Передвигались мы медленно.
Сначала шли, потом ехали и вновь шли. Страдало все — и ноги, и спина, и голова. Первые от физических нагрузок, а последняя — от косых взглядов Кощея. Уж не знаю, что он там задумал, но рассматривал меня о-очень внимательно.
— Когда дома будем? Устала, — пожаловалась я, повисая на мужском плече. — Ну не дергайся, дай хоть облокочусь.
— К вечеру.
— Правда? Честно-честно? Уже сегодня вечером? Ура! Дом, милый дом! Ты даже не представляешь, как я умаялась.
— Представляю.
— Нет, точно не представляешь. Вон как лихо шагаешь, ноги длиннющие, шаги огромные. Пока ты делаешь то-оп, то-оп, я успеваю топ-топ-топ! Понял?
— Понял, — усмехнулся он. — Идти помедленнее?
— Нет уж, сбавим скорость — вовек домой не доберемся. А может, ты меня на ручки возьмешь? — Я нахально хлопнула ресницами. — Ты сильный, вон как мышцы растут, скоро рубашка треснет. А я маленькая, худенькая, тощенькая по вашим меркам. Ну что тебе стоит?
— Умеешь убеждать… Ладно, иди сюда.
— Ты прелесть!
Кощей поморщился.
— Только при Яге не зови меня так, засмеет.
— Хорошо, буду звать тебя, как и остальные, «мой грозный царь», даже добавлю «властитель и повелитель».
— Гм, знаешь, слово «повелитель» мне очень понравилось. На нем и остановимся.
— Еще чего! — вздернула носик я, удобнее устраиваясь в его руках. — Вот женишься, тогда, может, и назову… один разок.
— Ну вот, — хмыкнул он, — все мечты разбила вдребезги. А я уж надеялся, что смог приручить тебя, бедовую такую.
Я улыбнулась. Кощей часто меня зовет «бедовой», но еще никогда это слово не звучало так ласково.
Неожиданно где-то впереди раздался шум. Залаяли собаки.
— Что случилось?
— Тихо, — шепнул мужчина, прислушиваясь. — Никак охота? Ну точно, смотри, зверь лесной бежит, спугнули, видать. Эх, остолопы, ну кто так охотится? Хм… знаю кто.
— И кто? — Я услышала громкие разговоры и непроизвольно вжала голову в плечи. Не дай бог, такие же недовольные, как в Подземном, только этого не хватало.
— Еремей. Мы как раз Лукоморье дальней тропой объезжаем. — Кощей вновь покачал головой. — Ну кто так охотится… Ерема, Ерема, как был олухом, так и остался.
И тут, словно в подтверждение его слов, меж деревьев замелькала рыжая макушка лукоморского царя.
— Елки-перепелки! — выдал он удивленно, узрев Кощея. — Никак гости у нас!
— Гости, гости. — Бессмертный расщедрился на вежливую улыбку. — Вон с невестой выехал.
— С невестой? — Еремей расширил глаза и, подъехав поближе, впился взглядом в мое лицо. — Не та ли, что из моей вотчины тебе отдана?
— Она самая.
До этого я старательно прятала лицо на Кощеевой груди, но после таких слов скрываться не было смысла.
— Доброго дня, царь-батюшка, — раздвинула уголки губ я. Насильно раздвинула, с неохотой. Уж больно неожиданной оказалась встреча.
— Верико! И правда ты, девка? Не думал не гадал, что так скоро встречу!
— И я не ожидала.
Широкая улыбка Еремея растянулась еще шире, так что стали видны десны. Он подмигнул, повел взглядом на Кощея и вновь подмигнул.
Я закатила глаза. Ну и дурак…
— Чего это у тебя, Еремей, веко дергается, застудил, что ли? — удивленно заметил Кощей.
— Ну так старость не за горами. Это ты вон все молодеешь, а я годков-то своих не стыжусь.
— А я, значит, стыжусь?
Еремей глуповато пожал плечами.
— С младой невестой любой помолодеет.
Я нахмурилась. Что это он говорит, рыжий черт? Нечего моему Кощею чужие комплексы присобачивать.
— Наоборот, царь-батюшка, — в эти слова мне пришлось вложить весь мед, который смогла отыскать, — с таким-то женихом любая девица себя царицей враз почувствует. Жаль, тебе такое не ведомо.
Еремей замер, но, решив, что это игра, для отвода глаз придуманная, вновь подмигнул.
— Так куда путь держишь, соседушка?
— Домой возвращаемся. — Кощей отвечал благодушно, видно, по сердцу пришлись мои слова.
— Откель?
— Из Подземного.
— Ой, далече! Притомились небось? Так, может, ко мне пожалуете, отдохнете? Да и невестушка твоя наверняка по Лукоморью соскучилась.
— Ничего я не соскучилась.
— Тише, Верико, — шепнул Бессмертный, — я давно собирался к ним заглянуть, а это хороший повод.
— Зачем тебе Лукоморье?
— Неспокойно там, как бы из-под власти моей не ушли, надо бы проверить, народу показаться. Ну не противься, дело недолгое, а ты и правда отдохнешь.
— Кощей…
— Я прошу. — Он приблизился к самому уху и чуть дотронулся губами до мочки. — Так надо.
— Ну надо так надо. Только еще раз чмокни.
Кощей рассмеялся и дотронулся до щеки.
— Мы едем! — обратился он к Еремею. — Прикажи затапливать баню да стол повкуснее готовь.
Банька была и правда хороша. Я с удовольствием смыла всю дорожную грязь, обернулась простыней и пошла в комнату. Сейчас бы еще отдохнуть пару часиков, пока Кощей свои дела решает, и все, можно домой ехать.
— Верико, наконец-то! — В выделенных мне покоях уже поджидали Еремей и толстый дьяк.
Черт! Ну не хочу я их сейчас видеть, не хочу! И вспоминать про яйцо тоже не хочу. Не сейчас, не так.
— Что же ты так долго парилась? — укоризненно вымолвил дьяк. — Знала же, что ждать будем.
— Не знала. Даже не догадывалась.
— Ну как же не знала? Ты, девка, дури-то не говори. Уж не ведаю, чем промыл тебе Кощей мозги, но дело благое помнить должна. Где яйцо?
— Какое? О чем ты, родимый? Ни про какое яйцо не слышала.
— Как не слышала?! — Еремей вскочил с лавки. — Тебя за чем к Кощею отправили? За яйцом! Давай сюда!
— Нет у меня ничего. И вообще, чего приперлись? — Я топнула ногой, совсем как Либуша, когда на холопов ругалась. — Я отдохнуть хотела, поспать немного, а то ночью с комарами особо не выспишься. Выметайтесь живо!
— Эй, девка! — Дьяк грузно поднялся вслед за своим царем. — Совсем разум помутился?
— Это у тебя сейчас помутится. И не только разум. Пошли вон!
Еремей почесал рыжую макушку и вроде как успокоился.
— Не ори, не у себя дома челядь распекаешь, а с царем беседу ведешь. — Он уселся и, вытянув ноги, вперился взглядом в собственные сапоги. — Это что же получается, яйцо ты не нашла?
— Не нашла.
— Ну хоть искала?
— Искала, — честно призналась я. — Да только запрятано оно так, что днем с огнем не сыщешь.
— Запрятано, значит. Эх, дела… Ну что ж, придется тебе все-таки выйти замуж за злодея да разузнать в супружеской постели, что да как со смертью-то, есть ли способ найти али нет.
— Ничего я узнавать не буду.
— Как так? — Еремей пошевелил пшеничными бровями. — А, понимаю. Замуж за колдуна не хочешь. Так не ради себя стараешься, ради всего царства Лукоморского.
Я усмехнулась.
— Да плевать я хотела на ваше царство. Сказала ничего узнавать и искать не буду, значит, не буду.
— Да ты чего, девка, ты чего? — подал голос изумленный дьяк. — Ты в бане, что ль, угорела? Как ты домой попадешь-то, коли яйцо не принесешь? Желание рыбка-то должна исполнить! Иначе не выбраться тебе на родину, так и помрешь в одиночестве.
— А я, может, не хочу возвращаться, — медленно, взвешивая каждое слово, проговорила я. — Мой дом тут, подле Кощея. Иного не надобно.
— А как же мамка? А друзья? Ты подумай, вспомни!
— Каждый день вспоминаю. Да только не ждет меня там никто. Жила, крутилась как белка в колесе. Дом — учеба — подработка, снова дом. Радости-то не было, страшно сказать, даже на любовь времени не находилось. А здесь я на месте. — Я так спокойно произнесла это, словно именно сейчас наконец-то сформулировала для себя, что все правильно, все верно. И не надо другого. — Тут мое место, подле Кощея.
— Верико!
— Нет, царь-батюшка, даже не уговаривай. Ничего искать не буду. И за жениха выйду по своей воле, а не по твоему наущению.
— Как же так…
— А вот так.
— Девица-красавица, — вдруг раздался звонкий голосок. — В сторону-то глянь! — Я повернулась; на подоконнике стояла банка с прозрачной водой, в которой вольготно бултыхалась рыбка. — Значит, не хочешь яйцо искать?
— Не хочу.
— И домой не хочешь?
— И домой не хочу.
— А обо мне ты подумала? — Рыбка сердито махнула хвостиком. — Пока я желание не исполню, тоже домой не попаду. Мне теперь всю жизнь в банке из-под вишневого варенья сидеть?
— Из-под малинового, — поправил дьяк.
— Что сказал? — Чешуйчатая волшебница со злостью зыркнула на мужика.
— Я просто напомнил, что малиновое, не вишневое. Я сам ел…
— Да хоть из-под черносмородинового! Слушай, Верико, коли ты домой не хочешь, это твои проблемы, а я к деткам хочу. В свою заводь. К водяному!
Я удивленно посмотрела на Еремея.
— Ты чего ее не отпустишь?
— Желание исполнит — отпущу. А пока она моя, по традиции все, по закону.
— Живодер!
Еремей брови нахмурил, но так как слова такого не знал, то и не понял, похвалила я либо оскорбила. Но на всякий случай выпятил нижнюю губу и обиженно отвернулся.
— Девица-красавица, — взмолилась золотая рыбка. — Нельзя мне с подвешенным желанием жить! Никак нельзя!
— Я никакое яйцо выкрадывать не собираюсь.
— Ну Верико!
— Нет!
Рыбка вдохнула.
— А узнать, где оно, сможешь?
Еремей встрепенулся. Дьяк тоже затаил дыхание. Я поджала губы.
— Зачем?
— Ну как же? — Золотое чудо пошевелило плавниками, разгоняя воду. — В желании говорилось, чтоб ты принесла смерть Кощееву.
— И что?
— Если ты узнаешь, где находится его смерть, — со значением произнесла рыбка, — то желание тоже будет считаться. Ну пожалуйста! Он меня каждый день сковородкой пугает!
Я глубоко вздохнула. Гринписа на вас нет… Что же делать? Рыбку жаль, вроде не виновата она, что желание такое чудное загадали. Обязана исполнять все, что ни прикажут. Работа.
Помочь, что ли?
А какой вред будет от этого Кощею? Ну, узнают, где смерть хранит, и что? Уверена, все запрятано далеко и надежно. Даже догадываюсь, где именно: море, дуб, сундук и так далее. Сразу не найдут же? Нет. Успеем перепрятать? Успеем. А как я Кощея буду на это уговаривать? Эх, была не была, уговорю как-нибудь.
— Ладно, так и быть. Я узнаю, где яйцо спрятано, а ты, — грозно глянула на Еремея, — тут же отпустишь рыбку!
— Хорошо, хорошо. Только узнай, а то надоел проклятый, жить спокойно не дает, все дани требует. У меня уже девки кончаются.
Я протянула руку к котомке. Чуть помешкав и просчитав ситуацию еще раз, боясь передумать, достала Вареньку.
— Пришло время третьего вопроса.
— Что я вижу, хозяюшка? Решилась-таки. Знаю, знаю, какой вопрос задать хочешь, ведомы мне мысли твои. — Куколка ободряюще улыбнулась. — Ничего не бойся, задавай.
Глубоко вздохнув, я спросила:
— Где находится яйцо со смертью Кощея?
Варенька рассмеялась. И до того ее смех был чистым и звонким, что сама не заметила, как тоже улыбнулась.
— Вот и сподобилась! А то робела, все от вопроса отказывалась.
— Так где яйцо? — повторила я.
— А нету никакого яйца, хозяюшка. Все слухи людские да домыслы. Нет и не было.
— Как — нет? Как — нет? — заорал Еремей, хватая куклу. — Я сам слышал! В каждом доме, в каждом углу про это знают. Да мне матушка перед смертью сама об этом поведала!
— Народ чего только ни придумает, лишь бы не верить в могущество Темного царя, — снова рассмеялась Варенька. — Бессмертен он, как есть бессмертен.
— Врешь!
— Истинная правда.
— Врешь! Не может быть!
— Верь не верь, но яйца нет. А ты, хозяюшка, не переживай, любит он тебя, уж я-то точно знаю, — сказала куколка. На меня глянула, ласково улыбнулась напоследок… и вдруг обратилась бездушной деревяшкой.
— Как же так? — оторопел царь, разжимая пальцы.
А на пол с глухим стуком упала лишь ободранная палочка и пучок соломы — все, что когда-то было Варенькой.
— Повезло… Исчезла, — молвила рыбка. — Последнее желание, что ли, было?
— Ага, — ошарашенно кивнула я.
— Все выполнила и домой вернулась, молодец. Я тоже домой хочу! Слышишь, царь? Принесла девица тебе смерть Кощееву? Принесла. Все! Прощай!
Опечаленный Еремей обернулся, хотел что-то сказать, но рыбка, радостно махнув хвостом, крутнулась и тоже исчезла.
— Как же так? — повторил царь, хватаясь за голову. — Разве нет никакого яйца? Ай-ай, что же делать? Как же убивать-то будем… Как же, Верико? — Он перевел взор на меня.
Я отшатнулась.
— Понятия не имею. Делай что хочешь, но меня оставь в покое. Я тебе теперь ничего не должна.
И, подхватив чистую блузу и юбку, вышла в коридор. Найду другое место, где переодеться, иначе наговорю чего-нибудь, о чем сама жалеть буду.
— Стой, девка! Стой, говорю! — за мной следом выбежал дьяк.
— Чего тебе?
— Ты куда идешь-то?
— Переоденусь, найду Кощея и потороплю с возвращением домой.
— Чумная ты, неужели не понимаешь, что происходит?
Я приподняла бровь. Видимо, этот жест, точно скопированный у Бессмертного, получился слишком похожим, так что дьяк резко отшатнулся и сплюнул.
— Не понимаешь, значит.
— Чего не понимаю?
— Вот скажи, зачем ты ему? Думаешь, как невеста нужна? Или как жена настоящая? Поиграет и бросит.
— Глупости, — уверенно ответила я и, заметив в конце коридора Кощея, улыбнулась. — Я замуж хочу.
Бессмертный подходил все ближе; услышав мои слова, он довольно усмехнулся.
— Опоенная! Как есть чем-то опоенная! — не затыкался дьяк. — Ну ладно, не смогла ты яйцо выкрасть. Нет яйца, и леший с ним… Давай другой способ найдем злодея убить!
Я побелела.
— Что ты несешь?!
Кощей тоже остановился и внимательно прислушался, в его глазах мелькнул настороженный огонек.
— Верико, слушай, мы когда тебя в невесты спроваживали, договаривались, что яйцо скрадешь? Договаривались. Ну не смогла — и ладно, с кем не бывает. Но обещания-то выполнять надо. Ты не с рыбкой договор заключала, а с нами. Делов-то осталось всего ничего — в доверие уже втерлась, много времени рядом проводишь. Порасспрашиваешь сейчас аккуратно, может, есть какой способ убить нелюдя? А мы уж найдем, чем тебе отплатить. Ты не думай!
Лицо Кощея окаменело. Мне вдруг показалось, что он сейчас разнесет все царство, не дав даже толком оправдаться.
— Все было иначе, — шепнула я. — Не верь…
— Чего иначе? — не понял дьяк, но, разглядев, каким страхом наполняются мои глаза, мигом обернулся. — Ой-ё…
Несмотря на грузность и огромный живот, думный дьяк умел бегать очень быстро. В мгновение ока он исчез из нашего поля зрения, оставив после себя лишь гулкое, бьющее по вискам напоминание.
— Кощей…
— Это правда? Все, что я сейчас услышал?
— Кощей!
— Это правда?!
— Все было давно.
— Значит, правда, — тихо сказал он, видимо не веря до последнего момента. — Значит, все слова, все, что ты когда-либо говорила…
— Нет! Нет! — Я подбежала ближе и заглянула в глаза. — Возможно, в самом начале, но не потом. Сейчас все иначе!
— Уйди.
— Кощей…
— Уйди я сказал! — с силой рявкнул он.
И столько в его глазах было гнева и бессильной ярости, что я лишь сглотнула разом набежавшие слезы и побрела прочь.
Как говорится, нельзя так категорично делить людей на хороших и плохих. Будем честны, все люди так себе… И именно вот эта золотая серединка досталась мне в наибольшей мере.
Кощей, конечно, прав, нельзя так поступать, нельзя обманывать, недоговаривать, особенно близким, но ведь и моя правда тут тоже есть! Я готова была на многое, лишь бы вернуться домой. Кто же знал, что так все сложится?
Надо извиниться. Обязательно надо. Иначе потеряю Кощея и доходное место на троне Темной царицы. Хотя потерять жениха, конечно, намного больнее.
Нет, ну каков мужик, а? Сумел за короткое время стать самым значительным человеком в моей жизни.
Думай, Верико, думай. Сначала накосячим, а потом размышляем, что же делать. Извечный русский вопрос. Н-да…
Может, надо было заранее Кощея подготовить к этой новости? Полунамеками какими-нибудь: «Знаешь, дорогой, а я тут намедни тебя убить планировала, но не переживай, планы с утра поменялись. — И улыбнуться заискивающе. — Ты же не сердишься, нет?»
Ага, как же, не будет он сердиться. Полмира с карты сотрет, прежде чем успокоится. Эх, ладно, пойду поищу его, что ли. Вдруг угомонился?
Кощей нашелся во дворе. Громко орал, размахивая руками, и вообще вид имел гневный и яростный. Спокойствием и не пахло.
Я собралась с духом и подошла поближе.
— Мы можем поговорить?
— Найти! Немедленно! — отрывисто крикнул кому-то он.
— Я хотела бы объяснить…
— Коли не найдете, самолично на осине повешу!
— Кощей…
— Что значит «не знаем»? Обязаны знать! Кто последним видел? Привести сюда, быстро, иначе сам найду. Я вам так найду, что век помнить будете!
— Кощей… — Я старалась вклиниться в разговор, но Бессмертный словно смотрел насквозь, будто перед ним пустое место, а не невеста. — Поговорить бы.
— Стражник видел? Прислать стражника, — бушевал мужчина. — Допросить! Выходы из города перекрыть! Как — чем? Да хоть мешками дороги заваливайте, хоть сами ложитесь. Но чтоб ни один не ушел!
— Кощей!
— Что?! — не меняя интонации, огрызнулся он.
Ну, слава богу, хоть заметил. А то изображал избирательно глухого. Всех слышит, меня нет.
— Поговорить хочу.
Ноль реакции. Отвернулся и что-то крикнул резво бегающим холопам. Зачем, кстати, он на них орет? Зло срывает или и вправду в чем-то провинились? Хм, ищут чего-то.
— Прости, пожалуйста, — вздохнула я. Пусть не отвечает, лишь бы не прогонял. — Ситуация и правда идиотская, но ты знаешь только половину правды. Не такая уж я плохая… Нет, дура, конечно, тут спорить никто не будет, сама знаю, что дура, но ведь не со зла. Да не кричи ты на них, я собственного голоса не слышу!
Кощей звук приубавил, неужели готов пойти на примирение? А, нет, просто воздух в легкие набирал, чтобы зареветь погромче. Ух, как ругается, бедные холопы уже на коленях ползают, лишь бы не попасться на злые царские очи.
Только бы мне заодно не влетело, хотя куда уж хуже.
— Я ведь тогда тебя совсем не знала, понимаешь? Слышала, как другие отзываются — Темный царь, вселенское зло, гад каких поискать надо. Кто же знал, что ты совсем другой?
Кощей дернул плечом.
— Страшным был, некрасивым. Да чего скрывать, по-настоящему ужасным. А потом вдруг меняться начал. Веришь, я ведь еще до первого изменения уважать тебя начала. За ум, за чувство юмора. Оно у тебя, конечно, на любителя, но все же есть. Прости, пожалуйста, не со зла во все это ввязалась. Давно уж передумала Еремею помогать, а тот разговор… Это же после моего отказа было, пойми правильно.
Но Бессмертный не отвечал. Все внимание отдавал какой-то незнакомой пропаже, порывался найти, поставить на уши все Лукоморье, а на меня даже внимания не обращал.
Я вздохнула. Ну что ж, раз по-хорошему прощать не хочет, придется действовать другими методами.
Сам напросился.
Весь остаток дня в лукоморской столице царил переполох. И причина была самая что ни на есть серьезная.
Когда я спросила у прошмыгнувшей мимо чернавки, что происходит, то получила весьма вразумительный, хоть и краткий ответ: «А царь-то сбег!»
Вначале с перепугу подумала, что Кощей домой вернулся, бросил меня в одиночестве, но нет, вон он стоит, красавец, по-прежнему глотку дерет. А сбежавшим царем оказался Еремей. Не выдержали, видать, нервы у заговорщика. Дьяка-то сразу поймали, а вот Еремка успел исчезнуть.
Бессмертный над сложившейся ситуацией долго не думал, да и зачем мозги в спиральку сворачивать, коли и так ясно: платили дань Темному царю и далее платить будут. Ну а чтобы избежать лишней бюрократии, постановил…
Впрочем, давайте обо всем по порядку.
Собрав на главной площади народу побольше, Кощей выступил вперед и, зловеще улыбнувшись молодой, белозубой улыбкой, изрек:
— Вижу, вы совсем тут без моего пригляда распоясались. Убийства замышляете, против покровителя заговоры плетете. А я ведь пожалел вас когда-то… Века три назад, если память не подводит. В обмен на жизнь и здравие ваши пращуры мне в верности клялись! — Он прищурился. — А что сейчас? Сам царь смерти моей ищет, в положенной дани отказывает, в закромах глухих мою долю припрятывает!
По толпе прошел шепоток. Испугались люди, призадумались.
— А вы? Да, вы — сединами убеленные старцы! Хранители традиций и законов! Как вы могли допустить такое?
— Так это… мы… вот… — промычало старшее поколение.
— Я и не ждал ответа. — Кощей расправил плечи. — Значит, так… Слушайте мое слово, люди! Один раз скажу, повторять не буду. Как были под моим началом, так и останетесь. Как исполняли мою волю, так и будете исполнять. А чтобы своевольничать не повадились — под свою руку возьму Лукоморье! К царству Темному присоединю!
Хорошо говорил Бессмертный, я аж заслушалась. Люди кивали. Морщились, но кивали. Самые горячие, правда, попробовали слово поперек сказать, так Кощей стражников звать не стал, сам наглецов на место поставил. Кнутом. Поперек спины.
— Есть еще желающие проверить, законна ли власть? — вопросил он, держа на виду охотничью плеть.
Желающих не нашлось.
— Ну и славно. Слушайте тогда первый наказ: увидите Еремку — гнать взашей. Не царь он боле. Все поняли? — Толпа слаженно кивнула. — Ну, тогда задерживать не буду. К делам да заботам возвращайтесь.
Тут же обступил его народ. Вопросы люди задавали, но в глаза глядеть боялись.
— Грозный царь, а как же…
— Темное царство живет и процветает, так неужели думаете, что вы, под мое начало вставши, обижены будете?
— Не обессудь, но все же…
— А коли есть вопросы, пожалуйте во дворец. — Кощей кивнул. — На все отвечу.
Он и еще несколько человек, пользовавшихся у народа доверием, направились во дворец — думы тяжкие думать, уток жареных пробовать да наливочкой угощаться.
— Царь-батюшка! — Один из стражников окликнул нового властителя. — А телегу-то распрягать?
— Какую телегу? — не понял Кощей.
— Невеста твоя приказала телегу готовить, чтоб в дорогу, значит, ехать.
— Ну раз приказала, то пусть одна пока едет. — Он безразлично пожал плечами и пошел дальше.
Я нахмурилась. Как так одна? А он? А я? А мы?
Словно услышав мои мысли, Бессмертный обернулся, скользнул по мне взглядом и, мимолетно оскалившись, покинул площадь.
Ах вот, значит, как? Вот как, да? Га-а-ад… Помолодевший, но все равно гад!
Я мерила шагами свои апартаменты и размышляла, что же делать, как правильнее поступить? Что ни говори, а терять такой ценный мужской экземпляр не хотелось.
— Стоп, отставить истерику! Кто может помочь? Угу, решено, пора звать тяжелую артиллерию.
Выглянув в коридор, уже привычно щелкнула пальцами. Невысокая служанка тут же вылетела из-за угла и вопросительно встала перед дверью.
— Чего желаешь, царевна?
— Гонца, — решительно приказала я, обдумывая предстоящий разговор. — Самого быстрого!
— Поищу, изволь обождать.
— Изволю.
Гонец прибыл через пятнадцать минут. Я скептически его оглядела и, решив, что годен, принялась давать наказ:
— Поскачешь в Темное царство, прямиком во дворец, там сейчас Баба-яга гостит. Что побелел? Да, та самая. Нет, не тронет, скажешь, что от меня. Зачем? Меня там каждая собака знает, не переживай. Ну так вот, если Яги не будет, обратишься к Марфе, это сестра ее. А теперь-то чего? А-а-а, встречался уже… Ничего, привыкай.
— А чего передавать-то? — сглотнув, спросил хрипло гонец.
— Что срочно жду кого-нибудь из них тут. Немедленно! Вот прям чтоб сегодня вечером уже были! Яга летать умеет, так что должны успеть.
— Помилуй, царевна, как же я до вечера-то смогу до них доскакать?! Может, лучше почтой?
— Какой? Почтой России? К следующему году только дойдет.
— Голубиной! Она у нас ох какая скорая!
— Точно? — скептически произнесла я.
— Ага! — радостно подтвердил гонец.
Счастлив, что с Ягой встречаться не придется. Эх, трус несчастный.
Уж не знаю, быстро ли летают голуби Лукоморья, но с почтой РФ они точно не сравнимы. Экстренно вызванная Яга появилась примерно через час.
— Ну? — с порога принялась она за дело. — Что случилось?
— Кощей! — Я развела руками. — Кощей случился! Жениться отказывается. Опять.
— Как так? Почему? Не должен.
— Вот именно что не должен, а отказывается.
— Чего говорит?
— Верить перестал.
Яга насупилась.
— Ой, чувствую, неспроста Кощеюшка свадьбу-то переносит. Ну-ка отвечай, сама виновата?
— Ну…
— Чего учудила?
— Да я это…
— Та-ак, — протянула старуха, проходя в комнату. — Где тут стол? Вижу. Поди-ка сюда, девонька, садись. Сейчас вареньице свежее пробовать будем, оно дюже хорошо настроение поднимает.
— Что-то я не слышала, чтобы варенье настроение поднимало, — шмыгнула носом я.
— Так ты, наверное, в него дрожжи не кладешь. — Яга откуда-то достала большущую бутыль. — А с дрожжами-то любое варенье вкуснее делается. Чарка где?
— Не знаю.
— Эх, молодежь… — Она как-то по-особенному покрутила пальцами, и в руках появились два прозрачных стаканчика.
— Ну, девка, давай, поднимай настроение, а то чуть не плачешь. Ну? А теперь рассказывай, да поподробнее.
Варенье (или то, что им было когда-то) оказалось на редкость вкусной штукой. А главное полезной, состояние духа и впрямь неукротимо стремилось вверх.
— А потом он на меня фыркнул! — жаловалась я спустя полчаса.
— Это хороший знак, — кивнула она. — Можешь считать за проявление любви.
— Чего?
— Того. — Старуха налила еще. — Ты вот думаешь, он какой? Что люди про него знают-то? Темный царь, грозный царь, только и слышно, тьфу! А он же человек, понимаешь?
— Понимаю.
— Нет, девонька, не понимаешь. Молода еще, потому и не ведаешь, что сердце даже у Кощея не каменное. Нельзя его так обижать.
— Я же не специально.
— А он об этом знает?
— Я говорила, а он не слушал.
— Ну? И что это значит?
— Сам виноват?
— Значит, плохо говорила. Без души! — Яга покачала головой. — Не достигли твои слова цели, без толку были.
— А как надо?
— Да ты пробуй вареньице, пробуй, а я все расскажу. Всему научу. Пробуй…
Уж ночь за окном, тяжелыми каплями стучит дождь по крыше дворца, а мы с Ягой все пробу снимаем.
Такой разговор по душам получился, аж до самых костей пробирал. Я ничего не утаила, все старухе поведала. И про яйцо, и про иглу, и как убивать Кощея передумала.
Слушала Яга, вздыхала, головой качала, но особо не ругалась. Сказала, молодость да дурость всегда рука об руку идут.
— И что же мне теперь делать?
— А сама-то чего хочешь?
— Замуж хочу.
— Зачем?
Я запнулась.
— Ну как же, люблю его…
— Кого? — Яга подалась вперед.
— Его. Кощея.
— Повтори.
— Я люблю Кощея.
— Ну наконец-то! Уж думала, что силком из тебя вырывать придется. — Старуха разулыбалась. — Поняла теперь, девка? Не замуж тебе надо хотеть, а как прощение у любимого заслужить.
— А это не одно и то же?
— Для тебя, может, и одно, а для него разница существенная. Замуж-то за него ты и раньше хотела, даже когда обманывала. Особенно когда обманывала. А сейчас? Сейчас любви хочешь. Вот эту любовь и должна ему доказать.
— Ага… А как?
— Ты пей, пей, не отвлекайся… Скажи-ка мне, Верико, а если бы он с тобой так поступил, что бы ты сделала?
— Он? Со мной? — Я призадумалась. — Серьезное дело… Не знаешь, куда можно было бы труп спрятать?
— Так он же бессмертный.
— Это все осложняет.
— Но не простила бы?
— Не-а, — горестно вздохнула я. — Точно не сразу.
— Так почему думаешь, что он поступит по-другому?
— Это ж сколько мне ждать придется? Не хочу!
— Не вопи. Сама виновата, сама и страдай. Смирись, не суетись. Через годик, глядишь, привыкнешь, — посоветовала Яга, даже не стараясь прятать смешинки в глазах.
— Ну да, человек ко всему привыкает, даже к виселице. Подергается, подергается и привыкнет.
— Не слышала такого, кто-то проверял?
— А я вот слышала и проверять не хочу. Мне Кощей сейчас нужен, а не через год.
— Чего сказала? — Старуха повернулась левым ухом. — Глуховата немного, повтори погромче.
— Мне Кощей нужен! Люблю я его! — проорала я от всего сердца.
И тут, словно по волшебству, дверь в комнату отворилась. Бессмертный, собственной персоной, появился в проеме и, мельком осмотрев апартаменты, обратился к Яге:
— Сказали, что ты тут. А чего не предупредила? Али не ко мне приехала?
— Почему же, — закряхтела Яга, поднимаясь с лавки. — К тебе тоже. А чего предупреждать-то? Неужто не позволил бы?
— Да кто тебе запретит, — пожал плечами Кощей, старательно избегая моего пристального взгляда. — Чего тут забыла? Комнат вроде во дворце много, выбирай любую.
— Так я скучаю в одиночестве, а тут с приятным собеседником чего ж не посидеть-то?
— Вижу, как сидите, — кивнул царь на бутыль. — По кому поминки устроили? Или другой повод нашли?
— Ага, всемирный потоп, — буркнула я, из принципа тоже отворачиваясь в сторону. — А что? Даже рыбы используют этот предлог, чтобы напиться в хлам.
— Так какой повод? — повторил Бессмертный, делая вид, что меня не видит и не слышит.
— А зачем повод, Кощеюшка? — встрепенулась Яга. — Мы же не пьем. Мы взаимопонимание налаживаем.
— И как, наладили?
— А как же. Вот, полбутыл… то есть полбанки вареньица съели. Вишневого. А ты не хочешь? — Старуха пригласительно повела рукой, указывая на лавку.
— Не хочу, — слишком резко ответил он, развернулся и вышел, с шумом захлопнув дверь.
— Ох ты ж, какой гневный-то. Ну да ничего, девонька, ничего, помиритесь.
— Когда? — Я обреченно всплеснула руками. — Он меня ненавидит!
Яга задумчиво покачала головой, а потом вдруг хмыкнула:
— Забавно, а вы ведь друг другу в глаза даже не смотрите.
— И что? Просто ему глядеть на меня противно!
— А тебе?
— А я не могу видеть, как он хорохорится.
— Эх, девонька, опять не о том мыслишь… Ты вот скажи, люб тебе Кощей?
— Уже спрашивала. Люб.
— Так чего сидишь, как еж на пеньке? Иголки выпустила и ну давай всех колоть. Вот, например, услышал он твои слова про любовь…
— Как услышал?!
— Услышал, услышал, я постаралась. А ну успокойся! Нашла отчего злиться! Вот услышал он, зашел, а ты чего сделала? Глаза в стену уперла и сидела, бубнила что-то под нос.
— А что же я, песни петь должна?
— Да хоть бы и песни петь. Ты, Верико, одного понять не можешь: Кощей ведь привык один жить, всеми ненавидимый. И что ты сейчас от него нос отвернула, он даже не заметил. А вот если бы встала, улыбнулась, чарочку жениху налила… Как думаешь, стал бы он и дальше взор отворачивать?
Я закусила губу.
— Наверное, не стал бы. Так я что? Опять все порчу? Я же извинялась перед ним!
— И как извинялась? Перед всеми, перед холопами да прочей челядью?
— Ну да.
Яга вздохнула и с жалостью потрепала меня по щеке.
— Дурочка ты еще. Самого важного-то и не заметила…
— А что должна была заметить?
— Как к тебе чернавки обращаются?
— Ну так… царевной кличут.
— А почему, не подумала? Да потому что Кощей и слова не сказал про ссору. И не давал никому из челяди услышать извинения неуместные.
— Так он же… телегу-то… Сказал, что раз хочу, чтоб сама ехала!
— А что он скажет? Перед народом-то лукоморским? Властным царем себя показал, и правильно поступил. А ты на будущее запомни: не смей из него мальчика на побегушках делать. Не таков он. Поняла?
— Поняла. А как же…
— А извиниться все же придется. Да только не так. Наедине извинения приносить надобно, так они лучше до сердца доходят.
— Так он что, не злится на меня, что ли? — Мое сердце забилось с бешеной скоростью.
— Почему не злится? Злится. Да только Кощей не дурак и в зеркало смотреться умеет. А раз стареть не начал, значит, есть она, любовь настоящая.
И так от этих слов хорошо стало, что на лице сама собой появилась широкая, счастливая улыбка.
— Ты чего улыбаешься? — хмуро спросила Яга.
— Сказала ты все правильно. Прям сразу на душе легко стало!
— Это тебе от вареньица легко стало, а не от моих слов. Так что давай, девка, спать ложись. Поздно уже, да и ты… улыбчивая больно сделалась. Ложись, ложись. Утро вечера мудренее.
— А что утром будет?
— Пойдем твоему Кощею подарок выбирать.
— Какой подарок? — удивилась я, вроде не было об этом речи.
— Ну раз как жених он с тобой говорить не хочет, то пойдешь к нему, как к царю-батюшке. А в таком случае без подарка нельзя. Спи, девка, спи… Никуда он не денется, сердце любящее не позволит.
На следующий день, как и было задумано, мы отправились на базар.
Ах, какая красота эти сказочные базары! А если еще и сказка, как наша, волшебная, то можно найти даже… Хм, нет, никаких ковров-самолетов не вижу. А жаль, я бы купила.
— Ну что? — Яга поправила красиво повязанный платок. — Не признают меня, как думаешь?
И что ответить? Старушка она не особо милая, благообразностью не отличается, всем знакомую внешность можно только чадрой прикрыть, и то не факт, что не разглядят.
— Кхм, — откашлялась я. — Ну как сказать…
— Как есть говори. Узнают?
— Думаю, да. Ты очень… запоминающаяся бабулечка.
— А так? — Яга повела руками перед лицом. — Узнают?
Я ошеломленно моргнула, потерла руками глаза, отгоняя видение… но нет, ничего не исчезло. Передо мной и правда стояла статная, красивая женщина средних лет, с тяжелой длинной косой, обернутой вокруг головы.
— Ну?
— Вот теперь не узнают. Точно не узнают!
— Эх, всегда так… — Яга поправила прическу. — И зачем только новый платок доставала? Ладно, пошли, чего стоишь.
— А куда идти-то? Я никогда на базаре не была.
Вру, конечно, была. Но в своем мире. А тут все совсем иначе.
Лукоморский базар встретил нас утренней прохладой. Вокруг толпились ребятишки, выпрашивая у прохожих мелкие монетки, сновали веселые хозяйки, хваставшиеся удачными покупками, пока их мужья присматривали себе нового жеребца в хозяйство. Играли уличные музыканты, заливисто хохотали миловидные продавщицы, а ароматы свежей выпечки так явственно витали в воздухе, что тут же появилось желание купить всего и побольше.
Я замерла на мостовой, оглушенная новыми запахами и звуками, и изумленно смотрела на муравьиную суету сказочного быта.
— Чаво стоишь посередь дороги? — рявкнул какой-то мужик, пощелкивая кнутом.
Мимо пронеслась тяжелая повозка, груженная овощами, и скрылась в пестрой толпе.
— Только не зевай, — предупредила Яга, — вмиг с ног собьют. Куда пойдем? Кощею нужен подарок особый, с намеком. Давай-ка ты в ту сторону ступай, присмотрись, а коли понравится что, меня кликнешь.
— Хорошо, — с восторгом кивнула я, горя желанием поскорее окунуться в суетливый водоворот базарного дня.
Но через полчаса бесцельного блуждания по рядам вернулась к Яге.
— Ну? — вопросила она.
— Я все хочу!
— А для него что подобрала?
— Ничего. Я не знаю, что ему дарить.
Нет, ну правда, а вдруг не угодишь? И так в ссоре, как бы хуже не сделать.
— Эх ты… Идем со мной.
Яга повела меня куда-то вдаль, к одной из самых последних лавок.
— Гляди! Подходит для Кощея?
Лавка принадлежала сутулому мужику с донельзя хитрыми глазами. Заметив наш интерес к товару, он самодовольно улыбнулся.
— Что тебе понравилось? — шепотом спросила у Яги. — Подумаешь, мелочь какая-то — нитки, ткани, ножницы…
— Да ты не тут смотри, а дальше, там, в глубине.
— Ну и что там? Ой, вижу! Давай ему вон ту подушечку для иголок купим! Ну, ты сама сказала, что с намеком надо, а тут намек прозрачнее некуда. Вот, мол, как я твою жизнь берегу.
Яга посмотрела на меня как на умалишенную и, вздохнув, сказала:
— Вон клубочек, видишь? Это путеводный, ценный. Вот его и возьмем. Кощей будет доволен.
— А разве у тебя такого нет? — прищурилась я, вспомнив, что в сказках у Бабы-яги всегда такие клубочки были, Иванам-царевичам всяким дорогу указывать. — И вообще, разве клубок настоящий?
— Настоящий, — авторитетно кивнула она.
Ага, значит, есть на рынке хоть что-то волшебное!
— Конечно, у меня тоже такой имеется, — нехотя призналась Яга. — Но у Кощея-то нет! Он всегда моим пользуется, а тут пущай свой обретет.
— Это ты правильно придумала. Ладно, давай купим. — Я полезла в мешочек за монетками.
— Э нет, стой. Не так надо, а по правилам. — И, обратившись к продавцу, повысила голос: — Сколько стоит вот этот грязный моток ниток?
— Этот прекрасный клубочек стоит всего десять монет. — Мужик подошел поближе.
— Сколько-сколько? Одну монету дам, не больше.
— Да это грабеж! — возмутился он. — Десять, говорю!
— Мил-человек, ты, видать, не опохмелился еще, коли не видишь, что это того не стоит. Золотой и две серебряные!
Продавец многозначительно ухмыльнулся.
— Не обижай, красавица, не могу меньше. Дети дома не кормлены, жена злобствует. Не лишай последнего заработка.
— А у меня голодных детей нет, сама хожу побираюсь… Две!
— Три! И поцелуй от тебя.
— Договорились, — ухмыльнулась Яга, выкладывая на стол три монетки. — Давай клубочек.
— А поцелуй? — Мужик вытянул губы трубочкой.
Яга провела рукой перед лицом и, вернув на мгновение истинный облик, подмигнула:
— Ну давай, коли хочешь.
Продавец так растерялся, что отдал нам не только волшебный клубок, но даже от денег отказался, и, поминутно извиняясь, скрылся в тени навеса.
— Поняла, как торговаться надо? — довольно произнесла старуха, пряча ценное приобретение.
Я засмеялась.
— Поняла, но у меня так не получится, я на поцелуи не способна.
— А я завсегда с радостью, особенно когда так настойчиво просят. Ну как отказать?