На следующую ночь на одной из станций к составу прицепили платформы с тракторами ЧТЗ-60. Вместе с ними прибыли и трактористы - по два на каждую машину. Я дал команду исполняющему обязанности заместителя командира полка по технической части технику-лейтенанту Г. М. Микрюкову проверить состояние поступившей техники прямо на ходу. И что же оказалось - около 80 процентов тракторов не удалось даже завести. Они были настолько изношенными, что не представлялось даже, как мы их будем ремонтировать.
В тот же день мы с капитаном Кудрявцевым организовали что-то вроде ремонтной бригады, в которую командиры дивизионов включили наиболее подготовленных механиков. Возглавил ее красноармеец Петров, в прошлом бригадир тракторной бригады. Дело он свое знал крепко, двигатель понимал, как врач-кардиолог человеческое сердце.
Не покладая рук трудились механики. Даже обедали и ужинали прямо на платформе. Петров перебегал от одной машины к другой, давал указания, сам что-то делал, учил, подсказывал. В результате значительная часть неисправных тракторов была отремонтировала еще до разгрузки. Остальные нуждались в запасных частях, а их у нас не было.
На рассвете 19 августа эшелон подошел к станции Лог. Занималось тихое, ясное утро. На небе ни облачка. Из-за синей полоски дальнего леса поднималось солнце...
- Ну, вот и прибыли, - сказал я батальонному комиссару Горошко, задумчиво стоявшему у открытой двери вагона. - Теперь бы разгрузиться без помех...
Комиссар, как всегда, ответил не сразу. Не переставая смотреть на мелькавшие мимо разрушенные строения, он тихо произнес:
- Бомбят здесь, однако, частенько. Одни развалины. Я буду у платформ с тракторами.
И, спрыгнув на землю, побежал в хвост состава.
Соскочил на землю и я. Огляделся, стараясь отыскать глазами здание вокзала, где нас должен был ожидать представитель штаба артиллерии фронта. Однако, кроме вагончика, к которому сбегались бесчисленные провода, ничего вокруг не было - одни развалины. На многочисленных путях стояли обгоревшие вагоны - результат непрерывных бомбежек. При виде этой картины неприятно засосало под ложечкой. Только что прибывший эшелон наверняка не остался незамеченным. Того и гляди, налетят вражеские бомбардировщики.
- Вы командир полка? - обратился ко мне незнакомый командир. - Я представитель штаба артиллерии фронта. Быстрее разгружайтесь и рассредоточивайтесь.
Он хорошо знал местность и коротко, без подробностей, рассказал, куда и какие подразделения направлять. Я отдал соответствующие распоряжения. Разгрузка началась. И вот в самый разгар работы появились фашистские самолеты.
- Черт бы их побрал! - поморщился капитан Кудрявцев. - Надо бы скорее растащить вагоны.
Он побежал к паровозу. Разорвались первые бомбы. Задрожала земля, в воздухе зловеще засвистели осколки, у вагонов и платформ взметнулись фонтаны разрывов. Люди разбегались в разные стороны в поиске укрытия. Команды тонули в шуме и грохоте.
И тут я увидел своего начальника штаба, поднимавшегося по металлической лесенке в кабину машиниста. Через мгновение, окутанный огромным облаком пара, паровоз тронулся с места и потащил за собой несколько платформ. Вскоре, сманеврировав, он возвратился и продолжил свою работу. Как выяснилось, вел его наш начальник штаба.
Под руководством командиров и железнодорожников, для которых такие передряги были обычным явлением, бойцы изо всех сил толкали оставшиеся вагоны и платформы, помогая рассредоточить эшелон. К счастью, фашистские летчики большую часть бомб сбросили на ранее разбитые составы.
Сделав несколько заходов, "юнкерсы" улетели в направлении станции Иловля. Артиллеристы тут же возобновили работу по разгрузке эшелона.
Через два с половиной часа люди и техника полка были рассредоточены в назначенном месте. Капитан Кудрявцев аккуратно нанес расположение дивизионов на карту, составил подробное донесение для штаба артиллерии фронта.
Перед отъездом в Малое Иваново, где размещался штаб артиллерии, я не удержался и спросил Владимира Васильевича:
- Где же это вы научились паровоз водить?
- Машинистом когда-то работал, товарищ подполковник, - ответил начальник штаба. - Вот и пригодилась. Не забыл, оказывается...
В штабе артиллерии я был в полдень. На доклад меня вызвал сам начальник артиллерии фронта. Я доложил все как есть. Рассказал о том, что люди еще ни разу не выполняли практических стрельб, даже учебных, техника не в лучшем состоянии, три орудия повреждены во время бомбежки. Генерал слушал внимательно, не перебивая, изредка покачивая головой.
- А воевать надо, - сказал он негромко, когда я закончил доклад. Обстановка у нас сейчас сложная, можно сказать критическая. Ожесточенные бои идут уже у стен Сталинграда. Как же без артиллерии? Полк ваш доукомплектуем, обеспечим транспортом и недостающими тягачами. Даю вам на приведение подразделений в порядок два дня.
Испытание огнем
Батальонный комиссар Торонто и капитан Кудрявцев поджидали меня в штабе. Результаты моей поездки их тоже очень обрадовали. Обещание начальника артиллерии фронта помочь, особенно транспортом, снимало с наших плеч немалый груз забот.
Мы тут же взялись за дело. К полуночи хорошо изучили по карте боевую обстановку, до деталей расписали объем работ, которые предстояло выполнить в ближайшие дни. Утром побывали в дивизионах и батареях, побеседовали с людьми. Тимофей Дмитриевич Горошке говорил с бойцами доходчиво, откровенно, не скрывая от них ни успехов, ни временных неудач.
На следующий день из штаба артиллерии фронта пришел приказ немедленно переместиться в район юго-восточнее станицы Качалинская и поступить в распоряжение начальника артиллерии 62-й армии генерала Н. М. Пожарского.
Это было как гром с ясного неба. Я тут же связался со штабом артиллерии и напомнил об обещании доукомплектовать полк личным составом и пополнить транспортом. Но мне сказали, что доукомплектовываться придется на новом месте...
Поставив командирам дивизионов и штабу задачу на перемещение в новый район, сам выехал на розыски штаба артиллерии 62-й армии. Генерала Пожарского нашел на передовом командном пункте, хорошо замаскированном в одной из балок, которых здесь было видимо-невидимо. Балка непрерывно обстреливалась артиллерией противника, в воздухе стоял удушливый запах взрывчатки.
Едва переступив порог блиндажа генерала Пожарского" я начал докладывать о степени готовности полка к боевым действиям. Но генерал прервал меня:
- Вас понял. Однако времени на доукомплектование нет. Получите задачу.
Начальник штаба артиллерии армии ввел меня в курс дела. Противник, подтянув силы со стороны Вертячего и Песковатки, перешел в наступление, стремясь выйти к Волге севернее Сталинграда. Чтобы преградить ему путь, в бой бросали все, что имелось под рукой...
Нельзя было терять ни минуты. И я тут же отправился в полк, поставил задачи подразделениям на предстоящее развертывание боевых порядков в заданном районе.
К утру 22 августа дивизионы заняли огневые позиции юго-восточнее станицы Качалинская, несколько в стороне от направления главного удара фашистских дивизий. В штабе артиллерии армии учли все же недостаточную степень нашей боеспособности и поставили перед полком вспомогательную задачу. Нам предстояло вести по наступающим танкам гитлеровцев главным образом фланговый заградительный огонь. Но с моего НП на многие километры прекрасно просматривалось поле боя на главном направлении вражеского удара. Там, что называется, горели земля и небо. Немецкие танки, мотоциклы, бронетранспортеры, автомашины шли сплошной лавиной.
Теряя людей и боевую технику, гитлеровцы между тем не ослабляли свой натиск. Они вводили в сражение все новые и новые силы, стараясь любой ценой пробить брешь в нашей обороне и выйти к Волге. Земля дыбилась от рвущихся снарядов и авиабомб, всюду пылали танки, бронетранспортеры, в воздухе гудели "юнкерсы" и "мессершмитты". Но как ни старался враг, ему ничего не удавалось сделать. Советские воины сдерживали напор бронированных машин и пехоты противника, с великим упорством защищая каждую пядь родной земли.
Наблюдательные пункты командиров дивизионов находились рядом с наблюдательными пунктами командиров полков поддерживаемой нами стрелковой дивизии. Им прекрасно были видны немецкие танковые подразделения, которые во взаимодействии со спешившейся мотопехотой непрерывно атаковали наши позиции, используя для скрытного подхода к ним пересеченную оврагами и балками местность.
Все, усилия командиров, политработников и бойцов нашего полка были направлены на то, чтобы точно и организованно вести огонь, оказать родной пехоте максимум огневой поддержки, в которой она так нуждалась, благо снарядов подвезли два боекомплекта.
Все офицеры управления полка и дивизионов, свободные от ведения огня, включая и политработников, находились на огневых, непосредственно у орудий, помогали номерам расчетов действовать спокойно, уверенно, проверяли установки прицельных приспособлений и наводку орудий в цель, следили за последовательностью выполнения команд, поступавших с наблюдательных пунктов командиров дивизионов.
Такая помощь и контроль благотворно сказались на темпе и точности огня. И уже к вечеру 22 августа мы все почувствовали облегчение: команды с НИ дивизионов и полка проходили оперативнее, выполнялись быстрее, более слаженно. В течение дня полк израсходовал целый боекомплект снарядов, подбил два танка, уничтожил более ста солдат и офицеров противника. Оба танка была выведены из строя огнем 4-й батареи капитана В. Т. Лучкина.
Когда вечером бой стих, командиры подразделений подвели итоги, провели подробный разбор действий батарей, взводов и орудийных расчетов. Офицеры управления полка и дивизиона указали каждому расчету на допущенные в ходе боевой работы ошибки, подбодрили людей, отметили отличившихся.
После ужина личному составу предоставили отдых, а под утро все, включая командиров и политработников, снова принялись за работу. Поправили и улучшили орудийные окопы, подготовили к бою боеприпасы. Артснабженцы пригнали два отремонтированных своими силами орудия, выведенные из строя при разгрузке эшелона.
23 августа гитлеровская авиация нанесла бомбовый удар по огневым позициям артиллерии, командным и наблюдательным пунктам 62-й армии. Вой пикирующих бомбардировщиков слился со сплошным гулом артиллерийской канонады. Фашистские снаряды рвались рядом с моим НП и орудийными окопами дивизионов. Бойцам и командирам было приказано укрыться в ячейках, траншеях и ходах сообщения.
Я прильнул к окулярам стереотрубы и, медленно вращая маховик наводящего червяка лимба, осматривая местность. Поскольку мой НП был смещен далеко в сторону фланга, передний край нашей обороны просматривался отсюда почти вдоль линии окопов.
Артиллерийская и авиационная подготовка противника была короткой. Вперед ринулись танки и мотопехота.
Небольшая пауза - ив боевых порядках наступающих гитлеровцев стали рваться снаряды и мины - наша артиллерия и минометы открыли ответный огонь.
Каждый дивизион, каждая батарея нашего полка знали свою цель. Командиры на местности изучили отведенные им полосы и пристреляли рубежи подвижного заградительного огня (ПЗО) в них. Я ожидал, пока передовые танки и бронетранспортеры подойдут на расчетное расстояние к запланированному рубежу. Как только это случилось, подал команду:
- Дивизионы, к бою! По вражеским танкам, огонь!
Разрывы снарядов 152-миллиметровых гаубиц-пушек немногочисленных здесь артполков РВГК были хорошо видны на местности. Первые же залпы наших батарей взметнули высокие фонтаны земли и огня среди движущихся танков противника. Однако, не меняя курса, они продолжали двигаться вперед. Но вот вздрогнул и застыл на месте один, другой, третий. Из нескольких машин повалил дым, потом они вспыхнули, окутались языками пламени.
Командиры дивизионов уменьшили прицел. И вновь ударили тяжелые орудия, поднялись к небу огненные смерчи. По танкам били прямой наводкой и противотанковые подразделения, пунши и гаубицы стрелковых соединений.
На позиции артполка обрушили бомбовый удар "юнкерсы". По самолетам открыли огонь две расположенные невдалеке зенитные батареи. Первым же залпом они сбили один, а несколькими минутами позже и: другой фашистский бомбардировщик. Остальные сбросили свой груз с большой высоты, не причинив особого вреда орудиям и расчетам.