Риццоли сидела на больничной койке перед экраном телевизора. Ее руки были так основательно забинтованы, что издалека напоминали боксерские перчатки. На голове было выбрито большое пятно — в этом месте доктора накладывали черепные швы. Она возилась с пультом телевизора и не сразу заметила, что в дверях стоит Мур. Он постучал. Когда она обернулась, он на мгновение увидел в ней слабую беззащитную женщину. Впрочем, она тут же нацепила маску независимости и стала прежней Риццоли, настороженно наблюдающей за тем, как он прошел в палату и сел на стул.
На экране телевизора мелькали кадры очередной мыльной оперы.
— Ты не можешь выключить эту пошлятину? — раздраженно бросила она и указала перебинтованной рукой на пульт управления. — У меня не получается нажать на кнопку. Они, наверное, думают, что я могу переключать носом или еще чем-нибудь.
Он взял пульт и выключил телевизор.
— Спасибо тебе, — фыркнула она. И поморщилась от боли в трех сломанных ребрах.
С выключенным телевизором стала заметной долгая пауза, повисшая между ними. Из коридора доносились крики врачей и грохот тележек, развозивших еду.
— За тобой здесь хорошо ухаживают? — спросил он.
— Вполне прилично для сельской больницы. Может, даже лучше, чем в городе.
В то время как Кэтрин и Хойт были доставлены самолетом в медицинский центр «Пилгрим» в Бостон в связи с их тяжелыми ранениями, Риццоли поместили в местную больницу. Несмотря на удаленность от города, почти все детективы из отдела убийств уже совершили паломничество в эти края, чтобы повидать коллегу.
И все приносили цветы. Букет роз от Мура затерялся среди ваз, расставленных по всей палате.
— Ого! — произнес он. — Я смотрю, у тебя много поклонников.
— Да. Не верится? Даже Кроу прислал букет. Вон те лилии. Думаю, он этим пытается мне что-то сказать. Тебе не кажется, что это на тему похорон? А видишь те чудные орхидеи? Это от Фроста. Черт возьми, это я должна была послать ему цветы в знак благодарности за спасение.
Именно Фрост позвонил в полицию штата и вызвал подкрепление. Когда Риццоли отключила пейджер, он связался с Дином Хоббзом и узнал о ее передвижениях. В частности, о том, что она поехала на ферму «Стерди» разыскивать женщину с черными волосами.
Риццоли продолжала инвентаризацию своего цветочного фонда.
— А вот эта огромная ваза с тропическими растениями от семьи Елены Ортис. Гвоздики прислал Маркетт, скупердяй. А жена Слипера принесла вот этот гибискус.
Мур изумленно качал головой.
— Ты все это запомнила?
— Да, конечно, ведь мне никто никогда не дарил цветы. Я буду помнить этот момент всю жизнь.
В ней опять проступила уязвимость. И еще он заметил, что ее темные глаза как-то особенно блестят. Она была в синяках, в бинтах, с уродливой лысиной на голове. Но, абстрагируясь от недостатков в ее внешнем облике, не замечая квадратной челюсти и выпирающего лба, можно было увидеть ее красивые глаза.
— Я только что разговаривал с Фростом. Он сейчас в «Пилгриме», — сказал Мур. — Говорит, что Хойт будет жить.
Она промолчала.
— Сегодня утром ему провели экстубацию гортани. У него до сих пор трубка в груди, поскольку повреждено легкое. Но дышит он самостоятельно.
— Он в сознании?
— Да.
— Говорит?
— С нами нет, — ответил Мур. — Только со своим адвокатом.
— Господи, если бы у меня тогда была возможность прикончить этого гада…
— Ты бы этого не сделала.
— Думаешь?
— Я думаю, что ты слишком хороший полицейский, чтобы не повторять прошлых ошибок.
Она в упор посмотрела на него:
— Кто знает!
«Даже ты не знаешь. Никто не знает, пока не окажется перед таким выбором».
— Я думал, что ты уже сделала определенные выводы, — сказал он, поднимаясь.
— Эй, Мур, — окликнула она его.
— Да?
— Ты ничего не сказал про Корделл.
Он намеренно не стал затрагивать эту тему. Кэтрин была главной причиной конфликта между ним и Риццоли, незаживающей раной в их отношениях.
— Я слышала, она идет на поправку.
— Операция прошла успешно.
— Он сделал это…
— Нет. Он не закончил экзекуцию. Ты прибыла вовремя.
Риццоли с облегчением откинулась на подушки.
— Я сейчас еду к ней в «Пилгрим», — сказал он.
— И что дальше?
— А дальше мы ждем тебя на работе, чтобы ты сама могла сжимать трубку своего проклятого телефона.
— Нет, я имела в виду, что будет дальше между вами?
Мур помолчал, уставившись в окно, откуда на лилии струился солнечный свет.
— Не знаю.
— Маркетт до сих пор печалится по этому поводу?
— Он предупредил меня. И был прав. Мне не следовало заходить так далеко. Но я не мог удержаться. Интересно, что было бы…
— Выходит, ты вовсе не святой Томас? — проговорила она. Мур грустно усмехнулся и кивнул. — Нет ничего более скучного, чем идеал, детектив.
Он вздохнул.
— Всегда приходится делать выбор. Трудный выбор.
— Главный выбор не бывает легким.
Повисла пауза.
— Может, выбирать нужно вовсе не мне, — наконец сказал он, — а ей.
Когда он подошел к двери, Риццоли окликнула его:
— Когда увидишь Корделл, передай ей от меня пару добрых слов, хорошо?
— И что сказать?
— Скажи, чтобы в следующий раз целилась выше.
«Я не знаю, что будет дальше».
Он ехал обратно в Бостон, и воздух, врывавшийся в открытое окно его машины, был заметно прохладнее. Ночью пришел холодный фронт из Канады, и в городе стало легче дышать. Он думал о Мэри, своей сладкой Мэри, о галстуках, которые она ему никогда не завяжет. Двадцать лет совместной жизни оставили много воспоминаний. Шепот в ночи, интимные шутки, целую историю. Да-да, историю. Супружеская жизнь как раз и соткана из таких мелочей, как подгоревший ужин, ночные заплывы, и множества других, незримо связывающих двух людей. Они вместе были молодыми, вместе вступили в зрелый возраст. Ни одна женщина, кроме Мэри, не могла стать хозяйкой его прошлого.
А вот будущее было невостребованным.
«Я не знаю, что будет дальше. Но точно знаю, кто сделает меня счастливым. И думаю, что смогу сделать счастливой ее. И сейчас, в этот момент нашей жизни разве можно мечтать о другом счастье?»
С каждой милей он отбрасывал новый пласт сомнений. И, остановившись у «Пилгрима», направился к дверям решительной походкой мужчины, сделавшего свой окончательный и правильный выбор.
Он поднялся на лифте на пятый этаж, зарегистрировался у администратора и прошел по длинному коридору к палате 523. Тихо постучал в дверь и вошел.
У постели Кэтрин сидел Питер Фалко.
В этой палате, как и у Риццоли, пахло цветами. Утренний свет струился в окно, отбрасывая золотистые лучи на постель и ее обитательницу. Она спала. В изголовье стояла капельница, и солевой раствор поблескивал, переливаясь в трубке словно крохотные бриллианты.
Мур встал по другую сторону кровати, и в комнате повисло долгое молчание.
Фалко нагнулся и поцеловал Кэтрин в лоб. Потом поднялся и пристально посмотрел на Мура.
— Берегите ее.
— Обязательно.
— Я прослежу, — сказал Фалко и вышел из палаты.
Мур занял его место на стуле и взял руку Кэтрин. Бережно поднес ее к губам. И тихо повторил:
— Обязательно.
Томас Мур был человеком слова.