Митар как-то странно повёл головой, стал понурым, и она подумала, что может надо было согласиться на его предложение.
— А что делать, если попадёшь под этот дождь? — спросила девушка, чтобы побороть в себе эти мысли и потому что одеваться молча было невыносимо и тяга к разговору была скорее чем-то нервным. — Не спасёшься?
— Почему? Нормально, — митар натянул рубаху. — Нужно лечь на землю, руками обхватить голову, а ноги подтянуть к груди. Скорее всего отделаешься синяками и горячкой.
— Говоришь, как специалист, — и до того, как он удивился неизвестному слову, пояснила его. — То есть тот, кто знает в этом толк. Или тут всех учат, как быть, с самого детства?
— Учат обязательно, но я, когда был ребенком, действительно попал под ледяной дождь, — ухмыльнулся Роар. — С одного бока был весь в кружочках синяков от ударов льдин и дождя, а потом ещё мирты три-четыре лежал в горячке, но, как видишь, обошлось.
— Как так случилось? — девушке казалось, что ему тоже проще от простого разговора. Милену-то вообще рвала на куски мерзкая болезненная тоска.
— Риван меня подставил, — ответил митар. — Бросил одного и не пустил в бринту, думал, что я успею добежать до дома, а я не успел.
— Риван? — нахмурилась она.
— Младший брат Рэтара, — пояснил Роар.
Милена начала соображать, пытаясь понять, что с этой информацией не так, никто никогда не говорил о брате ферана, так может…
— Никто никогда не говорил, что у достопочтенного ферана есть брат, — Роар уже оделся и ей пришлось поторопиться, но шнурки на платье никак не поддавались.
— Был, — мужчина подошёл и аккуратно помог ей застегнуть платье. — Он утонул в Нраве. Давно.
Милена хотела сказать, что ей жаль, но вспомнила один из самых первых их разговоров — ей не о чем сожалеть, если она не при чём. Роар погладил её по щеке, отряхнул её плащ, на котором они лежали и сначала накинул его, а потом сверху ещё и свой.
— Там сейчас очень холодно и скользко, — пояснил он свои действия. — Пойдём не по дороге, а вдоль неё, хорошо?
— Хорошо, — согласилась Милена. — А ты разве не замёрзнешь?
— Нет, — шепнул он ей в ухо и поцеловал в шею, отчего вся кровь снова собралась на щеках, а мурашки поскакали, как ошалелые по всему телу.
До дома они дошли молча. Милена сосредоточено скакала между ледяными кусками, пытаясь не навернуться на ровном месте и не плюхнуться попой в какую-нибудь ледяную грязную лужу. Роар помогал, поддерживая или протягивая ей руку, помогая не упасть.
Около башен митар махнул стражникам, чтобы они видели, что он благополучно вернулся.
Зайдя в такой уже знакомый и кажется ставший привычным коридор, Мила ощутила пустоту внутри и тоску, но тут Роар, обняв её сзади за талию, утащил в сторону того самого пролёта лестницы, ведущей в подвалы. В прошлый раз в её голове была совершенно бессовестная мысль о том, чтобы он её туда утянул и снова поцеловал, но сейчас мысль уже не была бессовестной, а действие окрыляло и дарило тепло и возбуждение.
Он снял с неё свой плащ, перекинул себе на плечо, а потом, подхватив одной рукой так, что она в прямом смысле слова уселась на неё, поднял перед собой. Вторая рука легла на её шею. Наверное надо было что-то сказать, но она просто поцеловала его, сама, потому что внутри было ощущение, что всё это только на сейчас, что потом ничего не будет, всё уйдёт и не вернётся… она всё испортит… он всё испортит… они всё испортят… да какая разница?
Может это последний раз, когда она может его поцеловать?
— Беги, маленькая — прошептал Роар ей в губы, когда она отстранилась, и вернул обратно в коридор, оставаясь там, на лестнице. Вернул её в реальность. Страшную, одинокую и холодную.
Глава 20
Когда-то давно, когда Хэла была не здесь и вовсе не Хэлой, когда тело было идеальным, но идеальным она конечно же его не считала, когда в голове был страшный винегрет неуверенности и ничего бы не могло этого исправить, даже шоковая терапия, а если и могла помочь, то лоботомия, она верила, что любовь спасёт мир. Ещё верила в чувства на всю жизнь, и свято считала, что всё должно идти своим чередом. Но теперь…
Спустя много-много боли, слёз, отчаяния, предательств, похереных нервов, похороненных надежд и начинаний, потеряв веру в лучшее и возможность стать кем-то, кто намного выше всего того дерьма, в которое вообще может вляпаться человек, находясь в якобы здравом уме и твёрдой памяти — да нет, конечно! И вот Хэла стала, наконец, другой.
Нет, она смотрела на себя со стороны и творила всю эту дичь, потому что могла себе это позволить. Да… в той жизни она тоже была любимицей, ну как говорили её друзья, “публики” и душой компании. Без неё никуда, говорили они, но потом оказывалось, что она одна во всём этом жутко пустом и мёртвом мире, и даже музыка перестала её спасать. А когда музыка не спасает — это провал. Это конец. Нечего ловить. Не на что надеяться.
И приехало в голову вот, что пока сама в себе не найдёшь сил, никто не сможет помочь тебе, даже если очень будут стараться. И наконец — ну, конечно, не в мужиках счастье.
Но — мудрость мудростью, старческая особенно, однако…
Наверное иногда всё-таки в них тоже можно что-то такое найти. Иногда воет волком оголодавшим всё внутри и требует того, чем может поделиться с тобой другой человек.
Для Хэлы желательно было, чтобы мужик, желательно с силой и внутренним стержнем, ну и чтобы половой немощью не страдал. Ей было важно, другие как хотят и как нравятся, каждому своё — вешать ярлыки она никогда не любила, даже если и врала себе, то… да и — кому-то и с самим собой хорошо, кому-то объятий достаточно, а ей нужен был обмен жидкостями, как бы может отвратительно это не звучало.
И, если бы здесь была возможность сходить к специалисту вправляющему мозги, то она определённо посоветовала бы Милене терапию. И хотя самой Хэле, там давно, в другой жизни, это мало помогало, потому что она всегда была слишком желчной, слишком язвительной, фонтанировала иронией и доводила специалистов до белого каления, хотя умела быть хорошей девочкой (потому что ну а что люди скажут?), но то она, а Милена дело другое.
У девочки прям на лицо был целый букет всякого дерьма психологического, в котором бедняжка тонула, причём не пытаясь выплыть, а ещё больше себя погружая внутрь. И психотерапия бы помогла, вставила бы на место, вскрыла то, что надо, заштопала то, что необходимо, потому что Милка была ведомой, открытой, светлой, чёрт!
Но специалиста, понятно, не было, сама Хэла предпочитала всё же давать порой советы, да и просто — или ты друг, или психотерапевт, так что осталось пройти тот самый последний и всегда действующий волшебный трах.
Нет, Хэла ненавидела всех этих “экспертов” лавок, говорящих всем подряд “мужика тебе надо хорошего, тогда и встанет всё на свои места”! Ага, как же… встало, село, легло и нах пошло! Тьфу! Но всё же порой нельзя было игнорировать тот факт, что феерический секс с правильным человеком и в правильный момент жизни, вполне так себе мог поставить всё на свои места. Хотя, конечно, нюансы тоже были, но была ли возможность выбирать?
— Хэла, там начался ледяной дождь, — в комнату серых влетели Лорана, а за ней Карлина. Обе серые выглядили обеспокоенными.
Две эти девчушки были наверное ближе всего самой Хэле.
Карлина была хоть и молоденькой, девчонке было годикой двадцать два-двадцать три, но в своём мире была учёной, и была хладнокровной, рассудительной. С ней можно было поговорить о всяких умных вещах, чтобы мозги в кисель не превращались. Ещё Карлине не нужно было объяснять простые и естественные вещи, которые многие серые или здешние девушки не понимали и не знали, а порой и вообще не считали нужным узнавать.
Лорана была из всех серых самой взрослой, ну относительно — примерно лет на двадцать пять. Но в своём мире она была одинокой “старой девой”, которую никто не хотел брать замуж из-за того, что она была… светловолосой. Это считалось каким-то там жутким пороком или ещё какой-то диковатой условностью. В детстве родители красили её волосы в темный цвет, чтобы она не выделялась, а потом когда они умерли, ей это надоело и она перестала делать вид, что она такая же как другие, но с этим друзья и женихи испарились, как вода из кипящей кастрюли.
В конечном итоге случился в один распрекрасный день призыв и её вытащили сюда в качестве серой, и у неё, кстати, очень даже получалось делать неплохие простенькие лечебные заговоры. Как и у Карлины, которая в этом случае вообще сильно возмущалась, потому что считала себя человеком науки, а вот это вот всё, в переводе на язык Хэлы, мракобесие!
Втроём они часто сплетничали и никогда не стеснялись говорить друг с другом на горячие или неудобные темы. В общем был в Лоране и Карлине дух, который был близок и Хэле и, если бы у ведьмы спросили, кому из серых она больше всего доверяет, то она не раздумывая сказала бы, что вот этим двоим.
— И? — Хэла приподняла вопросительно бровь, зная конечно причину их волнения.
— Милены нет, — сомневаясь покачала головой Карлина. — Влетит снова.
— Она с достопочтенным митаром ушла с восходом Тэраф и с тех пор не вернулась, — Лорана и вправду выглядела озабоченной. — А там дождь сильнючий зарядил.
Хэла зевнула.
— Ты думаешь, что достопочтенный митар не знает, как поступать во время ледяного дождя? — спросила Хэла.
— Знает, конечно, — отозвалась та, — но всё равно…
— Так, ты знала, что они ушли, — догадалась Карлина. — Куда?
— Достопочтенный митар вывел нашу истеричную девочку прогуляться, — ответила женщина. — Они пошли в селение и я не думаю, что дождь их застал врасплох. Или они нашли приют в селении, или в бринте.