Хотя на этом альбоме Старр вкалывал только за ударной установкой, его энтузиазм не поколебали даже изнурительные сессии «Let It Be». Именно он чаще всех сидел за спиной Фила и давал совет каждый раз, когда в нем была необходимость. Насмешливый ньюйоркец, чьи лучшие времена остались позади, на этот раз был не в лучшем расположении духа после недавней автокатастрофы. Спектор настолько рьяно отдавал распоряжения в подвале Apple, что Старр сжалился над замученными и оскорбленными звукоинженерами — среди них был его старый ливерпульский друг Джордж Пекхэм — и, «отодвинув» Спектора в сторону, попросил его «слегка остыть».
Первое время деятельность Спектора — под присмотром Старра — устраивала Маккартни, который, позвонив Ринго, сказал, что «не собирается прерывать его работу, а потом вдруг заявил, что не хочет больше заниматься этим альбомом. Прошло всего две недели, и Пол решил все забросить».
Спектора, который находился на волне славы после эпизодического появления в «Easy Rider» («Беспечный ездок»), нашумевшей картине 1969 года, порекомендовал «осиротевшим» «The Beatles» Аллен Клейн, чье предсказание о том, что однажды он будет представлять интересы группы, кажется, сбывалось само собой. Для Ринго Клейн был «…очень влиятельный человек, и кроме того, кто бы что ни говорил, он очень честный». Несмотря на предупреждения со стороны его бывших клиентов и знакомых, Джон и Джордж тоже «повелись» на воркование «Робин Гуда от поп–музыки» по поводу новой контрактной системы, сулившей им золотые горы, подкрепляя свои слова цитатами из их песен. Тем не менее Маккартни, в прошлом его ярый защитник, предпочитал доверять сплетням своего тестя о недобросовестной игре Клейна, его произволе и мошенничестве. Афера под названием «Let It Be» была яблоком раздора, и Клейн — не Спектор — получил письменную просьбу от Маккартни (безрезультатно) о том, чтобы не загромождать «Let It Be» наложенным оркестровым сопровождением и помпезными хорами, которые противоречили изначальной установке возвращения к старому мерсисайдскому звучанию.
Распад группы становился все более очевидным, когда Джон объявил, что собирается вскоре покинуть «The Beatles», однако при этом согласился, что не стоит выносить это решение на публику, опасаясь, что из–за этого может не состояться грандиозная сделка Клейна с Capitol, сулившая группе солидные авторские отчисления. Тем не менее журналисты усмотрели намек на предстоящие события в шутке Леннона: «Цирк уехал, а мы (клоуны) остались». Этим журналистам — в частности, Рэю Коннолли из The Evening Standard, ливерпульскому приятелю битлов — было очень непросто молчать, обладая такой информацией, однако они сумели сохранить все в тайне; кроме того, они не знали, стоит ли принимать всерьез слова Джона, который стал всеобщим посмешищем, влюбившись в это страшилище Йоко.
«Джон просто сумасшедший, — ухмылялся Ринго. — Сегодня он скажет одно, а на следующий день — совершенно противоположное».
Лишь несколько фэнов, которые обитали неподалеку от Эбби–роуд, услышали шутку Ринго, когда он переходил дорогу, направляясь на очередную сессию 26 августа 1969 года: «Я возвращаюсь в цирк».
Из всех битлов, которые так или иначе готовились к распаду группы, Ринго выбрал самый прагматичный подход. Еще до того, как «Let It Be» с трудом втискивался в хит–парады наряду с «Led Zeppelin II», «Greatest Hits» Энди Уильямса, «Black Sabbath» и последними творениями «Crosby», «Stills», «Nash and Young», «The Who» и «Simon and Garfunkel», он снова занялся сольной деятельностью, снявшись в «The Magic Christian», своем втором «небитловском» фильме.
В рассказе Терри Саутерна не фигурировал некто «Янгмэн Гранд», но этого довольно–таки поверхностного персонажа все же решили ввести в сценарий фильма «The Magic Christian», снятого по его мотивам — привлечение одного из битлов гарантировало фильму кассовые сборы. Отдел по связям с прессой объявил «конкурс Ринго № fab 208» — главными призами в нем были места на мировой премьере фильма; занявшим второе место предлагалась футболка «The Magic Christian». Более того, кроме Старра, внесли свою лепту Джон и Йоко, а в качестве саундтрека выбрали только что заключившую контракт с Apple группу «Badfinger», чьему продвижению к вершине чартов немало поспособствовал шлягер Пола Маккартни «Come and Get It», звучавший пять раз на протяжении всего фильма.
Прекрасно понимая, что его «используют благодаря его имени», Ринго очень хотел сыграть эту роль, так как был большим поклонником Саутерна, а кроме того, у него появилась возможность побольше узнать о том направлении, в котором он в дальнейшем собирался двигаться, хотя и «не имел специального образования, зато многому научился, глядя, как играют другие». Получая наглядные уроки от более опытных драматических актеров, что называется, в действии, Ринго прикидывал, как лучше всего использовать долгие паузы между съемками дублей, перемещением камер и так далее. Вместо того чтобы «…стоять там как мумия и ждать непонятно чего, я расслабляюсь и занимаюсь разными делами, в общем, веду себя естественно (намек на «Act Naturally», которую пел Ринго), можно сказать». Когда Старр не отдавался привычным развлечениям — карточным играм, его руки были заняты новой забавой, одной из которых был «мой новый набор для эмалирования. Я люблю эмалировать вещи или рисовать красками и цветными карандашами».
Еще одним уроком на будущее для Ринго стало осознание того, что бессодержательность фильма можно компенсировать внушительным бюджетом и количеством приглашенных звезд. Кроме Ринго, в «The Magic Christian» «засветилась» не столь знаменитая Рэкел Уэлч, которая хлестала кнутом команду рабынь с галеры, а также Юл Бриннер, исполнивший «Mad about the Boy» Ноэля Коварда. Что же касается главных персонажей картины, сэр Ричард Эттенборо сыграл инструктора по гребле, Лоуренс Харви — актера шекспировских ролей, инспектора дорожного движения — Спайк Миллиган, и Джон Клиз сыграл роль надменного торговца произведениями искусства; один из них, соответственно, был подкуплен, чтобы устроить саботаж во время лодочных гонок Оксфорд — Кембридж; другой возмущал зрителей стриптизом; третий проглотил штрафной талон за неправильную парковку; и четвертый позволил испортить картину Рембрандта.
Вместе с другими из команды Монти Пайтона Клиз также оставил свой след в истории «англоговорящего» кино; их творчество оценили как «в высшей степени гениальное обвинение британскому капиталистическому обществу». Сегодня эта картина считается одной из самых незначительных комедий Селлерса, а Старр был лишь тенью Питера, которому достались наиболее смешные реплики, а сильно измененный сюжет превратился в серию тематических скетчей — о народе, который за деньги сделает все, что угодно — с заведомо известными результатами. Что касается Ринго, сыгравшего роль ливерпульского бродяги, которого усыновил Гранд (Селлерс), то ему сказали: «Просто будь собой», продолжая эксплуатировать образ простачка, случайно найденный им в «A Hard Day's Night». «Чтобы моим ушам было тепло», — ответил герой Ринго на вопрос «Зачем ты носишь войлочную шляпу?» в сцене в холодном лесу, для которой его вырядили в нелепый охотничий твидовый костюм викторианской эпохи и неуклюжие альпинистские ботинки.
Как и следовало ожидать, самые доброжелательные рецензии появились в еженедельных молодежных журналах: «созданный им образ «своего парня» произвел сильное впечатление» (NME); «у его героя первоклассная мимика» (Disc). Однако большинство рецензентов — да и Ринго был с ними согласен — сходились во мнении, что Старр хорошо справился с ролью, которая не требовала от него особых навыков — «такая же тяжелая, как ведро перьев». Самый саркастический отзыв об игре Ринго напечатала «Daily Express»: «Его печальные собачьи глаза и взгляды, полные невинности, абсолютно соответствуют характеру персонажа; произносимые им реплики, пускай порой несколько монотонные, как правило, соответствуют ситуации».
Как бы там ни было, Ринго, который был, по крайней мере, в кругу друзей, участие в этом проекте принесло большое удовлетворение. Работая с такими ветеранами битловских фильмов, как Патрик Каргелл и Дэнис О'Делл, он был несказанно рад, что на съемках эпизода на железной дороге между Уоргрэйвом и Хенли–на–Темзе в качестве зрителя присутствовал Джордж: Харрисоны собирались купить расположенный неподалеку огромный особняк Friar Park. Пол вместе с новоиспеченной миссис Маккартни (а также принцессой Маргарет) присутствовал в Твикенхэме при работе над одним из студийных моментов. Попытка Леннонов присоединиться ко всей честной компании и пересечь Атлантику, чтобы доснять заключительный этап картины, потерпела неудачу: Джону отказали в американской визе из–за его пристрастия к марихуане. Сочувствие Селлерса чете Леннонов было абсолютно искренним: будучи оратором в Оксфордском союзе, он снискал одобрение других членов клуба, признавшись, что он тоже баловался запрещенными наркотиками.
Ринго, который ужасно нервничал перед камерами в первый день съемок, поразило мастерство Селлерса: «Я видел его раньше, в кино, но когда он начал входить в роль, я был совершенно потрясен».
Тем не менее дружба Селлерса и Старра становилась все крепче после совместных вылазок вроде той, когда они арендовали клуб Les Ambassadeurs в Мэйфэре для проведения праздничной вечеринки, (что было достаточно редким явлением для Старра в те дни), которая, прямо как в фильме, кончилась тем, что потолок был увешан сотнями долларовых купюр. Затем последовали две недели, проведенные вместе на юге Франции, а потом — на Багамах, после того, как они выполнили все обязательства по фильму в Нью–Йорке. Готовясь к лондонской премьере «The Magic Christian», Селлерс и Старр постоянно появлялись вместе на телевизионных ток–шоу.
Во время David Frost Show на Би–би–си они дуэтом спели песню с «Abbey Road», последнего альбома «The Beatles». «Octopus's Garden», которая не вошла в «Let It Be», была на этот раз пересмотрена, когда группа собралась для того, что (с молчаливого согласия Пола и Джона) называлось завершением альбома. «Octopus's Garden» с легким оттенком кантри–энд–вестерна, которая составила бы идеальную пару «Yellow Submarine», стояла на том же уровне, что и слащавенькие композиции Пола для «Abbey Road», a также была более простой для восприятия, чем мощная «I Want You (She's so Heavy)» Леннона. Хотя и шедевром ее, конечно, назвать нельзя. В отличие от харрисоновской «Something» с того же альбома, на которую было сделано более двухсот кавер–версий, последний опус Ринго не переиграл никто. Желаемый эффект беззаботности и ребячества был–таки достигнут благодаря смягчающим вокальным гармониям Джорджа и Пола, а также звуковому эффекту, предложенному Ринго: дуть через соломинку в бокал воды, к которому приставлен микрофон.
Жизнерадостное появление Ринго от лица «The Beatles» вместе с Силлой Блэк, «The Holies», «Pan 's People» и прочих гостей на рождественском шоу With a Little Help From My Friends, устроенном в честь Джорджа Мартина на ITV, обозначало скорее нежелание Джона, Пола и Джорджа присутствовать на праздновании, чем заботу маэстро о «подающем надежду Шуберте». Подчиняясь правилам Союза музыкантов, он перезаписал партию вокала, чтобы во время передачи открывать рот под фонограмму, стоя с трезубцем в окружении детишек.
Репутация Ринго как самого примерного семьянина из всех «The Beatles», который впархивает в гостиную в вечерний час, в тот самый момент, когда начинается реклама Timex, сильно укрепилась после события в семье, которое каждый из его фанатов считал самым что ни на есть «нормальным». Как обычно, в Queen Charlotte Hospital Морин 17 ноября родила третьего ребенка — Ли Паркин, дочь, которую они с Ринго так желали; Паркин — старинное родовое имя семьи Старки. Малышку привезли в дом с шестью спальнями, расположенный на тенистой Комптон–авеню в элитном поместье Глентри, в Хай–гейте. Элстед был расположен «слишком далеко» от Лондона — для ее папочки, который каждое утро ездил в Apple на своем новеньком шестидверном «Мерседесе», это было не очень удобно. Как и в случае с Sunny Heights, Ринго пришлось прождать довольно долго, прежде чем на дом нашелся покупатель — в конце концов Brookfields ушел за сто тысяч фунтов к Стиви Стиллзу из «Crosby, Stills, Nash and Young», который изъявил желание поставить в своем саду камень с высеченным на нем текстом: «Within You Without You». Хотя, по его словам, «только после того, как распались «The Beatles», я стал заниматься сессионной работой», Старр был задействован Стиллзом, который в то время день и ночь ошивался в Apple Studios в качестве одного из приглашенных музыкантов на его дебютной сольной пластинке; на обложке альбома прославленный битл значился как «Ричи».
В числе знаменитостей, которые встретили Новый год на новоселье Ринго в Хайгейте, были Морис Гибб из «Bee Gees» и его первая жена, певица, которая параллельно работала в средствах массовой информации. Учитывая, что они занимались одной профессией, было бы странно, если бы Гиббс и Старр не сотрудничали друг у друга в домашних студиях. С братом Лулу, Билли Лоури, Ринго записал «Rock and Roller», которая вышла на сингле в 1973 году, когда Билли решил пойти по стопам своей старшей сестры. Однажды вечером Морис «спел» в «Modulating Maurice», композиции из альбома, состоявшего целиком из гавканья и щебетанья, которые Ринго состряпал на одном из тех «новомодных» монофонических синтезаторов.
«Они целиком поглощают тебя, эти машины, — ворчал он. — Я включаю все рычажки, нажимаю все кнопки и начинаю заводиться; я достаю несколько микрофонов и включаю их через усилители в мой Revox. Мы нашли один из риффов в памяти синтезатора, и я стал его проигрывать, а Гибб начал мямлить какие–то слова и считывать показания на шкале, прямо как модулятор или что–нибудь в этом духе».
В следующей вещице Старр использовал барабаны с «эффектом эха, и это звучало по меньшей мере странно. Мне очень понравилось. Некоторые из треков получились просто потрясающими», пускай они в чем–то повторяли «Electronic Sounds» Джорджа, сольный альбом. Вышедшие после «Wanderwall» более «спланированные» альбомы Старра были рассчитаны на публику (ее становилось все меньше), которая кидалась на любой товар, выходящий под лейблом «The Beatles», пока он «не связался с Джоном Тавернером, сочинившим «The Whale», который был намного более «продвинутым».
Во время скоротечного «классического» периода поп–музыки, когда благодаря «Sgt. Pepper» с его синкретизмом появились концептуальные альбомы, рок–оперы вроде «Tommy» группы «The Who» и прочие сомнительные «творения», продюсеры CBS начали продвигать американских композиторов–минималистов — таких, как Стив Райх и Терри Райли, как будто они были рок–звездами. Но внимание их британских коллег привлек французский ученый–электронщик Пьер Анри и «самурай звука» Стому Ямашита, виртуозный перкуссионист, который получил «классический» Грэмми за альбом, состоявший из произведений Хенце и Максвелла Дэвиса. Высокий длинноволосый Тавернер был для Ринго, возможно, чем–то подобным — в английском исполнении.
Тавернер учился в хайгейтской школе, а затем выиграл стипендию Королевской академии музыки, где он забросил занятия на фортепиано и сосредоточился исключительно на композиции. Поп–музыка прошла мимо него, поскольку, по его мнению, «она не имеет практически ничего общего с тем, что я делаю». На студенческом балу в Royal Albert Hall в 1968 году его первые серьезные творения, «The Whale» и написанное по заказу Би–би–си «The Alium», были встречены бурными аплодисментами, что сразу же возвело Тавернера на пьедестал того, что Ринго назвал «монстром классического андеграунда», прослушав кассету с записанной на ней «The Whale», транслировавшейся по Би–би–си. Ринго нашел композитора по адресу его родителей, и удивленный Тавернер, который даже слабо представлял себе, кто такие «The Beatles», был приглашен на Комптон–авеню, а затем — на Сэвил–роу, где восторженный Старр представил его Джону Леннону и Рону Каасу, менеджеру Apple Records, чтобы обсудить с ним детали возможного контракта.
Даже более навороченная, чем саундтрек к «Wonderwall», композиция «The Whale» была скорее «интеллектуальным вызовом», чем продуктом для массового потребителя. Сочетая библейскую притчу об Ионе, которого проглотил кит, и серьезную обеспокоенность о морских млекопитающих, которым люди приносят множество бедствий, точка зрения Тавернера заключала в себе изысканные тональности пост–сериалистов — необычные сочетания тонов, свободную хоровую декламацию и звуковую зарисовку, описывающую эпизод, когда кит выплюнул Иону на берег. «Melodrama and Pantomime» Тавернера, со взрывами и криками в мегафон, конечно, не дотягивала до уровня Гилберта и Салливана, а его следующий номер, «Storm», был на удивление мягким по звучанию, что вызывало нежелательные ассоциации с «Octopus' Garden» и его «we would be warm below the storm/in our little hideaway beneath the waves» («нам будет тепло под бушующими волнами, в нашем маленьком убежище в глубине моря»).
Успешные продажи «The Whale», «серьезная репутация» автора композиции и гарантированная «ротация» на Radio 3 подготовили хорошую почву для выпуска второго альбома Тавернера, состоявшего из трех более коротких и более «театрализованных» вещей. На основе его заглавной композиции, «Celtic Requiem (Requiem for Jenny Jones)», в 1968 году была написана оркестровая партитура для исполнения британским оркестром «London Sinfonietta». Свои размышления об «очень сильной связи между детьми и смертью» композитор выразил в тональном плане, где преобладал ми–бемоль мажор. Тем не менее повторяющиеся детские стишки (в исполнении учеников начальной школы Little Missenden) чередовались с инструментальными ансамблями и партией сопрано, звучащей на ирландском и латинском языках. Также в евангелистской церкви Св. Иоанна в Айлингтоне были записаны «Nomine Jesu» и «Coplas», изобилующие хроматизмами и имеющие более сильный христианский уклон, чем «Celtic Requiem».
Если не считать мелочевку вроде «Electronic Sounds» и откровений Леннонов, «открытие» Ринго было самым авантюрным проектом Apple. Коммерческий провал Тавернера был обусловлен скорее не его музыкой, а полнейшей безграмотностью продюсеров компании. Как впоследствии признавался Дерек Тэйлор, «мы его не продвигали. Мы этого просто не умели».
Задолженность Ринго компании Apple, «всего» тридцать тысяч фунтов, была на порядок меньше, чем долги остальных битлов. Абсолютно неожиданно группа очнулась от «беззаботного неведения» и предприняла попытку решить накопившиеся проблемы — «как бизнесмены, а не «The Beatles», утверждал Ринго — касающиеся, например, местонахождения цветного телевизора и ковра, пропавших из комнаты Леннонов, и вопросы вроде «Кто из машинисток каждый день звонит в Канберру?», «Почему такой–то сам себе назначил зарплату шестьдесят фунтов в неделю?» или «Почему он появляется только в день получки?».
После того как Клейн оправдал возложенное на него доверие, обеспечив обещанные группе высокие гонорары, Джон убедил Джорджа и Ринго в том, что необходимо официально назначить этого удачливого дельца из Нью–Джерси менеджером группы, который поведет ее в нужном направлении. Даже Пол — который никак не хотел доверять Аллену — был приятно поражен тем, как быстро Клейн пресек дальнейшие растраты и мошенничество. Теперь на столе в офисе была не белужья икра из Fortnum & Mason, a скромные тосты и жареная фасоль.
Клейн, который в то время был тоже чем–то вроде поп–звезды, был не против дать интервью соответствующим органам.
«Я намерен сделать Apple коммерчески успешной компанией и переформировать ее так, чтобы она отвечала задачам «The Beatles», — торжественно обещал Аллен Melody Maker. — Но когда твоя энергия тратится впустую, трудно говорить об эффективности такой работы».
Когда старые служащие были отпущены на все четыре стороны, дела пошли в гору и был введен строгий контроль посещаемости. Старр был полностью согласен с Клейном:
«Мы не отпускали никого до тех пор, пока не приходил наш новый бизнес–менеджер и не показывал нам результаты их деятельности. Многие из служащих были уволены за то, что не выполняли свою работу, и я считаю, что это честное решение. Они нас за это ненавидят, но это как–то не слишком меня волнует».
Даже в самом доходном предприятии компании, Apple Records, не обошлось без увольнений, когда группа во главе с Клейном приняла решение распрощаться с некоторыми нежизнеспособными проектами, и были заключены контракты с новыми исполнителями.
«Если у тебя есть огромное дерево с миллиардами роз, — важничал Ринго, — укороти его, и получишь по крайней мере десяток роз превосходного качества. Примерно то же самое происходит и у нас».
Старр и Харрисон, лепестки самой фантастической розы на свете, дразнили себя и журналистов разговорами об альбоме, который выйдет после «Abbey Road».
«С «The Beatles» — полный порядок, — щебетал Ринго еще в марте 1970 года. — Как только у нас будет новый материал, мы сразу же сядем в студию. Мы всегда на связи».
Возвращение на сцену было «маловероятным, но чем черт не шутит», — подмигивал Ринго. Еще до начала 1970 года он, однако, «подстраховался», выпустив свой сольный альбом, который — в отличие от «Two Virgins», «Electronic Sounds» и прочего в том же духе — по его мнению, должен был пользоваться успехом, как если бы это был очередной альбом ливерпульской четверки.
Когда Джон Ситизен в декабре прочитал «шокирующее» объявление о том, что пластинка «Ringo Starrdust» готовится к выходу в начале 1970 года, уже были записаны три вещи, тогда как остальные планировалось записать к марту. Поскольку коллекционирование всех дисков, когда–либо выпущенных «The Beatles», все еще не было обременительным для кошелька, поклонники группы все так же трепетно изучали предварительный список песен сольника Ринго — «Whispering Grass», «Love Is a Many Splendoured Thing» и «Autumn Leaves».
«Единственный положительный момент в распаде «The Beatles» был в том, что можно было покупать сразу четыре альбома в год вместо одного, — утверждал будущий участник команды в стиле постпанк «Squeeze», — а затем я услышал первый альбом Ринго. Как–то раз я забыл его на какой–то вечеринке».
Многие фэны слышали записи Старра еще до того, как покупали альбом.
«Ну да, я вытащил на свет божий всю эту старую музыку, — рассказывал Ринго, — потому что сам когда–то услышал впервые именно эти песни, и я подумал: «Моя мамочка порадуется, если я их спою».
Вероятно, Старр вынашивал эту идею пару лет, и, пока группа была в состоянии неопределенности, время тянулось медленно. Человек, который заплатил за то, чтобы один вечер дирижировать Лондонским симфоническим оркестром в Albert Hall, имел все средства, чтобы воплотить свою мечту.
Хотя «Ringo Starrdust» был своего рода потаканием очередным капризам Старра, в том смысле, что он продолжал свои эксперименты с синтезатором, по крайней мере один из битлов занялся «нормальной» музыкой, вместо того чтобы заниматься ахинеей вроде опусов Джона–и-Йоко. Внимание EMI снова привлек один из подопечных Джорджа Мартина, который нанял аранжировщиков калибра Куинси Джонса, Чико О'Фаррелла из «Count Basie», Джонни Дэнкуорта и некоторых из своих друзей — Клауса Формана и Мориса Гибба. Ричарда Перри, который поразил его своей оркестровкой альбома «God Bless Tiny Tim», Старр пригласил для работы над кавер–версией песни Дорис Дэй «Sentimental Journey», где Перри использовал последнюю американскую новинку — вокодер.
Чтобы придать альбому еще более ностальгическую ауру (которая весьма положительно влияет на его продажи), на самой обложке и рекламных постерах поместили изображение Ринго на фоне захолустного перекрестка, на котором когда–то стоял паб Empress. Некоторые из его ливерпульских родственников таращатся из окон. Когда–то все песни, записанные на альбоме, орали в этом баре люди с раскрасневшимися лицами, хорошенько заправившись элем. В рекламном ролике к альбому «Talk Of The Town Orchestra» распевал «Sentimental Journey»; было решено, что это название лучше отражает суть альбома, чем «Ringo Starrdust».
«Autumn Leaves» и версия «I'll Be Seeing You» были также отклонены. Прослушивая оставшиеся номера, вы, наверное, недоумеваете, на что были похожи те, которые не вошли в альбом. На безупречность аранжировки указывают несколько быстрых тактов на саксофоне, которыми заканчивается импровизация на трубе в «Night and Day» О'Фаррелла, изящные глиссандо скрипок Формана в лейтмотивах «I'т а Fool to Care» Теда Даффана и остроумной «Have I Told You Lately that I Love You?» Элмера Бернстайна.
«Он поет гораздо лучше, чем вы могли бы от него ожидать», — написал один явно ошарашенный обозреватель. Без изменений осталась недооцененная нота в коде «Bye, Bye Blackbird», так же как и короткий, но не слишком убедительный скат (особый прием в джазовом пении) в «Blue Turning Grey over You» Фэтса Уоллера. «Sentimental Journey» определенно содержал материал, в котором попробовали себя Синатра, Кросби, Мэтт Монро и им подобные, но никто не был настолько наивным, чтобы полагать, что Старр как вокалист дает фору тому же Джонни Рэю — артисту, которого я, кстати (такой уж у меня извращенный вкус), очень люблю. Кому стало хуже от осознания того, что в «Sentimental Journey» — не «настоящее» пение? Возможно, прослушав диск больше, чем один раз, можно решить, что на пластинке поет «безликий некто», но, с другой стороны, по заверениям самого Ринго, «раз мой голос звучит по радио или на записи, вы всегда знаете, что это я».
Те, кто помешан на оригинальных изданиях альбомов, могут не согласиться, однако, хотя я бы сам никогда не купил этот простодушный «Sentimental Journey», мне кажется, что Ринго, с его более чем посредственным голосом, атаками звука «на авось» и неумелой фразировкой, при этом обладает каким–то гипнотическим очарованием, присущим некоторым певцам, которые привносят определенную эксцентричность, исполняя ту или иную песню. Из прочих исполнителей, обладающих такой особенностью, я бы выделил астматика Кейта Рельфа, лаконичного Дэвида Берри и картавящего Рега Пресли. Тем не менее то, что альбом попал в Тор 40 по всему миру, вовсе не говорит в пользу его гениальности; все гораздо проще — клип на титульную песню был показан на шоу Эда Салливана, а внимание прессы к своему новому творению обеспечил не кто иной, как сам Ринго.
— Самое классное то, что альбом заставил меня двигаться, — сказал музыкант, — пускай не слишком быстро, но все же двигаться. Он послужил чем–то вроде первой лопаты угля в топке паровоза, которая заставила его стронуться с места.
Хотя официально Старр заявлял, что «совсем не планировал выпускать эту вещицу», «It Don't Come Easy» представляла собой типичный пример композиций Ринго, о которых студийные завсегдатаи вроде Ричарда Перри говорят: «Я слышал, как они растут и видоизменяются до тех пор, пока из них не получится настоящая песня». Под недремлющим оком Харрисона было записано три дубля «It Don't Come Easy» в ночные часы 18 января на студии Apple с помощью «мобильной бригады» музыкантов, в которую входили Стиллз, Эрик Клэптон — и Форман, которого вместе с Ринго в шутку называли «Бен и Билл»: ритм–секция в составе Старр — Форман звучит на записях многих музыкантов, особенно американского происхождения.