- А ты с ней поласковее.
- Что она мне, невеста, что ли, чтоб с ней поласковее?
Упрямый был мужик. Если невзлюбит - конец.
Но вот однажды его упрямство было сломлено с большим конфузом для него.
Когда наш полк занял город Климов, транспортная рота остановилась на ночёвку в деревне Чернушки.
Идёт Сидоренков по улице посёлка и замечает, что "немка" тянет его к одному двору с покосившимися воротами. Взглянул - изба вроде ничего и двор хороший. И не стал перечить своенравной кобыле. "Видно, клеверок чует, подумал он, - хитрая скотина..."
Подъезжает к воротам и бодро кричит:
- Эй, хозяйка! Открывай ворота, принимай дорогих гостей!
А кобыла вдруг так громко и радостно заржала, будто пришла в родное место.
Во дворе кто-то уже стучал деревянным засовом, и ворота распахнулись.
В воротах Сидоренков увидел рыжеволосого босоногого мальчишку лет десяти, который почему-то уставился на рыжуху и удивлённо замер. Потом вдруг бесёнком подпрыгнул и пронзительно закричал:
- Ма-ма-а!.. Лебёдка наша пришла!
Подбегает к лошади, а она доверчиво наклоняет к нему свою неуклюжую голову и тихо ржёт. Обхватил её мальчик за морду, прильнул щекой и целует в бархатные вздрагивающие ноздри:
- Лебёдушка моя миленькая! Пришла, родненькая...
Сидоренков ничего не понимал и рассердился.
- Уйди, пацан, с дороги, а то задавлю. Какая тебе Лебёдушка? Это "немка", - и дёрнул вожжами.
Мальчишка как на крыльях помчался в избу и тут же выскочил обратно, радостно крича на ходу:
- Да вот она, вот наша Лебёдка!
Вслед за ним вышла пожилая женщина с бледным, усталым лицом.
- Здравствуйте, родные наши, - приветливо и взволнованно заговорила она, подходя к повозке и на ходу вытирая мокрые руки о передник. Заждались мы вас... Спасибо вам... От извергов нас освободили. Да где же вы лошадь нашу нашли?! Эти ироды весной у нас её со двора забрали... Её нам свои солдаты ещё в сорок первом оставили. Раненая она была и тощая, а мы её выходили...
Вытерев посуше руку, женщина протянула её Сидоренкову. Солдат онемел. Молча, как-то растерянно пожал её руку и спрыгнул с повозки.
- А я тут с уборкой связалась, - продолжала женщина, - за два года неволи и убирать не хотелось в доме, а теперь вот, думаю, свои идут прибрать надо. Передовые-то части утром стороной прошли, а вы заехали... Спасибо вам...
И, подойдя к серой нескладной кобыле, стала поглаживать её по шее и ласково приговаривать:
- Красавица ты наша, Лебёдушка, ишь как похудела... - Затем, обернувшись к Сидоренкову, приветливо пригласила в дом: - Распрягайте скорее да заходите в избу. У меня уже и чай готов... А лошадкам-то вон клеверку в сарае возьмите - от коровы осталось. Последней кормилицы вчера лишились: фашисты на лугу перестреляли всех коров, как отступали...
Сидоренков, понурив голову, неторопливо распрягал лошадей. Ему было стыдно смотреть мальчонке в глаза. А тот вьюном вертелся около и засыпал его градом вопросов:
- Дяденька боец, а где вы её отбили у фрицев? А вы её оставите нам? А вы долго пробудете у нас?
- Да отвяжись ты, пострелёнок! Вот управлюсь с конями, тогда и расскажу...
СМЕРТОНОСНОЕ ПОЛЕ
Ночь была хоть и звёздная, но мутно-серая, без луны. По полю, шурша, неслась сухая позёмка.
Сапёры-собаководы сержант Петухов и рядовой Черкасов, получив ещё с вечера боевое задание, готовились к вылазке на передний край противника: надо было найти, нащупать минное поле врага и обезвредить его - сделать в нём проход и открыть своему батальону путь к наступлению.
Петухов и Черкасов оделись в белые маскировочные халаты с капюшонами и сразу стали непомерно толстыми, неуклюжими, особенно низкорослый, плотный Черкасов. Белые накидки надели и на своих серых собак. Треф в накидке вёл себя спокойно, а чувствительный Пурик несколько раз встряхнулся, пытаясь сбросить одежду, и успокоился лишь после того, как, очевидно, почувствовал, что она крепко привязана, и когда Черкасов, его хозяин, прикрикнул строго: "Нельзя! Пурик! Фу!"
- Смотри, Черкасов, за своим псом хорошенько, - напутствовал своего подчинённого Петухов, - а то он у тебя какой-то шальной...
- Зато он у меня старательный и чуткий, товарищ сержант...
- Старательность, Черкасов, хороша при уме и выдержке.
Взяв в левую руку поводок от собаки, а в правую щуп - длинную палку с острым железным стержнем на конце, Петухов вылез из окопа и встал на лыжи. Вслед за ним вылез и Черкасов.
Низко пригнувшись, пошли. Впереди - Петухов, а за ним, на дистанции шести - восьми шагов, Черкасов. Без лыжных палок трудно идти, но они мешали бы, да и в снег их опасно тыкать - можно нарваться на мину. Противник маскирует мины в самых неожиданных местах.
Противник, отступая, стал хитро минировать поля и дороги: противотанковые мины заделывал в деревянную оболочку. Такие мины можно обнаружить только щупом и тонким чутьём собаки-ищейки. А между большими минами закладывают и маленькие, противопехотные, с проволочкой, чуть ее задел - и взрыв...
Позёмка несётся по полю, крутится около кустиков и всё заволакивает в мутно-белый цвет.
Ровное снежное поле и пологая высота, на которой зацепился противник, были безмолвны, и казалось, что враг или спит или отошёл...
Нет, вон луч прожектора заскользил по белому полю, выхватывая серые кусты, и застрочил пулемёт. "Ложись!" - одновременно прошептали Петухов и Черкасов и, упав в снег, замерли. Треф прильнул к земле, а Пурик, вздрагивая, прижался к Черкасову. Пулемёт умолк. Оборвалась и полоса света. "Прощупывают и пугают... - подумал Петухов. - Знаем мы ваши повадки - сами побаиваетесь..."
Сняли лыжи и, воткнув их глубоко в снег около кустика, поползли. Тяжело продвигаться - тонут в снегу, но зато хорошая маскировка. В полушубках жарко и неловко ползти, а тут ещё и вещевой мешок, и автомат, и противогаз, и лопата. Всё тянет, давит. Позёмка бьёт в глаза.
Время от времени Петухов и Черкасов повелительно шептали: "Треф, иди! Пурик, ищи!" Собаки принюхивались к снегу и, натягивая поводки, рвались вперёд. Старательный и горячий Пурик тыкал нос в снег, фыркал и чихал. "Тихо, Пурик! Фу!" - сердито шептал Черкасов.
И вдруг Треф, обнюхав снег около куста, сел возле него и так выразительно взглянул на своего хозяина, словно хотел вымолвить: "Нашёл". Петухов легонько проткнул щупом снег и почувствовал, что наткнулся на дерево. Мина! Петухов снял рукавицы и, засунув руки в снег, неторопливо, осторожно обшарил, прощупал деревянную мину. Нет ли около неё и под ней опасной проволочки от мины натяжного действия? Как будто нет. Снег на руках тает, а кожа стынет - пощипывает мороз. Надел рукавицы, выкопал ящик лопатой. Ох, какой тяжёлый, будто гвоздями набит! Отполз с ним влево и поставил на попа. Так виднее. Вздохнул и вытер рукавом пот с лица. Ух, велика беда начало! Нащупали минное поле - теперь надо много потрудиться... Вот и Черкасов правее тоже обнаружил мину: возится в снегу, а рядом с ним суетится Пурик и помогает хозяину выкапывать мину. Медвежья услуга! Нарвётся проклятый пёс когда-нибудь. По лапам его надо бить, а Черкасов с ним слишком ласков...
Недалеко, над окопами врага, низко тарахтел ПО-2 - "кукурузник", как его прозвали наши солдаты, и вскоре один за другим раздались взрывы. Это лётчик сбросил в окопы несколько мелких бомб. Пурик задрожал и заскулил. "Фу!" - прошептал Черкасов. Пурик прижался к боку хозяина и затих. Застрекотали зенитные пулемёты, и словно спичками кто-то зачиркал по небу - это побежали трассирующие пули. Скользнул вверх луч прожектора, но "кукурузник", прижимаясь к земле, тарахтит уже где-то в своей стороне. "Ушёл! - радовался Петухов. - Не даёт им покоя и от нас отвлекает... Молодец!"
И опять тишина. Молчат. Притихли. Можно продолжить работу. Петухов и Черкасов досуха вытерли закоченевшие руки и всунули их в меховые рукавицы. Как в них тепло и уютно рукам! Так бы и не вынимал. Но время идёт, и надо работать, работать, чтобы до рассвета вернуться к своим. Опять раздаются тихие голоса собаководов: "Ищи! Ищи!" Собаки, принюхиваясь к снегу, натягивают поводки.
Сколько времени прошло с тех пор, как они начали свои поиски, трудно сказать. Может быть, два или три, четыре часа. Сердце стучит гулко, напряжённо. Мокрая от пота рубашка приклеилась к спине, а руки закоченели, и пальцы плохо сгибаются. Но вот проход сделан, и деревянные мины справа и слева от прохода, как вешки, указывают безопасный путь. Вражьи окопы совсем близко. Теперь надо незаметно уйти. Отползти немного назад. И передохнуть. А то и собаки устали. Поджимают ноги - как бы не отморозили подушечки лап.
- Сколько вы взяли, товарищ сержант? - прошептал Черкасов.
- Двенадцать.
- А я тринадцать. Пурик мой молодец. Поднимемся, товарищ сержант?