«Это выглядело примерно так, — вспоминал Старр. — Если кому–нибудь из нас что–то приходило в голову, остальным ничего не оставалось, как тут же последовать его примеру».
Морин все еще приходила в себя от рождения Джейсона, а Ринго передавал ей проливающие свет истины, которые изрекал облаченный в белые одеяния аскетичный Махеш Прасад Варма, взявший себе псевдоним Махариши Махеш Йоги и в 1959 году основавший британский филиал общества.
Во время коротких ежедневных медитаций Махариши вещал, поигрывая серебристой бородой, что постепенно должны исчезнуть все людские пороки, уступив место состоянию высшего блаженства. Он также обещал, что те, кто пройдет его курс, станут более работоспособными, приобретут жизненные силы и научатся отличать важное от несущественного. Как понял это Старр, «…для людей, которые работают с девяти до пяти, этот курс будет наиболее эффективным, ведь медитировать можно в любое время».
Как бы то ни было, «The Beatles» недолго оставались в Бангоре: они разъехались по домам, чтобы иметь возможность в одиночку осмыслить смерть Эпштейна. Несколько дней спустя Старр сидел напротив мрачного бассейна Джона Леннона и высказывал свое мнение о произошедшей трагедии репортеру журнала Disc: Махариши «сказал нам, что мы не должны падать духом, так как душа Брайана чувствует все наши переживания. Если мы попытаемся быть счастливыми, Брайан тоже будет счастлив… Но все дело в том, что даже здесь нам нельзя быть эгоистичными. Наша депрессия из–за смерти Эпштейна есть не что иное, как жалость к самим себе, поскольку мы страдаем от того, что мы потеряли».
Из уважения к матери Эпштейна «The Beatles» не надели — как они намеревались — на похороны свои хипповские одежды; вместо этого они появились на церемонии в строгих костюмах. На рукавах белой рубашки Ринго красовались бриллиантовые запонки, которые ему подарил на двадцать четвертый день рождения, проведенный в студии на записи выступления на Top of the Pops, «очень благородный человек. Мы стольким ему обязаны. Мы прошли долгий путь рука об руку с Брайаном».
Мистер Эпштейн не слишком одобрял деятельность этого Вармы, да и Ринго в конце концов сознался, что он «не смог доверять Махариши на все сто процентов. Не спорю, он очень большой человек, но он не тот, кто мне нужен». Циничное замечание его дяди: «Ему нужны только твои деньги, парень» — только усилило опасения Старра, которого насторожило требование гуру перечислять львиную долю доходов «The Beatles» на его счет в швейцарском банке. Его светлость также питал благочестивые надежды сделать карьеру в шоу–бизнесе — к тому времени Махариши номинально считался продюсером флейтиста Пола Хорна, одного из его учеников в Европе; он даже попал на обложку одного из альбомов музыканта — «Cosmic Consciousness».
Пришествие Вармы случилось как раз в тот момент, когда Старр, не имевший абсолютно ничего общего с религией, «созрел» для духовной жизни и решил, по его словам, «посмотреть и попробовать, что это такое и с чем ее едят». Годом ранее он довольно непочтительно отозвался о Господе, прочитав статью в «Think In» («Вдумайтесь»), одной из колонок Melody Maker. «Кто–то же должен Его любить». Ровно через год обращение Старра к Нему было слишком неожиданным для тех, кто, по их собственному признанию, в феврале 1968 года присоединился к семьям других битлов, чтобы поехать в йога–ашрам (богословский колледж) в Индию исключительно для того, чтобы не отставать от остальных. Скептически настроенные Ринго и Морин вернулись в Уэйбридж, не пробыв в Индии и недели.
Возможно, эту экспедицию Старки затеяли из самых лучших побуждений — жажда самосовершенствования была настолько сильной, что рацион Мо и Ринго несколько недель составляли только вегетарианские блюда (печеные бобы, каша, яйца и картофель вместо жаркого с орехами и жареного бекона), «…так как мы знали, что в Индии не будет мяса». Кроме того, перед самым отъездом Ринго и Джордж рванули на дневную подготовительную конференцию, которую Махариши устраивал в одной из скандинавских академий.
Харрисоны и Ленноны были в авангарде вместе со Старки, тогда как Пол и Джейн проделали долгий, утомительный путь из Нью–Дели на плато над поросшими лесом гималайскими угорьями, где один из сорока сопровождающих провел их не в деревню из глиняных хижин, а в солнечное поселение, в которое входили каменные коттеджи (в каждом — пять комнат и кровать с пологом), бассейн, прачечная, амфитеатр на открытом воздухе, почта и столовая — в семь часов утра там можно было позавтракать хлопьями, тостом и кофе. В числе остальных искателей нирваны в ашраме той весной были люди самых разных возрастов и профессий: от парикмахера из Уокинга до голливудской звезды Миа Фэрроу и Майка Лава из «Beach Boys», о котором Ринго сказал, что тот «болтает без умолку, как Спайк Миллиган» и что он душа любой компании. Из Джона, Пола и Джорджа потоком лились новые песни; большинство из них были основаны на наблюдениях за остальными учениками. Песня Леннона «Dear Prudence» («Мисс Благоразумие»), к примеру, посвящена сестре Миа Фэрроу, которая вела затворнический образ жизни. Для его жены, Синтии, путешествие в Индию было последним шансом спасти их распадающийся брак, но — так же как и Полу с Джейн, чья страсть друг к другу угасала с каждым днем, — им уже ничто не могло помочь.
Когда Его светлость не видел, высокие идеалы «The Beatles» слегка опускались на Землю. На дверь пришпиливалась бумажка с надписью «Не беспокоить: идет медитация», чтобы кто–нибудь из битников мог полной грудью вдохнуть воздуха скверны за партией в покер и хлебнуть «огненной воды», которую доставал Мэл Эванс по ту сторону Ганга. В конце концов, одним из самых привлекательных моментов в учении Махариши было то, что совсем не нужно было отказываться от земной собственности и — в пределах разумного — от земных удовольствий.
«Конечно, всю дорогу были лекции и все такое, но эта поездка была для нас скорее чем–то вроде отпуска», — подытожил Ринго, который считал, что коммуна Махариши «чем–то напоминала лагерь Батлина».
Последний комментарий, возможно, вызвал в Стормсвилле взрыв саркастического смеха, когда его напечатали в Liverpool Echo.
Колдуэллов гораздо меньше удивил бы тот факт, что однажды утром перед ленчем Мо и Ринго объявили Махариши о своем намерении вернуться в Англию; Его светлость «предложил, чтобы мы на время уехали куда–нибудь, а потом вернулись, но нам хотелось домой. У нас для этого была тысяча причин». Больше всего они беспокоились за детей, однако — в частности, это касалось Ринго — тихий умиротворяющий кампус не спасал от жары и острой пищи, в которую они добавляли привезенные с собой бобы и яйца. Старр пообещал прислать Джорджу, Джону и Полу какой–нибудь фильм собственного производства, когда он и Мо садились в автомобиль, который увез их в Дели. Полет в Англию обошелся без происшествий, если не считать случая в тегеранском аэропорту, когда какой–то мужчина подошел к Ринго и спросил, «не играю ли я в группе «The Beatles». Я ответил «нет», тогда он развернулся и ушел. Не слишком хорошо о нас знают в Тегеране».
Вернувшись в St. George's Hill, Старки решили скрыться от неизбежного нашествия прессы, уехав с мальчиками куда–нибудь в глубь страны на пару дней.
— Теперь я медитирую каждый день, — уверил Ринго ожидавших газетчиков. — Я бы мог «перепрыгнуть» лишний день, если бы встал поздно или поздно выехал в город.
Ни один из журналистов ни на секунду не усомнился в правдивости его слов.
Если Мистеру и Мисс Посредственность были чужды «Magical Mystery Tour», Махариши и прокуренная марихуаной музыка «The Beatles», то Ринго олицетворял собой некий «якорь нормальности» группы в период между побегом в Ришикеш и распадом группы 1971 года, когда рушились устои, а лондонский Верховный суд удивленно поднимал брови.
До того, как Пол и Джейн, а затем Ленноны и Харрисоны приехали домой, разочарованные «не чуждым всего человеческого» Вармой, Ринго был единственным битлом, который оказался в NEMS и принес извинения за недавнюю ошибку группы, а также представил новый сингл «Lady Madonna». Эту вещь спел Маккартни, однако из–за носового призвука в голосе Пола многие посчитали, что ее исполнил Старр. Сам же Ринго шуршал проволочными щетками на записи ритм–секции этого сингла, который напоминал джазовую инструментальную вещицу Хамфри Литтлтона «Bad Penny Blues» 1956 года. После переиздания «Rock Around the Clock» и «Rave On» Бадди Холли, которые сразу же вошли в британский Тор 50, все «заговорили о возрождении рок–н-ролла», заметил Ринго. «Если в чьей–либо музыке находят хоть какой–то роковый элемент, то сразу же говорят: да, рок–н-роллъная пластинка». Как и «The Move», которые записали свой альбом «Fire Brigade» в духе рок–н-роллов Дуэйна Эдди, «The Beatles» обвиняли в деградации и нежелании идти вперед.
— Это вовсе не шаг назад, — протестовал Ринго. — Это еще один тип песни от «The Beatles».
После всех авантюрных путешествий Ринго предстал перед журналистами помолодевшим и более уверенным в себе. Старр пытался отвыкать от алкоголя — «самый обычный бурбон и пиво» — при помощи кофе и огромного количества сигарет American Larks. Верхом безнравственного поведения для него теперь стало «просто поставить на лошадь, но ни один букмекер не обогатится на моих ставках».
Его жена, хотя и была довольно безрассудной в других жизненных аспектах, вела очень продуманную политику в отношении «небольшой суммы денег для детей на карманные расходы каждую неделю». По словам Ринго, «как только они их потратят — хватит, мы больше не дадим, хотя, как любой отец, я думаю, я буду покупать им то, о чем они попросят, а потом получать нагоняй от мамочки».
Морин очень раздражала привычка Ричи бросать грязную одежду на пол ванной комнаты, зато она была ужасно рада, что ее муж стал гораздо реже посещать ночные клубы — «я вроде ожидал, что будет так же здорово, как и раньше, но увы, прошлого не вернуть» — и довольствовался (какое–то время) спокойной домашней жизнью в Brookfields, их новом доме недалеко от Элстеда, деревни рядом с городом Фарнем, на границе Суррея и Гэмпшира.
Вместо рыбалки, охоты и стрельбы, которые всегда были традиционны для этого поместья с его фруктовым садом, озером и лесом, новые жильцы предпочитали выгуливать в колясках своих детей.
«Почему мы должны чувствовать себя одинокими? — задал Ринго риторический вопрос в интервью Rave. — У меня есть Морин, у нее есть я, и мы никогда ни с кем не знакомились в Уэйбридже…»
На потребу читателям подобных журналов Ринго подкинул парочку безобидных анекдотов и сильно урезанных сказочек, посвященных Заку и Джейсону: «Жили–были Папа–медведь, Мама–медведь и Сынок–медведь. Мама–медведь сварила кашку, но тут ворвался вор и украл ее». Те несколько месяцев, когда размеренная сельская жизнь вдали от столицы еще доставляла ему удовольствие, Ринго божился:
— Мы не могли бы снова жить в городе — слишком много шума и событий. Конечно, как и все, я начинаю скучать, но теперь вместо трех ночных часов у меня на скуку есть целый день!
В число строений, расположенных вокруг феодального замка шестнадцатого века с центральным отоплением, входили гараж, конюшни и — что было экзотикой даже для сельской местности — отдельно стоящая сауна. Внутри особняка с обвитыми плющом стенами и торчащими балками Старки устроили домашний кинотеатр и комнату для бильярда, где Ринго «включал видеопроигрыватель и смотрел фильм с собственным участием». Первый частный владелец записывающего магнитофона в Британии, Ринго с его непостоянными увлечениями тратил на оборудование тысячи фунтов. «Я называл все эти устройства моими игрушками, да они по сути ими и были». Часто Ринго терял интерес к новоприобретенной «игрушке», лишь взглянув на инструкцию по ее эксплуатации. Когда пришли хмурые зимние дни, Ринго разгонял тоску, предаваясь привычным развлечениям: «Всю неделю я сижу и слушаю музыку. Я могу целый день баловаться с магнитофоном».
Иногда его посещало вдохновение: он внезапно приходил в крайнее возбуждение, бросал все и хватался за инструменты; затем, немного побренчав на гитаре или постучав на барабанах, Ринго понимал, что ему становится скучно, и надеялся, что кто–нибудь позвонит по телефону. Если никто так и не звонил, то он шел есть яичницу с жареным картофелем (а то она остынет!) или смотрел по телевизору MASH (не пропустить бы начало!). Может, завтра работа будет плодотворнее. Песенное творчество Старра выглядело примерно так:
«Сначала у меня есть только первая строфа, и тогда я понимаю, что дальше дело не пойдет. Я не могу сесть и сказать: «Вот, сейчас я напишу песню». Мне нужно, чтобы рядом было пианино или гитара, и тогда что–то может получиться. Обычно, если я в настроении, я иду включаю пленку (если у меня вертится в голове какая–нибудь мелодия), а потом проигрываю эту мелодию раз сто с разными словами. Затем я снимаю пленку, прослушиваю ее и «выуживаю» некоторые строчки, чтобы соединить их вместе».
Чтобы расширить диапазон своих возможностей, Старр даже взял уроки гитары, предприняв похвальную попытку продвинуться дальше «…моих знаменитых трех аккордов» — ля, ре и ми мажор.
В 1968 году, работая над одной из своих незаконченных песенок, «It Don't Come Easy», он обратился к Джорджу, чтобы тот помог ему с аранжировкой; так же как и Старр, Харрисон был недоволен политикой «правящих композиторов», которые проявляли воистину бессердечное безразличие к творческим попыткам своих коллег. Другой свой опус, «Three Ships in the Harbour» (в котором было девяносто три куплета (!), Ринго принес Хэрри Нильссону, который незадолго до этого получил солидный гонорар за свою «One» в исполнении группы «Three Dog Night», которая оказалась коммерчески успешной.
Не менее прибыльной оказалась и кавер–версия песни «It's For You» Леннона — Маккартни в исполнении этой североамериканской группы; в качестве поддержки на сингле был также записан хит Силлы Блэк 1964 года. Наследство Брайана Эпштейна, благодаря которому Силла попала на телевидение, включало еженедельный пятидесятиминутный сериал «Cilla»; переговоры о его съемках начались незадолго до смерти Эпштейна. Колоссальный бюджет сериала мог быть оправдан только не менее внушительным зрительским рейтингом. Для этого шоу Пол Маккартни написал музыкальную заставку, в качестве приглашенных артистов фигурировали звезды такого масштаба, как Том Джонс, Хэрри Секомб, Тони Беннетт, Джули Дрисколл (новичок в чартах) — и Ринго Старр, которого пригласила сама Силла.
На Би–би–си-1 шестого февраля 1968 года он стал первым битлом, который спел без остальных в качестве гостя на чужом шоу — миллионы невидимых зрителей стали свидетелями начала сольной карьеры Ринго («без Джона, Пола и Джорджа я чувствую себя не в своей тарелке, как султан с гаремом из трехсот жен, который однажды вышел купить себе мороженого»). Когда перед своим выходом Ринго нервно курил одну сигарету за другой, ему принесли телеграмму «от твоих старших братьев».
Дружба Блэк и Старра началась еще в 1961 году, когда Силле приходилось перегибаться через установку Ринго, чтобы спеть с ним дуэтом «Boys» в Aintree Institute. Ринго даже напялил фетровую шляпу для их очередного дуэта «Do You Like Me Just a Little Bit», который им подкинул отец Пола из репертуара своего танцевального ансамбля двадцатых годов. Гость следующей недели, стильный Донован, собирался просто спеть свой последний сингл, «Jennifer Jumper», но, как с гордостью заявила Силла, его так поразила ливерпульская парочка, что «он вознамерился сделать что–то подобное». В мешковатом черном костюме, рубашке и белом галстуке, Ринго исполнил сольный вариант «Act Naturally», а затем проделал тоже самое в качестве «чревовещателя» — в роли куклы в этом скетче выступала Силла.
С тех пор как Ринго весьма удачно снялся в «A Hard Day's Night», за ним (не без помощи Брайана) охотились киномагнаты в поисках новых талантов — или они цинично рассудили, что он «им нужен как Ринго–кинозвезда» («потому что я все равно ничего не сочиняю, так, что ли!»). В шестидесятые годы не проходило и недели, чтобы кто–нибудь из поп–знаменитостей не попробовал себя в роли «настоящих» актеров: Дэйв Кларк, Пол Джонс из группы Манфреда Манна, Мик Джаггер и даже Силла. Но что потерял мир, когда «вечный» Эрик Бердон, по слухам, провалился на кинопробах экранизации романа Ивлин Во «The Loved one» с Родом Стейгером?
После того как Леннон сыграл рядового Грипвида в «How I Wan the War», Ринго тоже впервые сыграл свою первую эпизодическую роль в кино — и впервые поцеловался перед камерами — в «небитловском» фильме. («Лучшее, что я сделал в тот момент, так мне казалось»). В итальянско–французской картине с пометкой «х» — «Candy» («Кэнди») — Ринго появляется на экране всего на несколько минут в роли Эммануэля, мексиканского садовника, который готовится принять духовный сан, но не может совладать с плотским вожделением. По определению Старра, его герой — «очень нервный парень. Во время съемок я тоже сильно нервничал и поэтому как нельзя лучше справился со своей ролью».
«Я бы никогда не получил эту роль, если бы не был битлом», — признавался Старр, но что было бы, если чемпион по боксу Шуга Рэй Робинсон или французский шансонье Шарль Азнавур также получили бы роли в этом фильме? В главной роли снималась до той поры неизвестная семнадцатилетняя шведская актриса Ева Аулин, которая была поражена, узнав, что у нее «появился шанс сыграть в одном фильме с самим Ринго Старром» в течение пяти дней в Риме, где снимался этот эпизод, однако похвалы критиков удостоились Джеймс Кобурн, Марлон Брандо (в роли восточного гуру) и Ричард Бертон за их существенный вклад в эту экранизацию «сомнительного» романа (в чем–то перекликающегося с «Кандидом» Вольтера) Мэйсона Хоффенберга и Терри Саутерна, одного из любимых писателей Ринго и автора романа «Dr. Strangelove» («Доктор Стренджлав») и сценария к фильму «The Loved One». Некоторые эпизоды — в одном из них тетя Кэнди использует вешалку, чтобы не допустить мужчину к своим интимным местам, — критики посчитали слишком непристойными, чтобы показывать их на киноэкране. Более того, в одном из американских штатов арестовали киномеханика, который осмелился показать этот фильм в кинотеатре. Сцены, в которой Эммануэль предпринимает робкую попытку раздеть Кэнди на бильярдном столе, в книге просто не было. С усами а–ля Сапата и ломаным английским «ees a–no good» Ринго послужил впоследствии в качестве модели для Эндрю Закса, который играл уже более неотесанного и злобного испанского официанта в анархической комедии ситуаций «Fawlty Towers» в 1970 году.
В большинстве рецензий на этот фильм имя Старра упоминалось вскользь. Да и сам Ринго в то время «не считал себя более кинозвездой, чем битлом, или наоборот». Съемки продолжения фильма «Help!», которое группа все еще должна была снять по контракту с United Artists, все откладывались из–за того, что «The Beatles» никак не могли договориться с Феллини, который обещал выступить в качестве режиссера картины, а также взять на второстепенные роли Джимми Дюранте, Гроучо Маркса и Мэй Уэст. Чья–то идея попробовать снять «The Lord of the Rings» («Властелин Колец») встретила неодобрение режиссера и протесты Ринго (его предлагали взять на роль помощника Бильбо Бэггинса, Сэмуайза Гэмги), который заявил:
«Все это займет не меньше полутора лет, и к тому времени эта идея уже не будет казаться нам интересной. Все, что нам нужно, — это снять что–нибудь экспромтом, иначе ничего не получится. У каждого из нас всегда полно других дел помимо съемок в кино».
Среди этих «других дел» была музыка к довольно странному фильму «Wonderwall», которую написал Джордж. Этот саундтрек, в котором принимал участие индийский перкуссионный ансамбль, Рой Дайк из «Remo Four» и Ринго Старр, был первым альбомом, который вышел на лейбле Apple, рекорд–компании, принадлежавшей «The Beatles», филиале Apple Corps, зарегистрированной в 1963 году для работы с независимыми артистическими и научными проектами. Эта же организация под наивным управлением квартета должна была финансировать будущую школу для битловских детей, план которой был предложен Ленноном.
— Мы рассматривали Apple как способ воплотить все наши идеи, и мы искренне верили, что так оно и произойдет, — ворчал Ринго, когда понял, что их планам не суждено осуществиться. — Но мы не были бизнесменами, да и сейчас ими не являемся.
Некоторые из их коллег по шоу–бизнесу тоже решили совместить приятное с полезным: Крис Фэрлоу открыл магазин военных реликвий; Тони Крэйн из Merseybeat стал совладельцем одного из испанских ночных клубов; Дэви Джонс из «The Monkeys» владел бутиком в Нью–Йорке; Рег Пресли запатентовал свою собственную систему рассеивания тумана. Имея то, что называется «деньги без счета», «The Beatles» могли позволить себе больший альтруизм. Рекламные объявления в газетах гласили, что теплый прием ожидал не только тех, кто вращается в узком кругу «посвященных», но и любого проходимца, желавшего профинансировать свой проект. Огромные суммы денег были выброшены на так называемого «электронного волшебника»; два магазина, которые приносили убытки; содержание группы жадных голландских дизайнеров, которые получали средства ни за что; операторов, которые не снимали фильмов; поэтов, не писавших стихи, и, по словам Ринго, «тент для одного парня, который хотел устроить шоу Панч и Джуди на побережье. Они взяли деньги и сказали: «Ну, может, на следующей неделе». Когда у Apple появился официальный адрес, Savile Row, 3, на него стали приходить огромные мешки писем, с которыми не справлялся почтальон; умоляющие голоса обрывали телефоны; толпы просителей поднимались по лестнице с утра до вечера, пока не наняли узкоглазого швейцара, который отгонял незваных гостей. И все же, по мнению праздношатающегося дорожного рабочего Алекса Миллена, его «склонные ошибаться» идолы «укрепили мою веру в то, что любой человек может почувствовать свою значимость, и да, черт возьми, мне тоже есть что сказать!».
В офисах с белыми стенами и зелеными коврами настал праздник и для персонала компании, когда они переняли бесшабашную расточительность своих боссов. Прорвало дамбу на реке мотовства — все началось с дорогих ленчей в ресторанах за счет фирмы; десятками покупались бутылки дорогого ликера; каждый день осуществлялись сотни незаконных телефонных звонков на другие континенты; огромное количество приобретенных дорогих модных вещиц оседало на дне ящиков столов. Одной росписью пера особо смелый управляющий мог подарить себе «Роллс–Ройс», пристройку к дому или целый дом. Его секретарь скрывал многочисленные кражи своего начальника, чтобы не всплыли на поверхность его собственные».
Что касается Старра, то он рассматривал эту организацию как свою очередную дорогую игрушку, на которую он мог не обращать внимания или при желании ее выкинуть, если она ему надоест. Вскоре он уже «приходил в офис Apple только потому, что должен был там быть. Если бы они приняли решение взорвать здание, я бы дал свое согласие, помахал ручкой и сказал бы: «Бай–бай!» Когда Ринго был в настроении, он садился в кресло с жесткой спинкой в своем офисе и играл в директора компании.
На мгновение он забывал об отвратительной реальности недоеденного сандвича с мясом в мусорном ведре; администратора в приемной, который скручивал косячок из афганской «дури» лучшего качества; машиниста, который считал скрепки, все утро мусолил одно–единственное письмо (в канцелярском стиле при полном отсутствии восклицательных знаков!), а потом «выскочил на минутку» и не вернулся на следующий день. Настал закат империи «The Beatles».
«Мы платили тысячам людей, которые были нам не нужны, но всем им это нравилось. Они получают деньги просто за то, что сидят без дела. У нас был парень, который занимался тем, что раскладывал карты Таро. Просто сумасшествие какое–то».
Apple Records была единственным отделением, которое «нас не подводило». Работая с такими людьми, как Джеки Ломаке из «The Undertakers», сопрано Мэри Хопкин (регулярный гость на шоу Би–би–си Disc at Dawn) и бывшая протеже Джеймса Брауна Дорис Трои, Маккартни и Харрисон оттачивали свое продюсерское мастерство; дебютный сингл Мэри Хопкин даже вытеснил «Hey Jude» с первой строчки британского хит–парада. Она, в свою очередь, в ноябре 1968 года уступила место «With a Little Help from My Friends», спетой в поистине «похоронном» темпе нытиком Джо Кокером, бывшим мастером по газовым установкам из компании East–Midlands, чей продюсер, Денни Корделл, вместе с Кейтом Муном и Манфредом Манном получил должность внештатного сотрудника в Apple еще при основании компании.
Заинтригованный работой Корделла, который переделал его единственное детище с альбома «Sgt. Pepper», Ринго предложил свои добровольные услуги для следующего альбома Джо Кокера; впрочем, все, что он сделал, сразу же отправилось в мусорное ведро.
Внутри Apple Старр 16 июля 1968 года организовал свой собственный издательский концерн Startling Music с целью получать авторские отчисления в случае, если выйдет хотя бы одна из его досконально отделанных композиций. Находясь в тени Маккартни и Харрисона, которые занимались более серьезной деятельностью, он тем не менее был счастлив оттого, что мог записывать различные перкуссионные украшения для их клиентов — как правило, в новой подвальной студии на Savile Row — и (после того, как он к ней привык) для Йоко Оно, которая теперь была таким же творческим компаньоном Джона, как когда–то был Пол, а Синтия разделяла с ним ложе.