Есть-ли хоть одна отрасль государственной дѣятельности, которою бы не возмущались всѣ, имѣющіе къ ней прикосновеніе, хоть одна отрасль, въ которой государство, послѣ многихъ вѣковъ существованія и работы, не показало-бы полной своей несостоятельности?
Громадныхъ, все растущихъ суммъ, взимаемыхъ съ народа государствомъ, не хватаетъ на удовлетвореніе его нуждъ. Оно всегда живетъ на счетъ будущихъ поколѣній.
Государственные долги Европы достигли сейчасъ неимовѣрной цифры больше ста милліардовъ, — ста тысячъ милліоновъ франковъ. Если-бы доходы всѣхъ государствъ были употреблены на погашеніе этого долга, на это не хватило-бы и пятнадцати лѣтъ. Между тѣмъ, государства съ каждымъ днемъ увеличиваютъ свои расходы; каждая партія, стоящая у власти, создаетъ новыя должности для своихъ кліентовъ — это неизбѣжно.
Такъ обстоитъ дѣло во время мира. Когда же наступаетъ война, государственные долги и дефициты возрастаютъ неимовѣрно. И этому нѣтъ конца; нѣтъ выхода изъ этого лабиринта. Государства на всѣхъ парахъ идутъ къ разоренію, къ банкротству, и не далекъ тотъ день, когда обнищавшій народъ откажется платить ежегодно банкирамъ четыре милліарда процентовъ, объявитъ полный крахъ государствъ и пошлетъ этихъ самыхъ банкировъ пахать землю, если имъ хочется жить.
Съ существованіемъ государства неразрывно связана необходимость войны. Государство должно быть сильнымъ, сильнѣе сосѣдей, иначе оно будетъ игрушкой въ ихъ рукахъ. Оно должно способствовать разоренію другихъ государствъ, чтобы подчинить ихъ своимъ законамъ, ввести свои торговые договоры и разбогатѣть на ихъ счетъ. Борьба за преобладаніе, основа буржуазной экономической организаціи, является въ то же время основой и политической организаціи. Вотъ почему война стала естественнымъ состояніемъ Европы. Войны прусско-датская, прусско-австрійская, франко-прусская, война на Востокѣ, въ Афганистанѣ — непрерывно слѣдуютъ одна за другой. Предвидятся еще новыя войны: Россія, Англія, Пруссія, Данія готовы сейчасъ направить другъ на друга свои войска. Причинъ для войны есть еще лѣтъ на тридцать.
А война влечетъ за собою безработицу, кризисы, увеличеніе налоговъ, нарощеніе долговъ. Кромѣ того, война — нравственный ударь для государства. Послѣ каждой войны народъ убѣждается въ несостоятельности государства даже въ его прямомъ назначеніи: оно едва защищаетъ свою территорію; даже побѣдителемъ оно терпитъ большой уронъ. Вспомните только броженіе, вызванное войной 1871 года какъ во Франціи, такъ и въ Германіи; вспомните недовольство, возникшее въ Россіи по поводу войны на Востокѣ.
Войны и вооруженіе ведутъ государства къ гибели; они ускоряютъ ихъ нравственный и экономическій крахъ. Еще одна, двѣ большихъ войны, и конецъ этимъ развинченнымъ машинамъ.
На ряду съ внѣшней войной — война внутренняя.
Признанное народомъ на условіи — быть защитникомъ слабыхъ противъ сильныхъ, государство стало теперь оплотомъ богатыхъ противъ эксплоатируемыхъ, хозяевъ противъ рабочихъ.
Къ чему она, эта огромная машина, именуемая государствомъ? Препятствуетъ-ли она эксплоатаціи рабочаго капиталистомъ, крестьянина помѣщикомъ? Обезпечиваетъ-ли намъ свободу труда? Защищаетъ-ли насъ отъ ростовщиковъ? Даетъ-ли хлѣба женщинѣ, когда она водою старается утолить голодъ ребенка, плачущаго у ея истощенной груди?
Нѣтъ, тысячу разъ нѣтъ! Государство покровительствуетъ эксплоатаціи, спекуляціи, частной собственности — этому продукту грабежа. Пролетарію же нечего ждать отъ государства; оно всѣми силами стремится помѣшать его эмансипаціи.
Все — для паразита-хозяина; все — противъ работника-пролетарія: буржуазное воспитаніе, развращающее ребенка, внушая ему предразсудки противъ равенства; церковь, затуманивающая разсудокъ женщины; законы, препятствующіе обмѣну мыслей о равенствѣ и солидарности; деньги для развращенія и подкупа апостоловъ пролетаріата; наконецъ, тюрьма и каторга въ избыткѣ для тѣхъ, кого нельзя подкупить. Вотъ что такое „государство”...
Можетъ-ли это итти такъ дальше?
Конечно, нѣтъ. Цѣлый классъ общества, самый многочисленный и единственный производящій, не можетъ вѣчно поддерживать организацію, направленную всецѣло противъ него. Вездѣ, — какъ подъ деспотическимъ игомъ Россіи, такъ и подъ лицемѣрнымъ правленіемъ гамбетистовъ, — недовольный народъ возстаетъ. Исторія нашихъ дней — это исторія борьбы привилегированныхъ правителей съ угнетеннымъ народомъ, требующимъ уравненія правъ. Эта борьба составляетъ главную заботу правителей и всецѣло руководитъ ихъ дѣйствіями. Не опредѣленные принципы, не заботы о благѣ народа кладутъ они въ основу новыхъ законовъ и распоряженій, а исключительно стремленія сохранить свои привилегіи.
Эта борьба, одна, могла бы разрушить самую прочную политическую организацію. Когда же она происходитъ въ государствахъ, идущихъ къ упадку въ силу исторической необходимости, когда эти государства ускоряютъ сами свою гибель, разрушая другъ друга, когда они становятся ненавистными даже тѣмъ, кому они покровительствують, — въ исходѣ борьбы не можетъ быть сомнѣнія. Народъ найдетъ силы, чтобы освободиться отъ своихъ притѣснителей. Гибель государствъ близка и неизбѣжна. Самый спокойный философъ не можетъ не видѣть зарева грандіозной революціи.
Есть эпохи въ жизни человѣчества, когда чувствуется необходимость грандіознаго потрясенія, катаклизма, который пробудилъ бы общество отъ его вѣковой спячки. Въ эти эпохи каждый живой, мыслящій человѣкъ начинаетъ сознавать, что такъ жить дальше нельзя, что должны наступить событія, которыя прервутъ нить исторіи, выкинутъ человѣчество изъ колеи, въ которой оно погрязло, и поведутъ его по новымъ путямъ, къ чему-то неизвѣстному, въ поискахъ за идеаломъ. Чувствуется необходимость грандіозной, неудержимой революціи, которая разрушитъ экономическій режимъ, основанный на эксплоатаціи, спекуляціи и обманѣ, и политическую организацію, построенную на господствѣ небольшой кучки, достигшей власти хитростью и интригами.
Эта революція обновитъ общество въ его умственной и нравственной жизни и вдохнетъ въ его мелочную, повседневную, развратную жизнь новую струю самоотверженныхъ порывовъ и благородныхъ стремленій.
Въ такія эпохи, когда самодовольная посредственность убиваетъ мысль и преслѣдуетъ всякаго, не преклоняющагося передъ авторитетами, когда убогая нравственность и скудная добродѣтель людей золотой середины становится закономъ, когда вездѣ царитъ низость и пошлость — революція становится необходимостью.
Лучшіе люди всѣхъ слоевъ общества призываютъ бурю, чтобы она своимъ огненнымъ дыханіемъ очистила міръ отъ чумы, заразившей его, уничтожила ржавчину, поѣдающую насъ, увлекла въ своемъ бурномъ порывѣ жалкіе остатки прошлаго, лишающіе насъ воздуха и свѣта, и принесла всему человѣчеству новый потокъ молодости, честности и благородства.
Въ такія эпохи забываютъ о насущномъ хлѣбѣ, и люди, уставшіе отъ неподвижности и тупости окружающаго, задыхающіеся въ смрадномъ болотѣ жизни, всѣми силами стремятся къ свѣту, къ прогрессу, къ обновленной, полной мысли и силы, жизни. Исторія въ своемъ прошломъ даетъ намъ яркій примѣръ подобной эпохи: паденіе Римской имперіи. Человѣчество переживаетъ сейчасъ такую же фазу глубокаго перерожденія.
Если революція неизбѣжна при современномъ экономическомъ и политическомъ строѣ, то она является прямо-таки необходимостью для полной переоцѣнки всѣхъ нашихъ нравственныхъ устоевъ.
Ни одна форма общежитія невозможна безъ нравственныхъ связей и извѣстныхъ обязательствъ, налагаемыхъ членами общества другъ на друга и переходящихъ постепенно въ привычку. Во всѣхъ организаціяхъ встрѣчаемъ мы эти нравственныя связи, эти соціальныя привычки. Особенно развиты онѣ у первобытныхъ народовъ, этихъ живыхъ памятниковъ того, чѣмъ было человѣчество на зарѣ его жизни.
Но неравномѣрное распредѣленіе богатствъ, неравныя условія, эксплоатація человѣка человѣкомъ, господство нѣсколькихъ избранныхъ надъ массами, подточили и разрушили съ теченіемъ времени эти основы первобытной жизни народовъ. Промышленность, основанная на эксплоатаціи, торговля, держащаяся обманомъ, господство привилегированныхъ, именующихъ себя „правительствомъ”, не могутъ существовать рядомъ съ принципами всеобщаго равенства и единенія, признаваемыми еще племенами, отброшенными на задворки такъ называемыхъ цивилизованныхъ государствъ. Какая можетъ быть рѣчь о солидарности между капиталистомъ и эксплоатируемымъ имъ рабочимъ? между командующимъ арміей и солдатомъ? правителемъ и подвластнымъ ему подданнымъ?
Первобытная мораль, основанная на отождествленіи каждаго индивидуума со всѣми ему подобными, уступила мѣсто лицемѣрной морали религіи, которая старается софизмами оправдать эксплоатацію и рабство и для виду порицаетъ лишь самыя дикія и жестокія проявленія господствующей власти. Религія освободила человѣка отъ его нравственныхъ обязанностей по отношенію къ ближнимъ и взамѣнъ этого внушила ему поклоненіе невидимой абстракціи — Высшему Существу, расположеніе котораго можно купить, хорошо заплативъ его такъ называемымъ служителямъ.
Однако, отношенія, установившіяся въ наше время между отдѣльными личностями, группами, націями, континентами, налагаютъ на человѣчество новыя нравственныя обязательства. По мѣрѣ того, какъ исчезаютъ религіозныя вѣрованія, человѣкъ начинаетъ сознавать необходимость нѣкоторыхъ обязанностей по отношенію къ тѣмъ, съ кѣмъ ему приходится входить въ сношенія. Онъ понялъ, что его личное счастіе всецѣло зависитъ отъ счастья всего человѣчества. Отрицательные принципы религіозной морали: „Не воруй, не убій”, уступаютъ мѣсто болѣе жизненнымъ положительнымъ принципамъ человѣческой морали. Повелѣнія Бога, котораго можно всегда ослушаться, умилостививъ его предварительно приношеніями, замѣняются теперь требованіями равенства и солидарности, гласящими: „Если ты хочешь быть счастливымъ, дѣлай всѣмъ и каждому только то, что ты хотѣлъ-бы, чтобъ тебѣ дѣлали”. И этотъ простой положительный принципъ, не имѣющій ничего общаго съ предписаніями религіи, открываетъ сразу человѣчеству обширное поприще для самоусовершенствованія.
Необходимость измѣнить наши взаимныя отношенія, соотвѣтственно этому принципу, заставляетъ себя чувствовать съ каждымъ днемъ все сильнѣе. Но ничто не можетъ быть и не будетъ достигнуто въ этомъ направленіи, пока эксплоатація, господство, лицемѣріе и софизмы останутся основами нашей соціальной организаціи.
Тысячи примѣровъ могутъ быть приведены въ подтвержденіе этого. Но мы здѣсь ограничимся лишь однимъ, — самымъ ужаснымъ, — примѣромъ нашихъ дѣтей. Что дѣлаемъ мы изъ нихъ въ современномъ обществѣ?
Уваженіе къ дѣтству, любовь къ ребенку — лучшія качества, выработанныя человѣчествомъ на всемъ его тяжеломъ пути отъ первобытнаго состоянія къ современному. Сколько разъ приходилось видѣть самаго закоренѣлаго преступника обезоруженнымъ улыбкой ребенка! Въ наше время это уваженіе исчезаетъ; ребенокъ сталъ у насъ рабочимъ скотомъ или же, въ лучшемъ случаѣ, игрушкой для удовлетворенія страстей.
Мы видѣли недавно, какъ буржуазія истребляетъ нашихъ дѣтей, заставляя ихъ работать на заводахъ и фабрикахъ[5]. Тамъ ихъ убиваютъ физически. Развращенное же до мозга костей общество убиваетъ ихъ и нравственно.
Оно свело образованіе къ безсмысленному заучиванію, которое, конечно, не можетъ дать пищи возвышеннымъ стремленіямъ и жаждѣ идеала, проявляющимся въ извѣстномъ возрастѣ у большей части нашихъ дѣтей. Оно, напротивъ, всѣми силами старается забить всякую талантливую, независимую и гордую натуру. Дѣти, болѣе или менѣе сознательныя, начинаютъ ненавидѣть школу, озлобляются и на всю жизнь замыкаются въ себя или съ отчаяніемъ бросаются искать какого бы то ни было выхода своимъ страстямъ и стремленіямъ. Они жадно накидываются на романы, стараясь найти въ нихъ поэзію, которой не дала имъ жизнь; они зарываются въ эту грязную, рыночную литературу, сфабрикованную для буржуазіи по пятаку за строчку и, начитавшись, подобно молодому Леметру, вонзаютъ ножъ въ горло какому-нибудь ребенку, чтобы стать знаменитымъ преступникомъ. Другіе со страстью предаются гнуснымъ порокамъ, и только тѣ дѣти, у которыхъ нѣтъ ни порывовъ, ни страстей, ни стремленій къ независимости и самостоятельности, благополучно достигаютъ конца. Они снабдятъ общество достаточнымъ контигентомъ хорошихъ буржуа, съ ихъ скудной нравственностью и убогой добродѣтелью. Это люди, которые, конечно, не станутъ таскать платковъ изъ кармановъ проходящихъ, но тѣмъ не менѣе будутъ съ спокойной совѣстью, „честно” обворовывать своихъ кліентовъ. Они не предадутся сильной, безразсудной страсти, но будутъ исподтишка бѣгать къ своимъ любовницамъ, чтобъ развлечься и отдохнуть отъ однообразія семейнаго очага. Они всецѣло втянутся въ засасывающее болото пошлости и будутъ вопить, какъ только кто-нибудь захочетъ дотронуться до плѣсени, покрывающей ихъ.
Вотъ, что даетъ буржуазія своимъ сыновьямъ. Что же касается дочерей, она развращаетъ ихъ съ ранняго дѣтства. Нелѣпое чтеніе, разодѣтыя куклы, роскошные наряды, назидательный примѣръ матери, бесѣды въ будуарахъ, — все способствуетъ тому, чтобы сдѣлать изъ ребенка женщину, которая продастъ себя тому, кто дастъ за нее большую цѣну. Ребенкомъ еще она распространяетъ вокругъ себя заразу: дѣти рабочихъ съ завистью смотрятъ на эту дѣвочку въ роскошномъ платьѣ, съ изящной поступью, съ манерами куртизанки въ двѣнадцать лѣтъ. Если же мать добродѣтельна, на сколько могутъ быть добродѣтельны буржуа — тогда еще хуже. Дѣвочка рано пойметъ цѣну двуличной морали, гласящей: „Люби ближняго, но грабь его, когда можешь! Будь добродѣтельна, но до извѣстной степени, и т. п.”; она задохнется въ этой атмосферѣ нравственности à la Тартюфъ и, не найдя въ жизни ничего прекраснаго, захватывающаго и цѣннаго, бросится въ объятья первому встрѣчному, лишь-бы онъ могъ удовлетворить ея потребностямъ роскоши.
Вглядитесь какъ слѣдуетъ въ эти явленія, вдумайтесь поглубже въ ихъ причины, и вы убѣдитесь въ необходимости бурной революціи, которая очиститъ современное общество и вырветъ съ корнемъ то зло, которое съѣдаетъ человѣчество и служитъ источникомъ заразы.
Пока среди насъ есть паразиты, живущіе нашимъ трудомъ подъ предлогомъ управлять нами, эти паразиты будутъ очагомъ чумы и разврата для общественной нравственности. Праздные люди всю жизнь ищутъ безсмысленныхъ развлеченій; чувство солидарности убито въ нихъ самыми основами ихъ существованія; преступный эгоизмъ развивается самой ихъ жизнью; такіе люди всегда склонны къ самой грубой чувственности: они унижаютъ и оскверняютъ все, къ чему прикасаются. Своимъ золотомъ и животными инстинктами они развращаютъ женщину и дѣтей; они развращаютъ искусство, театръ, прессу; они готовы продать свою родину, продать ея защитниковъ и, слишкомъ трусливые, чтобы сами убивать, они, не колеблясь, заставятъ убить лучшихъ представителей родной страны, если только что-либо будетъ угрожать ихъ богатству — единственному источнику ихъ радости.
Чума у нашихъ очаговъ; надо уничтожить источникъ заразы и, если даже придется дѣйствовать огнемъ и мечемъ, — мы не должны останавливаться: дѣло идетъ о спасеніи всего человѣчества.
Въ предыдущихъ главахъ мы пришли къ заключенію, что Европа катится по наклонной плоскости къ революціи.
Изслѣдуя способы производства и обмѣна, установленные буржуазіей, мы замѣчаемъ, что гангрена охватила весь современный строй жизни.
Мы видимъ полное отсутствіе какихъ-бы то ни было научныхъ и гуманитарныхъ основъ, безумное расточеніе общественнаго капитала, жажду наживы, дошедшую до полнаго пренебреженія всякими законами общественности, непрерывныя промышленныя войны и невообразимый хаосъ. Мы съ восторгомъ привѣтствуемъ приближеніе дня, когда крикъ: долой буржуазію! вырвется изъ всѣхъ устъ съ тѣмъ единодушіемъ, съ которымъ провозглашалось некогда паденіе династій.
Изучая развитіе государствъ, роль ихъ въ исторіи и разложеніе, охватившее ихъ, мы видимъ, что современный способъ группировки заканчиваетъ свое существованіе; онъ совершилъ все, на что былъ способенъ, и теперь рушится подъ своей собственной тяжестью, чтобы уступить мѣсто новымъ организаціямъ, основаннымъ на новыхъ принципахъ, соотвѣтствующихъ современнымъ стремленіямъ человѣчества.
Стоитъ только прослѣдить за возникновеніемъ идей въ современномъ обществѣ, чтобы понять, съ какимъ рвеніемъ человѣческая мысль работаетъ сейчасъ надъ полной переоцѣнкой цѣнностей, завѣщанныхъ намъ прошлыми вѣками, и надъ выработкой новыхъ философскихъ и научныхъ системъ, предназначенныхъ стать основами грядущихъ человѣческихъ организацій. Не только реформаторы изъ народа, изнуренные непосильнымъ трудомъ и нестерпимой нуждой, мечтающіе о лучшемъ будущемъ, возстаютъ сейчасъ противъ современныхъ учрежденій. Ученые, воспитанные на старыхъ предразсудкахъ, стараются отряхнуть съ себя пыль ветхости, прислушиваются къ броженію мысли въ народѣ и становятся выразителями и провозвѣстниками новыхъ идей. „Все разъѣдающій ядъ критики подрываетъ завѣщанныя намъ непреложныя истины; философія, естественныя науки, этика, исторія, искусство, все гибнетъ въ этой разрушительной работѣ, ничему нѣтъ пощады!” — восклицаютъ возмущенные консерваторы. Да ничему и не будетъ пощады, даже самимъ основамъ вашего соціальнаго строя — частной собственности и власти. Всѣ работаютъ сейчасъ надъ ихъ разрушеніемъ, — всѣ, отъ негра мастерской до работниковъ мысли, отъ заинтересованныхъ въ реорганизаціи современнаго строя до тѣхъ, которые содрогнутся при видѣ своихъ же мыслей, осуществленныхъ на практикѣ, отряхнувшихъ съ себя пыль библіотекъ, воплощенныхъ самой жизнью.
Полное разложеніе и распаденіе современнаго строя и всеобщее недовольство; выработка новыхъ формъ жизни и жажда какой-бы то ни было перемѣны, юношескій порывъ критики въ области науки, философіи, этики и броженіе общественной мысли; возмутительное равнодушіе или преступное сопротивленіе новымъ теченіямъ тѣхъ, въ рукахъ которыхъ сосредоточена власть...
Вотъ каково было всегда состояніе общества наканунѣ великихъ революцій. Таково оно и сейчасъ; и это не безумная фантазія возбужденнаго воображенія группы недовольныхъ; самое спокойное научное наблюденіе убѣждаетъ насъ въ этомъ. Даже тѣ, которые для оправданія своей преступной индиферентности говорятъ: „Будьте спокойны, опасность не дошла еще до нашихъ жилищъ”, признаютъ, что положеніе все ухудшается и что они не знаютъ, куда мы идемъ. Однако, облегчивъ себя этимъ признаніемъ, они снова впадаютъ въ свое обычное состояніе — прозябаніе безъ мысли.
„Намъ столько разъ предсказывали эту революцію”, вздыхаетъ пессимистъ; „былъ моментъ, когда я самъ повѣрилъ въ ея наступленіе, а между тѣмъ ея все нѣтъ!”
Она придетъ и чѣмъ позже, тѣмъ она будетъ плодотворнѣе. „Два раза, въ 1754 и въ 1771 году готова была вспыхнуть революція”, говоритъ Феликсъ Рокэнъ[6], описывая событія XVIII вѣка (чуть было не написалъ въ 1848 и 1871 году). Не разразившись тогда, она стала гораздо могучѣе и плодотворнѣе къ концу вѣка.
Но не будемъ тревожить сна индиферентныхъ и мѣшать брюжжанію пессимистовъ. Подумаемъ лучше о томъ, каковъ будетъ характеръ этой революціи, предчувствуемой и подготовляемой столькими людьми, и каково должно быть наше отношеніе къ ней.
Мы не будемъ заниматься историческими пророчествами: ни эмбріональное состояніе соціологіи, ни современное положеніе исторіи, которая, по выраженію Огюстэна Тьерри, „подавляетъ истину условными формулами”, насъ на это не уполномочиваютъ. Ограничимся тѣмъ, что поставимъ себѣ нѣсколько самыхъ простыхъ вопросовъ.
Возможно-ли допустить хоть на мгновеніе, что одна только перемѣна образа правленія успокоитъ броженіе умовъ и пріостановитъ совершающуюся во всѣхъ слояхъ общества работу надъ пересозданіемъ всего существующаго? Что недовольство экономическимъ строемъ, возрастая съ каждымъ днемъ, не захочетъ проявиться въ общественной жизни, какъ только наступятъ благопріятныя обстоятельства — дезорганизація власти?
Конечно, нѣтъ!
Возможно-ли, чтобы ирландскіе и англійскіе крестьяне не воспользовались первой представившейся возможностью, чтобы изгнать ненавистныхъ помѣщиковъ и завладѣть землей, о которой они мечтаютъ столько вѣковъ?
Возможно-ли, чтобы Франція, если только наступитъ новый 1848 годъ, ограничилась замѣной своего новаго Гамбетта какимъ-нибудь Клемансо и не испробовала, что можетъ дать Коммуна для улучшенія быта рабочихъ? Чтобы французскіе крестьяне, видя центральную власть униженной, не постарались завладѣть бархатными лугами своихъ сосѣдокъ — святыхъ сестеръ и плодородными полями толстыхъ буржуа, устроившихся около нихъ и все округляющихъ свои владѣнія? Возможно-ли, чтобы они не встали въ ряды борцовъ, предлагающихъ имъ поддержку для осуществленія мечты всего рабочаго народа: обезпеченнаго, хорошо оплачиваемаго труда?