60500.fb2
Однажды стрелковый батальон поддерживаемого нами полка залег под перекрестным огнем вражеских пулеметов на подступах к месту пересечения шоссейных дорог. Несколько станковых пулеметов и полевое орудие гитлеровцев были укрыты в трехамбразурном дзоте. Справиться своими силами с таким сооружением пехота не могла. Цепи: батальона вынуждены были залечь...
Тогда разведчики 9-й батареи сержант С. Суслов и красноармеец А. Галашвили затемно подобрались к перекрестку и окопались в непосредственной близости. Место с хорошим обзором они разведали еще засветло. Притаившись, стали ждать утра. На рассвете они отчетливо увидели и дзот, и его гарнизон. Не подозревая, что за ними следят, гитлеровцы вели себя беспечно.
Разведчики тотчас связались с командиром батареи, уточнили данные о положении цели и стали ждать первого разрыва.
Снаряд с перелетом разорвался непосредственно у дзота. Произведя еще один выстрел на прежних установках, комбатр вновь получил перелет. Затем последовало два разрыва с недолетом. Наконец, введя необходимую корректировку, комбатр дал команду на поражение. И снаряды точно накрыло цель.
- Есть прямое попадание! - закричал в трубку Суслов без опаски, что фашисты могут его услышать.
Батальон поднялся в атаку и успешно, не потеряв ни одного бойца, овладел перекрестком.
Но как ни трудились разведчики, условия местности и погода сильно ограничивали их возможности. Наблюдатели не могли видеть того, что было тщательно упрятано и замаскировано где-нибудь в лесу, в глубине обороны противника. Поэтому иногда мы применяли и такой метод, как стрельба по наиболее вероятным местам нахождения целей: по высотам, где, как правило, располагались командные пункты и штабы, узлы связи, по лощинам, удобным для размещения минометных подразделений и скопления резервов. Данные для стрельбы готовили по карте.
Вспоминается такой случай. Как-то я зашел на наблюдательный пункт командира 8-й батареи лейтенанта Павлова. Небольшая землянка, вход в которую прикрывала плащ-палатка, была битком набита людьми. Не успел лейтенант подняться мне навстречу, как вокруг землянки забухали разрывы. Начался минометный обстрел. Одна из мин разорвалась совсем рядом. Павлов тут же подбежал к телефону и стал передавать команды, на огневую позицию. Меня его действия несколько озадачили. Я спросил:
- Откуда знаете, какая батарея противника ведет огонь?
- Знаю, товарищ капитан. Мы давно за ней охотимся. Сейчас она замолчит...
И верно, после ответных залпов 8-й батареи гитлеровцы тотчас прекратили обстрел. Видимо, место, которое Павлов приказал обработать, было определено точно.
Оборона в районе Синявино стабилизировалась надолго. Дивизион по-прежнему занимал огневые позиции в лесу под Гонтовой Липкой и в основном вел борьбу с артиллерией и минометами противника. В минуту затишья личный состав занимался учебой, совершенствуя свое мастерство, улучшал окопы для орудий, погребки для снарядов, укрытия для личного состава.
Много работы было у связистов. Использовалась у нас в основном проводная связь. И, как мы ни старались понадежнее проложить кабель, почти после каждого артиллерийского налета связь нарушалась. Восстанавливать ее приходилось, как правило, под пулеметным и артиллерийско-минометным огнем. Связисты мужественно справлялись со своими нелегкими и опасными обязанностями. Многие при этом проявляли героизм.
Однажды М. И. Нечаев, старший телефонист центрального поста связи дивизиона, под сильнейшим минометным огнем восстанавливал связь с передовым наблюдательным пунктом дивизиона. Он был ранен, но задание выполнил. Вернулся насквозь промокший, весь в грязи. По лицу струился пот, смешанный с кровью.
- Вы ранены? - спросил я.
- Да так, царапнуло немного, пустяки. Нечаеву оказали первую помощь, и я приказал эвакуировать его в тыл.
- Не отправляйте, товарищ капитан. Тут мои товарищи, я не могу их оставить... - взмолился связист.
Я не стал настаивать на эвакуации, так как хорошо понимал, что значит для бойца родная часть и как трудно оставить ее и друзей-однополчан. За проявленное мужество я представил Нечаева к медали "За отвагу".
Несмотря на постоянно подстерегавшую опасность, на лишения фронтовой жизни, изнурительный солдатский труд, боевой дух бойцов и командиров нашего полка был очень высок. Дружба, взаимная выручка и помощь в опасных ситуациях стали законом их повседневной жизни.
Не случайно, что нам удалось в это время решить многие задачи по повышению боеспособности подразделений. В первую очередь мы добились в процессе продуманно спланированной штабом полка и штабами дивизионов боевой подготовки хорошей слаженности орудийных расчетов, обеспечили взаимозаменяемость номеров. В каждом расчете удалось быстро подготовить одного-двух запасных наводчиков, которые могли заменить и командира орудия. Основное внимание обратили на отработку задач по огневой службе при стрельбе с закрытой позиции днем и ночью. Все это делалось, как говорится, "без отрыва от производства": в любой момент, когда того требовала обстановка, занятия прекращались и орудие, взвод, батарея открывали огонь по заданной цели.
Учеба специальная подкреплялась большой политико-воспитательной работой. Комиссар дивизиона политрук И. И. Горячев, политруки батарей И. И. Хребтов, М. В. Трунов и А. К. Волжанский наладили в подразделениях содержательные политинформации. В каждом расчете, как правило, утром агитаторы читали бойцам сводки Сов-информбюро, газеты, обсуждали с ними наиболее важные и интересные статьи и заметки.
Регулярно проводились партийные и комсомольские собрания. Несмотря на имевшиеся потери, ряды коммунистов и комсомольцев постоянно росли.
Иван Ильич Горячев, скромный и неутомимый в работе человек, умел привнести в несколько однообразную жизнь коллектива, присущую периоду длительной обороны, свежую струю. То он организовывал в часы досуга выступление танцоров, то устраивал вечер политической сатиры, на котором больше всего доставалось бесноватому фюреру и Геббельсу. В другой раз сатирическая стрела поражала уже нерадивого солдата, забывшего почистить оружие. Особым почетом пользовались у нас частушки. Не помню уже, кто их сочинял, но отлично помню, что равнодушным при их исполнении никто не оставался.
Неудивительно, что вокруг комиссара вскоре сплотился крепкий боевой коллектив из коммунистов и комсомольцев - надежная наша опора в борьбе за успешное выполнение поставленных перед дивизионом задач.
Бой в лесистой местности имеет много особенностей. Самой неприятной из них, над которой мы в мирное время как-то не задумывались, является поражающее действие и весьма отрицательный психологический эффект, производимый рвущимися над головой минами и разрывными пулями.
Ударяясь о ветви и стволы деревьев, разрывные пули создавали отвратительную трескотню, которая слышалась раньше звука выстрелов пулеметов или автоматов, а значит, и заглушала их. Поэтому определить, откуда ведется обстрел, а тем более дальность стрельбы в таких случаях было почти невозможно. Создавалось ложное впечатление, будто стреляют откуда-то с тыла, а то и со всех сторон, и притом с близкого расстояния.
Другой особенностью боевых действий в лесистой местности, какой она и была под Синявино и Гонтовой Липкой, являлась невозможность визуального наблюдения, что очень затрудняло организацию контрбатарейной борьбы. Все вражеские батареи скрывались в лесах, перелесках, в складках местности. Поэтому, чтобы удар наш был весомей и эффективней, стрельбу по ненаблюдаемым артиллерийским и минометным батареям противника мы вели, как правило, всем дивизионом методом переноса огня от действительного репера. К каждому такому налету я, как стреляющий, начальник штаба и командиры батарей тщательно готовились сами, готовили подчиненных, материальную часть орудий и боеприпасы.
Старший лейтенант Александр Петрович Панферов, который отвечал за готовность батарей к выполнению задачи, был отличным огневиком. Он в совершенстве знал теорию и правила стрельбы артиллерии. Сообщив заранее командирам батарей уточненные исходные данные - установку прицела по центру участка и величину скачка прицела в метрах, доворот от основного направления стрельбы, установку уровня и взрывателя, заряд, интервал веера, продолжительность и порядок ведения огня, расход снарядов, - Панферов через достаточное для подготовки: к стрельбе время вызывал к телефону Когана, Павлова и Деркача и требовал от них доклада о рассчитанных установках по центру участка, величине интервалов между разрывами соседних орудий, темпе огня, то есть доклада о всем том, что характеризует качество подготовки подразделений к выполнению важной огневой задачи.
Нередко роль стреляющего (всем дивизионом) я предоставлял начальнику штаба и командирам батарей. И с каждым днем они все лучше и лучше справлялись с этой обязанностью, совершенствовали свое боевое мастерство. Припоминается такой случай.
На НП дивизиона прибыл майор Колесов. Справившись у меня, как дела, и выслушав краткий доклад, он вдруг скомандовал:
- Дивизион, к бою! Цель номер 212, подавить!
Это была "хитрая", живучая вражеская 120-миллиметровая минометная батарея, не дававшая покоя пехотинцам ни днем ни ночью. Очень часто она открывала огонь и по нашим тылам. Не раз нам с Панферовым казалось, что мы уже уничтожили ее. Но не проходило и суток после очередного сильного артиллерийского налета по позиции этой батареи, как она оживала вновь. Вот и решил командир полка проверить; а не допускаем ли мы тут какой-нибудь оплошности?
Я повторил команды, но майор Колесов предостерегающе поднял руку и сказал:
- Отставить! За стреляющего будет начальник штаба. Старший лейтенант, принимайте командование дивизионом!
Панферов занял место у стереотрубы, взял на колени огневой планшет, быстро проверил все данные и отдал на огневые положенные команды. Прошло время, и командиры батарей, а также пункты СНД доложили о готовности к боевой работе. Командир полка молчал. Потом, же проронив ни слова, подошел к другой стереотрубе и стал наблюдать. Его смуглое лицо было бесстрастным. Казалось, он здесь и не присутствует.
Дружно грянул залп двенадцати мощных гаубиц. Огневой налет начался. Затем стрельба велась беглым огнем с предельным темпом. Учитывая, что площадь огневой позиции вражеской батареи по глубине не должна была превышать 100 метров, начальник штаба решил вести стрельбу на трех установках прицела. Закончив налет, он подождал докладов с пунктов СНД, быстро произвел необходимые графические операции на планшете, получил координаты центра группы разрывов, ввел небольшую корректуру и после десятиминутной паузы повторил налет, но уже на второй установке угломера.
Командир полка дал отбой. Потребовал планшет стреляющего, провел необходимые вычисления и вернул его начальнику штаба:
- Что ж, Панферов, все верно. Молодец! Надеюсь, эта батарея приказала долго жить...
Так оно и случилось: батарея больше не обнаруживала признаков жизни.
Начштаба чувствовал себя именинником. Похвала командира полка ценилась у нас очень высоко. Майор Колесов обладал глубокими познаниями в артиллерийском деле. Щ натуре, правда, он был несколько резковат. Но все знали, что отчитать он может только за дело. Зазря, просто так, - ни в коем случае!
Невысокого роста, коренастый, смуглолицый, Александр Алексеевич Колесов даже с виду был словно высечен из гранита. Предельно требовательный, он тем не менее всегда был готов прийти на помощь любому командиру, если тот нуждался в ней, будь то командир дивизиона или командир батареи, взвода, орудия.
Во второй половине сентября 1941 года положение Ленинграда еще более осложнилось. Немецкие войска обошли город с юга и юго-востока, а финские нависли со стороны Карельского перешейка и вышли к реке Свирь. Единственным путем для связи со страной оставалось Ладожское озеро и его юго-восточное побережье.
Тогда и появилось известное решение командования Ленинградского фронта: ударам войск 54-й армии с одной стороны и Невской оперативной группы - с другой в направлении Синявино деблокировать город Левина.
Это была трудная задача. Противник сильно укрепился. Перед его передним краем проходили проволочные заграждения в 2-3 кола, подступы к ним защищались многочисленными противотанковыми и противопехотными минными полями. Во всей тактической глубине его обороны было сооружено множество дотов и дзотов с бетонированным и бревенчатым перекрытием в 3-5 накатов.
К наступлению в первом эшелоне готовились три стрелковые дивизии 54-й армии. 3-й гвардейской генерала Н. А. Гагена, которую наш полк продолжал поддерживать, предстояло наступать в центре.
Накануне наступления я еще раз провел с командирами подразделений рекогносцировку местности, уточнил их задачи.
Весь день перед наступлением батареи вели пристрелку контурных точек и целей, а к вечеру подавили и уничтожили несколько хорошо оборудованных пулеметных гнезд на переднем крае обороны противника. Вое это походило на наши действия в предыдущие дни, и гитлеровцы не заметили подготовки артиллерии к крупному наступлению: как всегда - пристрелка, как всегда огневые налеты.
А в нашем тылу шла напряженная работа. Службе артиллерийского снабжения доставалось больше всех. Ей предстояло обеспечить подразделения нужным количеством боеприпасов, что сделать было не так просто: дороги здесь оказались разбитыми, автомобильный парк изрядно износился.
Каждая наша батарея должна была подавить от трех до пяти целей, что предполагало ведение огня одновременно по нескольким из них. По уставным нормам, для обеспечения хотя бы одного прямого попадания в дзот полагалось израсходовать от 20 до 40 снарядов, да на сопровождение и поддержку атаки стрелковых батальонов полагалось иметь не меньше половины боекомплекта, то же - для боя в глубине вражеской обороны.