У пристани успокоенья,
Предаться мирной тишине,
Вдали от грозного ненастья,
И прежние, как в легком сне,
Свои воспоминать несчастья,
Как я, любезный друг, желал
Тебя обнять - душа пылала
И что ж? Увы! я только ждал,
А всем судьба располагала.
Уже предстал невдалеке
Счастливый случай, улыбаясь:
Надежда, в розовом венке,
Меня ласкала, усмехаясь;
Но все прошло, как с ночью сон...
Спешу к тебе, обнять желаю,
И - как несчастный Иксион,
Один лишь облак обнимаю...
О рок! здесь снова стало там!
Доколе течь моим слезам?
Или сердцам напрасно биться?
Иль невозможно двум друзьям
Минутой счастья насладиться?...
Чувства мои нелицемерны - поверь своему другу. Несчастие мое совершенно - но, признаться ли? еще надежда не совсем для
81
меня исчезла. Я уверен - ты б не уехал, не видя возможности опять увидеться со мною. Дай Бог, чтоб это была правда!
Нетерпеливо жду твоего ответа. Сим кончаю письмо мое. Остальное до другого раза, - в течение получаса нельзя написать более. Прости! будь уверен, что чувства мои к тебе всегда останутся одинаковы - чувствами искреннего друга.
Алексей Илличевский.
XII
Царское Село.
Сентября 2 дня
1815 года.
Любезный друг Павел Николаевич!
"На силу-то собрался отвечать мне! такой ленивец!" думаешь ты, развертывая это письмо. О Monsieur le свободный человек, пользующийся весь день счастливым досугом, прошу не мерить меня своим аршином! или ты забыл, что нахожусь в Лицее - другому сказал бы я в месте учения, заточения, беспрестанных уроков и занятий, - в месте, в котором время каждый день съедается восемью часами классов, но тебе уж это известно. Господин Математик, составь из этого прогрессию: чем ближе мы к пределу учения, тем больше требуют от нас прилежания; но ты уже поверил это собственным опытом. Счастливый человек! ты уже кончил сей многотрудный опыт - а я?.. С каким восторгом пристал ты к берегу, восклицая: конец благополучну бегу! спускайте други паруса!., когда-то я воскликну!..
Описать ли тебе, как я провожу время? - Наше Царское Село в летние дни есть Петербург в миниатюре. И у нас есть вечерние гулянья, в саду музыка и песни, иногда театры. Всем этим обязаны мы графу Толстому, богатому и любящему удовольствия человеку. По знакомству с хозяином и мы имеем вход в его спектакли-ты можешь понять, что это наше первое и почти единственное удовольствие. Но Осень на нас, не на шутку, косо поглядывает. Эта дама так сварлива, что с нею никто почти ужиться не может. Все запрется в домы, разъедется в столицу, или куда кто хочет - а мы постоянные жители Села живи с нею.
Чем убить такое скучное время? Вот тут по неволе призовешь к себе науки. - Знаешь ли что я затеял? Есть книга: Плутарх для юношества, сочинение Бланшарда в 4 частях1. Она переведена на русский и дополнена многими великими мужами России. Но и сочинитель и переводчик много еще пропустили. Мне пришло на мысль издать - (рано или поздно, разумеется) Новый Плутарх для юношества, служащий дополнением к Плутарху Бланшардо-ву. Без великого труда набрал я 60 великих мужей, ими пропущенных. - Покамест собираю о них разные известия, а издам по выходе из Лицея. Может быть и не издам - кто знает, какие препятствия могут случиться - но и одна мечта забавляет меня.
О Леонарде Эйлере - отношусь к тебе, как к ближайшему его родственнику - не можешь ли известить меня, напечатана ли где-нибудь жизнь его? или, если ты знаешь ее, напиши мне хоть краткое о ней понятие. Впрочем не делай этого гласным - ты видишь, что это ни что, как игрушка.
Любезным братцам твоим кланяюсь искренно. Вилиньку благодарю за то, что он меня помнит; Егорушку за его приятное письмо. Не могу писать более зови, коли хочешь, это письмо запискою. - Звонят в классы, несут письма на почту и я имею время толь подписаться верным твоим другом
Алексеем Илличевским.
XIII
Царское Село.
Сентября 22 дня
1815г.
Любезный друг Павел Николаевич!
Приятнейшее письмо твое получил я - сидя за чашкою чаю; но в этом случае я-поэт - был хладнокровнее тебя-математика: возможно ль? Я не кинул чашки под стол, не пролил даже ни капли чаю; но - окончив все как следует распечатал письмо твое - не повторяю мной прибавленного эпитета: приятнейшее', ибо я уверен, что ты сам чувствуешь, сколько письма твои мне приносят удовольствия, не смотря на те слова, которые ты влагаешь в уста
' Не в 4-х, а в 10 частях. См. Смирдинскую роспись No 3323. Эта книга в русском переиоде имела три издания 1809, 18Ии 1823гг. Я. Г.
83
мои и которые истине (математической или какой хочешь: истина одна и та же) надлежит вычеркнуть: "опять письмо! как часто и какие длинные письма! такой скучный человек!" Скучный человек: точно! потому что говоришь против сердца. Ессе verba amici!1
Каков гром моего красноречия! ты, я думаю, бледнеешь, дрожишь, трепещешь... Но я подобно Зевсу-тучегонителю рассеиваю бурю и луч отрадный просиявает на небосклоне. Изъясним Аллегорию: я рассеиваю бессмыслицу и начинаю говорить о деле.
Благодарю тебя за одобрение моего мечтательного, гигантического - для сил моих - предприятия; благодарю еще более за помощь, поданную моему неведению: не лучше ли невежеству? Предоставляю твоему милостивому произволу - или переслать мне Похвальное слово Эйлеру (с тем, что я возвращу ее как можно скорее в целости и исправности), или... боюсь вымолвить, ибо знаю, что обременю тебя великим и скучным трудом... или сообщать мне, когда соблаговолишь, хоть изредка переводы тех мест, которые именно относятся к жизни сего великого человека, выкидывая все неумеренные восклицании, похвалы и излишние обстоятельства, которые не входят в состав биографии и в предмет строгого историка. Великое само по себе прекрасно! Я уверен совершенно, что, если ты захочешь посвятить этому несколько досуга, то исполнишь в точности ожидания не меня - pauvre diable que je suis3, - но всякого знатока литературы... Довольно! пишу к тебе о Похвальном слове Эйлеру, а делаю похвальное слово П. Фуссу - такова моя головушка! впрочем, будь уверен, что во всей этой похвале нет ни лишнего, ни неумеренного. - Сердце говорило, рука писала. На первый раз ты меня обяжешь и тем. если пришлешь ко мне: когда Эйлер родился и когда умер. Le reste je laisse a ta Providence3.