- Значит, отступать?! А вам известно требование наркома обороны - "Ни одной пяди своей земли не отдадим"? - почти прокричал он.
Воцарилась глубокая тишина. Кто-то по неосторожности сдвинул со стола коробку цветных карандашей. Они упали на пол и произвели впечатление разорвавшейся бомбы. После паузы капитан Гуслицер начал было объяснять, как он понимает требования наркома обороны, - нельзя на всех участках фронта одновременно быть одинаково сильным. Комбриг оборвал:
- Получили сомнительный приказ из штаба дивизии и бросились его выполнять! А где же ваша бдительность?
Учения закончились. Отход полка на более выгодный рубеж так и не был осуществлен. Даже в теоретическом плане.
Вспоминал я училище, преподавателей и командиров, готовивших нас к самостоятельной работе в войсках. Увиденный прием обучения искусству ведения боя отличался от методов, которые прививали нам. Мне он не понравился. Может быть, я не во всем разобрался, комбригу виднее. Только война в первые же дни потребовала гибкой тактики действий в зависимости от обстановки, и нам пришлось приобретать эти навыки за очень дорогую плату.
Перед самой войной, а в Европе она уже шла, наша моторизованная дивизия участвовала в корпусном командно-штабном учении. Руководил им генерал-майор В. Я Колпакчи. Отрабатывались вопросы организации марша на большое расстояние, ввода в бой подвижных сил и преследования противника. Большое внимание уделялось освоению методики управления войсками и проверке технических возможностей средств связи, особенно радио.
Я находился при штабе корпуса в качестве делегата связи от своей дивизии. Суточный марш был хорошей проверкой работоспособности технических средств управления войсками. Не все рации его выдержали: местные условия сильно влияли на радиообмен. С нашей 65-й дивизией в течение ночи я так и не смог связаться по радио. И не только я. Докладывали начальству об этом. Оно распекало исполнителей за отсутствие инициативы, но от разносов мощность радиостанций и направленность антенн не увеличивались.
Не хулю технику связи. Беда заключалась в другом: мы не всегда умели грамотно реализовать ее возможности с учетом условий местности. А общевойсковые командиры, в распоряжении которых оказывались радиосредства, мне кажется, держались подальше от них и предпочитали использовать для связи пеших, конных и моторизованных посыльных.
Боевые распоряжения и другие документы на том учении мы по указанию генерала Колпакчи доставляли дивизиям на самолетах У2. На разборе было отмечено деликатное обращение общевойсковых командиров с радиосредствами. Но и после него заметных изменений в этом отношении не произошло: у многих товарищей, в том числе и штабных командиров, отношения с радиостанциями на "ты" так и не получалось. Уже под грохот батарей врага пришлось нам совершенствовать эти отношения.
Я находился на узле связи и по телеграфу уточнял у подполковника Казанцева обстановку, когда в аппаратную вбежал майор Хохлин и сообщил печальную весть.
- Погибли начальник оперативного отдела полковник Кашутин и заместитель начальника политотдела армии бригадный комиссар Циглов, - сказал он. - В районе Сямозера это произошло.
Рассудком мы понимали, что война без жертв не бывает, а вот сердцем... Очень жаль было боевых товарищей. А. В. Кашутина и А. Н. Циглова похоронили в Петрозаводске. Позднее я побывал на могилах и почтил их память. Но это произошло уже после войны. А тогда обстановка не позволяла расслабляться.
В первых числах сентября гитлеровцы вышли к южному берегу Ладожского озера у Шлиссельбурга. После упорных боев на Карельском перешейке под давлением врага попятились части 23-й армии.
Каждый из нас, бойцов 7-й армии, переживал за положение на фронте. И "е только на нашем участке. Еще труднее в ту пору было под Москвой. Я частенько подумывал о своих родных смоленских местах. Там был враг, и получить оттуда долгожданную весточку просто не надеялся. И вдруг однажды, проходя мимо дежурного по управлению армии, услышал:
- Товарищ Бунаков, а вам два письма...
- Какие? Откуда? - А у самого сердце екнуло.
Лейтенант Гритчин подал два конверта. Глазам своим не верю - письма от жены. Почтовые штемпели на них московские, обратного адреса нет. Тут же вскрыл конверты.
Супруга сообщала, что чуть ли не из пекла боя пробилась с сыном в Москву. Обратилась в академию, где я учился, чтобы узнать обо мне. "Спасибо комиссару курса, на котором ты учился, полковому комиссару Д. Д. Возненко, говорилось в письме. - Он позвонил в Главное управление кадров, где ему сообщили твой адрес. Товарищ Возненко помог мне получить талоны на обеды в академической столовой и записал нас с сыном в список на эвакуацию вместе с академией..."
Отлегло от сердца: живы жена с сыном и в безопасности. Очень боялся за них: гитлеровцы при оккупации советской территории жестоко расправлялись с семьями командиров Красной Армии. Поблагодарив, мысленно правда, полкового комиссара Возненко за помощь семье: в такое трудное время, когда приходилось решать тысячи различных, может быть более важных, вопросов, он позаботился о семье рядового слушателя.
Второе письмо было с дороги. В нем сообщалось, что жена и сын подъезжают к Рязани. "В ожидании эшелона в Москве мы жили в академическом общежитии, - писала жена. - 22 октября утром подали автобусы и всех нас отвезли на Курский вокзал. Там посадили в товарный поезд. Несмотря на пасмурную погоду, самолеты противника бомбили Курский вокзал и другие районы города, но в наш поезд попаданий не было..."
Поправки к директиве противника
Гитлеровское командование хотело овладеть Москвой, Ленинградом, Харьковом, Донбассом и другими промышленными районами европейской части нашей страны до наступления зимних холодов. В директиве № 35 от 6 сентября 1941 года немецкое верховное командование требовало от группы армий "Север" совместно с финскими соединениями окружить войска Красной Армии в районе Ленинграда и не позднее 15 сентября-высвободить значительную часть подвижных войск и авиации для переброски их в группу армий "Центр". Противник даже назначал сроки своих парадов на Красной площади в Москве и Дворцовой площади в Ленинграде. Были заготовлены специальные пропуска по этому случаю.
Но Красная Армия вносила в эти сроки поправки. Каждая деревушка, не говоря уже о городах и промышленных центрах, каждый выгодный в тактическом отношении рубеж защищались нашими воинами до последней возможности. И хотя враг местами очень глубоко вклинился на нашу землю, к глубокой осени сорок первого года стали намечаться кое-какие перемены к лучшему.
На Свири это проявлялось пока не столь заметно, но окопные старожилы отмечали у прибывавшего пополнения возросшее количество автоматического оружия. Знатоки поговаривали о таинственных "катюшах", которые якобы наводят на гитлеровцев такой страх, что при одном появлении реактивных установок оккупанты драпают без оглядки.
День ото дня у бойцов переднего края крепла вера в нашу победу, в мудрость руководства Коммунистической партии. В самое тяжелое для Отчизны время передовые бойцы и командиры считали большой честью для себя идти в бой коммунистами.
Коммунисты и комсомольцы были душой в атакующих шеренгах, цементирующей силой в обороне. Они всегда были там, где труднее. В 71-й дивизии нашей армии за первый месяц войны 107 бойцов и командиров подали заявления с просьбой принять их в партию. 141 молодой воин подал заявление в комсомол. В 168-й дивизии эти цифры еще показательнее: в партию пожелали вступить 350 бойцов и командиров, в комсомол - 201.
Враг, между тем, пытался исполнить директивы своего руководства. Пополнился живой силой и техникой 39-й моторизованный корпус немцев. В двух его танковых дивизиях находилось до 450 танков. Он был нацелен на обход Ленинграда с юго-востока. Вражеский бронированный кулак плотно прикрывала авиация. По обеим берегам Волхова наступал 1-й армейский корпус немцев, а в направлении Малой Вишеры - 38-й армейский корпус.
Неприятель прорвал оборону частей 4-й армии в районе Грузине и форсировал Волхов. Его танки вы шли на ближние подступы к Тихвину. Занятие этого города врагом означало бы утрату последней железной дороги к юго-восточному побережью Ладоги, по которой снабжался Ленинград.
8 ноября, в день отступления наших войск из Тихвина, Гитлер, выступая в Мюнхене, хвалился: "Ленинград сам поднимет руки: он неминуемо падет, раньше или позже. Никто оттуда не освободится, никто не прорвется через наши линии. Ленинграду суждено умереть голодной смертью".
Тихвин находился в тылу 7-й отдельной армии Удар гитлеровцев своим острием нацеливался на реку Свирь. Естественно, что оборонявшиеся на этом рубеже наши части бдительно следили за развитием событий. Но одно дело внимательно читать сводки с этого участка и вести разведку в своей полосе обороны и совсем другое - реально противостоять противнику. Против силы нужна сила. К сожалению, достаточными резервами армия не располагала.
Вечером 23 октября в Ленинград была передана телеграмма заместителя начальника Генерального штаба Красной Армии генерал-майора А. В. Василевского. Ставка приказывала: не прекращая активных действий по прорыву блокады, перебросить в район Тихвина две стрелковые дивизии из 54-й армии, а также 191ю и 44ю стрелковые дивизии и 6-ю бригаду морской пехоты из Ленинграда. Были предприняты и другие меры. Главную группировку противника удалось задержать на несколько суток.
29 октября Ставка Верховного Главнокомандования потребовала остановить продвижение противника к Тихвину и в направлении на Кириши, а "с прибытием новых дивизий перейти в решительное наступление для восстановления положения на реке Волхов и на участке к западу от нее". Наши войска контратаковали головные части 12-й и 18-й танковых и 20-й моторизованной дивизий противника. На отдельных участках даже потеснили их. Так, подразделения 191-й дивизии отбросили врага за реку Хвашня. Части другой дивизии выбили гитлеровцев из населенных пунктов Заручевье, Горушка, Петровское и приблизились к железной дороге Будогощь - Тихвин.
В этих боях сухопутным войскам много помогала наша авиация. Она бомбила и штурмовала вражеские позиции на переднем крае и в глубине, нарушала управление, наносила удары по аэродромам противника.
Авиаторы сражались мужественно и умело. Так, над Малой Вишерой командир звена 513-го истребительного авиационного полка лейтенант Н Г. Лесконоженко со своими подчиненными смело атаковал шестерку неприятельских бомбардировщиков. Два "юнкерса" были сбиты. На выручку бомбардировщикам пришли "мессеры". Наше звено завязало с ними воздушный бой. В этот момент у лейтенанта Лесконоженко кончился боезапас. Тогда летчик пошел на таран и обрубил одному из "мессеров" хвост. Пилота ранили. Но он не вышел из боя. Более того, он сам бросился в атаку и таранил второй самолет врага. А потом на поврежденной машине перелетел линию фронта и приземлился в расположении своих войск.
Н. Г. Лесконоженко за этот подвиг было присвоено звание Героя Советского Союза. К сожалению, посмертно. Врачам госпиталя, куда его доставили, не удалось спасти авиатора.
Это не единственный пример беззаветного выполнения воинского долга. Аналогичные факты мужественной борьбы с врагом были не только у авиаторов. Стойко обороняли занимаемые рубежи пехотинцы и артиллеристы, танкисты и саперы, бойцы других специальностей. 16 ноября командующий группой армий "Север" докладывал в свой генеральный штаб о том, что бои в районе между озерами Ильмень и Ладожским развиваются крайне неудачно для немецкой армии.
9 ноября командование 4-й армией принял генерал К. А. Мерецков, оставаясь в то же время во главе 7-й отдельной армии. От Верховного Главнокомандования он получил указание остановить и разгромить противника под Тихвином. Почти одновременно с этим решением для усиления войск 4-й армии со Свири перебрасывались 46я танковая бригада генерал-майора В. А. Копцова, стрелковый полк, четыре минометных и два саперных батальона практически весь резерв 7-й отдельной армии. Они двигались по маршруту: Часовенная Гора - Алеховщина - Еремина Гора - Сарожа - Кривой Наволок.
Обстановка под Тихвином, как отмечал командарм К. А. Мерецков, была исключительно тяжелой, если не сказать, критической. Штаб 4-й армии попал под удар противника и отходил на восток отдельными группами. Управление войсками практически было парализовано. Наши части отходили, а гитлеровцы быстро продвигались вдоль шоссе и железной дороги в сторону Вологды и на север - к реке Свирь.
Для управления войсками в районе Тихвина была подготовлена оперативная группа из состава штаба 7-й отдельной армии. Она должна была прибыть в район намеченного командного пункта - Сарожу, что в 22 километрах севернее Тихвина, 8 ноября. Рано утром на полевой аэродром Новинка приехали вылетавшие первым рейсом. Вторым рейсом должен был лететь генерал армии Мерецков с группой командиров.
Погода была явно нелетной. Свирепствовал снежный буран. Видимость крайне ограниченная. Даже взлетная полоса не просматривалась полностью. И вес же двухмоторный "дуглас" взлетел. Однако Сарожу экипаж не нашел, и самолет вынужден был вернуться обратно в Алеховщину. В середине дня видимость несколько улучшилась. На аэродром вскоре прибыл генерал армии Мерецков и с ним несколько командиров. В их числе командующий артиллерией армии полковник В. С. Нестерук и военный комиссар 272-й стрелковой дивизии полковой комиссар Т. П. Лесняк.
- Обстановка под Тихвином неясная, - сказал командарм командиру экипажа. - При подходе к Сароже внимательно посмотрите, нет ли там противника. Сделайте так: если с воздуха будет видно, что аэродром у противника, то, не касаясь земли, сразу вверх.
"Дуглас" летел невысоко над землей. Внизу проплывал запорошенный снегом лес, иногда просматривались плешины болот. Как там теперь? Далеко ли продвинулся противник? Наверное, о том же думали двигавшиеся форсированным маршем под Тихвин части и подразделения 7-й отдельной армии.
Вечерело, когда самолет с оперативной группой на борту тяжело приземлился на полевом аэродроме у деревни Сарожа. Командующего никто не встречал. Людей вообще не было видно. Вдруг откуда-то появился человек в советской военной форме. Им оказался командир батальона аэродромного обслуживания. Увидев командующего, доложил ему, что подчиненный батальон подготовлен к отходу.
- Столовая у вас тоже подготовлена к отходу? Сможете вы нас накормить ужином? - спросил К. А. Мерецков.
- Трудно, но попытаемся, товарищ генерал армии, - ответил командир батальона, получивший приказ продолжать выполнять боевую задачу.
Со стороны Тихвина доносились звуки артиллерийской канонады, и темное небо периодически освещалось зарницами взрывов. Неподалеку чернели какие то строения Кругом ни единого огонька Сарожа оказалась безлюдной.
Узнав о прибытии генерала армии, в столовую начали приходить командиры разных рангов. Лица заросли щетиной, а грязные шинели и не менее грязные бинты на руках и на головах некоторых из них свидетельствовали о пережитых трудностях. Почти все они отступали через Тихвин. Настроение у них было подавленное, и разговор не клеился. Командарм поздоровался с ними, пригласил сесть, начал расспрашивать о том, как был сдан врагу город. И тут выяснилось, что никто из них не мог сказать ничего определенного. Потеряв управление еще на подступах к городу, части и подразделения прошли его без остановки. Противник тоже не задержался в Тихвине. Седой капитан с ввалившимися щеками и воспаленными глазами едва подбирал слова да, он начальник штаба батальона, но что там произошло, и сам понять не может. Танки противника навалились на боевые порядки батальона, связь с полком и дивизией прервалась. Пытались обороняться. Погиб почти весь батальон. Лишь он, начальник штаба, с группой бойцов пробился в лес. В лесу, должно быть, много других бойцов и командиров.
Одиночки, разрозненные группы. А организованной силы, способной противостоять врагу, нет. Вывод напрашивался сам собой нужно восстановить нарушенную связь между соединениями и частями 4-й армии. Но оперативная группа сделать это наличными силами не могла. И тогда было решено выехать на основные направления, по которым отходили войска, разыскать командиров и на месте объединить группы в роты и батальоны, свести в полки, организовать управление.
На следующий день генерал армии Мерецков со своими помощниками выехал из Сарожи к Тихвину. Километров через пять они повстречались сразу с двумя командирами полковником П. А. Артюшенко, командиром 44-й стрелковой дивизии, и полковником П. С. Виноградовым, командиром 191-й стрелковой дивизии. Полковники задержались в небольшом населенном пункте Бор, а подчиненные им части отходили в направлении Лодейного Поля.