— Вот и славно, — буркнула Хэла себе под нос и заметила возьню в коридоре.
Пройдя в ту сторону, наткнулась на рыдающую, сидящую на лестнице в подвал Лорану и успокаивающую её Карлину.
— Что случилось? — спросила Хэла.
Взгляд бывшей ученой был очень сочувствующим, вообще насколько это было возможно, потому как способностью к эмпатии она не очень отличалась.
— Гент, — проговорила она только губами.
Хэла нахмурилась — паренька, который до умопомрачения обожал Лорану и волочился за ней, предлагая горы свернуть, она с возвращения отряда вообще не видела. Почему-то сразу подумалось самое плохое?
— Погиб? — спросила она у Карлины так же одними губами. Но к облегчению та отрицательно мотнула головой.
— Он на меня даже не посмотрел, — всхлипнула Лорана. — Я его так ждала, а он… он… Хэ-э-э-э-ла… чего так больно-то?
Она ещё раз всхлипнула и снова зарыдала, уткнувшись в юбку.
— Так, идите-ка спать, куропатки мои? Сил с вами нет уже никаких, — Хэла всплеснула руками.
Но от её слов Лорана разревелась пуще прежнего, и ведьма, сев рядом, запела первую пришедшую в голову песню, но, как всегда, попавшую в самую цель:
“У сестры моей косы светлые
Косы цвета льна.
У сестры печаль безответная –
Видно, влюблена…“ [1]
Допев песню до конца, она подумала, что сервис “окей, Хэла!” кажется можно уже патентовать, недовольно крякнула про себя и крепко обняла Лорану. После чего Карлине наконец удалось забрать рыдающую девушку в комнаты серых.
Хэла тяжело вздохнула. Как-то внутри стало гулко, что можно было завыть на луну, жаль только не было её здесь.
Выйдя во двор, женщина заметила устроившегося на скамье при загонах тоор Тёрка и, улыбнувшись, пошла к нему.
— Только не говори, что ты на посту спишь, братец, — она присела возле него и конечно сразу же была поймана в его объятия.
— Шутишь, ведьмочка моя, — пробухал Тёрк ей в плечо.
— Всё-всё, пусти, а то задушишь! — рассмеялась Хэла.
— Слышал, как ты пела, — он не встал, а она села на лавку рядом, оказавшись прямо у его головы, и подобрала под себя ноги, устало прислонившись к стене.
— Пела, — вздохнула она. — Хотела сказать тебе “спасибо”, за то, что девочку спас сегодня.
— О, она тоже мне это слово сказала, — ухмыльнулся он. — Знакомое слово, это ты ведь так благодаришь всех. И она тоже? У тебя научилась уже?
— Нет, нас с ней из одного мира призвали, как оказалось, — ответила ведьма. — И даже из страны одной.
— Ого, — удивился мужчина. — Это редкость, Хэла.
— Да, я так и поняла, — проговорила она, всматриваясь с спустившиеся сумерки. — В общем благодарю тебя, Тёрк, сплоховала я, что её одну отправила…
— Не надо, — отозвался он тихо. — Не за что тут… я бы ему давно уже морду разбил, да повода не даёт, вот же папа не туда вставил…
Хэла усмехнулась:
— Тёрк, ну, кто так при девушке-то выражается?
— Хех, — ухмыльнулся он и повёл рукой. — Покорнейше прошу меня простить, уважаемая моя!
Ведьма рассмеялась и положила на него свою руку, подвинулась так, чтобы он мог положить голову ей на колени. С ним ей было спокойно, невероятно спокойно. Тёрк обнял её руку и поцеловал ладонь.
— Но папка ваш определённо напортачил! — согласилась женщина.
— Ну, как у нас говорят, — пожал плечом Тёрк, — нельзя так, чтобы всё было идеально, когда-никогда, а мимо попадаешь.
— Лучше бы мимо попал, — заметила Хэла, вздыхая.
Тёрк на секунду замер, а потом разразился таким диким, громогласным смехом, что ведьме пришлось шикнуть на него:
— Тихо ты, разбудишь весь дом! — и она захихикала вместе с ним.
— Отличная шутка, ведьмочка моя! — пробухал он. — Вот люблю тебя, сил нет!
— Ага…
Когда смех Тёрка затих во дворе стало снова тихо, слышно было только храп тоор.
— Любовью чужой горят города,
Извилистый путь затянулся петлёй;
Когда все дороги ведут в никуда -
Настала пора возвращаться домой. [2]
Тихо пропела Хэла, потом спросила:
— Тёрк, а что там с Гентом?
— А что с Гентом? — спросил мужчина, слегка хмурясь.
— Не знаю, — пояснила она, — вот и спросила. Я вообще его не видела — случилось что-то?