— Мы думали о разных ползучих тварях, а потом добавили немножко бита (beetles— англ, «жуки», beat— «бит». — Прим. пер.).
Для Джона Хатчинсона самой «ползучей тварью» в «The Beatles» был Пол Маккартни, которого он называл «ничтожеством с законченным средним образованием»; более дипломатичный Ринго охарактеризовал Пола «очаровательно неискренним». Маккартни определенно имел право на такое поведение, ведь он, во–первых, был самым музыкально одаренным из всей четверки, а во–вторых, он был единственным из них, кто внешне напоминал Элвиса. Молодой человек с наиболее ярко выраженными гетеросексуальными наклонностями, Маккартни обошел остальную троицу и по числу любовных побед, заставляя своих клеветников завидовать ему черной завистью. Коллеги по группе называли Пола главным зачинщиком интриг и раздоров внутри коллектива, зато благодаря его красноречию и обаянию «The Beatles» пользовались благосклонностью менеджеров и импресарио всех мастей.
В творческом союзе Леннон — Маккартни Пол был более плодовитым, чем Джон; сингл «Love Me Do» был лишь надводной частью айсберга. Конечно, и до них в Ливерпуле существовало великое множество поп–композиторов, в чем была немалая заслуга Mersey Beat, некоторые из них даже писали песни для других исполнителей: Стюарт Слэйтер из «The Mojos» — для «Flamingos» Фэрона, а Ли Кертис — для Расса Конуэя, впрочем, безрезультатно. Никто из них не пользовался столь внушительным коммерческим успехом, какого достигли Леннон и Маккартни к 1963 году. Любимая песня Старра, энергичная «I Saw Her Standing There», была наиболее удачной из всех кавер–версий, сделанных «The Beatles». Включая в свой концертный репертуар все больше и больше собственных сочинений, Джон и Пол «отдавали» другим исполнителям вещи, которые уже не подходили им для исполнения. Они пообещали отдать Берил Марсден «Love of the Loved», но потом Брайан Эпштейн настоял на том, чтобы передать песню Силле Уайт. Впоследствии она стала Силлой Блэк — после того, как она и другие ливерпульские музыканты, включая «Gerry and the Pacemakers», «The Big Three», «Billy J Kramer» и «Fourmost» Билли Хэттона, подписали контракт с компанией Эпштейна NEMS Enterprises.
Вне зависимости от того, насколько успешно шли дела у всех этих исполнителей, профессиональным и личным приоритетом для Брайана Эпштейна всегда оставались «The Beatles». Группа не была в восторге от его идеи превратить их в «причесанный» поп–ансамбль, но все возражения утихли, как только Брайан договорился с Джорджем Мартином о контракте на выпуск двух синглов и продолжении сотрудничества с группой, если пластинки будут продаваться успешно.
Если по идеальному произношению Джорджа Мартина невозможно было распознать в нем выходца из низов северного Лондона, то определить ливерпульское происхождение Эпштейна мог только профессионал. Брайан родился в Дингле, а его детство прошло в Чайлдуолле — еще более рафинированном районе, чем Вултон. Когда в небе над Ливерпулем появились первые фашистские самолеты, Эпштейны переехали в съемную квартиру в Сауспорте и оставались там до 1944 года. Брайан, которому к тому моменту исполнилось десять лет, прошел через несколько дорогих интернатов, где приверженцы антисемитизма и гомосексуальной любви сделали из него того, кем он впоследствии стал. Затем была недолгая служба в армии и плодотворный год в Королевской академии драматического искусства.
В 1961 году Брайан по мере возможности пытался навести порядок в делах семейной компании по продаже мебели, занимая должность директора. Параллельно он исполнял обязанности менеджера по продажам в филиале музыкального отдела NEMS, который располагался в центре Ливерпуля.
Возможно, именно сочетание «профессиональной скуки» и нереализованных творческих амбиций привело двадцатисемилетнего Брайана — с его строгим костюмом и аккуратной прической — в удушливый подвал Cavern и стало решающим фактором, который укрепил его в решимости сделать из «The Beatles» поп–звезд. Хотя Ринго все еще не был «полноценным» битлом, Брайан посчитал своим долгом позвонить Элси и Хэрри — как и опекунам Джона, Джорджа, Пола и Пита — с целью развеять их опасения относительно дальнейшей карьеры их ненаглядных чад. Грейвзы все еще не оставляли надежды пристроить сына к Ханту, однако быстро успокоились, узнав, что «у руля» «The Beatles» теперь стоит аккуратный, правильно говорящий мистер Эпштейн, очаровательный, великодушный, искренний и лишенный всякого корыстного интереса, в отличие от Вайолет Колдуэлл и Питера Экхорна.
Его отношение к новому битлу, возможно, было столь же неопределенным, как и отношение Нейла, но Брайан сразу понял, что Ринго не способен поднять бунт на корабле Леннона и Маккартни, который поначалу относился к Старру как к домашнему животному — «преданному спаниелю», а иногда как к мальчику для битья (конечно, метафорически).
«Если что–нибудь не так, — зло шутил Леннон, — мы все можем обвинить в этом Ринго. Ведь он здесь именно для этого».
Уступчивый и безответный, Ринго поначалу не возмущался саркастическими заявлениями Джона и снисходительным обращением Пола. С упорством, достойным лучшего применения, Старр избегал всевозможных конфликтов и, более того, всячески пытался снискать их расположение, не говоря уже о том, что он пунктуально разучивал их песни.
Больше всего ребят раздражала его нервная привычка пытаться воспроизвести ощущение от шутки, которая когда–то его рассмешила, повторяя ее несколько раз. Однажды, чтобы повеселить своих новых коллег, Старр решил пожертвовать для этого хорошим мнением о нем одной из поклонниц: он растрепал ее аккуратно уложенную дорогую прическу; затем, во время ожесточенных споров Леннона, Маккартни и Эпштейна с Сэмом Личем по поводу предоплаты за концерт в одном из залов Ливерпуля, подростки, стоявшие в очереди за билетами, хихикали, толкали друг друга локтями и показывали пальцами на Ринго, который ходил вокруг с плакатом: «No Pay — No Play» («He заплатите — играть не будем»).
К счастью для «The Beatles», Ринго не был столь бестолковым, когда давал интервью бесплатным газетенкам, которые стали проявлять интерес к группе после того, как в 1962 году вышел их дебютный сингл «Love Me Do». Но даже здесь Ринго ухитрялся говорить больше всех, рассказывая журналистам, сколько веселых недель он провел вместе с группой, и хвастаясь, что он такой же «классный», как и все остальные битлы. А позже, в 1964 году, Старр любил подчеркивать, как же это здорово, «быть с ними на одной волне. Я должен был настроиться на их волну, иначе я бы уже с ними не играл. Я стал для них не только барабанщиком, но и другом».
Когда их вторая «сорокапятка» взлетела вслед за «Love Me Do» на семнадцатое место хит–парада, Ринго перестал опасаться, что его постигнет та же судьба, что и Пита Беста; он стал ловить себя на том, что довольно грубо отвечает на шуточки Пола и Джона. Чувствуя себя вполне непринужденно в компании троих битлов, Ринго разыгрывал маленькие комические сценки, чтобы хоть как–то развлечься и убить время в микроавтобусе или гримерной. К тому времени «The Beatles» устраивали собственный «Starr Time», состоящий всего из одной песни; афиши провозглашали выход Старра как «…один из самых популярных номеров предстоящего вечера». Было бы смешно услышать в исполнении Ринго чувственную «Wild In the Country», «коронный» номер Пита Беста, зато ему идеально подходила жизнерадостная «Boys» и — позже — «Honey Don't»; руководство решило, что этих двух вещей будет вполне достаточно. Пол даже предложил предоставить Ринго танцевальный выход (хотя Старр так ни разу и не станцевал).
«Но только для узкого круга зрителей, — размышлял Пол. — Все мы немного умеем играть на барабанах, в случае чего кто–нибудь из нас мог бы его заменить».
Ринго все еще числился ударником в «The Hurricanes», когда продюсер шоу Know the North, заваленный письмами от любопытных телезрителей, решил проверить правдивость слухов о кадровой замене в «The Beatles» и заснять их на одном из концертов в Сауспорте. В ту «роковую» ночь вездесущие газетчики обнаружили Пита Беста, который прохаживался под мрачными сводами Cavern, в то время как «The Beatles» вместе с Ринго впервые предстали перед громоздкими телекамерами. 22 августа 1962 года эти камеры привезли в Cavern, чтобы запечатлеть ребят, игравших в одинаковых концертных костюмах. Пит Бест, у которого ужасно болела голова, вынужден был уйти после нескольких неуместных ремарок торжествующего мистера Маккартни:
— Мне, да и многим в Ливерпуле, кажется, что они станут знаменитыми — если не на весь мир, то хотя бы на всю страну.
Для него и его матери было сомнительной честью выпускать сингл с Питом до выхода «Love Me Do». Он ответил отказом, когда Эпштейн предложил ему место в группе «The Mersey beats». Как бы ни сложились обстоятельства, Бест никогда не остался бы без работы: теперь он играл в «Lee Curtis and The All–Stars».
Присоединившись к «All–Stars», Пит сразу же окунулся в бурную концертную деятельность: каждый вечер с понедельника по пятницу группа выступала в биркенхедском Majestic. В наступившую эру групп Ли Кертис оставался сольным певцом; его главным предпочтением были баллады, которые он записывал под аккомпанемент акустической гитары и струнных, редко прибегая к электрогитаре; однако теперь Кертис решил пойти на поводу у публики и включить в свой репертуар большинство из тех песен, которые Пит играл вместе с «The Beatles». Mersey Beat отметила, «насколько сильное воздействие на девушек оказывает личность Пита Беста», но в глубине души Пит понимает, что «его новая группа не пользуется такой популярностью, как «The Beatles». («Я продолжаю заниматься тем же, что делал до августа, — мне это начинает порядком надоедать».)
Еще до того, как «The Beatles» покинули Ливерпуль, Джон и Пит, встречаясь за кулисами, делали вид, что не узнают друг друга, хотя, говорят, Джон, однажды наткнувшись на Пита, с виноватым видом пробормотал что–то себе под нос. Проходя друг мимо друга, они всякий раз вздыхали с облегчением. В Мерсисайде такие случаи перестали быть редкостью, так как «дружеские отношения между группами, по всей видимости, остались в прошлом, — заявил Джонни Сэндон, который незадолго до этого ушел из «The Searchers». — Команды уже не помогают друг другу, а если одна из них потерпела неудачу, другие этому только рады». Такой раскол произошел, как ни странно, во многом по вине Брайана Эпштейна, который разным музыкантам из одной и той же группы платил разные деньги, например, назначая фиксированную ставку одному только вокалисту — в частности, группе «Billy J. Kramer and the Coasters», — да еще упрекнул «The Beatles» в том, что они любезно согласились подыграть вокальному ансамблю «The Chants».
Явно проигравшими в этой музыкальной «игре в стулья» были теперь «Rory Storm and the Hurricanes», которые, по результатам опроса читателей Mersey Beat 1962 года, оказались в самом конце списка двадцати лучших групп Мерсисайда. Тем не менее Сторм приятно поразил всех своим флегматичным (возможно, напускным) великодушием, пожелав «The Beatles» и Ринго всего самого лучшего, когда сингл «Love Me Do» только–только начал свое восхождение в чартах. В свою очередь «The Beatles» и еще четыре группы собрались в сентябре в клубе Tower, чтобы поздравить Рори с днем рождения. Впрочем, впоследствии Брайан и Ринго получили более ощутимую компенсацию.
Руководствуясь принципом «кто первый пришел — тот первый обслужен», Брайан Эпштейн пообещал не заниматься карьерами других своих подопечных, пока не «выведет в люди» «The Beatles». Брайан оповестил Mersey Beat о том, что группа вылетела из аэропорта Speke в Лондон, чтобы записать свой дебютный сингл почти за три недели до дня рождения Рори Сторма.
В тот день, в семь часов утра, Энди Уайт прибыл в студию на Эбби–роуд на трехчасовую сессию звукозаписи с этим «экспонатом» из Ливерпуля. Ринго, которому об этом ничего не сказали, с ужасом думал, что у него не было даже того скромного опыта работы в студии, который был у остальных троих битлов. Все, что он имел за плечами, — это сорокаминутное выступление с «The Hurricanes»., записанное на катушечный магнитофон. В то время как Уайт собирал свою установку, Ринго проглотил язык от испуга. Мартин объяснил:
— Я попросту не знал, что за птица этот Ринго, и поэтому решил подстраховаться.
Несмотря на то что Уайт был женат на одной из популярных в то время «Vernon Girls», Мартин произвел на ребят гораздо большее впечатление, не только потому, что тот в свое время играл на гобое в театре Sadler's Wells, но и потому, что он стал продюсером знаменитых «The Goons» и Шейна Фентона (группа была с ним хорошо знакома — тогда он встречался с Айрис Колдуэлл). Мартин еще несколько лет продолжал предъявлять жесткие требования к группе, но в тот, первый день он явно превзошел сам себя: почти до неузнаваемости изменил аранжировку «Love Mе Do», заставил ребят записать «профессиональную» песню «How Do You Do It», которую извлек из недр издательского офиса, и потребовал, чтобы они пришли в студию на следующей неделе, так как Мартин остался не вполне доволен качеством проделанной работы.
На самом же деле Мартин был одним из наименее догматичных британских продюсеров; в какой–то момент во время записи «Love Me Do» он помахал рукой Ринго, который с подавленным видом сидел рядом со звукоинженером, облаченным в белый халат, и отстукивал на тамбурине каждую третью долю такта (Мартин еще не настолько доверял Старру, чтобы сразу посадить его за ударную установку). На второй стороне сингла, в песне «P. S. I Love You», звучат его маракасы, зато во время записи нескольких более поздних дублей «Love Me Do», когда группа почти приблизилась к желаемому результату, за барабанами уже сидел Старр, а не Уайт.
Рассматривая его в целом как посредственного музыканта, Джордж Мартин не понимал, что манера игры Старра отличалась от манеры Уайта, но была ничуть не хуже по техническим характеристикам, и, выбрав Ринго, он получал «что–то вроде «большой прогулки». Мои брейки всегда медленные, обычно с половинной скоростью записи». Человеком, который понимал Ринго, был Клем Каттини, он «всегда восхищался Ринго. Так много людей осуждают его способности, но его манера игры всегда идеально подходила для саунда «The Beatles». Поскольку Старр показал себя достаточно уверенно на записи песни «Love Me Do», ему доверили выполнить «сложные барабанные эффекты» согласно рецепту, выписанному Мартином для песни Джона и Пола «Please Please Me», но который был реализован в последующем сингле «How Do You Do It».
Проконсультировавшись с верховным командованием в лице Леннона, Маккартни и Эпштейна, Мартин также решил, что, согласно пожеланиям многочисленных поклонников из клуба Cavern, Джорджу и Ринго вполне можно разрешить исполнить по одной вокальной партии в альбоме, который фирма ЕМI с нетерпением ждала от «The Beatles», что и было реализовано в альбоме «Please Please Me», который возглавил чарты в марте 1963 года. Ударник обладал, по мнению Мартина, «голосом, относительно которого у меня были сомнения», но, сдобренная двойным наложением и сверхмощной реверберацией, композиция «Boys» — если и не самая благозвучная — стала наряду с песнями Пола «I Saw Her Standing There» и Джона «Twist And Shout» одним из наиболее значительных творческих успехов «The Beatles» эпохи ранней славы, не в последнюю очередь из–за своего продюсера, взявшего бразды правления в свои руки. «В противном случае вы никогда не приобретете влияния».
У компании Parlophone теперь появился мужской аналог квартета «Shirelles», и Мартин сделал вывод, что «The Beatles» должны пойти по стопам и даже сравняться с группами «Tornados» и «драгоценными» «Shadows». Однако для некоторых, таких, например, как Джо Мик, они были незрелым плодом — для них «The Beatles» не имели «ничего нового в своей музыке. «Cliff Bennett» и группа «Rebel Rousers» делали те же вещи в нынешнем году, так же как и Джо Браун».
Мик находился на вершине славы в 1962 году, когда спродюсированная им композиция «Telstar» в исполнении группы «The Tornados» стала номером один в США, где до этого времени ни один из британских поп–исполнителей не добивался успеха, и вряд ли кто–либо мог рассчитывать на его повторение в будущем, если верить The New York Times, которая охарактеризовала Билли Фьюэри с его «Play It Cool» «…бледной копией Элвиса без малейшего намека на оригинальность». В том же 1963 году Хелен Шапиро, которую NME провозгласил лучшей певицей Великобритании, заняла «почетное» сотое место в хит–параде американского музыкального издания Billboard «Hot 100» («Горячая сотня»). Это была самая высокая позиция, которую когда–либо занимали синглы Шапиро в Соединенных Штатах.
Фактически Хелен Шапиро была «гвоздем программы», когда «The Beatles» той весной поехали вместе с ней в свое первое турне по стране, однако она не получила ожидаемой реакции публики. Вероятно, в этом была и заслуга прессы, которая отпускала не слишком корректные шуточки по поводу ее возраста, a «The Beatles», воодушевленные успехом «Please Please Me», напротив, завоевывали все большую популярность у молодежи, которой импонировали их молодой задор и самобытные музыкальные решения. Пока еще мало кто открыто выражал свой восторг, что было вполне естественно: публика, привыкшая к Клиффу Ричарду, который «правил бал» с 1960 года, не могла так быстро перестроиться на новое звучание, которое ей предлагали «The Beatles».
Опьяненные внезапной славой, ливерпульцы расхаживали с важным видом и открыто игнорировали всех остальных участников турне, занимаясь исключительно собой. Ринго, который все еще не определился, какое место он занимает во всем этом сумасшествии, был — по крайней мере, так считал «странствующий певец» Бэрри Бут, — «…сам себе господин», вел себя более спокойно и вообще в меньшей степени нуждался в опеке, чем остальные. В отличие от них, Старр в любой момент был готов поддержать Шумную веселую компанию путешествующих вместе с «The Beatles» по дорогам Англии.
Если «The Beatles» все еще не были национальным достоянием, то, по крайней мере, их уже узнавали в придорожных кафе и магазинчиках; они уже проехали первую половину своего следующего турне, во время которого, пожалуй, только американцы могли затмить их по популярности. Брайан начал вести переговоры с «The Four Seasons» и Дуэйном Эдди, но, к сожалению, в Англию приехали двое других, более прославленных их соотечественников — Крис Монтес и Томми Роу, и в связи с этим список участников претерпел существенные изменения, поскольку публика требовала, чтобы ливерпульцы играли последними.
Во время этого путешествия один местный журнал отметил «потрясающее гипнотическое воздействие бита» Ринго Старра. Хотя поначалу Ринго все еще нужно было направлять в нужную сторону при помощи ног, кивков и глаз, Старр все лучше и лучше справлялся с ритмом группы, и, как отмечал Клифф Беннетт, к концу сезона, к Рождеству, во время концерта в Star–Club., «полностью освоился» и показал себя с лучшей стороны. (По иронии судьбы, самой популярной мелодией, которую насвистывали немцы в 1962 году, была песня из берлинского мюзикла «Homesick For St. Pauli» («Ностальгия по Св. Павлу»). Ринго, расстроенного, как и остальная троица, не слишком успешным продвижением синглов в чартах и тем, что не смог выбраться домой на Рождество, часто не было на месте перед самым выступлением; он появлялся в самый последний момент и отшучивался вместо оправдания, когда испуганный Хорст Фашер подходил к нему, яростно тыча пальцем в циферблат. Ринго не спеша «вытаскивал палочки или менял тарелки, и я ему говорил, что если он вовремя не появится на сцене, то получит хорошего пинка под задницу». И все–таки эта самая тяжелая из гамбургских поездок имела для «The Beatles» важное значение. Даже Колину Мэнли пришлось признать, что «к тому моменту, когда группа приехала в Гамбург с Ринго, они все, безусловно, сильно изменились со времени последних гастролей в Германии. Они очень выросли в профессиональном плане, приобрели слаженность… одним словом, уже тогда было видно, что ребята пойдут очень далеко».
Остальное, как говорится, уже история. За один только 1963 год «The Beatles» покорили Туманный Альбион; этот год ознаменовался верхними строчками хит–парадов, началом битломании и выступлением в «Royal Variety Show». К концу года семь синглов «The Beatles» попали в Тор 50 — включая те три из них, которые были записаны на более дорогостоящих долгоиграющих пластинках (ЕР) — и две долгоиграющие пластинки (LP) заняли две верхние позиции в чартах. Леннон и Маккартни отдали несколько «лишних» суперхитов Силле Блэк и «Billy J. and the Fourmost», а их банковский счет рос как на дрожжах благодаря авторским отчислениям за исполнение огромного количества кавер–версий их песен. Их музыку также использовали в качестве сопровождения для вест–эндского балета «Mods and Rockers» («Моды и рокеры»), и, хотя Ринго признавался, Что «мы ни черта не понимали во всех этих эолийских каденциях и прочей чепухе», чопорная Sunday Times назвала Джона Леннона и Пола Маккартни «самыми выдающимися композиторами 1963 года».
Чтобы соблюсти баланс между «серьезными» и «несерьезными» новостями и привлечь молодежную аудиторию, английская пресса, которая была перегружена мировыми проблемами (скандал с Профьюмо, договор о запрете на испытания ядерного оружия, «Великое железнодорожное ограбление», расовые беспорядки в Алабаме и, наконец, победа Вест–Индии над Англией в чемпионате по крикету), стала включать в повестку дня репортажи, связанные с «The Beatles». Между радионовостями о «позоре Англии» и противостоянии между черными и белыми в эфире зазвучала «From Me To You» — с третьего сингла «The Beatles». Жестикулирующих с сигаретами в руках на многочисленных телеинтервью и время от времени пропускающих вполне безобидные старомодные ругательства вроде «чертов» и «хренов» «The Beatles» «назвали здоровыми парнями в процессе их духовного и физического становления, — заявил Гарольд Уилсон, лидер оппозиции Ее Величества, — что бы впоследствии ни произошло».
Широко растиражированный прыжок четырех невинных хулиганов, как будто только что сошедших со страниц детской книжки Джаста Уилльяма Outlaws («Разбойники»), напечатанный на обложке пластинки «Twist and Shout», послужил яркой иллюстрацией жизнерадостного мерсисайдского бита, который сотрясал стены театров своими здоровыми, беззлобными воплями. Редакции газет и журналов были завалены идиотскими стишками, посвященными «ливерпульской четверке» и «Gerry and the Pacemakers», которые в тот момент были главными конкурентами «The Beatles» в национальных чартах. Бристольские власти запретили шоу «The Pacemakers» после того, как те пообещали разгромить сцену, в то время как у линкольнских театральных касс выстроились километровые очереди за билетами еще за неделю до появления их в продаже. Одна девушка с досады сломала свои очки из–за того, что ей за спинами не было видно «The Searchers»; ее брат рассуждал, нравятся ли ему «The Merseybeats» или нет, а «открытие года» Джуди Хакстейбл была замечена в числе поклонников, которые толпились в ожидании автографа Ринго Старра.
Ливерпульский диалект стал самым романтичным, в крупнейших магазинах поступили в продажу обои с изображением ливерпульцев, двадцатидвухкаратные браслеты «The Beatles» и пудреницы «Великолепная четверка». В Woolworth's можно был купить парик а–ля «The Beatles», кондитерские Sayer's предлагали покупателям торты в форме гитар, «торт для СВИНГУЮЩИХ вечеринок». Пиджак без воротничка от их сценических костюмов «от Кардена», «ливерпульский облик, который ты сама можешь придать своему мужчине», носили как кардиган, а его выкройку можно было приобрести, отправив заказ в журнал Fabulous. Узнав, что фабрики по производству санкционированных NEMS «битловских» ботинок не справляются с обрушившейся на них лавиной заказов, одна предприимчивая компания из Сассекса наладила выпуск модели «Ринго, новые Beat Boot» с эластичными вставками по бокам и закругленными носками. Менее удачливыми были производители блузок Applejack — в честь секстета из Солихалла, среди хитов которого была и «Like Dreamers Do» Леннона и Маккартни, — и рубашек, чей дизайн разработал барабанщик и менеджер тоттенхэмской «Dave Clark's Five» сразу же после того, как их хит «Glad All Over» впервые за долгое время сместил «The Beatles» с первой позиции в хит–параде в январе 1964 года.
Девушки, которые уже давно ходили в мини–юбках, подравнивали свои челки маникюрными ножницами, чтобы «таким образом отождествлять себя с остальными девушками или «особями среднего пола», по выражению психиатров. Мальчиков исключали из школ за длинные волосы, которые раньше носили только женщины и «сумасшедшие интеллектуалы», — хотя, как отметил Ринго, «если посмотреть на наши ранние фотографии с длинными волоса–ми, мы ничем не отличались от других, особенно в Америке», Когда в 1963 году «From Me To You» попала в австралийский Тор Теп, директриса одной из сиднейских школ запретила ученикам не только делать прически а–ля «The Beatles», но и носить в сумках их фотографии и даже вступать в фэн–клуб.
Против «The Beatles» высказался член парламента от партии тори, заявив: «Мы должны предложить подросткам что–нибудь получше». Он не сказал, что именно, но зато в палате общин живо обсуждался вопрос о том, во сколько обойдется налогоплательщикам обязательный надзор и дополнительная охрана на концертах «The Beatles». «Но мы ведь тоже налогоплательщики!» — возмущался Старр.
Даже почтенные отцы семейств — представителей среднего класса, которые ругали «ливерпульскую четверку» на чем свет стоит, знали их всех по именам, не исключая Ринго, который единственный из группы придумал себе псевдоним, и даже причину появления этого псевдонима. Несмотря на то что во Франции был свой поп–певец по имени Ринго, имя его «ливерпульского тезки» континентальная Европа узнала намного раньше, чем имена Джона Леннона, Джорджа Харрисона и Пола Маккартни.
— Мое прозвище оказало большое влияние на мою популярность, — заявил Старр. — Может, оно звучит по–идиотски, но люди его быстро запоминают.
Пару лет спустя, в Каннах, когда Леннона окружили поклонники, тот подписался «Ринго Старр», и фэны мирно удалились.
То, что большинство родителей знали, кто есть кто в «The Beatles», еще раз доказывало, насколько ко времени пришлась битломания в конце 1963 года. Корреспонденту Daily Express Дереку Тэйлору — впоследствии пресс–атташе «великолепной четверки» — ничего не оставалось делать, как похвалить битлов за столь искусно проделанную работу, после того как квартет согласился сыграть в ноябре 1963 года перед королевой–матерью четыре номера, но, по мнению Дэвида Кука (в конце семидесятых годов — поп–звезда Дэвид Эссекс, а в то время — барабанщик–любитель), «это выступление продемонстрировало, что ничего хорошего из них не выйдет». Многие считали, что «The Beatles» «повзрослели» слишком рано, и, как и Томми Стил, так же скоро исчезнут из поля зрения, вы и моргнуть не успеете, разве мы не правы? Дескать, они попрощались со всеми, радостно «сделав ручкой» в конце телешоу чревовещателя Ленни «Лайона» на Би–би–си, и — как и многие звезды английского шоубизнеса — появились на шоу Blackpool Night Out на ITV вместе с его ведущими Майком и Берни Уинтерс, распевая «I Do Like To Be Beside the Seaside».
Жертвами еще более ожесточенных нападок Кука и ему подобных стали агрессивно неряшливые «Rolling Stones» и прочие «волосатые чудовища», к которым все родители питали искреннее отвращение — вроде «The Kinks», «Yardbirgs» и «Pretty Things». Вовсю эксплуатируя негритянские национальные музыкальные традиции Чикаго и Миссисипи, эти команды состояли из вчерашних (и настоящих) студентов колледжей и любителей блюза, попавших на «фабрику звезд» Top of the Pops.
— Их аудитория — бунтующие подростки, — заявил Ринго Старр. — А нас слушают все — от четырехлетних детей до девяностолетних старушек. Они провоцируют насилие. Мы же никогда не пропагандировали насилие.
Пускай «The Beatles» вовсю дурачились перед камерами с Майком и Берни, «Rolling Stones» имели все основания быть им благодарными за их рекомендации, с помощью которых роллинги получили контракт с Decca, а также за подарок Джона и Пола — в качестве «стабилизирующего» второго сингла — «I Wanna Be Your Man», который приобрел популярность еще до того, как осенью 1963 года вошел в альбом «With the Beatles». Ребята закончили песню буквально «на месте», послушав ее на репетиции в исполнении «Rolling Stones» в клубе Soho.
Леннон доверил спеть «I Wanna Be Your Man» Ринго Старру. Хотя на записи Ринго пел и стучал одновременно, понадобилось провести в студии еще пять сеансов и дополнительно записать маракасы, чтобы песня достигла оптимального звучания, но даже в таком виде ей не хватало той буйной энергии, которую привнесли «Rolling Stones» при исполнении этой вещи — и, если можно считать это комплиментом, именно на «Stones» сделали пародию «The Barron Knights» в 1964 году в своем комическом попурри «Call Up the Groups».
Пускай на Ринго иногда посматривали свысока, но зато поклонники «The Beatles» с нетерпением ожидали его «коронной» песни в конце первой стороны каждого нового альбома или в дополнение к синглу, когда группа неизменно становилась Номером Один под Рождество.
— Мы не собирались давать ему шедевры, — смеялся Джон. Действительно, Пол и Джон не доверяли ему ничего, кроме двенадцатитактовых рок–н-ролльных безделиц из числа кавер–версий, оставляя их практически в первоначальном виде. В 1964 году это были «Honey Don't», которая вошла в «Beatles For Sale» и «Matchbox», очередной опус Карла Перкинса, для сингла «Long Tall Sally».