волшебницы Сигрлинн отступила, оставшись без предводительницы и явно не понимая, что делать; тем более что к Асгарду подоспела целая рать Древних Богов. Двор крепости асов испятнало вонзившимися прямо в камень исполинскими зелёными кристаллами, словно наконечниками копий. Один из них разметался множеством мелких изумрудных осколков, а через открывшийся портал шагнули в неведомое валькирия Райна и её недавняя противница, сама чародейка Сигрлинн.
У возрождённого Иггдрасиля, подле открывшегося Источника Магии, в тяжком раздумье застыл сам Отец Богов.
В руках – дубина, совсем недавно бывшая толстым суком священного ясеня; вот только состояла она из сплетающихся серебристых молний, словно призрак, дух живой ветки.
Схватка далась Старому Хрофту недёшево – ожоги тут и там, кое-где почерневшая кожа лопнула, и из ран сочилась кровь; чародейки умеют разить.
Но прямо под корнями Иггдрасиля яростно бурлил и пенился Источник Магии, Четвёртый Источник в Упорядоченном, бурлил и извергал чистую, нагую силу, напрочь опрокидывая весь баланс магии во вселенной.
«Ты предал Хедина», – до сих пор звучали в ушах Отца Дружин гневные слова Сигрлинн.
Нет, он никого не предавал, молча спорил с волшебницей старый Ас. Впрочем, недаром пели скальды, что, «молва людская словно снег, вот выпал – а его уж нет». Гневные слова спутницы Хедина – лишь гневные слова; а вот слово, данное им, О́дином, посланцу Дальних, его, Старого Хрофта, обещание встать во главе рати Древних Богов, когда таковая постучится в его двери, – совсем другое дело.
Отец Дружин помнил, чем кончилось дело в Боргильдовой Битве. Он не мог больше играть с судьбой и слепой мощью, что, верил он, до сих пор пребывала где-то в Упорядоченном.
Расскажи это Познавшему Тьму – улыбнётся понимающе, но не внемлет. Для молодого мага Хедина вселенная – арена, где бьются сущности, наделённые сознанием, волей, строящие планы и стремящиеся к осмысленным целям; но владыка Асгарда слишком хорошо помнил молодой мир, на плоти которого зародился он сам, от искры божественного дыхания, от эманации истинного Творца.
Молодой мир, тёмный, жестокий, где все одержимы одной-единственной мыслью – выжить. Победить, одолеть, сломать шею врагу, выпить тёплую кровь и идти дальше, захватывать новое и новое для своего потомства.
Оттуда, из седой древности, пришли иные из его, О́дина, чар, не ведавшие жалости и требовавшие кровавых жертв.
Ему предстояло вернуть к жизни асинь и асов, выведенных ими с Райной из серой мглы владений Демогоргона. Вернуть им их память, их ярость, их страсть, их лукавство, их любовь, их ревность, их… их всё.
Дочка должна была увести их в безопасное место, и Старый Хрофт надеялся, что она-таки послушалась, несмотря на знаменитое своё упрямство.
А потом? – бросилась спасать Сигрлинн от давних её обожателей, Дальних… что-то они совсем осмелели в последнее время. Валькирия, конечно, выберется, не в таких бывала переделках, и уж раз сумела уцелеть, единственная из всех, сумела скрыться от всевидящего ока Молодых Богов, пока длилось изгнание самого Отца Дружин, – то не пропадёт и сейчас.
И, кто знает, может, ей удастся хоть как-то вразумить прекрасную, но, по мнению Старого Хрофта, донельзя взбалмошную волшебницу. И что только Хедин в ней нашёл? Он, О́дин, любил многих дев, но, пока Фригг пребывала в царстве Демогоргона, не связал себя ни с одной, в отличие от Познавшего Тьму. Сейчас, будем надеяться, дочь и в самом деле сумеет утишить ярость чародейки. Едва не сорвала такой замысел!.. Теперь будет полегче – потому что и сам Хедин, когда Сигрлинн нет поблизости, всегда спокойнее и говорить с ним всяко проще.
Так, во всяком случае, думалось Отцу Дружин.
Размышления его прервало осторожное, почти вежливое ворчание.
– Всеотец, – волк Фенрир припал на передние лапы, отдавая дань уважения старому асу. – Какова будет твоя воля, великий О́дин?
– Что случилось с тобой, сын Локи? – поразился Хрофт, едва взглянув на некогда великанского зверя. – Где твои рост и стать? Кто так обратил тебя?
Фенрир яростно зарычал, оскаливая клыки.
– Она! Это всё она, проклятая колдунья! Придавила каким-то заклинанием… а то бы я… а то б я ей…
– Конечно, племянник, – в голосе и взгляде Старого Хрофта не таилось и тени усмешки. – Придёт день, и ты воздашь ей за всё. Но сейчас…
– Асы невредимы, Ас Воронов, – подобрался волк, словно перед троном Отца Богов во всей его прежней красе. – Твоя дочь, валькирия Рандгрид, укрыла их в не тронутых битвой покоях. Они и посейчас там.
Отец Дружин кивнул.
– Благодарю, племянник. Нам предстоит вернуть им утраченное, не только жизни, но и то, что делало их асами.
– Да, Великий, – смирение давалось волку нелегко, но он очень старался. – Что повелит мне могучий хозяин Асгарда?
– Знаешь, – задумчиво сказал О́дин, – клянусь собственными священными браслетами, когда ты рвал цепи, никому не повинуясь, кроме лишь своей ярости…
– Да, дядюшка. Но тот Фенрир был глуповат, хоть и очень силён. Я поумнел, владыка, слишком долго прожил в полном одиночестве. И я хочу вернуть себя прежнего, но без былых безумств.
Отец Дружин кивнул.
– Тогда выйди к собравшимся у наших врат, найди их предводителя и вели ему следовать сюда.
Волк молча кивнул, развернулся и в несколько прыжков скрылся за стенами.
– Приветствую тебя в Асгарде, в Зале Золотых Щитов, гость. Мнится мне, что я уже видел тебя здесь, не правда ли? Лик твой во всём подобен солнечному Ямерту, да упокоит сущее его мятежный дух, если ещё не упокоило.
Старый Хрофт восседал на высоком троне. Валгалла, её главный зал, пиршественный чертог. Золотыми щитами выложена крыша, сияет, подобно солнцу; рядом с Отцом Дружин застыл изваянием Фенрир, единственный, кто сейчас составлял свиту владыки Асгарда.
Перед ними, оставив позади ряды пустых столов, застыл, гордо вскинув красивую голову, посланец Дальних. Он явился в том же облике, что и в тот день, когда они ударили по рукам со Старым Хрофтом и могучий Игг дал нерушимую клятву «выступить в поход, коль рать Древних Богов явится к вратам Асгарда».
– Ещё не упокоило, могучий Ас, – невозмутимо ответствовал посланец. Одеяния его – свободно ниспадавшие волны белого шёлка с проблеском золота – словно подчёркивали чистоту солнечного света. – В этом можешь не сомневаться. Я не похищал его личину, я честно получил её по обмену. И могу повестить тебя: рекомый Ямерт, как и его родня, по-прежнему странствует по пределам Упорядоченного.
– Рад за него, – отрывисто сказал Отец Дружин. – Но ты ведь здесь, посланец, не для того, чтобы вести речь о павшем вожде Молодых Богов?
– Нет, – покачал головой тот. – Я здесь, чтобы сказать: затребованная тобой рать Древних здесь, великий Ас, и готова к походу. Я надеюсь, что владыка Асгарда не уронит своей чести и не отступится от данного…
– Не уроню и не отступлюсь, – лицо Старого Хрофта сделалось совершенно каменным. – Ты желал, чтобы я повёл эту армию против Хедина и Ракота, Новых Богов, ибо они мешают вашим планам обратить всё Упорядоченное в нового Творца?
– Ты в точности запомнил сказанное мною, Великий, – склонил голову посланец. – Ты оказал мне высокую честь, преклонив слух к моим речам.
– Оставь лесть, посланец, – усмехнулся Отец Дружин. – Ты не оставил мне выбора, но я чту данное тебе обещание.
Наступило молчание. Фенрир обратился в статую рядом с высоким троном, волчий взгляд буравил чистый и прекрасный лик гостя.
– Но… тогда… разве не пришло время восстать с твоего трона, великий Ас? Покинуть твои высокие покои, взглянуть на тех, кому предстоит умирать с твоим именем на устах, и… повести их вперёд?
– Ты нетерпелив, гость, – нахмурился владыка Асгарда, и Фенрир тотчас негромко, но выразительно заворчал. – Всему своё время. Ты достаточно долго собирал это воинство, краткая беседа наша не принесёт угрозы твоим планам. Ты много и красиво говорил в прошлый раз о великом Творце и о том, что всему в сущем суждено умереть, как и самому сущему…
– Могучий Ас, – перебил Старого Хрофта посланец. – Я всё сказал тебе в свой предыдущий приход. Повторяться бессмысленно и глупо. Я ничего не смогу добавить. Прошу тебя, выполни своё обещание, свою клятву, и, если пожелаешь, по пути к полю битвы я охотно побеседую с тобой о предназначении тех, от кого я явился сегодня.
Отец Дружин не шелохнулся.
– У меня есть ещё один долг, гость. Мои сородичи, асы, выведенные мной обратно в мир живых. Телесно они воплощены, но сущности их так и не вернулись…
Посланец какое-то время безмолвствовал, словно к чему-то прислушиваясь.
– Возвращение воплощённых из царства Демогоргона невозможно, – покачал он наконец головой. – Прости, великий бог, я знаю, ты не это желал бы услышать…
– Утверждали, что оттуда вообще невозможно вернуться, – невозмутимо отозвался Старый Хрофт. – Однако мне и дочери это удалось. Быть может, мне удастся и то, что ты называешь недостижимым.
– Но тогда ты не выполнишь данную клятву! – подобрался гость.
– Отнюдь. Поведай мне, где сейчас Хедин, Познавший Тьму? – властно потребовал О́дин. – Вам это известно?
– Нам известно всё, – последовал надменный ответ. – Собрав великое воинство из смертных и бессмертных, кого ему удалось обмануть, Познавший Тьму движется навстречу своему названому брату Ракоту Восставшему.
– Очень хорошо, – Отец Дружин с достоинством склонил голову. – Но Упорядоченное велико, а пути Новых Богов не ведает никто, кроме них самих. Как мне отыскать того, с кем мне предназначено сразиться? Где же именно должны встретиться Хедин и Ракот?
– Мы укажем тебе путь, – последовал немедленный ответ. – Нам многое открыто и многое ведомо.
– Неужто твой народ способен в единый миг окинуть взором всю вселенную, всё сущее от края до края? – Старый Хрофт поднял бровь. – Никому не дано было такого, даже Молодым Богам в пору их расцвета.
Посланец вскинул подбородок ещё выше, скрестил руки на груди.
– Нам многое открыто и многое ведомо, – повторил он.
с усмешкой отозвался хозяин Валгаллы. – Так пели скальды, когда эти чертоги были полны эйнхериев, героев, павших со славой. Мне кажется, в их висах крылось немало истины.
– Не всё можно открыть и ближайшему из ближних, – посланец Древних не сдавался.
– Есть свой закон у каждого. – Отец Дружин повёл плечом. – Но я запомню, гость.
– Твоё слово…
– Будет исполнено. – Старый Хрофт легко поднялся с трона. – Но у меня, как у хозяина Асгарда, есть долг и перед моими родичами. Из двух долгов я не откажусь ни от одного, но отдавать их стану по собственному разумению.
– Темны слова твои, великий О́дин. Мне недоступен их смысл.
– Я отправлюсь в поход. Но со мной пойдут и асы, моя родня. И не ранее, чем я исполню начальный обряд, что позволит их сущностям начать возвращение. Увы, это не свершится в один миг; но и оставить сородичей здесь, в пустом Асгарде я не могу.
– Неужели трижды прославленный О́дин станет уклоняться…
– Не зови меня трижды прославленным, гость, – нахмурился Старый Хрофт. – У меня много имён, но это – не моё. И с тем, кто его носил, не хочу иметь ничего общего. Даже случайно.
– Хорошо, хорошо, – посланник с трудом сдерживал раздражение. – Но сдвинься тогда с места, могучий Хрофт! Не сиди сиднем!
– Кто же собирается сидеть сиднем? – удивился Отец Дружин, вставая. – Идём, племянник. Пора начинать.
Фенрир трусил следом за Асом Воронов, а тот шагал себе упруго и молодо, словно и не было недавней битвы, а ожоги уже и вовсе не ощущались.
– Будь готов привести асов, – предупредил волка Отец Дружин.
– Буду готов, – откликнулся тот. – Дозволишь ли спросить, Ас Воронов?
– Куда делась вся дерзость, – вздохнул О́дин. – Дозволяю.
– Что мы должны сейчас сделать?
– Разве ты не слышал?
– Слышал, Великий. Но мне неведомо…
Тяжёлая длань в тех самых священных браслетах легла на плечо волку – даже уменьшенный колдовством, Фенрир в холке был ростом со Старого Хрофта.
– Мне тоже.
Волк мотнул мохнатой головой, воззрился на хозяина Асгарда.
– Как, Великий? – хрипло прорычал он, стараясь, чтобы получился шёпот. – Ты не ведаешь как?..
– Не ведаю, – кивнул О́дин. – Но когда-то я не знал и священных рун, Фенрир.
напомнил он волку.
Тот поёжился.
– А копьём обязательно, Великий?
Отец Дружин только усмехнулся.
– Увидишь.
Посланец Дальних следовал за ними в почтительном отдалении. Как и положено уважающему обычай гостю, он давал хозяевам указать путь.
Вот и широкий двор Асгарда, вот и новый Иггдрасиль. Бурлит вода в безымянном Источнике, у него нет красивого вместилища, он вырывался на свободу прямо из-под корней могучего древа, вырывался и вольно растекался окрест, находя дорогу меж каменных обломков.
Далеко его влага, однако, не уходила – оборачивалась лёгким, прозрачным туманом, истаивала, словно спеша слиться с великими потоками Упорядоченного.
Волк замер, глядя на текучую воду, чуть склонив голову.
– Великая мощь… – прохрипел он, оборачиваясь к Отцу Дружин. – Великая мощь и великий страх. Я зверь, я чую.
– Воин не жалуется на остроту своего меча, – отозвался Ас Воронов. – А гадающий – что руны стёрлись.
Фенрир прикусил язык.
– Великий О́дин, могу ли я помочь? – осведомился меж тем присоединившийся к ним посланец. – Или, напротив, могу ли я случайно помешать? Быть может, мне удалиться?
– Как пожелаешь, гость. – Старый Хрофт даже не повернулся. В руках у него вновь появилась та самая ветвь священного ясеня, послужившая оружием в схватке с Сигрлинн. – Смотри. Никому не повторить того, что я сотворю, ибо нет второго Хрофта в пределах Упорядоченного.
Он повёл сотканной из молний палицей над бурлящей водой Источника; жемчужные росчерки разрядов проскакивали меж ними один за другим. Вспенилось ещё сильнее, закружились водовороты, сгущался пар.
Волк вновь рыкнул, попятился, тревожно глядя на Отца Дружин. Тот молча и невозмутимо водил ветвью Иггдрасиля над Источником, молнии били всё чаще, ярость их нарастала.
Сощурил залитые слепящим светом глаза и посланец Дальних и тоже отступил на шаг.
– Разумно ли, великий?..
– Молчи! – рыкнул Фенрир, повинуясь краткому жесту Старого Хрофта.
Трое, застывшие у растревоженного Источника, ощущали медленно пробуждающуюся мощь, чужую, странную, не укрощённую и, быть может, даже и вовсе не укротимую. Точнее, ощущали Отец Дружин и его племянник-волк, а что чувствовал посланник Дальних, не смог бы сказать никто.
Шерсть вставала дыбом на загривке Фенрира, молнии плели причудливую сеть, кипела вода, всё гуще валил пар.
Старый Хрофт, владыка Асгадра, отец асинь и асов, замер, сделавшись подобным вырезанной из дерева фигуре на карнизе его собственного тронного зала.
Источник извергает силу. Чистую магию, беспримесную, порождённую – нет! – словно в чистой воде рука вдруг натыкается на что-то склизкое, распадающееся под пальцами, мерзкое, так, что первое желание – отдёрнуться.
Нечто подобное крылось и здесь, в магии, исходящей от рваной раны под корнями Иггдрасиля. Точно здесь лилась кровь Упорядоченного, а сам Источник являл собой разрыв одной из потаённых жил вселенной.
Старый Хрофт пытался проникнуть внутренним взором сквозь саму плоть Асгарда, вдоль того пути, которым проникала сюда магия, прежде чем излиться стремительно испаряющейся влагой.
Он словно пытался глядеть на яркое солнце. Открывавшаяся в Источник жила скользила, норовила убежать и скрыться, точно ящерица под камнями. Так ли было, когда он, О́дин, стоял подле Источника Мимира, вглядываясь в танец песчинок на дне каменной чаши? То же ли он ощущал, замерев подле священного Урда в самом Обетованном?
Похоже – и не похоже. Нечто большее крылось там – хотелось сказать «в глубине», но к Источникам Магии это понятие неприменимо, истекавшее из них не «поднималось наверх», скорее «собиралось со всех сторон».
Да, нечто большее. Присутствие его не заподозрил бы никто, может, даже и Хедин бы не смог. Надо было быть древним владыкой Асгарда, побывавшим у всех трёх Источников задолго до того дня, как Молодые Боги вступили в Упорядоченное, чтобы это почувствовать.
Магия Четвёртого Источника не была чиста, как в трёх остальных. Сперва это казалось не столь заметным. Но сейчас, как видно, поднялось что-то ещё, примесь, загрязнение, муть, невесть откуда взявшаяся, невесть где зародившаяся.
Плохо. Отец Дружин понятия не имел, откуда могла взяться в изначально чистом потоке эта скверна. Её не так много, от неё можно избавиться, но Источник уже не тот.
В нём по-прежнему очень много изначальной силы: потоки, водопады, океаны. И значит, из неё можно сотворить нужное.
Древний Бог вспоминал. Ему требовалось сделать это как можно скорее, пока правильной силы хватает и нет нужды отделять чистое от нечистого; ему предстояло вспомнить до мельчайших подробностей, какими были асы и асиньи, без прикрас. Отважный, но простоватый Тор, молчаливый и мудрый Хеймдалль, смелый, хитрый, а порой и коварный Локи… и остальные. Фригг с её ревностью, Сиф, любившую повеселиться, тихую Идун – всех-всех-всех.
Но это будут лишь его воспоминания, отражения былого в памяти Старого Хрофта, сколько угодно точной, но – лишь его. Воспоминания помогут сплести незримый каркас, основу, на которую – куда более трудное дело! – предстоит наложить истинную суть его сородичей.
Отцу Дружин предстояло вернуться в прошлое, прожить его вновь, уловить в нём смутные тени давно канувших, казалось бы, в небытие деяний и подвигов; если бы Хель не сгинула, право же, Ас Воронов попросил бы у неё помощи. Мёртвые помнят всё, и всё помнит их хозяйка – вернее, помнила. А теперь Хель нет, и её-то они с Райной не нашли даже во владениях Демогоргона…
Нет ни Хель, ни Йормунганда. Из детей Локи остался один Фенрир, да и тот теперь лишь тень себя прежнего. Тих, почтителен… а когда-то и впрямь, наверное, смог бы разорвать всех обитателей Асгарда.
Хотя кто знает, может, волк не так уж не прав, когда вспоминает о Последней Битве, в которой ему предсказано сразиться с самим О́дином и одолеть его?
Туман над Источником поднимался всё выше, скрывая Старого Хрофта с головой, застилая взоры, уводя из возрождённого Асгарда куда-то далеко-далеко, откуда доносился слабый, едва слышный голос:
– О́дин, великий Ас!..
В густой мгле, где успел исчезнуть двор со врезавшимися в каменные плиты исполинскими кристаллами, ему навстречу двигалась тёмная размытая фигура, разом будучи и почти что рядом, и донельзя далеко.
Отец Дружин вгляделся, он ожидал чего-то подобного.
– Я знал, что надолго ты меня одного не оставишь, Мать Ведьм.
– Меня трудновато теперь узнать, Отец Богов.
– Отчего же, Гулльвейг? Тебя ведь так просто не убьёшь. Да и дочь моя успела тебе помочь, разве не так?
– Всё так, – согласилась тень. – Но в этот раз всё… по-особенному.
– Зачем ты здесь, Мать Ведьм? Почему ты преследуешь меня?
– Потому что ты двинулся в прошлое, в домен моего хозяина.
– Никто не властен над прошлым, Гулльвейг. Оно свершилось и закончилось.
– Но ты ведь решил его переиначить, так, Отец Богов?
Тень оставалась тенью, смутным контуром среди белёсой мглы.
– У меня нет ни сил, ни времени на игру в загадки, Гулльвейг Бессмертная. Кто бы ни дал тебе это могущество, надеюсь, он понимал, что творит. И, если ты жива…
– Я не жива и не мертва, великий О́дин. Это моё проклятие. Долго ещё бродить мне по тёмным дорогам, пока…
– Гулльвейг! Уж не думаешь ли ты меня разжалобить?
Тень помолчала.
– Нет, великий бог. Но всякой женщине приятны сочувствие и жалость настоящего воина, пусть даже в чём-то противника.
– В чём-то!.. У вас с вашим хозяином презабавная манера изъясняться. Но более я не намерен перебрасываться с тобой пустыми сло…
– Мои слова не пусты, великий О́дин. Меня несёт к тебе обратно потоком силы, я ощущаю, насколько она отлична от извергаемой другими источниками. Будь осторожен, Отец Богов!
– Благодарю за совет, Мать Ведьм, но мне пора.
– Ты ищешь Хель, – вдруг сказала тень. – Сам не знаешь об этом, но ищешь, потому что помочь тебе может только она. Вернуть асам самость – как я тебя понимаю, знал бы ты, владыка Асгарда!..
– Прощай, Гулльвейг. Живая или мёртвая, ты всё равно не оставляешь меня в покое.
– До встречи, Ас Воронов. Ты увидишь, что я тебе ещё пригожусь, – если, конечно, ты хочешь уцелеть в грядущем великом изменении.
– Сколько я живу, Мать Ведьм, я только и слышу о великих изменениях. Я пережил не одно из них. Этим меня не испугать. Прощай.
Тень отступила, на сей раз не стремясь оставить за собой последнее слово.
Вокруг Старого Хрофта расстилался теперь один только непроглядный туман; заклятие работало, и он вновь ощущал себя словно в тот незабываемый день, когда приносил себя в жертву самому себе же.
Но сегодня от владыки Асгарда требовалось ещё больше.
Старый Хрофт точно погружался в пучину, подобно задержавшему дыхание ныряльщику, и, хотя на самом деле вода не окружала его, дышать становилось всё труднее. Слишком много силы даже для Древнего Бога, в ней тоже, выходит, можно захлебнуться…
И тем не менее он шёл, он – Игг, отец валькирий, указующий волкам и вранам, водитель эйнхериев, носитель неотразимого Гунгнира. Пусть всё это в прошлом, но, поклялся он собственными священными браслетами, оно вернётся!
Отец Дружин сознавал, что на самом деле он не сдвигается с места, на самом деле он так и стоит, замерев, на самом краю Источника; но сознание его устремлялось всё дальше и дальше от величественных стен возрождённого Асгарда.
Вниз по той самой жиле, что протянулась из неведомой дали прямо к его высокому залу.
Он должен собрать как можно больше силы, чистой и истинной, дать плоть своим воспоминаниям – ибо как ещё отыскать «самость» асов, хозяин Валгаллы не знал.
Воспоминания не будут идеальными, но они будут. И затем могучие чары будут стягивать, возвращать Тору и Локи, Тюру и Сиф их память, рассеянную по всему Упорядоченному. Она ведь не могла никуда исчезнуть, быть может, она кроется в недрах их собственных душ, вернувшихся из-под власти Демогоргона, быть может, мельчайшими песчинками разнесена по сущему – но она есть.
Точно так же, как не смогли исчезнуть «души» асов; хотя у Древних Богов и нет никакой души, есть лишь искры изначального Пламени. Пламени, которое никуда не может деться из Упорядоченного; Пламени Неуничтожимого, что оставляет по себе долгую память, не исчезающую, несмотря ни на какой ход времени.
Ему, Старому Хрофту, остаётся лишь отыскать его.
Волк Фенрир замер рядом со столь же неподвижным владыкой Асгарда, в глазах его блистал странный свет, словно он тоже глядел в невозвратное прошлое. Впрочем, так ли уж невозвратное?..
Посланец Дальних нетерпеливо переступил с ноги на ногу, кашлянул, нервно потёр висок.
Волк презрительно покосился на него.
– Для посланца тех, кто есть олицетворение высочайшего порядка, ты обнаруживаешь слишком много чувств.
– С воплощением в живую плоть приходит и многое, лишь ей свойственное, – сварливо отозвался посланец. – Поведай мне лучше, волк, как скоро твой повелитель намерен исполнить обещанное?
– Зная, кто вещает твоими устами, я могу только удивиться тому, что слышу.
– Я лишь говорю на вашем языке, волк, и вам понятными смыслами. На моём месте посланец одной с вами крови был бы рассержен и недоволен. Я не испытываю подобных чувств, но являю их вам.
Волк оскалился.
– Старший брат отца моего и владыка всех асов исполнит слово. Кто сомневается в этом, оскорбляет мой род и мой дом.
Посланец лишь недовольно дёрнул плечом.
– Время уходит, а мы сражаемся не за собственное благополучие, в отличие от вас, смертных или бессмертных. Вы всюду ищете выгоду, а когда не можете разглядеть – преисполняетесь подозрительности.
– Жди, посланец! – прорычал волк. – Ты во владениях Аса Воронов!
– Как будто вы дадите мне хоть на миг забыть об этом.
Фенрир не удостоил его ответом.
Пар между тем достиг уже золотой кровли Валгаллы. Едва можно было разглядеть зелёные кристаллы, вонзившиеся в камень двора; чётко видима оставалась лишь фигура Старого Хрофта, словно она одна была реальной в этой мгле.
Взгляд Отца Дружин уже не пытался пробиться дальше вглубь, вдоль протянувшейся к источнику жилы. Куда бы она ни вела, кто бы ни сотворил её – с этим врагом он разберётся позже.
Сила нечиста, вот что самое главное.
Никому не повторить работу Творца, можно только приблизиться к ней; и создавшие Четвёртый Источник приблизились почти идеально. Почти – но всё-таки не совсем, повторить изначальное невозможно, хотя Познавший Тьму и тщился доказать всё время, что это не так.
Но для целей владыки Асгарда этого хватит. Если единственный ветер, что готов нести твой драккар, – это ветер гибельной бури или даже урагана, будь готов им воспользоваться, несмотря ни на что.
Он опустился глубоко, силы вокруг достаточно, даже слишком; пора начинать.
Айвли, наверное, будет довольна. В конце концов, новый Иггдрасиль вырос из меча, сработанного её искусством.
Сотканная из жемчужных молний палица, совсем недавно бывшая ветвью возрождённого ясеня, упёрлась в грудь Старому Хрофту. Повинуясь его воле, плавясь в собранной им мощи, изменялся и заострялся её конец, сделавшись под конец острым, словно сам Гунгнир.
Сперва он почти не почувствовал боли, просто что-то сильно надавило на грудь. Надавило и стало вдвигаться, становясь частью него, нестерпимо горячей, раскалённой, словно только что вынутый из горна кусок железа.
Жар растекался по телу, перед глазами Старого Хрофта вновь возникали видения – как возводились стены самого первого, истинного Асгарда, как асиньи и асы входили в первый раз под высокие своды Валгаллы, как начинались их приключения, как гримтурсены явились в суровый Йотунхейм, как присоединился к асам хитроумный Локи…
Нельзя сказать, что эти видения были как-то по-особенному мучительны или тягостны – ну, кроме разве что сцен ревности, что устраивала Асу Воронов его Фригг, и, надо признать, за дело. Нет, зачастую они были даже веселы, а то и вовсе смешны – злоключения Локи, Тор, частенько попадавший впросак, несмотря на всю свою силу, перепалки между ревнивыми асиньями и скромная Идун, всякий раз старавшаяся всех помирить и успокоить.
Память не просто оживала, она словно бы отделялась от Старого Хрофта, и волны накатывающей силы подхватывали её, унося прочь.
Равновесие нарушено, но тебе, Древний Бог, не привыкать идти против всех и всяческих законов. Ты долго ждал, но ожидание того стоило – убийцы твоей родни пали, а сами асы вырвались из заточения. Отец Дружин даже не мог бы сказать сейчас, желал бы он полного и окончательного уничтожения Молодых Богов, что по-прежнему бродят где-то в Упорядоченном, – ведь, в конце концов, он смог выручить асов.
Заострившийся меж тем конец палицы вонзался всё глубже в грудь Старого Хрофта; два раза один и тот же трюк не проделаешь, но сейчас он и не собирался открывать священных рун.
Огонь растекался по жилам владыки Асгарда, в открытую рану врывался поток магии, с ним смешивалась толчками выбивавшаяся на свободу кровь. Хорошо, что Райна этого не видит, хотя валькирии и не положено проявлять дочерних чувств.
Стоять становилось всё тяжелее, Отец Дружин сам не заметил, как опустился на одно колено; алые струйки смешиваются с жемчужными росчерками молний.
Он вернёт асам их самих, потому что иначе всё вообще не имеет смысла.
– Что он делает?! – резко вскинулся посланник Дальних.
Фенрир сорвался с места; волк почуял кровь первым, и крик посланца раздался уже ему в спину. Проклятый туман, почему ничего не видно? Где хозяин Асгарда? Ведь только что в нескольких шагах виднелась во мгле его фигура, широкие плечи, гордая осанка, а теперь – куда он подевался? Под лапами хлюпает вода, вода не простая – принявшая форму сила, и запах пролитой крови – повсюду.
Этот запах волк узнал бы из тысячи тысяч. Когда-то он страстно мечтал вновь ощутить его, чтобы запустить зубы в ненавистного врага, лишившего его свободы; и не важно, что потом будет только всеобщая гибель. Но когда свобода вдруг пришла сама, от руки того же Отца Дружин, а за ней – долгое изгнание, жалкое существование в вечном страхе – всё изменилось. Не в одночасье, не одномоментно, но – изменилось.
…А сейчас Ас Воронов, «пленитель Фенрира», как ещё прозывали его, хоть и не часто, истекал кровью где-то совсем рядом, а он, его племянник, пусть и названый, он, волк, не мог его отыскать! Что сказал бы отец?..
Источник – вот он, вот он, Иггдрасиль. А великого Аса нет!..
Фенрир ощутил присутствие совсем рядом, неприятно близко. Чужак, Дальний, прикрывшийся также ненавистной личиной. Что ему тут на…
– Бежал, – услыхал волк презрительное. Если посланец и изображал свойственные смертным чувства специально, то получалось у него это очень похоже. – Бежал и скрылся!
– Кто… бежал? – донёсся вдруг из тумана знакомый голос, и Фенрир аж подскочил, весьма несолидно для такого зверя, пусть даже и уменьшенного чародейством. – Зачем… ты… оскорбляешь… меня, гость?
От запаха крови у волка мутилось в голове. Это не простая кровь, это кровь Древнего Бога, смешавшаяся с магией; что он наделал, Ас Воронов?!
– В тебе… слишком много… злости и презрения… посол. Не такими представлял я Дальних…
Старый Хрофт сделал ещё шаг к ним из непроглядной мглы и тяжело опустился на корень великого ясеня. У Фенрира шерсть встала дыбом – грудь Отца Богов разворочена, кровь так и льётся, а вместе с ней уходит и жизнь.
Великий волк взвыл, тяжело и протяжно, так, что гулким эхом отозвались невидимые в тумане зелёные кристаллы. Отец Дружин застыл было на корне Иггдрасиля, неловко скорчившись, а потом стал заваливаться набок. Волк, как мог, подпёр старого аса плечом, язык его прошёлся по ране.
Кровь богов, кровь асов, к которым он, гримтурс по рождению, вроде бы не имел никакого отношения. Кровь извечных врагов его рода, кровь того, кого ему суждено разорвать в день Последней Битвы…
– Дядя! – прохрипел Фенрир. – Дядя, нет!.. Что ты сделал?!
– То… что… должен… был… – Глаза О́дина закатились, голова со стуком ударились о ствол могучего дерева.
– Нет-нет-нет, – зарычал волк, и это «нет» у него получилось почти неразличимо от ярости и горя. – Как же мы?.. что же мы?.. Зачем же всё тогда?..
– Гм, странно, – холодно молвил посланник, вставая рядом с сыном Локи. – Он не должен был убивать себя.
– Он не убил, он принёс себя в жертву, – в глотке Фенрира клокотало.
– В жертву? Но это же бессмысленно, – пожал плечами Дальний.
Волк не ответил – слишком был занят, лихорадочно зализывая рану.
Я ведь тоже не просто волк, отчаянно проносилось в его голове. Я сын Локи, а он был великим чародеем, мастером огня; а я сам прожил невесть сколько, не имя никакой еды, кроме магии; так неужто я сейчас не смогу помочь?
И он лизал, лизал рану, не замечая, как начинает предостерегающе дымиться его собственная шерсть.
Воительница Райна, она же валькирия Рандгрид, «Разбивающая Щиты», едва успела втащить в портал полубесчувственную Сигрлинн. Чародейка выглядела, мягко говоря, скверно: чудесное белое платье обратилось в почерневшие лохмотья, прожжено во множестве мест, даже волосы вспыхнули зелёным пламенем.
Тьма портала стиснула их, завертела, словно великан игрушкой, Райне казалось, что она разом и сжимается в точку, и надувается, точно шар, готовая вот-вот лопнуть; но пальцы её, тисками сдавившие ладонь волшебницы, так и не разжались.
Райна не могла понять, падают они или возносятся – кажется, и то и другое разом. И непроглядная чернота вокруг, хорошо ещё, есть чем дышать…
В ушах стоял свист ветра, а кожей Райна ничего не ощущала. Движение и полный покой, всё вместе. Да, в хорошенькое место зашвырнул их портал чародейки – а ведь она явно готовила его как раз на такой вот момент, чтобы спастись, чтобы скрыться…
Как всегда, кончилось всё разом, в один миг, просто тьма сменилась светом, а полёт (или падение) прекратился.
И первое, что ощутила валькирия, – зверский, нечеловеческий холод, хлынувший со всех сторон, словно вода.
Под ногами – снег, сапоги провалились выше щиколотки. Над головой зеленоватые тучи, неяркий свет, а вокруг – бескрайняя белая равнина, где лишь изредка возносятся исполинские зеленоватые же монолиты скал.
«Что это? Где мы? Это здесь предполагалось укрыться от врага?»
Волшебница тяжело стонала, уткнувшись лицом в снег, и над ней поднимался пар, словно она была горяча, подобно стальному острию копья, только что с кузнечной наковальни, которое бросили закаливаться в холод.
Валькирия перевела дух, ёжась под ледяным ветром.
– Вол… волшебница Сигрлинн…
Райна склонилась над ней, осторожно попыталась перевернуть лицом вверх. С отцом они бились насмерть, кто знает, может, ранена; а потом ещё и эти сети Дальних…
Сигрлинн казалась совершенно невесомой, словно всё тело её сделалось одной видимостью; однако так и есть – ранена; в левом боку, войдя точно между рёбрами, торчал острый осколок зелёного кристалла, сейчас почерневший, словно от крови.
Проклятье. Райне приходилось иметь дело с достаточным числом ран, чтобы сразу понять: простой смертный не протянул бы и дня.
Волшебница словно бы впала в беспамятство, глаза закатились.
Валькирия выругалась, вспомнив невольно свои наёмнические времена. Сплюнула зло, присела на корточки возле раненой и взялась за дело.
«В конце концов она дочь О́дина или кто?»
Ибо силы тут хватает: куда бы ни собиралась попасть чародейка Сигрлинн, в том, что касалось магии, место было подходящим.
Райна заговорила, медленно, нараспев; слова эти не спасли бы смертного воина, но, возможно, помогут чародейке, которая вообще, наверное, не из плоти и крови, хотя кажется совсем наоборот.
К тому же в последнее время ожило столько всего из прошлого, даже воительница Райна уступала место валькирии Рандгрид. Может, пришла пора вспомнить и былые наговоры?
старые висы, из древних времён, они словно сами всплывали в памяти. Дни великого Асгарда, Валгаллы, асинь и асов, сестёр-валькирий… и её самой.
Духи неба, духи снега – здесь, в потоках силы, водилось немало бестелесных существ, носимых её порывами с места на место, словно паучков осенью. Райна чувствовала их, притягивала к себе, подчиняя собственной воле. Жизнь – и тут воительница ошибиться не могла – стремительно покидала Сигрлинн, а что случится потом и как преобразится та, что была Истинным Магом, валькирия не могла даже представить.
В морозном воздухе возникло слабое, едва различимое глазом движение. И в самом деле – духи; словно дрожание аэра над раскалёнными камнями летним полднем. И снег шевелится тоже, словно под ним снуют какие-то существа.
Сигрлинн застыла на спине, глаза закрыты, дыхания нет. Но, в конце концов, она Истинный Маг; если вспомнить рассказы отца, её так просто не убить.
Но и попал в неё совсем не обычный наконечник копья.
Однако духи были уже здесь. Эфирные создания толпились вокруг, молчаливые, ждущие; воля валькирии связала их на краткое время, и Райна чувствовала, насколько небезобидны эти существа, если их не держать в узде.
Валькирия держала, она приказывала и повелевала. И духи слушались – на почерневшую и выглядящую исключительно гнусно рану Сигрлинн легли невесомые снежные повязки, по ним сразу же стали расползаться гнилостные зеленовато-жёлтые пятна – вытягивался «яд и гной», хотя откуда они могли там появиться так быстро?
«Надо же, висы обрели былую силу. Древние Боги возвращаются сами и возвращают своё», – мельком подумала Райна.
Волшебница вдруг содрогнулась и застонала, тяжело, с надрывом. Точно у простой смертной, изо рта потекла кровь, такая же красная. Воздух вокруг неё дрожал, снег клубился крохотными вихрями, и рана на глазах затягивалась; однако не похоже было, что чародейке это хоть как-то помогало.
Райна начинала застывать. Если бы не жар, исходивший от тела Сигрлинн, валькирии было бы несдобровать. Нет, мороз не убьёт её так просто, но может ввергнуть в долгий, очень долгий сон…
Воительница протянула руки к бледному лицу чародейки. Горячо… как горячо… и впрямь как печка. Гляди-ка, рана затворилась, крови нет, только шрам остался.
– Пробудись, – шепнула Райна, сама не веря, что подействует, однако ресницы Сигрлинн внезапно затрепетали, она потянулась, с приоткрывшихся губ сорвался стон.
– Где… мы…
– Очнулась!.. – вырвалось у валькирии, и она ощутила, как на губах возникает призрачная тень улыбки. В конце концов, двое всегда лучше, чем одна.
– Где… мы? – уже настойчивее повторила Сигрлинн. Райна поспешила вернуть себе достойный Разбивающей Щиты холодный вид.
– Где мы – тебе лучше знать, волшебница. Это был твой портал.
– Помоги… кха… мне…
Райна приподняла чародейку; та обвела безрадостные окрестности полубезумным взглядом.
– Это… нхе… то…
Потрясающее открытие, зло подумала Райна. Право же, для этого не требуется быть ни Истинным Магом, ни спутницей Познавшего Тьму.
– Конечно, не то. – От дыхания валькирии шёл пар. – Мы в снежной пустыне, всё, что я вижу, – какие-то зелёные грома…
– Кха-ак ты скха-азала? – передёрнулась Сигрлинн, глаза её расширились.
– Зелёные скалы тут невдалеке. Проклятье, с некоторых пор я этот цвет просто ненавижу.
Огромные глаза чародейки призакрылись, воздух с шипением вырывался меж плотно сжатых губ.
– Мой пх-ортал… он-хи их-сказили ег-хо…
Да уж, исказили, это точно.
– И как нам теперь отсюда выбираться? – поинтересовалась Райна. Конечно, ни она, ни Сигрлинн не простые смертные, что не протянули бы в ледяной морозной пустыне без тёплой одежды и суток.
Волшебница не ответила, откинулась, не открывая глаз и тяжело дыша.
– Кирия, – валькирия заговорила чуть твёрже, хотя и вежливее. – Мы можем отсюда выбраться? Через такой же портал?
Сигрлинн не отвечала, снег вокруг неё таял, и валькирии пришлось, разметав его остатки, уложить волшебницу на собственный плащ, пусть даже под ним голые камни.
– Кирия? – чародейка эта могла схватиться с отцом, но, в конце концов, она и в самом деле спутница Нового Бога Хедина, если не его законная супруга. Воительница умела подчиняться, в конце концов, звала же она, валькирия, над которой не властно само время, так же, кирией, то есть госпожой, чародейку Клару Хюммель, хотя та с её тремястами человеческими годами была по сравнению с Райной просто мошкой-однодневкой.
– Нет. – Глаза Сигрлинн оставались закрыты, но голос звучал твёрже. – Даже Истинные Маги или Новые Боги не обладают способностью мгновенно оказаться там, где пожелают. Порталы требуют подготовки, глубокой и тщательной. Я… использовала заранее составленное, начертанное, запечатлённое. – Глубокий вздох. – Чем они в меня попали?
– Осколок зелёного кристалла, – Райна подняла его, покрытый кровью. – На излёте, в последний миг…
– В последний миг… – Сигрлинн открыла глаза и болезненно скривилась. – В прошлый раз я была удачливее. Или Дальние были тогда не столь злобны, а их оружие – не столь для меня ядовито, как сейчас.
Райна не стала уточнять, что это был за «прошлый раз».
– Кирия, нам надо выбраться отсюда, – повторила она ещё настойчивее.
– Само собой; мирок здешний, конечно, заражён Дальними, но не думаю, что будет так уж трудно достичь Межреальности, – дёрнула плечом чародейка. Ей явно становилось лучше. – Нам даже не понадобятся порталы. Силы здесь хватает.
Кажется, она обретала прежнюю уверенность.
– Почему ты спасла меня? Я билась с твоим родителем.
– Великий Хедин никогда не был врагом моего отца, – негромко, но твёрдо возразила валькирия. – Ты… являясь… супругой…
– Я не жена Хедину, – Сигрлинн уже пыталась встать, морщилась и охала. – Значит, ты кинулась под сеть Дальних только потому, что не хотела углубления ссоры между Асгардом и Обетованным?
– Кирия, уместен ли сейчас этот спор? Я поступила, как до́лжно валькирии. Тебя пытались пленить, а всякий, родившийся под копьём Аса Воронов, знает, что плен хуже смерти.
– Спор уместен, – Сигрлинн поднялась, кряхтя. – Ничего, ноги ещё ходят… Не люблю неясностей, воительница. Друг есть друг, враг есть враг. Мне кажется, у вас, Древних Богов, то же самое. И тут такое…
– Вы честно бились с отцом. В ваш поединок я бы не вмешалась.
– Даже если бы Старому Хрофту грозила смерть от моей руки? – прищурилась Сигрлинн.
– Это поединок, – как можно холоднее ответствовала Райна. – Он свят. Его исход решают высшие силы.
– Ох уж эти мне жестоковыйные валькирии, «чьи сердца холоднее льда и жёстче кованой брони», – проворчала Сигрлинн. Она уже почти совершенно оправилась; мороз чародейка словно бы и не замечала. – Священное право поединка!..
– Прости, кирия, если слова мои не пришлись тебе по нраву, – сдержанно поклонилась Райна. – Ты говоришь, что отсюда можно легко выбраться?
– Да, – волшебница озиралась по сторонам. – Но сперва… спасибо тебе, храбрая валькирия, Рандгрид, Разбивающая Щиты. Моя участь была бы… незавидной, накрой меня та сеть. И не вытащи ты этот проклятый осколок. Силы великие, в каком я виде!
Провела ладонью от горла вниз, и вот, нате вам – белоснежное платье вновь чисто и прекрасно, сияет неземным светом, словно и не было никакого сражения.
– Так-то лучше, – заметила чародейка. – Да, воительница, отсюда можно легко выбраться и, поверь, нам не понадобится никаких порталов. Сможешь сама?
Хм! Райна гордо задрала нос. Сможет ли она!.. Она, исходившая вдоль и поперёк всё Упорядоченное, когда этой надменной чародейки ещё и на свете не было!
– Вижу, вижу, – усмехнулась Сигрлинн. – Тогда в путь, доблестная валькирия! И… уж коль ты спасла меня, то не поможешь ли ты мне втолковать кое-какие несложные вещи твоему могучему, но, гм, несколько упрямому отцу?
– Спор ваш – он лишь меж вами. Почтительная дочь внимает слову родителя.
– Ой, хватит, хватит! – поморщилась Сигрлинн. – Не играй в послушную девочку, валькирия. Ты видела куда больше веков Упорядоченного, чем я; должна понимать, что такое баланс и равновесие. Ты слышала наш разговор со Старым Хрофтом; согласись, я явилась к Асгарду не просто так, не по пустой прихоти, не из злонамеренного желания навредить именно вам.
Райна покачала головой.
– Я слышала тебя, кирия. Я не могу судить, тебе, наверное, открыто больше, чем мне; но больше открыто и моему родителю. Их дружбе с Хедином, Познавшим Тьму, много-много веков; едва ли Ас Воронов из пустой блажи решил, как ты сказала, «предать» его.
– Не из пустой блажи, а, быть может, и в самом деле стараясь вернуть павшую родню и во имя этого перейдя границы дозволенного, – возразила Сигрлинн. – Впрочем, это не важно. Надо заткнуть эту дыру, этот «Четвёртый Источник», надо, чтобы Дальние убрались куда подальше…
– Тогда почему же мы по-прежнему тут прохлаждаемся?
– Гм, тут и впрямь не жарко, – Сигрлинн словно бы только что заметила, что валькирия постукивает зубами от стужи. – Что ж, в путь.
«В путь» – но ничего не изменилось. Райна тоже напряглась, готовая шагнуть, как привыкла, прямо в небо – благо силы тут имелось предостаточно – и тоже ничего. Валькирия и чародейка остались, где стояли, недоумённо воззрившись друг на друга.
Глаза Сигрлинн опасно сузились. Она не простирала рук, не бормотала заклинаний, просто чуть-чуть сощурилась, но Райна мигом ощутила вскипевшую вокруг волшебницы силу.
– Странно… – сквозь зубы прошипела она.
Да, странно. Валькирия тоже ощущала – вот оно, небо, вот она, Межреальность, сразу за низким куполом с ползущими по нему зеленоватыми облаками; совсем рядом, всё как обычно, но ступить на привычную тропу меж мирами не получается, мешает какая-то упругая незримая завеса, вдруг превращающая близкое в невообразимо далёкое.
«Близок локоть, а не укусишь».
Чародейка застыла, нахмурившись, глаза гневно сверкали. Сила уже не просто кипела вокруг неё, она бурлила, взмётывалась незримыми протуберанцами, ударяла в небесную сферу, преградившую Райне и Сигрлинн дорогу в Междумирье.
– Закрытый мир, кирия? Мы провалились в закрытый мир и не заметили?
– Нет. – Сигрлинн зажмурилась, раскинула руки, волосы взметнулись, раздуваемые неощутимым больше ни для кого ветром. – Мир не закрыт. И он… закрыт. И он… – она хмурилась всё сильнее. – И это вообще не похоже на мир, – закончила она сумрачно.
– Не похоже на мир, кирия?
– Не похоже, воительница. Я не могу ощутить чётко – но это словно бы кусок его, лишь часть исполинского целого, и каким законам оно подчинено…
Высокий лоб волшебницы рассекли морщины.
– Дай мне время, – бросила она резко, почти грубо. – Сдаётся мне, скоро к нам пожалуют гости.
– Гости? Тут хватает духов…
– Нет, не эти; с ними ты справишься, воительница. Я имею в виду здешних хозяев, настоящих хозяев… – Выражение её лица становилось всё мрачнее и грознее. – Конечно, рассовывать всюду, где появишься, эти идиотские кристаллы самого дурацкого зелёного оттенка… не знаю даже, как это назвать.
– Дальние?
– Кто же ещё? – фыркнула Сирглинн. – Они, по-моему, гордились бы, коль знали, что это такое. Мол, всюду ставлю столб межевой свой. А теперь – дай мне немного времени, Разбивающая Щиты.
Райна молча кивнула, привычно поправила доспех. Альвийский меч, как всегда, плотно лежит в руке; она готова к бою.
Осталось только дождаться врага.
– Я разберусь… – бормотала меж тем Сигрлинн. – Я должна. Я смогу…
И да, вокруг неё бушевал сейчас настоящий шторм, сила ярилась, скручиваемая могучей волей чародейки.
Валькирия встряхнулась, встала спина к спине с волшебницей; если кто-то собирается на них посягнуть, то пусть идут. Она, в конце концов, устала ждать и замёрзла.
Сигрлинн перешла на неведомый Райне певучий и сложный язык, фонемы которого, наверное, не воспроизвела бы даже её, дщери Аса Воронов, гортань.
Но вокруг всё мертво и спокойно, местные духи, исполнив повеление валькирии, убрались куда подальше, и неудивительно – такой ураган силы они едва бы выдержали, здесь сейчас для них настоящие жернова.
Пустой мир; обычно даже в ледяных пустынях хоть какая-то жизнь, да имеется, а тут вообще ничего. Только острые зеленоватые скалы, присыпанные снегом, да белые равнины меж ними, и больше ничего.
Любого врага она увидит за целую лигу, а бесплотного – почует; и пусть кто-нибудь попробует справиться с ними двумя!.. На что способна Сигрлинн, Райна уже успела увидать.
И, наверное, они смогут продержаться здесь очень долго – в конце концов, выжил же братец Фенрир на своей цепи, питаясь одной магией!
Сигрлинн замерла, словно статуэтка, почти невидимая на фоне снега в своём белом платье; слилась с ним, растворилась в пространстве; Райна ощущала лишь тугие толчки силы, волшебница посылала целые шторма и ураганы в разные стороны. Что именно она творила, пыталась ли расчистить дорогу или, может, открывала портал – валькирия не знала.
Она теряла ощущение времени, но меч в руке не дрожал и взгляд оставался по-прежнему острым; она готова.
Что это будет? Надвигающиеся со всех сторон орды чудовищ? Или, если волшебница права и они угодили в курятник Дальних, сплетённые из зелёного огня ловчие сети?
Или снег вдруг встанет на дыбы прямо у неё под ногами, откроется бездна, пытаясь поглотить их разом?
– Смотри в оба, Райна! – прошипела она сама себе.
А потом дальний край неба вдруг замерцал ядовито-зелёными сполохами, словно там вспыхнуло полярное сияние. Оно быстро росло, поднимаясь всё выше, и облака расточались, исчезая, стоило свету дотянуться до них. Сияние становилось всё ярче, острые колючие лучи раздражали глаза, и валькирия невольно сощурилась, половчее перехватывая эфес.
Кажется, дождалась.
– Смотри в оба! – гаркнула за спиной Сигрлинн.
Надо же, какое совпадение. Смотрю, смотрю, не в два даже, а в три.
Ну, идите же наконец! Мой меч скучает!
…Ей кажется или горизонт стал ощутимо подниматься? Нет, не кажется; точно поднимается! Небо исчезало в яростном зелёном сиянии; вот начали заметно крениться дальние скалы; и никаких врагов, которых можно было бы рубить или пронзать!
– Кирия! – не выдержала Райна.
– Вижу! – прорычала чародейка. – За мной, Рандгрид, бежим!
Райна не спрашивала куда. Просто развернулась и бросилась следом за трепещущим белым платьем волшебницы.
Края горизонта задирались всё выше, но прямо перед бегущими возникала блистающая серебром дорожка, размётывая снег, обнажая серый мрачный гранит.
«Здесь всё поддельное, – вдруг подумала на бегу Райна. – И небеса, и снег, и камень. А настоящее – только вот эти зелёные громады; они, и больше ничего».
Но пока что гранит – или что тут вместо него? – выдерживал их; или – о, уже нет! Райна и Сигрлинн бежали над раскрывающейся пропастью, земная твердь становилась прозрачной, и там, внизу, смутно угадывались исполинские кристаллические массы, соединённые друг с другом в каком-то невообразимо сложном механизме.
Там медленно проворачивались изумрудные оси и на них насаженные маховики; а над всем этим тянулась узкая сверкающая нить дорожки, проложенной магией Сигрлинн.
Чародейка могла, как помнила Райна, принять не только человеческий облик; наверное, сумела бы и сейчас обернуться стремительным огненным вихрем, но нет, не бросала свою спутницу.
Долг платежом красен.
– Скорее! – выкрикнула волшебница, задыхаясь.
Райна оглянулась – над головами уже почти закрылся исполинский мешок, оставался лишь крошечный клочок неба (или что тут вместо него?); Сигрлинн бежала прямо на вздыбившуюся перед ними стену; зелёные скалы нацелились прямо им в лица, точно исполинские наконечники копий.
– Как крикну – прыгай! Прямо вверх!
Несложно.
Вот и небо исчезло, совсем. Мешок захлопнулся, зелёный свет померк, оставалось только яркое серебристое сияние от проложенной Сигрлинн дорожки.
Путь их обрывался у самой стены; снег с неё уже осыпался, обвалился тонкий слой фальшивого гранита, и осталось лишь блестящее, словно вулканическое стекло, отполированное зелёное нечто.
Кристалл Дальних.
Сигрлинн что-то выкрикнула, так, что у Райны мигом заложило уши и едва не сшибло с ног. Дорожка исчезала, рассыпалась в ничто, оставалась только пропасть, и…
– Прыгай!
Райна прыгнула.
Мир вокруг неё разламывался, утрачивал чёткость, распадался, дрожал маревом пустынного миража. Всё вокруг было ненастоящим, кроме, наверное, воздуха, которым можно было дышать, да привычной земной тяги.
Сверкающая дорожка Сигрлинн обернулась туго свернувшимся вокруг чародейки и валькирии коконом; он устремился вверх, туда, где уже сомкнулась немыслимым образом изогнувшаяся твердь.
Кокон ударил в преграду, словно наконечник стрелы в стальную кирасу. Райна не выдержала, на миг зажмурилась, ожидая жестокого удара, боли, может быть – последней, но их всего лишь хорошенько встряхнуло, кокон окутался призрачным зеленоватым пламенем; вокруг громоздились исполинские зелёные кристаллы, соединённые в настолько пугающие, причудливые конструкции, что дух захватывало.
Сигрлинн рядом упала на одно колено, дышит тяжело. Райне вдруг почудилось, что сами контуры тела волшебницы тают и размываются, она словно бы с трудом удерживала человеческий облик, сквозь который так и норовил прорваться огненный вихрь, наверное, её подлинная суть.
Кристаллические громады были повсюду, справа и слева, наверху и внизу, заполняя собой всё пространство. Здесь не с кем сражаться, кроме, может, тех самых духов, если те выйдут из повиновения.
Среди этого застывшего зелёного хаоса мчалась серебряная стрела, вернее, только её остриё, заключившее в себя воительницу и волшебницу.
Плечи Сигрлинн ссутулились, руки бессильно поникли. Она замерла на одном колене, и плоть её становилась всё более прозрачной, как и та фальшивая твердь, по которой они бежали совсем недавно.
Райна прикусила губу. Мешать творящему волшбу – последнее дело, но слишком уж обессиленной казалась чародейка.
– Кирия…
Серебристый кокон явно замедлялся. Чудовищное сплетение зелёных конструктов, и никакого просвета, нигде.
Всё, они остановились; хорошо ещё, не падают, хотя притяжение никуда не делось; просто прекратилось движение.
– Кирия, – Райна осторожно коснулась плеча волшебницы и мигом отдёрнулась – обожглась, словно тронув железную раскалённую печку.
– Не… вырвались, – прохрипела Сигрлинн, по-прежнему стоя на одном колене. – Слишком… глубоко… нас забросило.
Серебристый кокон медленно-медленно подплыл к колоссальной горизонтальной оси, протянувшейся куда-то в бесконечность. Всё вокруг залито приглушённым серым светом, и вокруг – только хаос зелёных кристаллов, вернее, кристаллищ – настолько они велики.
– Где мы, кирия? – не удержалась Райна. – Это ведь не просто мир…
– Нет, – волшебница тяжело дышала; серебряный кокон коснулся зелёного монолита и растворился; чародейка и валькирия остались стоять на гладкой отполированной поверхности. – Это вообще не мир.
– А… а что же? – поразилась воительница.
– Не знаю, – Сигрлинн мрачно озиралась. – Не могу понять… не почувствовать…
Воительница втянула ноздрями воздух. Он по-прежнему полон силы, с ней ничего не случилось; так почему же могущественная Сигрлинн ничего не может сделать?
– Чем я могу служить, кирия?
– Хватит… принижать себя, гордая воительница. – Волшебница поднялась с заметным трудом. – Мы где-то в чреве у Дальних; я бывала у них в плену, но не видела ничего подобного. Не представляю, где мы. Здесь нет ни путей, ни направлений…
– Но есть верх и низ, – напомнила валькирия. – И я могу дышать.
– Потому что я об этом позаботилась. – Сигрлинн кривилась, потирала бок, где совсем недавно зияла рана от вонзившегося зелёного осколка. – Здесь нет привычного тебе воздуха, Разбивающая Щиты. А тяга… тяга меняется. Тебе кажется, что низ – он там, – волшебника ткнула пальцем себе под ноги, – но это тоже не так. Через несколько шагов он уже будет сбоку. А там, может, и над головой. Мне приходится прикладывать немалые усилия, чтобы придать этому хаосу хоть какое-то подобие порядка.
– Дальние – разве они не есть воплощённый порядок? – Райна вспоминала разговоры с отцом.
– Я тоже так думала. – Сигрлинн озиралась. – Но вот здесь всё такое… такое… тут разом и хаос, и порядок – всё вместе.
– И всё зелёное, аж глаза болят, – проворчала валькирия. – Почему обязательно зелёный? Почему кристаллы?
– Кристалл – якобы самое упорядоченное, что существует, – отозвалась волшебница, не переставая оглядываться. – А зелёный… вот честно скажу – за все годы и века моей распри с Дальними я это так и не уразумела. А теперь, Разбивающая Щиты, пожалуйста, помолчи какое-то время. Мне надо понять, как отсюда выбираться.
Райна коротко, отрывисто кивнула.
Здесь нечем дышать. Здесь нет, оказывается, «нормального» верха и низа. Это вообще не привычный воительнице «мир». Вот же занесло…
– Конструкция, – наконец проговорила чародейка. – Исполинская, такая громадная, что, как в сказках, «ни конца, ни края». Конструкция, упорядочивающая сама себя, всё больше и больше. Стягивающаяся, смыкающаяся… – Она вдруг поёжилась. – Никогда не подозревала о её существовании. Никто не подозревал, даже Хедин, не говоря уж, прости Орлангур, о Ракоте…
Они неподвижно застыли на стеклянисто-гладкой зеленоватой поверхности кристалла. Идти некуда, что делать – совершенно непонятно.
Валькирия бросила буравить взглядом спину Сигрлинн. Что бы ни задумала эта спасённая ею чародейка, своя голова на плечах тоже имеется. И опыт – дочери Старого Хрофта, девы-воительницы Асгарда, сражавшейся в бессчётных битвах.
Валькириям положено подхватывать души павших героев, нестись на крыльях ветра в Валгаллу, чтобы достойные как можно скорее собрались под крышей Зала Золотых Щитов. Она должна ощущать тонкие пути, преодолевать бури и незримые водовороты; и сейчас Райна, как встарь, попыталась представить, как отыскивает дорогу среди этих чудовищных осей и шестерён, как взмывает, подхваченная ветрами магии, как устремляется свозь кристаллический хаос прочь, туда, где свободно пролегли тропы Межреальности. Давным-давно она не прибегала к этому; но теперь, когда стены Асгарда поднялись вновь и мощь возвращается к Древним Богам, быть может, у неё получится…
Райна не замечала, как развернулась, с неподдельным любопытством уставившись на неё, сама Сигрлинн. Она уже отрывалась от поверхности, воспаряла над ней, разворачивая незримые крылья. Здесь нет верха и низа, значит, всё равно куда лететь! – лишь бы это вело к границе зелёного хаоса.
Она была, эта граница, где-то далеко-далеко, но была! Однако перед нею… порядок, сделавшийся хаосом, сгущался, становился совершенно непроходимым, и там… там что-то творилось, закрывающее пути, затворяющее их, перемалывающее привычное пространство-время…
Мельницы, вдруг подумалось Райне. Мельницы богов.
Но главное, что дорога отсюда есть! И выход тоже! Осталось только…
Жестокий удар прямо в лицо, словно незримой палицей, в глазах всё вспыхнуло, а сознание, напротив, померкло от боли.
…Сигрлинн поймала её в последний момент, когда валькирия уже готова была сорваться в пропасть. Здесь нет верха и низа, здесь земная тяга выделывает удивительные фортели, но падать от этого не менее больно и последствия не легче.
Райна не успела ни закрыться, ни отстраниться. Меж прижатых к лицу ладоней быстро бежали карминовые струйки; чародейка выругалась вполголоса на непонятном языке, с силой отвела руки валькирии от раны, зашипела злобно, увидев последствия.
– Сейчас… – пробормотала она, быстро проделывая какие-то пассы. – Сейчас…
Сила лилась свободно, и первое, что ощутила воительница, был расползающийся по лицу холод, быстро изгоняющий боль. Сквозь алую муть едва виделось напряжённое и резкое лицо Сигрлинн.
Ледяные клещи сдавили Райне виски, помогая, однако, сознанию проясниться.
– Что ты увидела? – на сей раз это понятное.
– Выход… – прохрипела воительница, с трудом выталкивая слова из разбитых губ. – Есть дорога… наружу. Я… валькирия, я… чую…
– Чуешь? – недоверчиво сощурилась Сигрлинн. – Лежи, лежи, сейчас будет легче, я уже залечиваю. Нас, конечно, отыщут…
– Уже заметили, – невнятно проговорила Райна, чувствуя, как в разбитом лице хрящи и кости собираются по кусочкам, срастаются и встают обратно на места.
– Я должна понять, что это за место, что тут происходит, – ладони Сигрлинн, узкие, с тонкими белыми пальцами, так и порхали над головой воительницы.
– Ч-чрево… Чрево Дальних…
– Слишком обще. Где это? Как связано с Упорядоченным? Грозит ему чем-то или нет? Где сами Дальние? Ты вот – ты нарвалась на преграду?
– Нет… это был удар… как копьём… только широким и тупым… Нас заметили…
– Едва ли они не знали, что мы здесь, с самого начала. – Волшебница выпрямилась. – Ну, вот и всё, Разбивающая Щиты! Опять – как новенькая; а то, прости, лик твой был всё одно что тот же разбитый щит.
– Благодарю, кирия. – И точно, боль ушла, оставив лишь лёгкую холодную онемелость.
– Не стоит, – отрывисто кивнула волшебница. – Как у вас, валькирий, с голодовками? С воздержанием от еды и питья?
– Выдержу, – Райна поднялась. – Я готова, кирия. Могу указать направление, которым отсюда выбираться.
– Не сразу, Разбивающая Щиты, не сразу. Мы не уйдём, прежде чем я не пойму творящегося тут.
– Что для этого нужно сделать, кирия?
Сигрлинн помолчала, раздражённо поджав губы, а потом вздохнула, развела руками:
– Не ведаю, валькирия. Пока что не ведаю.
Старый Хрофт погружался всё глубже в густой сизый туман, пронзённая грудь пылала и вздрагивала, каждый вздох – словно проводишь нагой ладонью по-над кузнечным горном. Его память уже отделилась, уже одевалась плотью, воплощалась, готовясь вернуться сознанием асов и асинь, уже не бессловесных зомби, но таких, какими они и были при жизни. Рассеянное по великому пространству Упорядоченного собиралось обратно.
Оно собиралось, а сам Ас Воронов тонул.
Ему казалось, что далеко-далеко наверху осталась поверхность Источника; через его горловину начался этот путь.
Словно змея, вьётся и вьётся незримая обычному глазу жила, уходя всё дальше и дальше в недра Упорядоченного, скользя сквозь Междумирье и почти не задевая его. Подобно корню, она разбрасывала в стороны множество отростков, постепенно истончающихся до волоса, жадно оплетая не только купы растущих в Межреальности живых «кустов» и «лесов» (каковые не были, конечно, ни кустами, ни лесами – их прозвали так исключительно за внешнее сходство), но и – стоп, неужели?! – целые миры. Или это только кажется ему, Хрофту, ослеплённому болью?..
Нет, не кажется. И боль вовсе не ослепляет, совсем напротив; принесённая жертва дивно обостряет зрение. Взгляд Старого Хрофта скользил вдоль протянувшихся далеко-далеко ответвлений жилы, добирался до истоков, откуда она жадно насасывала магию; но там, в самой глуби, где таилось её истинное начало, крылось нечто и вовсе невозможное, непредставимое, куда Отец Дружин сейчас и пытался пробиться. Он сделал то, зачем явился сюда, и жертва не напрасна – асы возвращаются, Фенрир уже должен бы заняться ими, встретить должным образом – но вот он сам, Ас Воронов, занырнул, похоже, слишком глубоко.
Что ж, это, во всяком случае, справедливо. Лучше так, чтобы скальды сказали:
Нашли бы, что сказать, в общем. Жаль только Райну, его Рандгрид. Так близко подойти к победе, встретиться, отыскать друг друга и сразу же вновь потерять…
Но он должен узнать, куда ведёт эта жила и где берёт начало. Асгарду Возрождённому не надо чужого, и если священный Урд бьёт в Обетованном, то так тому и быть. А под корнями Иггдрасиля пробьётся другой Источник. Источник, который не будет угрожать всему Упорядоченному.
Силы во вселенной много, хватит на всех, если знаешь, как правильно проложить ей путь.
А он, Ас Воронов, идёт в свой последний поход. Жаль только, что нет достойного врага помериться силами, и противник тут – он сам, его собственная слабость. Он должен увидеть, узнать как можно больше и не дать этому знанию остаться с ним навечно.
Глубже, глубже, и с ним только его самая верная спутница – боль.
Прости, Фенрир, прости, племянник – не от твоих клыков настанет моя смерть.
Прости…
– Зря стараешься, – холодно промолвил волку посланник Дальних, стоя скрестив руки на груди. – Зря время теряешь. Хозяин Асгарда оказался трусом; он признал себя неспособным выполнить слово и сбежал, сбежал в смерть. Постыдно и недостойно великого аса. Позорно.
Фенрир не ответил, всё так же неистово зализывая рану в груди Отца Дружин. Сотканная из жемчужных молний палица выпала из мощной длани, застыла в луже крови, шипя, словно рассерженная кошка.
– Хватит, хватит, – поморщился посланец. – Я чувствую, твой… хозяин – да, хозяин! – что-то сумел сделать там, в последний момент. Быть может, у нас ещё найдётся предводитель для воинства Древних Богов.
Волк не отвечал, не ответил даже на прямое оскорбление. Сказать ему, Роковому Зверю, которому пророчества отводили участь Проклятия О́дина, что Старый Хрофт – его хозяин?! Немыслимо, невозможно!.. Оскорбителя надлежало разорвать, разорвать немедля, прямо там, где стоит!..
Но Фенрир словно бы ничего не услышал, не повернул головы, не повёл ухом; мохнатая грудь прижималась к неподвижному Отцу Богов, длинный розовый язык так и мелькал.
Посланник Дальних пожал плечами и зашагал прочь, к вратам Асгарда, где ждало собранное им и его собратьями воинство.
…Волк не останавливался, глаза его горели жутким огнём, словно и в самом деле настал день Рагнарёка. Он лизал и лизал неподвижную грудь Старого Хрофта и замер, только когда бока его коснулась твёрдая длань в стальных наручьях, изукрашенных языками оранжевого пламени.
Рядом с Фенриром стоял Локи.
– Едва ли нам дадут тут долго прохлаждаться. – Сигрлинн вновь начала плести какое-то заклятие, долгое, донельзя сложное, и валькирия, смутно ощутив лишь самое его начало, тут же бросила безнадёжное занятие – пытаться понять, что же задумала чародейка.
– Знать бы, почему мы вообще тут можем стоять, – проворчала Райна, невольно потирая только что залеченную переносицу. – Если надо, бьют они метко.
– Именно что. – Волшебница творила перед собой в воздухе нечто призрачное, серебристое, меж изящными пальцами протянулись паутинной тонкости нити. – Но коль так – грех не использовать… Дай руку, Рандгрид!
Райна повиновалась.
– И показывай дорогу. – Вокруг них всклубилось уже знакомое жемчужно-тонкое сияние.
– Как?
– Просто представь, как она тебе открылась. – Сигрлинн по-прежнему держала валькирию за руку. – Я сделаю остальное.
Райна честно попыталась. Ей казалось, что ничего не получается, что без летящего впереди неё незримого дара дочерей Аса Воронов ей никогда не увидеть пути, ведущего прочь из темницы.
– Молодец, – проговорила чародейка, стоя рядом с ней и плотно зажмурившись. – Держись теперь так! Удерживай!..
Их кокон пришёл в движение; лабиринт зелёных кристаллов, протянувшийся куда-то в тёмную бесконечность, оставался позади.
«Неужели всё вот так просто?» – Райна каждый миг ждала ослепляющего удара в лицо, невольно нагибая голову и прикрываясь плечом, хотя это бы, конечно, не спасло.
Позади оставались несчитаные лиги тёмного пространства, плотно набитого зелёными стеклянистыми громадами. Они заполняли всё вокруг, разбухали, росли, так что серебристому кокону было всё труднее и труднее находить себе путь.
В ушах Райны неуклонно рос, ширился, поглощая всё внутри сознания, неумолчный шум, скрежет, громыхание, словно впереди и впрямь мололи исполинские жернова.
Напор силы становился всё мощнее. Её ветер грозил перерасти в ураган, но пока что Сигрлинн справлялась, напротив, сама всё ускоряла и ускоряла бег их кораблика по невидимым волнам.
– Только тут… такое… и проделаешь!..
Райна кивнула. Да, в обычном пространстве Межреальности на подобное просто не хватит силы. Здесь же они проносились над изумрудными громадами, под изумрудными громадами, вдоль изумрудных громад; гладкие, отполированные неведомыми руками поверхности, а под ними…
Смутные фигуры, пейзажи, уходящие так глубоко, насколько мог проникнуть взгляд. Очертания каких-то стен, башен, шпилей, какие только можно вообразить. Взор Райны ловил то застывшие в камне города, то величественные храмы на фоне гор, то мирные деревушки – и почему-то они впечатывались в память, словно она целый день провела, разглядывая их во всех подробностях.
Селения, города, горы, бухты, корабли… моря, застывшие, обратившиеся в зелёный камень.
Она заметила их только сейчас, смутные тени под зеркально гладкой поверхностью обрели вдруг ослепительную чёткость. Дальше – или глубже – в лабиринте зелёных исполинов ничего уже нельзя было разглядеть.
– Ты видишь, кирия?!
– Вижу, – Сигрлинн отозвалась с заметным трудом, сдавленно, словно ей что-то мешало разом и говорить, и удерживать несущее их вперёд заклинание.
– Миры, кирия! Целые миры!..
– Целые миры… уже окаменевшие и теперь растворяющиеся в зелёном, обращающиеся в кристалл… – эхом откликнулась чародейка. Лицо её исказилось. – Мы в чреве Дальних, Рандгрид. Здесь Упорядоченное становится кристаллом, по-настоящему упорядоченным…
Вот откуда здесь сила, ошеломлённо подумала Райна. Без неё зелёные кристаллы просто не смогут расти.
Конечно, всё это – лишь беглый взгляд в нечто, смелое рассуждение, и никто не знает, как оно на самом деле. Для этого, понимала валькирия, нужно остановиться и долго, осторожно, методично проникать поисковыми заклятиями в глубь зелёных монолитов; им с Сигрлинн просто очень хочется думать, чтобы Дальние оказались самыми злодейскими злодеями, какие только могут быть.
Миры окаменели. Целиком ли или их раздробило на части? И те фигуры, что виднеются на улицах, дорогах, полях, человеческие и не очень – как они умерли? Что с их душами? Остались здесь, в зелёной тюрьме, или отправились к Великому Орлу?
Да, чем ближе к «выходу», или «границе», тем яснее становились эти картины, тем больше в них деталей; и, что самое ужасное, тем лучше они запоминались, во всех подробностях.
Люди и не-люди, звери и чудовища, страшные и не очень, домашние и дикие, – все они сделались добычей зелёной темницы.
– Но как? Но когда? – услыхала Райна. Валькирия обернулась – глаза волшебницы пылали, точно уголья в камине; казалось, струйки пламени сейчас потекут, подобно слезам, сорвутся огненными каплями, подхваченные ветром магии. Сигрлинн говорила на понятном воительнице языке, языке Асгарда.
– Вы не замечали, кирия? Не замечали, как исчезают миры? – Райна вдруг поняла, что почти кричит.
Сигрлинн покачала головой, не глядя на воительницу.
– Хитро… как хитро… – шептала она, не сводя глаз с мелькавших в глубинах зелёного кристалла картин.
– Что «хитро»? Вы ничего не замечали?!
Чародейка застыла белоснежной статуэткой, ничего не отвечая. Молчание получилось весьма красноречивым.
– Они подбирали мир тут, мир там… – продолжала Райна, подхваченная странным и злым вдохновением. – Это не бездна Неназываемого. Это не Спаситель с его катастрофами. Это Дальние, зелёная чума. И о ней никто ничего не знал?!
Сигрлинн не отвечала, только вокруг неё неистово билась, словно сердце мчащегося во весь опор скакуна, аура силы. Вздувалась парусом и вновь опадала, стягивалась в точку и вдруг разворачивалась длиннейшими незримыми полотнищами; чародейка плела немыслимо сложные заклятия, преобразуя вокруг них саму эту убийственную реальность, где не выжить было бы даже Райне.
– Это Дальние. И о них никто не знал… – вполголоса, для себя самой повторила Райна, глядя на проносящееся мимо кладбище широко раскрытыми глазами.
Они срывали миры с древа Упорядоченного, подобно воронам, склёвывающим ягоды с куста. Ягодка здесь, ягодка там – сперва и не заметишь, а когда заметишь – будет уже поздно, ничего не останется.
И здесь не с кем сражаться, кроме самого лишь пространства, умирающей тени Междумирья. Оно втянуто меж давящих всё и вся изумрудных валов, истирается в труху, в песок, в пыль и даже ещё во что-то более мелкое. Дальние не размениваются на пустяки, а если размениваются – будь уверена, валькирия, всё это лишь для отвода глаз.
Но неужто их так просто выпустят отсюда? Ударили один раз – и отступились?
Она бросила быстрый взгляд на чародейку. Лицо Сигрлинн покрывал пот.
«Этого же не может быть, – подумала валькирия. – Её плоть – ничто, видимость, подделка; я видела твою истинную суть, чародейка, никогда не забуду тот огненный вихрь!.. Зачем ты притворяешься?»
Последнее она невольно произнесла вслух.
Сигрлинн дёрнулась, словно её обожгли хлыстом.
– Я… не… притворяюсь, – просипела она. – Мы… принимаем форму… со всем содержимым. Сейчас… не время…
Райна знала, что «сейчас не время». Она напряглась, ожидая готового вот-вот обрушиться удара, пытаясь угадать, не пропустить, увернуться.
Валькирия не пропустила и даже приняла незримое вскинутым наперевес клинком. Чутьё Древней, дочери О́дина, не подвело, но этого оказалось слишком мало.
…Сметённый обрушившейся на них мощью, замерцал и погас серебристый кокон. Сигрлинн захлебнулась коротким криком; чародейку и воительницу закрутил тёмный вихрь; Райна провалилась в чёрное беспамятство.
«Старшая Эдда», «Речи Высокого» // Пер. с древнеисландского А. Корсуна. Под ред. М. Стеблина-Каменецкого. Библиотека всемирной литературы. Том 9. М.: Худож. лит., 1975.