60405.fb2 Разведка: лица и личности - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 17

Разведка: лица и личности - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 17

С Хлестаковым, правда, еще не сравнивали. А сравнить стоит, ибо между двумя персонажами существует поразительное сходство.

Но начнем по порядку…

К моменту прихода Бакатина в КГБ не было ни сталинистов, ни брежневцев, ни гэкачепистов, ни ортодоксальных марксистов, ни православных демократов. Это был коллектив государственников, который в силу специфики своей работы понимал лучше других, что государство, создававшееся на костях трудящихся, прошедшее через страшные войны, голодовки и концлагеря, державшееся на сильной центральной власти, нельзя в одночасье сделать демократическим, процветающим и свободным.

Но в Комитете была сосредоточена информация о коррупции в верхних эшелонах власти, о связях отдельных ее представителей с иностранными разведками, о деятельности спецслужб различных стран на нашей территории и о многом другом, и поэтому ведомство госбезопасности надлежало уничтожить.

Что касается передачи американцам документов о системе подслушивания, то все попытки изобразить Бакатина этаким борцом с «аморальными» методами ведения работы вроде подслушивания иностранных посольств не выдерживают никакой критики. Все спецслужбы мира занимаются подслушиванием, и вопрос о том, хорошо это или плохо, давно уже не стоит. Даже члены НАТО подслушивают друг друга. Среди многочисленных свидетельств, подтверждающих данный факт, представляет большой интерес, в частности, книга бывшего заместителя начальника английской контрразведки МИ-5 по вопросам использования оперативной техники Питера Райта «Охотники за шпионами». И США, и Англия, и Франция, и Германия при каждом удобном случае внедряют в представительства своих партнеров аппаратуру прослушивания.

А наше, сравнительно новое посольство в Вашингтоне было все, буквально вплоть до ванных комнат и туалетов, напичкано аппаратурой подслушивания. Извлеченную технику, спрятанную за мраморной облицовкой, кстати, в свое время советская сторона показала представителям общественности и журналистам США.

Так что в деле Бакатина все предельно ясно: воспользовавшись безвластием и смутным временем, он совершил предательство.

Первое появление Бакатина перед руководящим составом КГБ в августе 1991 года запомнилось в деталях. Для этой встречи он надел на себя маску философствующего интеллектуала. Томная поза, выразительные жесты рук и слова… слова… слова…

«В моем воспаленном мозгу перемешались все мысли… Я силюсь привести их в порядок…» Или еще:

«У меня есть один недостаток — я излишне многословен и я, очевидно, буду вас перебивать…»

Другие начальники тоже имеют привычку перебивать подчиненных, когда им что-нибудь непонятно или когда они хотят что-то сказать по существу вопроса. Этот же просто говорил, не переставая, по поводу и без повода, и сам процесс говорения его возбуждал и вдохновлял. Слушать других ему было абсолютно не интересно.

Однажды Бакатин побывал и в Ясенево, навестил разведку. Заскочил туда, можно сказать, без предупреждения и сразу направился в дежурно-справочную службу секретариата, где, не переводя дыхания, стал выражать свое возмущение и негодование ее деятельностью!

— Что вы тут все делаете? Почему не читаете телеграмм? Почему их не корректируете? Ваша информация скучна, она мне ничего не дает, в ней все, как в газетах!

Поскольку начальник разведки задерживался где-то в городе, принимать Бакатина вначале пришлось мне. Едва сдерживая гнев, я пытался объяснить ему ситуацию:

— У нас в информационном управлении есть своя дежурная служба. Там дежурят информационные работники, они всю ночь читают телеграммы, правят их и готовят к рассылке по установленным адресам, а эта служба имеет совершенно другие функции: она обеспечивает порядок на наших объектах, их физическую и противопожарную защиту, отвечает на телефоны, вызывает нужных людей на работу и так далее.

— Неправильно все это! — перебил меня глава госбезопасности. — Они должны заниматься совершенно другими делами! Я не понимаю, зачем они вообще здесь сидят!

И далее в таком же духе.

Затем последовала встреча с руководящим составом разведки, во время которой Бакатин пришел к единственно верному решению: всех этих людей надо немедленно разогнать. И разогнал бы, если бы не подоспел Примаков…

Вообще, Бакатин любил представать в облике грозного и решительного реформатора, призванного навести, наконец, надлежащий порядок.

Вот отрывок из его интервью, данного в должности председателя КГБ: «Я жесткий человек. На самом деле… Я не обязательно должен спрашивать, кого и куда назначать… Я никогда не останавливался перед теми, кто устраивает демарши… Не можете — не работайте…» (Это о бывшем начальнике разведки Л.В.Шебаршине, который не захотел мириться с диктаторскими методами управления Бакатина и был уволен.)

Сравните с монологом Хлестакова: «О! Я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что, в самом деле? Я такой! Я не посмотрю ни на кого…»

Правда, похоже? С той лишь разницей, что Иван Александрович разглагольствовал после неумеренного употребления мадеры, а Вадим Викторович — в трезвом виде.

Ну и, наконец, характеристика, данная Хлестакову самим Николаем Васильевичем Гоголем: «Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его обрывиста, и слова вылетают из уст совершенно неожиданно».

Воистину, нет повести печальнее на свете, чем повесть о бывших председателях Комитета государственной безопасности СССР! (К Ю.В.Андропову это, понятно, не относится.)

Благодатная Сирия

Сирию я открыл для себя поздно, хотя всегда интересовался этой страной, ее историей, всем, что там происходит, и, естественно, стремился туда попасть. Формально, правда, я работал одно время в Объединенной Арабской Республике, куда входили и Египет, и Сирия, и даже имел возможность общаться с сирийскими деятелями — членами правительства ОАР. Но это, конечно, не заменяло реального знакомства со страной. В конце концов судьба оказалась великодушной, и за последние два десятка лет я четырежды побывал в Сирии.

Конечно, Сирия — это не Египет, в котором прошла значительная часть моей жизни. Есть в Египте какая-то неизъяснимая притягательность. Западают в душу шум и гомон Каира; непонятно на чем основанный, но неистребимый оптимизм простого каирца — «человека с улицы», как там выражаются; прилегающая к египетской столице пустыня, которая так успокаивает и где так легко дышится; бесподобная дельта Нила — самый густонаселенный район на нашей планете.

Египет занимает, конечно, большое место в моем сердце. Здесь подрастал мой сын, здесь родились дочери. А Сирия уютнее, чище, спокойнее, зажиточнее. Это благодатный край. В книгах о Сирии часто пишут о том, что все когда-либо приходившие завоеватели никогда не желали добровольно покинуть страну. В Сирии произрастает, кажется, все: пшеница, ячмень, кукуруза, оливковые деревья, бобовые культуры, сахарная свекла, хлопок, а также великое разнообразие овощей и фруктов.

Пятилетний сын моего хорошего дамасского знакомого, находясь вместе с отцом в пути из Халеба в Латакию через плодородную и живописную равнину, недалеко от селения Джиср-аш-Шухур, вдруг замер в восхищении и воскликнул: «Папа, кто нарисовал эту картину?!»

Я рад, что мне удалось поездить по Сирии, познакомиться с ее главными городами, побывать на Евфратской плотине (тоже памятник советско-арабского сотрудничества) и в знаменитой Пальмире, которая поражает воображение и наводит на мысль, что цивилизация вечна и что прошлое ее так же трудно постигнуть, как и ее будущее.

Исторические и религиозные памятники Сирии разнообразны и удивительны. В городе Маалюля, в 50 километрах к северу от Дамаска, находится, например, первая в мире, по утверждению сирийцев, христианская церковь. В этой маленькой и уютной церкви, угощая нас сладким церковным вином собственного изготовления, священник рассказывал о заре христианства так, будто он сам жил в эту эпоху. Во времена, когда церковь строилась, люди в этих местах говорили на арамейском языке, на том самом, на котором проповедовал Иисус Христос. В Маалюле говорят на нем и до сих пор. Интересно и как-то спокойно было слушать рассказы священника, и хотелось ездить по дорогам Сирии, забыв на время, что твоя специальность разведчик, что тебе предстоят сложные переговоры, что в конце дороги тебя ожидают документы и телеграммы, которые обязательно надо прочитать и осмыслить, и что, завершив поездку, ты снова войдешь в режим, рассчитанный по минутам. Пусть же дольше тянутся сирийские дороги!

Постоянно ускоряющийся бег времени все же несколько замедлялся в разъездах по Сирии, и мне вспоминались слова популярного врача-психолога и писателя Владимира Леви о том, что нам уже пришла пора научиться не только ускоряться, но и замедляться. В Сирии же я почему-то чаще всего вспоминал и его совет: человеку для лучшего самопознания, для интеллектуальной забавы полезно иногда мысленно перевоплощаться в окружающие предметы, растения, птиц, животных и в других людей. Мне вдруг захотелось стать на время сирийским старичком. Однажды я как-то очень явственно почувствовал, как хорошо сидеть под вечер на улице Дамаска в тени большого дерева, читать газету, пить горячий и сладкий кофе, запивая его холодной водой на арабский манер, и неторопливо обмениваться почерпнутыми из газет новостями с другими сирийскими старичками…

В деловых беседах сирийские государственные деятели всегда подчеркивали, что Сирии выпала особая миссия на Ближнем Востоке, что она находится в исключительно тяжелом положении и поэтому нуждается в решительной поддержке со стороны СССР. С этим трудно было не согласиться, но все упиралось в наши собственные возможности.

Во всяком случае, как бы в подтверждение сложности обстановки при перемещениях нашей делегации по Сирии осуществлялись иногда довольно непонятные манипуляции по части соблюдения мер безопасности и организации нашей охраны. Только сядем в самолет — сразу объявляется воздушная тревога, и так по нескольку раз. Временами численность сопровождавшей нас охраны выходила за пределы разумного, причем у охранников было столько оружия, что им вряд ли можно было бы эффективно воспользоваться, и беспокоиться следовало скорее о том, чтобы не растерять многочисленные пистолеты, как попало заткнутые за пояса.

Однажды президент Сирии Хафез Асад пожелал принять меня, чтобы получить необходимые ему консультации по проблемам государственной безопасности. На двух встречах в беседах с ним мы проговорили около пяти часов. По просьбе Хафеза Асада я рассказал ему, что собой представляет КГБ, каковы его структура и функции, как он взаимодействует с армией, МВД и высшими государственными и партийными структурами. Интерес президента Сирии к этим вопросам был вполне оправданным, так как обстановка в стране всегда была чрезвычайно сложной, а временами и тревожной. Тут тебе и близость линии фронта, и Ливан, тут и «братья-мусульмане», которые в этот период особенно активизировались.

Эти беседы запомнились своей серьезностью и содержательностью. Асад внимательно слушал мое достаточно длинное повествование и задавал вопросы, на которые часто было трудно дать ответы из-за несовпадения наших государственных структур и специфики местных проблем в области безопасности. От бесед с президентом Сирии осталось хорошее впечатление. Против всякого ожидания, он предстал передо мной человеком доброжелательным, мягким, корректным и внимательным. Никакой нервозности, спешки, никакой позы. Видимо, пребывание на посту главы государства, войны, тяжелые испытания, наконец, болезни — все это выработало у Асада простую, спокойную и доверительную манеру общения с собеседниками, научило его быть выдержанным, терпеливым и дисциплинированным в мыслях и беседах.

Чем дольше я общался с Асадом, тем больше он мне казался знакомым человеком — в нем проступало что-то давно мне знакомое. Это ощущение не давало покоя, пока я не понял, в чем дело: Асад всем своим обликом напоминал Ивана Ивановича Агаянца, заместителя начальника разведки, начинавшего работу в ней в далекие довоенные годы. Ветераны-разведчики еще помнят этого доброжелательного и мудрого человека, от которого буквально исходило обаяние. У него была феноменальная память, он всегда находил решение самых сложных разведывательных проблем. Его разведывательный опыт носил уникальный характер. Упомяну только, что в 1941–1945 годах он был главным резидентом в Тегеране. После окончания войны из Тегерана его направили во Францию, где он также возглавил резидентуру и добился таких впечатляющих успехов, что его вклад ощущался долгие годы. И вот президент Сирии вдруг оказался и манерой ведения разговора, и тембром голоса, и фигурой похож на Ивана Ивановича, что, конечно, усилило произведенное им на меня впечатление.

После того как деловая часть разговора была закончена, президент перешел на вольные темы и поинтересовался моей биографией, возрастом, семьей. Его удивило, что я на несколько лет старше его, а выгляжу значительно моложе. Объясняя причину, я ответил президенту по-арабски: «Дело обстоит просто — работа президента тяжелее, чем работа разведчика!» Этот ответ почему-то очень развеселил Асада.

После встречи с президентом состоялась очередная поездка по Сирии вместе с его помощником Сайдом Ахмедом, очень интересным собеседником, к тому же свободно владевшим русским языком. Правда, у нас с Сайдом Ахмедом обнаружилось непримиримое противоречие: он хотел говорить только по-русски, а я — только по-арабски. Таким способом мы и проговорили всю дорогу — каждый на языке собеседника. Выяснилось, что Сайд Ахмед окончил филологический факультет Ленинградского университета по специальности «русский язык и литература», и он действительно знал и то и другое на профессиональном уровне. О своем знании русского языка Сайд Ахмед остроумно заявил: «Я единственный араб в мире, который пишет по-русски с запятыми!» Дело в том, что в арабском языке запятые отсутствуют и арабы, знающие русский язык, практически игнорируют наши знаки препинания.

То, что президент Сирии выделил мне для знакомства со страной своего помощника, сразу решило все проблемы. Заботиться уже было не о чем. Оставалось только смотреть, слушать и наслаждаться жизнью, а когда приходило время принимать пищу, то мы следовали принципу Сайда Ахмеда: «Есть надо то, что в этом месте водится». Таким образом, на побережье, по пути в Латакию, мы лакомились креветками и свежей жареной рыбой, а в Алеппо отдавали должное мясным блюдам.

Из Латакии надо было выехать рано утром, и Сайд Ахмед авторитетно заявил, что позавтракаем мы фруктами прямо в дороге: он-де знает одно такое местечко, а потом попьем кофе в придорожном ресторанчике. «Местечком» оказался участок дороги Латакия-Дамаск, проходящей в непосредственной близости от границы с Ливаном. Сирийские торговцы контрабандным товаром используют это удобство и тут же частично реализуют свою добычу.

Сайд Ахмед со знанием дела купил у торговца связку бананов, доставленных из Ливана в Сирию. Маленькая этикетка на каждом из бананов свидетельствовала, что банан этот прибыл в охваченный войной Ливан из далекой Колумбии! Поистине неисповедимы пути твои, Господи! У торговца контрабандными бананами за поясом торчал пистолет. Я спросил своего спутника, на каком основании у торговца оружие. Подумав, Сайд Ахмед ответил, что скорее всего он вооружен потому, что он является партийным активистом. В этот момент показалась патрульная машина таможни, и контрабандист-партактивист быстро спасся бегством.

Наш путь пролегал через Хомс. Сопровождавшие нас сирийские друзья пояснили, что Хомс — это особенный город: в нем особые достопримечательности и особый вид юмора. Мы поняли, что Хомс в Сирии — это что-то вроде нашей Одессы или болгарского Габрова. Во-первых, здесь протекает река Ааса (по-арабски «упрямая», «своенравная», «непокорная»). Все сирийские реки текут спокойно на юг, Ааса же бешено несется в обратном направлении, на север, и впадает на территории Турции в Средиземное море. К тому же эта река изобилует водоворотами и не позволяет брать свою воду, спрятавшись от людей в глубокое ущелье. Во-вторых, хомсские шутки и анекдоты. Их здесь множество. В качестве иллюстрации приведу два объявления. Одно из них висит в магазине: «Здесь продается самый холодный в городе Хомсе лед». Другое — в бане: «Турецкая баня для мужчин и женщин открыта только днем и ночью».

Обилие портретов и бюстов Хафеза Асада в государственных и общественных учреждениях Сирии нам живо напомнило наше недавнее прошлое, когда по производству памятников, бюстов и портретов вождей мы вышли на первое место в мире в пересчете этой продукции на душу населения. Но Сирия, пожалуй, нас переплюнула. В служебном кабинете одного большого начальника в Хомсе я насчитал два бюста и четыре портрета президента, которые мирно сосуществовали с золотой лепниной кабинета, чучелами птиц, зеркалами, многочисленными изречениями из Корана и десятком букетов живых и искусственных цветов.

Примечательны и обычаи. Так, на приеме у отцов города гостей обносили кофе, который виртуозно наливался из большого медного кофейника в маленькие чашечки. У разносчика кофе имелось всего две чашечки, из которых по очереди пили все присутствующие. Блаженны те, кому доставалось пить первым и вторым. Испытанием для членов нашей делегации было и долгое сидение по вечерам в местах увеселений: программы начинались очень поздно и длились очень долго… Каждый наш рабочий день заканчивался к трем часам ночи.

Несколько раз нас водили в офицерский клуб столицы. Примечательны здесь танцы. Танцуют только женщины под арабское пение и музыку. Мужчинам танцевать запрещено.

Первыми выходят девочки лет шести-семи, а затем появляются девушки и даже женщины среднего возраста. Движения танцующих в этом сирийском варианте «танца живота» значительно более сдержанные, нежели у египтянок. Но достоинства танцующих — наряд, ловкость, гибкость, грациозность и темперамент — видны всем. Любуйтесь, пожалуйста! Танцуют лишь незамужние женщины, и танец этот — своего рода ярмарка невест.

Заканчивается очередная командировка в Сирию, и опять мне не удалось полностью осмотреть Дамаск — столько памятников накопилось в нем за его долгую историю! Ведь на возвышающейся над городом горе Касьюн находится пещера, в которой, по преданию, Каин убил Авеля. А фруктовые сады Гуты, о которых мы читали еще в институте в арабской хрестоматии, составленной Клавдией Викторовной Оде-Васильевой, — это, возможно, и есть райские кущи.

Черные скалы Адена

Социалистический эксперимент в Южном Йемене — это еще одна неудавшаяся и печальная попытка быстрого переустройства отсталого общества без учета реальной обстановки.

Те, кто боролся за освобождение страны от английской колониальной зависимости — значительная часть интеллигенции и офицерства, — с готовностью восприняли социалистические идеи и искренне считали социалистический путь предпочтительным для осуществления прорыва из средневековья в цивилизованное общество.

Было на кого и опереться. Советский Союз помогал, как мог: посылал специалистов по всем отраслям хозяйства и на поиски нефти, оказывал Южному Йемену внешнеполитическую поддержку, вооружал армию, готовил кадры и даже построил в Адене высшую партийную школу. На устойчивой основе развивалось сотрудничество и между КГБ СССР и южно-йеменскими органами безопасности. Мы, в частности, помогли построить в Адене небольшой учебный центр, и я во главе делегации КГБ ездил в январе 1988 года на его открытие. Это была моя вторая поездка в Южный Йемен.