Боевые действия нашей авиации не прекращались и в темное время суток. Каждый раз с наступлением темноты вступали в дело группы самолетов 312-й ночной бомбардировочной авиадивизии. Планируя почти над самой землей, ночники, несмотря на плохую видимость, метко поражали намеченные днем цели.
По поступавшим к нам в штаб оперативным данным мы знали, что так же мужественно дрались с врагом и летчики 2-й воздушной армии и 10-го истребительного авиакорпуса ПВО, поддерживая наступление левофланговых армий 1-го Украинского фронта. Несмотря на различие конкретных боевых задач, цель у летчиков обоих фронтов была одна: как можно активнее помогать нашим войскам, действовавшим на земле, в быстрейшем завершении окружения группировки врага. При этом не менее важно было и защищать свои войска от налетов и бомбардировок фашистской авиации.
Тяжелые испытания выпали на долю наступавших войск 2-го Украинского фронта 27 января, когда противник нанес сильный контрудар по флангам ударной группировки нашего фронта тремя танковыми дивизиями с юга, частями танковой и пехотных дивизий с севера в общем направлении на Оситняжку. Фашистским войскам удалось на время закрыть образовавшуюся в их обороне брешь и отрезать от главных сил фронта прорвавшиеся вперед два танковых корпуса 5-й гвардейской танковой армии. Хотя оба корпуса, несмотря на усложнившуюся обстановку, продолжали выполнять поставленную задачу, создалось крайне тяжелое положение. Командующий фронтом потребовал от 5-й воздушной армии резко изменить разработанный ранее план авиационного наступления: не прекращая поддержки с воздуха продвигавшихся к Звенигородке танковых корпусов, основные силы штурмовой и бомбардировочной авиации перенацелить на помощь наземным войскам по ликвидации вражеского контрудара с флангов. Такое перенацеливание было осуществлено без промедления. На вражеские войска, главным образом на танковые части и соединения противника, действовавшие на флангах нашей ударной группировки, была обрушена серия бомбовых и штурмовых ударов. Сильные, периодически повторяемые бомбежки и штурмовки в значительной мере дезорганизовали немецко-фашистские танковые и пехотные дивизии, чем не замедлили воспользоваться наши наземные войска: под их напором гитлеровцы стали откатываться назад.
В отражении контрудара врага наземным войскам 2-го Украинского фронта по мере необходимости также помогали летчики 2-й воздушной армии. Было подсчитано, что только за пять дней - с 29 января по 3 февраля - авиаторы двух фронтов, оказывая помощь наземным войскам, совершили 2800 боевых самолето-вылетов и в 120 воздушных боях сбили 130 немецких самолетов.
28 января 1944 года войска 1-го и 2-го Украинских фронтов, в частности их танковые силы, почти одновременно вышли в район Звенигородки, и сомкнулось танковое кольцо. Это положило начало окружению многотысячной по своей численности корсунь-шевченковской группировки противника. Впереди предстояли упорные бои по ликвидации окруженной группировки, по отражению попыток немецко-фашистского командования деблокировать ее. Было известно, что вблизи фронта окружения противник располагал крупными силами танков и пехоты. Об этом, в частности, напомнил мне при разговоре по ВЧ начальник оперативного управления фронта генерал Костылев.
- Нет никакой гарантии в том, что немцы не попытаются деблокировать свои войска, - сказал Костылев. - Могут пойти и на большее: попытаться отрезать наши танковые части, прорвавшиеся в район Звенигородки...
Разговор закончился тем, что начальник оперативного управления рекомендовал мне немедленно приступить к разработке плана использования авиации для борьбы с "тиграми" и "пантерами" при отражении вражеских контратак. Мы, разумеется, и сами понимали, что такой план необходим, и уже делали различные прикидки.
Ждать начала контратак долго не пришлось. Утром 1 февраля противник силами четырех танковых дивизий и мотопехоты нанес сильнейший удар по левому флангу 53-й армии и частично по некоторым соединениям 5-й гвардейской танковой армии, стремясь прорваться к своим окруженным войскам со стороны Лисянки. Одновременно был предпринят и встречный удар со стороны окруженных войск: две пехотные дивизии при поддержке танкового полка атаковали соединения 4-й гвардейской армии.
Удар изнутри кольца yспexa не имел. Все атаки врага были отражены гвардейцами. С воздуха им хорошо помогали штурмовики генерала Агальцова и истребители генерала. Подгорного. Гитлеровская пехота понесла значительные потери и отошла на исходные позиции.
По-иному сложилась обстановка на внешнем фронте окружения В десятом часу утра, когда я позвонил начальнику штаба". 53-и армии генералу И. И. Воробьеву, чтобы уточнить, требуется ли соединениям армии помощь авиации, он попросил помощи, но вместе с тем сказала "Наши войска стоят насмерть, контратаки врага отбиваем". А некоторое время спустя стало известно: немецким танкам удалось потеснить части 53-й армии в районе Крымки на пять с лишним километров и даже захватить один важный в тактическом отношении населенный пункт. Под вечер узел связи нашей армии принял тревожную радиограмму генерала Воробьева, адресованную генералу Рязанову. В ней говорилось: "Бейте танки и бронетранспортеры в районе Крымки. Это войска противника. Артиллерию не трогать - она наша".
По тексту и тону радиограммы нетрудно было понять, что в районе боевых действий 53-й армии создалось исключительно тяжелое положение. Но судя по предыдущим сообщениям и по тому, что радиограмма была передана открытым текстом, она могла быть и провокационной, поэтому, прежде чем доложить ее содержание генералу Горюнову, я попытался связаться по телефону с самим генералом Воробьевым. Ничего не получилось-штаб 53-й армии на связь не вышел. Телефонистка узла связи штаба фронта не очень уверенно объяснила, что, по ее мнению, вызываемый мною штаб находится в пути, переезжает на новое место. Пообещала: как появится - соединит.
Быстро связался по телефону с командиром 1-го штурмового авиакорпуса генералом Рязановым, который был у Ротмистрова - на КП 5-й гвардейской танковой армии, - и попросил его высказать мнение по поводу радиограммы Воробьева. Василий Георгиевич сразу, не раздумывая, ответил: нет, это не провокация. Он тоже пытался связаться со штабом 53-й, но безрезультатно. Скорее всего, телефонная связь нарушена. Радио тоже молчит. Вероятно, войскам требуется срочная помощь. Если будет дано разрешение, он, генерал Рязанов, готов ночью перебазировать свой командный пункт в район прорыва вражеских танков, чтобы с утра наводить штурмовики на контратакующие войска противника и во взаимодействии с наземными войсками сорвать его эамысел прорвать кольцо окружения. Иного выхода из положения опытный авиационный генерал не видел.
Переговорив с Рязановым, я доложил текст радиограммы Воробьева генералу Горюнову. Напомнил - хотя командарму это было известно и без напоминания, - что штурмовики Рязанова и истребители Утина действуют в районе Звенигородки, перенацеливать их на другие участки внешнего фронта окружения немецкой группировки генерал Конев запретил и пока этот запрет не отменен.
Сергей Кондратьевич выслушал очень внимательно, как всегда, прежде чем принять решение, закурил, потом взял синий карандаш" обвел на карте район Крымки жирной чертой, рядом написал: "До 200 вражеских танков", а несколько выше, уже красным карандашом, дополнил запись такими словами: "127 штурмовиков Рязанова и 130 истребителей Утина, вооруженных 37-миллиметровыми пушками, способных поражать вражеские танки и самоходные орудия..." Затем командарм по ВЧ стал докладывать генералу Коневу свой замысел оказания помощи авиацией войскам 53-и армии.
Через несколько минут после разговора между Горюновым и Коневым на имя командира 1-го штурмового авиакорпуса была передана срочная радиограмма следующего содержания: "Не только организовать действия штурмовиков по вражеским танкам, но и помочь командованию 53-й армии в быстрейшем закрытии бреши, пробитой вражескими танками. Действуйте вместе с командующим артиллерией фронта генералом Н. С. Фоминым, которого туда направил генерал армии Конев".
Так генерал Рязанов, а вслед за ним и генерал Утин оказались на самом острие прорыва немецко-фашистских танков в районе Крымки. В течение ночи там был оборудован командный пункт авиаторов с необходимыми средствами управления.
Название Крымка мне почему-то особенно врезалось в намять, хотя ничего оригинального в нем нет. Кто не злнет на Украине, что крымка -это крымская ооль, обычиая, поваренная, которую в старину завозили в эти края из Крыма. Мне, украинцу, это тоже было хорошо известно. И все-таки название населенного пункта, через который гитлеровский генерал Брайт гнал 3-й немецкий танковый корпус, чтобы прорваться к своим окруженным дивизиям, запомнилось на долгие годы.. Запомнилось, вероятно, по-тому, что все произошло слишком неожиданно: организовывать и осуществлять противоборство авиации с вражескими танками пришлось буквально в считанные часы и в совершенно неясной обстановке (штаб 53-й армии в течение ночи на вызовы по-прежнему не отвечал). Да и бои в районе Крымки оказались настолько своеобразными, что их нельзя было не запомнить.
Советские бронированные штурмовики Ид-2, прозванные гитлеровцами "черной смертью" за их разящие удары, имея на борту мощное пушечное, реактивное и бомбовое вооружение, схлестнулись с рвавшимися к окруженным войскам "тиграми", "пантерами" и "фердинандами" на рассвете. Группа за группой по 8-12 штурмовиков под прикрытием истребителей Як-1, поднимаясь в воздух с Кировоградского аэроузла, устремлялись в район Крымки. 127 штурмовиков в 130 истребителей в тесном взаимодействии с противотанковой артиллерией фронта двое суток подряд "утихомиривали" танковые части генерала Брайта. Более 50 танков противника было сожжено на поле боя. И в этом немалая заслуга принадлежала группам штурмовиков, возглавляемым Одинцовым, Бегельдиновым, Александровым, Красотой, Джинчарадзе и Нестеренко. Многие сотни кумулятивных авиабомб сбросили они на танки врага. Действуя вместе с прикрывавшими их истребителями, вели огонь по фашистской пехоте и бронетранспортерам, старались как можно быстрее обеспечить войскам 53-й армии возможность вновь занять прежнюю линию обороны на внешнем фронте окружения вражеских войск южнее Крымки.
В самый разгар боев меня вызвал к телефону начальник штаба этой армии генерал Воробьев и сообщил, что совместными массированными ударами артиллерии и авиации контрнаступление танков и пехоты врага остановлено. Штаб армии вновь обосновался на месте, установил связь как со своими войсками, так и с соседями. Словом, обстановка стабилизировалась. Уточнив некоторые важные цели, по которым требовалось нанести дополнительные удары с воздуха, генерал продиктовал в заключение короткую телефонограмму Сергею Кондратьевичу Горюнову. В ней говорилось:
"Радостно бьется сердце, наблюдая отличную работу нашей авиации. Меткими массированными ударами штурмовиков вместе с артиллерией наступление противника остановлено".
Генералу Горюнову и всем нам было приятно получить такое сообщение от товарищей по оружию, которым воздушная армия вовремя оказала столь необходимую помощь,
Сразу же после образования внешнего и внутреннего фронтов окружения группировки врага задачи воздушных армий, участвовавшие в Корсунь-Шевченковской операции, были четко разграничены: 2-я воздушная армия вместе с 10-м истребительным корпусом ПВО получали задачу осуществлять воздушную блокаду группировки, а авиации нашей армии было поручено поддерживать с воздуха войска, действовавшие на внешнем фронте окружения. Задача была не из легких, так как попытки врага прорваться к своей окруженной группировке день ото дня нарастали. Перед внешним фронтом окружения у немцев к 11 февраля число танковых дивизий возросло до восьми, а пехотных - до шести. Ожесточенные бои на земле и в воздухе продолжались почти непрерывно. К нам в оперативный отдел ежедневно поступали от командования наземных войск срочные и сверхсрочные заявки на оказание помощи с воздуха в отражении вражеских контратак. Нередко непосредственные указания о том, как эффективно использовать авиацию в интересах той или иной армии и даже отдельного соединения, давал лично командующий фронтом или по его поручению начальник штаба фронта.
Чтобы своевременно планировать, тщательно отрабатывать планы и графики боевых вылетов, вовремя доводить боевые задачи до авиакорпусов и дивизий, а главное - правильно оценивать обстановку и безошибочно наносить удары по врагу именно там, где они больше всего требовались, командарму, генералам и офицерам управления приходилось работать дни и ночи напролет. Но на усталость никто не жаловался. Все мы жили интересами дела. Боевые успехи летного состава, отличное выполнение боевых заданий командования безмерно радовали всех нас без исключения. Усталость напрочь забывалась, хотелось работать еще лучше, еще плодотворнее.
Февраль сорок четвертого года запомнился мне не только напряженными боями. Помню, сколько радости и ликования вызвал полученный нами Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4 февраля о присвоении большой группе выдающихся летчиков армии звания Героя Советского Союза. Этого высокого звания одновременно удостоились 17 воздушных бойцов: И. Н. Кожедуб, М. П. Одинцов, Н. В. Буряк, С. А. Карнач, Г. П. Александров, Н. К. Шутт, Г. Т. Красота, И. К. Джинчарадзе, Д. А. Нестеренко, Я. К. Минин, А. С. Бутко, И. Т. Гулькин, П. А. Матиенко, А. В. Добродецкий, Н. И. Ольховский, Ф. Г. Семенов, В. М. Иванов. Сразу семнадцать! Такого еще не бывало.
В связи с этим во всех авиачастях и соединениях состоялись массовые митинги.
Или еще один памятный февральский день. Как обычно, под вечер я зашел к генералу Горюнову доложить последние данные о результатах боевой деятельности штурмовиков, помогавших наземным войскам в отражении танковых атак противника в районе Крымки. Это были очень хорошие данные: за день летчики-штурмовики уничтожили 33 вражеских танка, сожгли больше 100 автомашин с грузами, подавили огонь 5 артиллерийских батарей противника, огнем из пушек и пулеметов истребили до 300 вражеских солдат и офицеров.
Выслушав сообщение, Сергей Кондратьевич довольно улыбнулся и с подчеркнутым уважением сказал о своем фронтовом друге и соратнике по борьбе командире 1-го штурмового авиакорпуса генерале Рязанове:
- Василий Георгиевич отлично управляет действиями своих бойцов. "Тигры", "пантеры" и "фердинанды" от ударов штурмовиков горят, как тонкие церковные свечки. Ну что там дальше? Докладывайте...
Я положил на стол генералу листок с записью только что полученного сообщения: немецкие танки оставили наконец район Крымки, отошли на исходные позиции, а войска 53-й армии заняли прежний рубеж обороны. Сообщил, что, по нашим подсчетам, за последние четыре дня блокады окруженной группировки противника на посадочных площадках в районе Корсунь-Шевченковского и в воздухе уничтожено не менее 200 вражеских транспортных самолетов. При выполнении боевых заданий в борьбе с транспортной авиацией врага особенно отличились летчики Иван Кожедуб, Кирилл Евстигнеев, Павел Брызгалов, Федор Семенов и многие другие. Они вместе со своими ведомыми перехватывали нагруженные до отказа Ю-52 на подступах к кольцу окружения немецкой группировки, в упор расстреливали их, и самолеты взрывались в воздухе. Те же транспортные самолеты, которым удавалось прорываться через заслон истребителей или приземляться в котле ночью, на рассвете подвергались штурмовым ударам экипажей гвардейской авиадивизии генерала Ф. А. Агальцова.
Хотя многое из того, о чем я докладывал, генерал Горюнов уже знал по переговорам с командирами авиакорпусов и дивизий, я все же дополнил доклад конкретными фактами и примерами, разумеется наиболее яркими. Вот лишь некоторые из них.
Группа из восьми штурмовиков во главе с командиром эскадрильи Г. Т. Красотой с двух заходов сожгла на посадочной площадке в районе Городища 7 транспортных самолетов противника и до 60 автомашин с грузами. Другая группа летчиков, из братского штурмового авиаполка, с ведущим капитаном В. Т. Веревкиным на посадочной площадке у отметки 174,5 бомбовым, пушечным и пулеметным огнем на месте уничтожила 5 разгружавшихся Ю-52. Эскадрилья штурмовиков капитана Б В. Лопатина на посадочной площадке у Корсунь-Шевченковского с одного захода уничтожила 4 немецких транспортных самолета...
Во время доклада раздался телефонный звонок из штаба фронта командарму сообщали еще одну радостную весть:
1-й штурмовой авиакорпус преобразован в 1-й гвардейский.
- Спасибо за добрую весть, - сказал Горюнов и распорядился, чтобы телефонистка немедленно соединила его с генералом Рязановым.
Для выполнения этого распоряжения потребовалось несколько минут, так как Василий Георгиевич находился в это время в одной из стрелковых дивизий, на переднем крае, управляя боевыми действиями штурмовиков по отражению очередной танковой контратаки врага, - дозвониться было непросто.
В то время, когда командарм сердечно поздравлял комкора Рязанова с преобразованием его авиакорпуса в гвардейский, пришел начальник политотдела армии полковник Н. М. Проценко. Дождавшись конца телефонного разговора Сергея Кондратьевича с Рязановым, он достал из поле-вой сумки небольшой листок и положил на стол командарма.
- Что еще? - вопросительно посмотрел на начальника политотдела Горюнов.
- Читайте, товарищ командующий. Это вам лично, - ответил Проценко.
Сергей Кондратьевич углубился в чтение листка, написанного четким почерком нашего армейского телеграфиста. Сначала Горюнов прочитал про себя, потом вслух. Это был текст приветствия.
"Товарищам Горюнову С. К. и Рязанову В. Г.
От всей души поздравляю Вас и Ваших славных соколов с преобразованием штурмового корпуса в гвардейский. В наступательных боях 1943-1944 гг. под Белгородом, Харьковом, Пятихатками, Кировоградом сложились боевое взаимодействие и боевая дружба гордых соколов нашей Родины с танкистами. Благодарю за большую помощь, оказанную
Вашими частями танкистам в выполнении приказов. Желаю боевых успехов во славу советской гвардии! А. П. Ротмистров".
- Откуда у вас эта телеграмма? - спросил командарм Проценко.
- Полковник Шаров передал по телефону, мой коллега, начальник политотдела пятой гвардейской танковой, - ответил Николай Михайлович.
Тогда же, в феврале 1944 года, во 2-й гвардейский был: преобразован и 1-й бомбардировочный авиакорпус генерала И. С. Полбина.
Возвращаясь от командарма к себе в отдел, я думал о генерале Рязанове. Прошло всего лишь несколько месяцев с той поры, как мне посчастливилось более или менее близко познакомиться с этим чудесным человеком, но казалось, будто знал я его уже много-много лет. Такой была сила обаяния Василия Георгиевича, обаяния глубоко человечного. Мне приходилось встречаться с ним при различных обстоятельствах, слышать много добрых слов о нем от его подчиненных. В глазах всех, кто его знал, он был прежде всего неутомимым тружеником. В силу специфики боевых действий штурмовой авиации для управления ею он, как правило, свой командный пункт располагал наиболее близко к переднему краю, за что его глубоко ценили не только летчики, но и командиры наземных войск.
Василий Георгиевич был человеком широко эрудированным в самом лучшем понимании этого слова. Я знал, что он нечасто выступал перед летно-техническим составом корпуса как оратор, а уж если приходилось это делать, то стремился не повторять общеизвестных истин. Каждая его речь содержала непременно что-то новое, поэтому летчики, инженеры, техники и рядовые бойцы слушали его с огромным вниманием.
Регулярно бывая в пору подготовки к выполнению ответственных боевых заданий в авиадивизиях, полках, эскадрильях, контролируя практическую деятельность подчиненных командиров, генерал Рязанов при обнаружении тех или иных недостатков, недоделок и упущений никогда не кричал на подчиненных, не распекал людей, не доводил до горячего накала, не оскорблял их человеческого достоинства, а ровным, спокойным голосом просто давал указания: необходимо сделать то-то и то-то, сделать быстро, умело, без суеты и неряшливости. Со стороны эти указания выглядели как добрый совет старшего по званию командира, но выполнялись подчиненными с такой любовью, с таким усердием, что заранее можно было оказать: вое будет в норме, упущения не повторятся.
Начальник политотдела 1-го штурмового авиакорпуса полковник И. С. Беляков как-то сказал мне: