В ту ночь, когда все навсегда изменилось, Флорес следил глазами за Фогелем, который рассеянно разглядывал чучела рыб на стенах амбулатории.
– А знаете, доктор, все ваши рыбки похожи друг на друга.
– На самом деле это одна рыбка.
Фогель недоверчиво на него взглянул:
– Как это – одна рыбка?
– Oncorhynchus mykiss, – повторил психиатр. – Это всё разные экземпляры радужной форели. Отличаются только некоторые детали окраса и формы.
– То есть вы хотите сказать, что коллекционируете только эту породу?
– Сам знаю, что это странно.
Но Фогель не унимался:
– Но почему?
– Я бы так сказал: порода самая чарующая, этих рыб труднее всего поймать. Но это не вся правда. Помните, я вам говорил, что перенес инфаркт? Так вот, когда случился приступ, я был один на горном озере. Поплавок ушел под воду, и я тянул изо всех сил.
Флорес изобразил, как он вытягивал рыбу.
– Острую боль в левой руке я принял за судорогу от напряжения и продолжал тянуть. Когда же боль распространилась по всей грудной клетке и засела в грудине, я понял, что со мной что-то не то. Я упал на спину и почти потерял сознание. Помню только, что рядом на траве лежала крупная рыбина и, задыхаясь, смотрела на меня. Мы оба умирали.
Он рассмеялся:
– Глупая ситуация, правда? Я был молод, мне едва исполнилось тридцать два года, да и этот экземпляр был в расцвете рыбьих сил. Последний оставшийся во мне кусочек воздуха я истратил на то, чтобы позвать на помощь. На мое счастье, поблизости по лесу проезжал егерь.
Он указал на стену:
– Вот та самая рыбка.
– И какова же мораль истории?
– А нет никакой морали. Просто с тех пор каждый раз, как мне удается поймать радужную форель, она заканчивает свой жизненный путь на этой стенке. Я сам делаю из них чучела. У меня в полуподвале есть специальная лаборатория.
Фогеля все это позабавило.
– А вот мне бы хотелось сделать чучело из Стеллы Хонер. Эта гарпия меня как следует поимела. Можно подумать, что похититель Анны Лу не только меня втянул в эту историю…
Флорес снова посерьезнел:
– Я полагаю, ваше присутствие нынешней ночью в Авешоте – не простая случайность. И авария произошла потому, что вы от чего-то спасались бегством.
– Привлекательная гипотеза, – согласился Фогель. – А если точнее: от чего я спасался бегством?
Флорес откинулся на спинку кресла.
– То, что вы в состоянии шока, – вранье. То, что вы потеряли память, – тоже вранье… Вы помните каждую подробность. Разве не так?
Фогель снова сел на стул и бережно провел рукой по своему кашемировому пальто, словно хотел удостовериться в мягкости ткани.
– Наверное, я действительно потерял все, потому что во мне зародилась одна глубокая мысль. Впервые в жизни я подумал не только о собственной выгоде.
– И что же это была за мысль, если она навсегда изменила ваше восприятие?
– Маленькое «о», нарисованное на левой руке шариковой ручкой, – сказал Фогель, обведя в воздухе кружок, словно рисуя букву. – Когда я в первый раз прочитал это место в дневнике Анны Лу, я как-то не подумал о бедном Оливере. Он пришел мне на ум позже.
– Бедный Оливер?
– Да, тот мальчик, что не отважился поцеловать ее летом, что-то потерял. Он тоже утратил нечто, как и все остальные – и семья девочки, и все, кто был с ней знаком. Но в отличие от них он об этом не знает и не узнает никогда… Может быть, Анна Лу мертва, но вместе с ней умерли дети, которые у нее уже никогда не родятся, и внуки… Поколения и поколения, которых не будет на свете. И все эти души, пленники небытия, заслуживали лучшего… по крайней мере, мести…
Флорес почувствовал, что настал момент истины:
– Кому принадлежит кровь на вашей одежде, спецагент Фогель?
Тот поднял голову, и лицо его осветила ясная улыбка.
– Я знаю, кто убийца, – сказал он, и глаза его блеснули. – И нынче ночью я убил монстра.