В начале второго часа ночи 22 октября батальон Кондрашова завязал с противником бой южнее озера Куэтсярви. Взятые пленные показали, что они из подразделений прикрытия 163-й пехотной дивизии. Главные силы бригады ускорили движение и вскоре ударили по врагу. Бой шел до рассвета. В нем участвовали войска 31-го стрелкового корпуса, 127-го легкого стрелкового корпуса. Действуя с востока, юго-востока и с юга, наши части активно теснили противника. Оказавшись в полукольце, он метался, пытаясь под покровом ночи прорваться на запад в обход озера Куэтсярви. Но
лось это немногим. 22 октября район никелевых разработок и населенный пункт Никель были освобождены от врага В тот же день, как нам стало известно, войска 14-й армии овладели важным на пути к Киркенесу населенным пунктом Тарнет.
Нашей бригаде в ночном бою противостояла 163я пехотная дивизия немцев. Враг сопротивлялся с упорством обреченных и все же не выдержал натиска советских морских пехотинцев. Понеся большие потери в живой силе и технике, неприятельская дивизия, или, вернее сказать, ее остатки, была отброшена за норвежскую границу. С рассветом мы увидели результаты дел своих: дорога от Никеля в сторону Норвегии была буквально завалена разбитой вражеской военной техникой, трупами в серозеленых мундирах.
Ко мне подбежал командир взвода разведки лейтенант Якунин с объемистым портфелем из желтой кожи.
- Товарищ подполковник, вот у убитого немецкого офицера подобрали, у разбитой машины.
Из портфеля извлекли тетради, карты и небольшую книжку в деревянных корочках из карельской березы. Я прочел заглавие - "Майн кампф". Это был дневник немецкого офицера. Что ж, его борьба закончилась бесславно в чужих краях. Но о чем же все-таки писал гитлеровский выкормыш? Попросил переводчика объяснить суть подчеркнутых фраз
- Почему суть? Можно и дословно, - ответил он и стал читать: - "Июнь 1941 года. Арийская нация стремительно осуществляет свое предназначение в истории, указанное фюрером. Ее библия - "Майн кампф"
"Наступление идет успешно. Сегодня провели акцию в белорусском селе: расстреляли каждого пятого жителя за укрывательство пленных. Со славянами поступать только так".
"Смерть всем, кто противится новому порядку фюрера. На этом вечно будет держаться немецкая нация, которой скоро будет принадлежать весь мир..."
Не было времени заниматься дневником. Я бегло, насколько позволяла обстановка, перелистал тетрадь В конце ее содержался список: сколько подготовлено посылок и кому они направлены. Коричневым шнурком была заложена страница с заглавием "Смоленск". Пробежал ее глазами. Что это? Ваннинен! Так это же фамилия офицера финской армии, убитого нашими партизанами в "Шевроле" на льду Онежского озера. Вот и встретились союзники по разбою и истреблению советских людей. Среди обнаруженных фотографий были и дубликаты тех, что я когда-то видел среди документов финского офицера.
- Где труп этого типа? - спросил я лейтенанта Якунина.
- У машины.
- Бежим туда. Мне нужно кое-что уточнить.
Мне нужно было убедиться, что это тот самый гитлеровец и что он мертв. Это желание появилось у меня как-то вдруг, словно составляло смысл всей моей жизни. Мне хотелось увидеть, что над этим выродком свершился справедливый суд.
Возле автомобиля валялся труп немецкого офицера. На правом плече кителя висел полуоторванный погон с майорским знаком различия. На левом плече погона не было. На уровне лопатки запеклось большое кровяное пятно. Русые волосы взлохмачены, прядями упали на лоб, но не скрыли лица. Он, точно он, фашист Ганс фон Шварцкампф. В кабине машины лежала его шинель.
Решил: обязательно напишу об этом матери, пусть знает, как давим эту коричневую чуму.
В Северной Норвегии
В 10 километрах юго-западнее Салмиярви, у пограничной реки Потсйоки, бригада (в который уже раз!) готовилась к маршу по бездорожью
После оставления Киркенеса противник удирал вдоль морского побережья на Нейден, к северу. Наши войска, а это были части 31-го стрелкового и 127-го легкого стрелкового корпусов, действовали по обе стороны пограничной реки Потсйоки.
70я бригада без артиллерии и автотранспорта должна была пешим порядком преодолеть заболоченную пойму Потсйоки в направлении Меникко - Стенбак, форсировать реку на подручных средствах и перехватить пути отступления 163-й пехотной и 2-й горноегерской дивизий немцев. Слева от нас, вдоль восточного берега реки, с аналогичной задачей в южном направлении продвигалась 83я стрелковая дивизия.
Не прошло и часа после начала марша, а полковник Блак уже с беспокойством отмечал:
- Болото очень вязкое, в темноте трудно ориентироваться. Есть случаи попадания бойцов в трясину. Надо что-то придумать, искать выход из положения.
А где его найдешь, выход-то, если за пять метров человека не видно?! Правда, еще днем я заметил: вдоль шоссе Салмиярви - Наутси на опорах сохранился провод. Не везде, но можно было найти порядочные концы. Несколько сот метров этого провода теперь могли бы пригодиться: растянув его вдоль колонны, можно было подстраховать людей.
Подразделение связистов во главе с капитаном Бутиным справилось с заданием. И бойцы пошли через болото увереннее.
Около двух часов ночи основные силы бригады вышли на берег Потсйоки. Через реку бригаду переправляли на своих баркасах норвежские рыбаки. По тому, как они самоотверженно трудились, чтобы закончить перевозку до рассвета, было ясно, что они ждали прихода советских войск и готовились помогать им.
Местные жители сообщили, что фашисты покинули селение накануне и двинулись на машинах в южном направлении.
- Пешком не догнать, - с досадой сказал комбриг. - Разве что они остановятся по дороге в одном из сел.
- Что предпримем? - спросил Суров - Оно, конечно, приятно, когда враг удирает без боя. Но ведь удирает, а надо бы, чтобы некому было удирать.
- Будем ждать донесения разведки, - решил полковник Блак. - А теперь часовой отдых и завтрак. Надо подкрепиться.
Пока бригада отдыхала и завтракала, вокруг нас на почтительном расстоянии собрались местные жители. Многие поглядывали на нас настороженно. Сбитые с толку гитлеровской пропагандой, они, казалось, опасались каких-то выпадов с нашей стороны.
Наш привал подходил к концу, когда из толпы вышел высокий старик с длинными седыми волосами. В одной руке он держал оплетенную бутыль, а другую прижимал к сердцу: дескать, угощайтесь на здоровье, это от доброй души...
Командир бригады подошел к старику и стал объяснять ему, что пить нам нельзя, так как идем в поход. Не знаю каким образом, но старик понял, что его бутыль сейчас неуместна. Он повернулся к односельчанам и что-то крикнул им,
Люди бросились к своим домам и через несколько минут вернулись - кто с молоком, кто с сыром, кто с хлебом. Одним словом, принесли нам все, что нашлось у них съестного. А потом уселись рядом с нами и стали петь старинные русские песни: "Вдоль по матушке по Волге", "Вот мчится тройка почтовая", "Ах вы сени мои сени". Пели норвежцы с большим удовольствием смешно выговаривая русские слова и путая ударения.
То, что здесь, в пограничном поселке Стенбак, знали старинные русские песни, еще как-то можно было понять: в Норвегии жило немало эмигрантов из России. Но когда молодежь бойко запела наши современные песни - "Катюшу", "Синий платочек", мы долго не могли прийти в себя от удивления. Все почувствовали прилив гордости за любимую Родину: если ее песни поют другие народы, значит, и слава ее велика...
Время торопило нас. Последовали команды - и вот уже колонны в полной боевой готовности. К комбригу подошел майор Большаков, доложил, что, по данным разведки, вражеские отряды прикрытия, отступая на юг, разрушают дорогу на Наутси.
Несмотря на тяжелый ночной марш и сравнительно кратковременный отдых, бригада уверенно и быстро двигалась на юг. Оставив позади несколько километров пути, головной батальон подошел к разрушенному участку. Полотно дороги метров на двести было сорвано взрывами фугасов. Из глубины вспучивалась серо-голубая глина, по которой невозможно было сделать ни одного шага - ноги утопали в жидком месиве.
Гитлеровцы умело выбрали участок дороги для повреждения: его невозможно было обойти. Справа над дорогой нависала обрывистая гранитная скала, а слева начиналось продолговатое озеро. Едва наши подразделения появились здесь, как раздались пулеметные и автоматные очереди. Потом стрельба прекратилась, гитлеровцы сели в машины и укатили.
Пришлось искать обход. К счастью, саперы и разведчики быстро отыскали тропы, и колонна двинулась дальше.
Преследование противника продолжалось беспрерывно трое суток. И все это время наша разведка и норвежские отряды Сопротивления, активно помогавшие советским войскам, не спускали глаз с неприятеля, следили за каждым его маневром. Теперь они доносили, что враг разрозненными группами отходит на Ивало, Инари, в глубь Норвегии,
Командующий войсками Карельского фронта распорядился прекратить преследование. Эту задачу взяли на себя отряды борцов норвежского Сопротивления.
Однако еще до этого приказа командующего фронтом бригада, действуя у дороги Сванвик - Наутси, которая проходила по крутому берегу Потсйоки, разгромила группу фашистов, охранявших концентрационный лагерь, в котором находились советские люди. Это был первый концентрационный лагерь, который мне довелось увидеть.
Среди голых камней находилось несколько дощатых сараев-бараков и наспех сделанных шалашей. Вся территория обнесена колючей проволокой. А за проволокой - женщины и дети. Дети примерно одного возраста - 8-10 лет. Фашисты пригнали их сюда из Белоруссии, Смоленской и Брянской областей. Пленницы выполняли здесь самые тяжелые работы - на строительстве дорог, в каменоломнях, на лесозаготовках.
В то время в Северной Норвегии уже начались снегопады и морозы, наступала полярная ночь. Из своих скромных запасов поделились с освобожденными продуктами и теплыми вещами. Надо было видеть, с какой радостью ребятишки примеряли солдатские шапки-ушанки, как исхудавшими детскими ручонками проверяли, не потерялась ли случайно с шапки красная звездочка.
К 29 октября 1944 года войска Карельского фронта при содействии Северного флота завершили Петсамо-Киркенесскую наступательную операцию. Изгнанием гитлеровцев из Киркенеса и выходом на рубеж Нейден - Наутси были выполнены задачи, поставленные Ставкой Верховного Главнокомандования. Оккупантов изгнали из Северной Норвегии, что явилось началом полного освобождения норвежского народа от немецкого фашизма. Наши войска перешли к обороне на рубеже государственной границы с Норвегией, оставив части разведки и прикрытия на рубежах по линии Нейден - Вортаниеми.
Рядовые труженики Норвегии испытали на себе все "прелести" гитлеровского "нового порядка". Они более четырех лет томились под игом немецко-фашистских оккупантов. Красную Армию они встречали с огромной Радостью как свою освободительницу и, как я уже замечал выше, всячески помогали советским воинам. Мне известно, например, что под артиллерийским и минометным огнем гитлеровцев норвежцы спасали попавших
в беду советских бойцов при форсировании Ярфиорда. В Нейдене рыбак Габриэльсен укрыл лодки от гитлеровских оккупантов, а при подходе наших частей сообщил о них советскому командованию. На острове Престэй норвежцы во время отступления немецких подразделений утопили свои боты, а затем подняли их воды и предоставили нашим войскам.
Офицеры 14-й стрелковой дивизии рассказывали о форсировании Бекфиорда: одна из амфибий попала под огонь противника и стала тонуть. Это увидели норвежские рыбаки Мартин Хандсен и Усланд Хансен. На середине залива они подобрали в свои боты наших бойцов и, не считаясь с опасностью для жизни, маневрируя под вражеским обстрелом, доставили их на противоположный берег.
При форсировании нашими подразделениями реки Нейденэльф норвежец Э. Куйкунен переправил под неприятельским огнем 135 советских воинов, его соотечественники А. Лабаху - 115, Л. Сирин и У. Ладаго - по 95, П. Хендриксен - 76 наших бойцов. Раненым советским солдатам и офицерам оказывали помощь норвежский доктор Пальмстрем и его жена Свеа. И таких примеров можно привести десятки. Разумеется, наши воины высоко ценили доброе к себе отношение и, верные интернациональному долгу, всемерно помогали простым норвежцам, стремились облегчить их положение.
Так, когда Киркенес был объят пламенем, три с половиной тысячи его жителей, чтобы спастись, укрылись в штольне на станции Бьерневатн. Сюда же они загнали скот и птицу. Гитлеровцы при отступлении думали взорвать штольню и готовились к этому.