Прогноз оправдался. Двое суток без передышки лил дождь.
Наутро третьего дня сквозь тонкую пелену полупрозрачных облаков проглянуло бледное солнышко.
Мартини решил, что сегодня в самый раз будет заняться беседкой в саду. Ему хотелось отвлечь Клеа от мыслей о пропавшей девочке, и вернуться к идее маленького огорода и теплицы казалось весьма удачным ходом. У жены не было никаких занятий, и она целыми днями смотрела телепрограммы, полностью посвященные только истории с Анной Лу Кастнер. При отсутствии официальной информации каждый считал себя вправе выдвинуть собственную версию. На телевидении ни о чем другом не говорили. И гипотезы выдвигали не только специалисты. На передачи приглашали и старлеток, и людей из околотеатральной тусовки. Это уже выходило за рамки приличий. Строились гипотезы, одна абсурднее и фантастичнее другой. Самые незначительные детали истории Анны Лу анализировались и обсуждались, словно с минуты на минуту разрешение загадки должно было прийти именно оттуда.
Создавалось впечатление, что этот поток болтовни никогда не иссякнет.
Жизнь в доме учителя теперь протекала под непрерывный аккомпанемент включенного телевизора, а потому в то утро он сел в машину и отправился в скобяную лавку. Он купил рулон полиэтиленовой пленки и листовое железо для контура, а к ним болты, гайки и зажимы для закрепления стяжек. Когда Мартини загружал все это в просторный багажник внедорожника, его внимание привлек какой-то звук.
Это шелестели по асфальту колеса скейта.
Он обернулся и увидел Маттиа, проезжавшего в нескольких метрах от него.
– Маттиа! – помахал он рукой.
Парень его поначалу не заметил, а затем повел себя очень странно. Он резко затормозил, потом так же резко прибавил скорость и умчался прочь.
Мартини вздохнул: он действительно не понимал этого мальчишку. Потом сел в машину и поехал домой.
Обычно он проезжал по дороге, огибавшей городок, по своего рода кольцевому шоссе, дававшему возможность миновать центр. Как правило, машины там двигались довольно быстро, но в это утро он уперся в колонну автомобилей, которая еле ползла. Может, произошла авария, что нередко случалось на дальнем перекрестке. И действительно, ему показалось, что впереди мигают маячки патрульных машин. Он продвигался вперед, однако ни одной помятой машины не увидел.
Значит, дело было не в аварии. Впереди оказался блокпост.
В эти дни в Авешоте блокпосты выставляли часто, особенно возле дома пропавшей девочки. Мартини не видел смысла в таких мерах, разве что ожесточить население. Это все равно что запереть стойло, когда все быки уже разбежались. Однако у него возникло подозрение, что в условиях постоянно сгущающейся тайны и нарастающего внимания СМИ полицейские просто должны были продемонстрировать публике, что они чем-то заняты.
Автомобилисты в пробке не имели возможности свернуть в какую-нибудь боковую улочку и объехать блокпост, а разворачиваться не решались: это вызвало бы подозрения. Мартини тоже смирился и терпеливо дожидался своей очереди. Но по мере того как он продвигался вперед, у него внутри нарастала тревога. По кончикам пальцев пошли мурашки, а в желудке возникла странная пустота.
– Добрый день, ваши документы, пожалуйста, – сказал полицейский в форме, склонившись к открытому боковому окошку.
Учитель уже приготовил все необходимое и протянул ему водительское удостоверение и техталон.
– Спасибо, – сказал полицейский и отошел к патрульной машине.
Мартини наблюдал, что происходит. Полицейских было только двое. Один стоял на проезжей части и жезлом указывал автомобилям подъехать. Второй, тот, с которым он только что говорил, сел в машину и диктовал данные документов по радио. Сквозь заднее стекло Мартини хорошо его видел. Но прошло время, и он начал спрашивать себя, с чего этот полицейский так долго возится. Может, просто показалось и они со всеми остановленными машинами долго возились, но в нем зародилось подозрение, что что-то пошло не так.
Наконец полицейский вылез из патрульной машины и вернулся к нему:
– Синьор Мартини, прошу вас следовать за нами.
– А что случилось? – спросил он, может быть, с излишней тревогой.
– Простая формальность, она займет всего несколько минут, – вежливо ответил полицейский.
Его сопроводили в местное полицейское отделение и оставили дожидаться в помещении, похожем на архив. Кроме каталогов и папок, расставленных по шкафам, в комнате чего только не было: старые компьютеры, лампочки, канцелярские принадлежности и даже чучело сокола.
Возле стола стояли два стула. Учитель разглядывал свободное место напротив себя и гадал, кто явится его занять. Прошло уже минут сорок, как его сюда привели, а никто пока не появился. Тишина и запах пыли действовали на нервы.
Вдруг дверь распахнулась и вошел человек лет тридцати, в пиджаке и при галстуке. В руке он держал техталон внедорожника и водительские права. Он улыбнулся вполне доброжелательно:
– Прошу меня извинить, что заставил вас ждать. Я агент Борги.
Мартини пожал протянутую руку и, при таком вежливом обращении, немного расслабился.
– Ничего страшного.
Борги уселся на свободный стул и положил документы на стол, пробежав их глазами, словно видел впервые.
– Итак, синьор… Мартини, – сказал он, прочитав имя.
Агент, конечно, знал, как его зовут, а притворялся, чтобы дать понять: бояться нечего. Так решил про себя учитель.
– Да, это я, – подтвердил он.
– Предвижу, что вы спросите, почему вас остановили. Мы производим выборочный контроль, закончим через несколько минут.
– Это из-за пропавшей девочки?
– А вы ее знали?
– Она ровесница моей дочери и учится в школе, где я преподаю. Но, честно говоря, я ее не припоминаю.
Молодой полицейский помолчал, и у Мартини создалось впечатление, что его внимательно изучают. Борги снова заговорил, все тем же дружеским тоном.
– Как въедливый мент, я задам вам всего один вопрос, – сказал он с улыбкой. – Где вы были двадцать третьего декабря в девятнадцать часов?
– В горах, – с готовностью ответил тот. – Я там пробыл несколько часов и вернулся к ужину.
– Вы скалолаз?
– Нет, я занимаюсь трекингом.
Борги одобрительно хмыкнул:
– Вот это да! А в какой зоне вы были двадцать третьего?
– Я на малой скорости поднялся на самый верх, а потом пошел по восточному склону.
– С вами кто-нибудь был? Друг или знакомый?
– Нет, никого. Я люблю путешествовать один.
– Ну, может быть, вас кто-нибудь видел, какой-нибудь турист, грибник или еще кто-нибудь, кто мог бы подтвердить, где вы были…
Мартини подумал и сказал:
– Нет, кажется, мне никто не попался навстречу.
Борги помолчал.
– А что у вас с рукой?
Мартини взглянул на завязанную левую руку, словно уже о ней позабыл:
– Я упал как раз в тот день. Поскользнулся на склоне и инстинктивно схватился за острую ветку, торчавшую из земли. Рана очень плохо заживает.
Борги снова внимательно на него посмотрел. Мартини ощутил неловкость. Агент еще раз улыбнулся:
– Ну, вот и хорошо, мы закончили.
Он протянул учителю документы.
Мартини удивился:
– И это все?
– Я же вам сказал, что мы справимся за несколько минут.
Полицейский встал с места, за ним поднялся Мартини. Они пожали друг другу руки.
– Спасибо, что уделили нам время.
В этот вечер Клеа приготовила на ужин жареную курицу с картошкой, любимое семейное блюдо. Когда у них что-то не клеилось или хотелось себя за что-то вознаградить, семейство Мартини садилось за стол, где аппетитно дымилась курочка.
Лорис не знал, почему жена выбрала именно это блюдо, может быть, хотела отметить наступивший мир в отношениях с Моникой. Он не стал ей рассказывать, что случилось в новогоднюю ночь, надеялся, что дочь объяснит все сама. Но у той не хватило мужества, однако чувство вины способствовало сближению с матерью.
За ужином в доме царила совсем другая атмосфера. Наконец завязался веселый разговор. Предметом насмешек стали соседи. Клеа и Моника без устали болтали и смеялись над Одевисами. Вот и хорошо, думал Мартини. Так никто не заметит, что он почему-то молчит.
Выйдя из полицейского отделения, он расслабился и поехал домой. Но шли часы, и у него в голове стали появляться странные вопросы. Почему его так быстро отпустили? Надо ли доверять вежливой любезности агента Борги? Может, они его в чем-то подозревают, потому что у него нет алиби?
После ужина он попробовал заняться проверкой тетрадей, но мысли были заняты другим. Перед одиннадцатью он отправился в постель, зная, что заснуть не удастся долго.
– Все будет хорошо, – твердил он, залезая под одеяло.
Да, все будет хорошо.
– Вы скалолаз?
– Нет, я занимаюсь трекингом.
– Вот это да! А в какой зоне вы были двадцать третьего?
– Я на малой скорости поднялся на самый верх, а потом пошел по восточному склону.
– С вами кто-нибудь был? Друг или знакомый?
– Нет, никого. Я люблю путешествовать один.
– Ну, может быть, вас кто-нибудь видел, какой-нибудь турист, грибник или еще кто-нибудь, кто мог бы подтвердить, где вы были…
– Нет, кажется, мне никто не попался навстречу.
– А что у вас с рукой?
Фогель остановил видеозапись допроса. На экране осталось лицо учителя крупным планом. Спецагент повернулся к Борги и прокурору.
– Алиби нет и поранена рука! – торжествующе констатировал он.
– Но у этого человека незапятнанное прошлое, ни одного намека на то, что он способен на насилие, – возразила Майер.
Просмотрев все видеозаписи Маттиа, Фогель уверился в том, что мальчишка действительно навел их на тот след, который они искали. Маттиа был его главным свидетелем. Его вместе с матерью увезли в безопасное место.
Затем за учителем сразу установили слежку. За последние трое суток с него буквально не спускали глаз. Люди Фогеля следили за ним издали, снимая его на видео и отмечая все, что с ним происходило. Ничего они не выявили, но Фогель и не ожидал сразу найти неопровержимые доказательства, чтобы его арестовать. При таких обстоятельствах было необходимо слегка подтолкнуть события. Для этого и организовали камуфляжный блокпост нынче утром. Но перед этим привезли Маттиа, объяснив ему, что надо делать, когда он увидит учителя. Ему предстояло опознание.
Пока Мартини соображал, с чего бы вдруг мальчишка так странно повел себя перед скобяной лавкой, Фогель, сидя в патрульном автомобиле с выключенными маячками, наблюдал за выражением его лица.
Привезти его в отделение полиции, заставив прождать сорок минут в пропыленном архиве, было методом воздействия. Борги прекрасно справился со своей ролью. Он был любезен, все ответы его удовлетворяли. Но вопросы были продуманы таким образом, чтобы не столько давить на допрашиваемого, сколько заронить сомнение.
Фогель был убежден, что пройдет несколько часов – и все это принесет плоды.
Но Майер была в этом убеждена гораздо меньше:
– А вам известно, у скольких людей, которых мы опросили в неформальной обстановке за эти дни, тоже не было вразумительного алиби на двадцать третье декабря? У двенадцати. И у четверых из них не все гладко в прошлом.
Фогель ожидал, что прокурорша скептически отнесется к его идее. Но для него учитель Лорис Мартини был идеальной фигурой.
– Быть незаметным – это талант, – утверждал он. – Здесь нужен самоконтроль и большая дисциплина. Я убежден, что мысленно учитель Мартини совершал нечто неописуемое, каждый раз спрашивая себя, способен ли он на это в действительности. Но монстрами не рождаются. Это как в любви: необходим именно тот человек… Когда он встретил Анну Лу, то наконец понял, какова его натура. И он влюбился в собственную жертву.
Борги присутствовал при обмене репликами, не вмешиваясь. Если положиться на свой инстинкт, то он бы сказал, что учитель слишком уж спокойно вел себя во время разговора.
– Вы сами не так давно утверждали, что Анна Лу знала своего похитителя и для нее не составило проблемы пойти за ним, – сказала Майер. – Но в данном случае у нас нет уверенности, что они вообще были знакомы.
– Мартини преподавал в той школе, где училась девочка, и она, конечно, знала его в лицо.
– Может быть, Анна Лу знала, кто он такой, но чтобы довериться ему до такой степени? Чтобы сесть в машину, когда на улице уже темно, нужно не доверие, а нечто большее. Особенно если девочку воспитывали в братстве таким образом, что любые контакты с чужими людьми сводились к минимуму… Нет, не думаю, что Мартини к этому причастен.
– В таком случае как вы объясните видеозаписи, сделанные Маттиа?
– Эти кадры – еще не доказательство, и вы это хорошо знаете.
«Ничего, станут доказательством», – подумал Фогель. И еще раз вгляделся в лицо на экране.
Да, учитель Мартини подходил прекрасно.