Днем Крюков заехал за Эльвиной. Она переночевала у себя дома. Теперь она могла позволить себе такую роскошь. Крюков разделял ее мнение.
— Денег Ложкина не нашли, зато теперь тебе нечего бояться, — сказал он, когда Эльвина уселась к нему в «рябуху». На этом наши дороги, в общем, расходятся. Проживешь без меня?
— Попробую, — ответила она. — Но на всякий случай запиши мои адрес. Есть бумага?
— Поищи в бардачке, — предложил сыщик.
Эльвина открыла крышку и ей на колени выпала фотография.
— Что это?
Это была фотография Волкова и дочери бизнесмена Ложкина. На ней они были молодые, счастливые. И живые.
Крюков нахмурился.
— Это так… Осталось на память от товарища. Он погиб очень давно. В самом начале всей этой истории.
Эльвина перевернула фото и тихонько охнула.
— Ты чего? — вздрогнул Крюков. — Опять, что ли, началось?
— Это… — Эльвина указывала на оборот фотографии, — это реквизиты, коды и номера счетов Ложкина.
Крюков некоторое время смотрел на нее дурак-дураком.
— Получается, они все время валялись у меня в бардачке? И в овраге, и в автосервисе… Забавно…
— Но как они попали к тебе? — Эльвина была ошарашена не меньше сыщика.
Крюков так напряг извилины мозга, что они задымились.
— Вероятно, они хранились у секретарши Ложкина. Мясники Щеглова заставили ее им отдать, но тут появился Волков, убил уродов, а номера счетов записал на обороте своей фотографии. Он подозревал, что может не дойти до дома, меня засвечивать не захотел. А может, просто подстраховался. Короче, он нашел мою машину и бросил фотографию в шелку между стеклом и дверной рамой, которую я всегда оставляю для вентиляции в машине. Нет, подумать только! Мы с тобой искали эти счета, нас из-за них чуть не угрохали, а я, как дурак, возил их все это время с собой в бардачке! Что ж, поздравляю тебя со счастливым концом нашей страшной сказки.
Он запустил двигатель.
— Куда мы теперь? — спросила Эльвина.
— Надо же забрать твои вещи у Альбертыча. А то он завтра выписывается.
Открыв дверь в квартиру Альбертыча, Крюков сразу почувствовал, что в доме кто-то есть. Из кухни пахло вкусным и жареным.
— Хозяин дома? — громко спросил сыщик.
К удивлению его и Эльвины из кухни появился подполковник Тарасов, оборотень в погонах, который в настоящий момент находился в федеральном розыске.
— А ты как сюда попал? — как бы между прочим поинтересовался у него опер.
Тарасов пожал плечами.
— Стреляли. В смысле — стреляли там, где я был. Пришлось перебраться сюда. Надеюсь, братцы, вы меня не заложите? Дело-то житейское. Вчера тебя ловили, сегодня меня. Кто знает, как завтра обернется? Я-то ведь знал, где вы прячетесь, но никому не сказал. Теперь надеюсь на взаимность.
Крюков махнул рукой.
Э, алаверды так алаверды. Живи, что с тобой делать. Как там в песне пели? Я не шкаф и не музей, чтоб вешать собственных друзей! Предоставим это другим. Только имей в виду, что завтра Альбертыча должны выписать из больницы. Он будет приятно удивлен твоим визитом. Так что с ним сам утрясай.
Услышав мнение Крюкова, Тарасов повеселел. Он боялся другого ответа.
— Завтра меня здесь не будет — заверил он. — Мне бы только день простоять, да ночь продержаться.
Эльвина прошла в комнату и пнула объемистую сумку, стоявшую возле дивана.
— А моего мнения никто не хочет спросить? Может, я не хочу покрывать преступника?
Крюков поморщился. За последние дни он вымотался, как вьючная ацтекская собака. Эту ночь поспать тоже не удалось. Давили оборотней, давили… Он прямо-таки упал в кресло и закрыл глаза.
— Знаете что, ребята? Разберитесь на этот раз без меня. Разбудите, когда договоритесь.
Он вытянул ноги и моментально провалился в сон. Сколько он проспал, неизвестно, но когда открыл глаза, никакой сонливости не испытывал. Проснулся, как по тревоге. Почему? Сработал инстинкт?
С кухни время от времени доносились тихие сдержанные голоса. Значит, Эльвина с Тарасовым пришли к консенсусу? Но что же тогда его насторожило?
Он понял это через секунду, когда Володя Тарасов вполголоса, видимо автоматически, не отдавая себе отчета, пропел: «Ко мне, друзья, чистильщик я!»
Одним прыжком Крюков вылетел из кресла и оказался возле двери. И здесь он услышал кое-что любопытное, от чего кровь застыла у него в жилах, а волосы встали дыбом.
— Его нужно убить, — громким шепотом настаивала Эльвина.
«Вот это хохма. Интересно, кого это нужно убить»? — подумал сыщик, и отказался от мысли немедленно войти на кухню и прямо об этом спросить.
— Тихо! Услышит, — зашипел в ответ Тарасов.
Эльвина ответила чуть громче, в ее голосе слышалось пренебрежение.
— Ни фига он не услышит. Он двое суток не спал, его из пушки теперь не разбудишь. Повторяю, твоего придурка необходимо грохнуть! Сейчас он единственный, кто реально может нам помешать. И тогда год работы пойдет псу под хвост. Тебе хорошо говорить. Не ты же спал с этим козлом Ложкиным. До сих пор как вспомню, так дрожь пробирает!
Но Тарасов стоял на своем.
— Все равно я не согласен. Давай просто его отключим. Он же до сих пор ничего не понял. И дальше не поймет. А временно обезвредить его можно, даже нужно. Клофелина в водку, что ли, подсыпать?
Эльвина вдруг превратилась в настоящую фурию. Крюков никогда бы не подумал, что она может стать такой гадиной. И это после всего хорошего. что он хотел для нее сделать!
— Может быть, у тебя есть клофелин? — прошипела она. — Нет? И у меня нет. Поэтому заткнись. А если тебе сопли не позволяют, это сделаю я. Войду и убью, пока он там храпит. По крайней мере, он умрет счастливым.
Тут Крюков окончательно убедился, что разговор, как ни странно, идет о нем. Сунув руку под куртку, он вспомнил, что пистолет с золотым курком и обрез остались в машине. Не повезло. Только он решил было переместиться к входной двери, как на пороге комнаты появилась Эльвина. В ее руке чернел газовик с переточенным стволом.
— Проснулся? — спросила она недовольно. — Жаль. Говорят, во сне умирать легче. Но так даже лучше. Не придется обыскивать твой хладный труп. Не люблю мертвецов. Давай фотографию.
За ее спиной показался смущенный Тарасов. Крюков оживился.
— Володя, а что это за песню ты пел?
Тарасов смутился еще сильнее.
— Услышал? Это песня такая. Из старого фильма. Про чистильщика.
Крюков покачал головой с укоризной.
— Ай-яй-яй! Володя, как не стыдно? Так это ты? Ты был Чистильщиком? Столько народу завалил.
Тарасов не счел нужным отпираться: какой смысл обманывать без пяти минут покойника?
— Ну, допустим, я! И что это меняет?
Крюков пожал плечами.
— В общем, конечно, ничего не меняет. Все логично и предельно ясно. Ты же служил вместе с Гарамновым, то есть осваивал ту же науку убивать. Значит, ты все это время подставлял его. Ты же его и повесил?
Тарасов усмехнулся.
— Конечно. Я же знал, что ты в курсе, что все наши уедут на стрелку. И не упустишь случая заглянуть на базу, чтобы освободить Эльку. Вот и оставил вам подарок. Признаюсь тебе, что и Щеглова я замочил. Он собирался наделать глупостей. Представляешь, дом взорвать хотел…
— Ну, допустим, дом взорвать собирался ты, а не Щеглов, — перебил его Крюков. — Вон, дистанционный пульт для взрывателя на столе лежит. Ты Щеглова замочил и хотел замести следы. Не так?
— А хотя бы и так! Но учти, я был против того, чтобы убивать тебя. Это все Элька…
Крюков потер глаза, вытирая невидимые слезы, и всхлипнул.
— Спасибо. Ты настоящий друг.
Эльвине надоело слушать их треп. Она направила пистолет Крюкову в голову.
— Хватит болтать, а то меня сейчас стошнит. Оставь фото и можешь катиться ко всем чертям.
Крюков помедлил, как бы раздумывая, потом вынул из кармана фотографию и положил на стол.
— Надеюсь, ты меня не убьешь? — он посмотрел Эльвине в глаза, но увидел в их глубине только безумную жадность.
— Назови хотя бы одну причину, почему я не должна этого делать? — предложила она.
Крюков скорчил обиженную гримасу.
— Как? После того, что было? А наша любовь? А твои бесконечные оргазмы? Вот так: трахаешь человека, стараешься для него. Все силы отдаешь. А он тебя потом убить хочет. Но мы же не скорпионы?!
Эльвина презрительно усмехнулась. Ствол ее пистолета чуть дрогнул. Совсем немного, но Крюкову этого хватило. Он рванулся навстречу выстрелу. Тот прогремел с запозданием, пуля ушла в стену. Крюков попытался выбить оружие из рук Эльвины, но ему помешал Тарасов.
Оттолкнув его, сыщик бросился к двери. Замок был ему знаком, но, как нарочно, его собачку заело. Возня с упрямым механизмом заняла всего пару секунд, но Эльвине хватило их, чтобы высунуться в коридор и сделать последний выстрел.
Крюков уже сделал шаг на лестничную площадку, когда почувствовал мощный удар в спину. Пуля отшвырнула его прямо на дверь соседей. В этот момент они как раз выходили из своей квартиры. Седой мужчина застыл в изумлении на пороге, тогда как его жена испустила поистине ультразвуковой визг.
— Вызывайте милицию, — прохрипел Крюков из последних сил и вырубился.
Краем гаснущего сознания он все же отметил, как хлопнула дверь в квартиру Альбертыча. Пауки закрылись в банке. Отключаясь, он мысленно пожелал им приятного аппетита.
Крюков очнулся от резкого запаха нашатыря. Лицо было мокрым: видимо сердобольные хозяева все это время щедро поливали его холодной водой. По квартире ходили люди в защитном снаряжении милицейского ОМОНа. К Крюкову наклонился один из них, с погонами майора.
— Жив, капитан? — спросил он.
Крюков догадался, что спецназовец уже посмотрел его удостоверение.
— Пока вас не было, чувствовал себя прекрасно.
— У тебя дыра в спине, — просветил его майор.
Крюкова это известие привело в ужас.
— Как? Вторую подряд куртку продырявили, гады! Вторую!
Бойцы, бывшие поблизости и хозяева квартиры расхохотались.
— А сам-то цел? — спросил одни из них.
— Ясный пень, нас же со вчерашнего дня всех в бронежилеты одели. Общегородская операция по отлову оборотней, блин!
Из коридора послышался громкий шум. Его источником оказался следователь Кибальчич.
— Где свидетели?! — орал он.
— Мы здесь, — признались оторопевшие соседи.
— Итак, еще раз. Как было дело? — тут же пристал к ним следователь.
Супруги принялись сбивчиво рассказывать, как им под ноги из соседней квартиры выкатился капитан Крюков, а вслед ему прозвучал выстрел. Потом дверь захлопнулась и выстрелы повторились. Раздались крики, звон стекла и все затихло.
— Крюков, ты был в этой квартире? — спросил Кибальчич сыщика. — Сколько их там?
— Было двое, — ответил опер.
— Ломайте дверь! — приказал следователь майору.
В коридоре забухали тяжелые ботинки. Дверь у Альбертыча была далеко не бронированная и вылетела с третьего удара.
Крюков, охая и кряхтя, поднялся при помощи соболезнующих супругов и направился в квартиру Альбертыча. Дверь валялась на полу, сорванная с петель. Крюкову стало жалко Альбертыча. Не привез бы он сюда Эльвину, возможно, всего этого и не произошло бы.
Эльвину и Тарасова он нашел в комнате. Рядом с их телами уже суетился Кибальчич. Сыщик приблизился. Тарасов лежал на спине и смотрел в потолок широко открытыми глазами. Между глаз у него чернела аккуратная дырочка. Эльвина распростерлась под распахнутой дверью на балкон. Ей пуля вошла куда-то в область сердца. Оружия ни в ее руках, ни в руках Тарасова, не было.
В судорожно сжатых пальцах Эльвины была зажата фотография. Крюков с трудом сумел вытащить ее.
— Что это? — Кибальчич оказался тут как тут и моментально сунул нос в находку.
— Фотография, — сыщик протянул ее следователю.
На фото были изображены выходящие из подъезда Володя Тарасов и Толя Гарамнов. Кибальчич повертел фото в руках, потом перевернул и посмотрел на обороте.
— А что за цифры? — спросил он.
Крюков сделал удивленное лицо и пожал плечами.
— Не знаю, какой-то бессмысленный набор. По-моему это выигрышные номера в «Русское лото». Во всяком случае, следует приобщить эту улику к материалам следствия.
— Да-да, конечно, — Кибальчич убрал фотографию в целлофановый пакет.
Крюков решил, что больше ему в этой квартире делать нечего и направился к выходу.
Прошло несколько дней. Журналистка криминальной хроники Лара Чертовская все-таки дожала Крюкова своими настоятельными просьбами дать развернутое интервью.
— Я же не требую у тебя устроить пресс-конференцию, — объясняла она. — Просто у меня эксклюзивное право от правоохранительных органов сделать передачу, разоблачающую банду милицейских оборотней. А твое расследование будет в этой передаче центральным. Уверяю тебя, на встрече будут присутствовать только свои. Самый узкий круг.
В конце концов, он сдался. Управление пока оставалось без руководства. Начальник управления погиб, а временно исполняющий обязанности его заместителя полковник Галкин от служебных бурь укрылся в госпитале на профилактику. Так что наказать сыщика за самоуправство было некому.
«Узкий круг» собрался в уютном старинном особнячке, затерянном среди высотных кирпичных домов арбатских переулков. Подъехав к особнячку, сыщик тут же столкнулся нос к носу с перспективным политиком Мокиным. Тот как раз вылезал из своего новенького «майбаха».
Значит, вот как Лара понимала «узкий круг»! Крюков не преминул высказать ей, что думает по этому поводу. В уютном, обставленном с вопиющей роскошью зале, собралось человек десять-двенадцать. Мокин с секретаршей, какие-то непонятные типы, и пара приглашенных Крюковым зрителей-инвалидов — Женька Шабанов и Альбертыч.
Крюков вошел в комнату с видом приглашенной эстрадной звезды и обратился к присутствующим.
Извините, ребята, но то, что я собираюсь вам сообщить, строго конфиденциально. Поэтому я должен каждого из вас раздеть и проверить, петли скрытых микрофонов. Прошу в ту комнату. Лариса, ты как хозяйка должна подать пример.
С этими словами он затолкал журналистку в соседний кабинетик? Здесь тоже все было по-простому. Письменный стол, книжные шкафы, бронза, камин.
Крюков толкнул Лару на диван. Под его суровым взглядом она начала раздеваться. Он же гневно проговорил.
— Деточка, ты развела меня как последнего лоха. Твое журналистское расследование — туфта, пурга для отвода глаз. Если я правильно понял, ты не только и не столько журналист, сколько агент ФСБ.
Поскольку Лариса была уже голой, то покраснела она не только лицом, но и всеми частями тела. Получилось ужасно пикантно.
— И что из этого следует? — спросила она. Крюков театрально развел руками.
— Ничего. Это не первая тайна, которую я унесу в могилу. Я не сторонник служебных разоблачений. Но вот твоим кураторам из ФСБ может не понравиться, что ты еще и подрабатываешь у Мокина.
На этот раз выстрел прошел мимо цели. Лара усмехнулась с пренебрежением.
— Чтобы ты знал на будущее, я и Мокин расписываемся за деньги в одной ведомости.
Это было и в самом деле интересно. Крюков помолчал, переваривая услышанное.
— Ты знала, что твоего друга убила Эльвина? — спросил он. — Она взяла твою куртку, а Борис принял ее за тебя. Бабки Щеглова ты взяла?
Лара дерзко вскинула подбородок.
— Я, но только половину. Другую я отдала жене Бориса. Можешь сам у нее спросить. Там получилось немного, тысяч по сто баксов. Щеглов хранил их на мелкие расходы.
Крюков грустно вздохнул.
— Ну ладно, одевайся.
Лара опешила.
— Как одевайся? А когда же мы…
— Нет настроения. Потом как-нибудь. Бутылку-то хоть со своей добычи выставишь?
Когда они выходили из кабинета, Лариса все еще поправляла одежду. За ее спиной Крюков застегивал брючный ремень. Увидев устремленные на него удивленные взгляды, виновато улыбнулся.
— Пардон. Вот, решил и сам заодно провериться. Сейчас ведь такое время — никому нельзя доверять, даже себе.
В зале воцарилась напряженная тишина. Все ждали, кто же будет следующим. Нарушил гнетущее молчание Мокин. Он вскочил с места и прокричал тенорком.
— Я кандидат в депутаты, практически обладаю неприкосновенностью.
Рядом с ним выросла фигура его шестерки-телохранителя. Мордастый холуй нахально уставился на Крюкова, словно умоляя того хотя бы мизинцем попытаться нарушить неприкосновенность его господина. Но сыщик разочаровал обоих.
— Не беспокойся. Тебя я раздевать не буду, — сказал он.
А сам при этом подумал: «Эх, милый, ведь я мог бы заставить тебя заголиться прямо здесь».
Тут из кресла поднялась довольно объемистая дама. Взглянув на сыщика, она спросила с надеждой в голосе.
— Теперь мне раздеваться?
Крюков думал уже совсем о другом, поэтому посмотрел на нее с недоумением.
— Вам? Зачем? Нет, не нужно. Просто покажите язык. Вот так. Спасибо, достаточно.
Он обвел сосредоточенным взглядом остальных присутствующих. По Шабанову и Альбертычу и прочим особям мужского пола скользнул мимолетно, задержал глаз на секретарше политика Мокина. Потом решительно тряхнул головой.
— Нет! Да, я думаю, можно перейти к делу. — Он прошелся перед гостями и замер в позе оперного певца.
— Полагаю, присутствующих, — он посмотрел на затаившего дыхание Мокина, — интересует, главным образом, не история оборотней, а судьба денег Ложкина.
Не дожидаясь подтверждения, сыщик продолжил.
— Один из главных преступников, полковник Тарасов, работал в паре с сообщницей по имени Эльвина. Он подвел Эльвину под Ложкина. В прямом и переносном смысле этого слова. Через нее Тарасов собирался выгни на деньги банкира. Но Ложкин заподозрил Эльвину или просто не доверял ей с самого начала. Во всяком случае, о деньгах он ей ничего не сообщил. Когда же на Ложкина стали наезжать вымогатели, он сделал неожиданный для них ход. Продал всю свою недвижимость и собрался по-тихому слинять из страны. Но он ошибся в одном: обратился за помощью к своему главному врагу. Щеглов и Тарасов нашли его и послали к нему своих мясников. Те выпотрошили банкира вместе с его родными и близкими, но денег не нашли. Тогда убийц послали к секретарше Ложкина. Перед тем, как ее убили, она выдала номера счетов. Но тут объявился другой оборотень — опер Волков. Он любил дочь Ложкина и не мог простить убийцам ее смерти. Он убил мясников и забрал реквизиты вкладов Ложкина. Но и его самого убил Чистильщик.
Аудитория слушала капитана, затаив дыхание. Крюков покашлял, чтобы прочистить горло и продолжал.
— Как выяснилось, Волков перед смертью успел подбросить бумажку с номерами мне в машину. Я узнал об этом только недавно. За это время Эльвину и меня вместе с ней не один раз могли убить. Я не сразу догадался, что Щеглов был не в курсе дел своего помощника Тарасова и про Эльвину ничего не знал. В свою очередь Щеглов так же дурил голову вышестоящим оборотням. Он собирался захапать все наследство Ложкина. В итоге наследником оказался я. Правда, ненадолго. На полчаса. После этого я получил пулю в спину, а Эльвина и Тарасов завладели счетами Ложкина. Что случилось дальше — не знаю. Возможно, в квартире прятался их сообщник, который и убил их, завладел номерами счетов и ушел через балкон. А возможно, что Эльвина и Тарасов просто перестреляли друг друга. Тарасов умер сразу, пуля попала ему в лоб, а Эльвина оказалась смертельно раненой. Тогда она уничтожила бумагу с цифрами и открыла балконную дверь, через которую выбросила оружие.
— Зачем? — не удержалась толстая дама.
— Да так, из вредности. Чтобы мы тут сидели и ломали голову, — пояснил Крюков. — Так или иначе, в настоящий момент след ложкинских денег потерян.
Тут слово взял политик Мокин.
— Скажите, а вы не думаете, что эта Эльвина могла и бумажку с банковскими реквизитами выбросить через балконную дверь? Из вредности пустить, так сказать, по ветру.
— В принципе, я такой возможности не исключаю, — согласился Крюков.
Из разных концов зала послышались тяжелые вздохи.
— Да, деньги немалые!
— А тут на партийную газету не знаешь, где найти. И это перед выборами!
— Можно было бы рабочим целый год зарплату платить.
— Реформы на месте стоят, потому что денег не хватает.
— А сколько кораблей можно было бы построить! Или лодку подводную. Самую современную в мире!
— Или небоскреб в Москве. Самый высокий!
Крюкову надоело выслушивать бред сумасшедших, и он кивнул Шабанову и Альбертычу.
— Пошли отсюда, ну их на хрен, мечтателей!
Но при выходе из зала дорогу ему заступил хамоватый телохранитель политика Мокина.
— Не спеши, с тобой еще не закончили говорить.
Сам Мокин уже был рядом. Он тут же насел на опера.
— Понимаете, молодой человек, перед нами стоят великие задачи. Родина нуждается в средствах. Вы должны найти эти деньги! Мы, подлинные патриоты…
Крюков отвернулся от него.
— Вам надо, вы и ищите. А мне работать пора.
С политика Мокина мигом слетел весь лоск.
— Ах ты, сучок легавый! Да как ты разговариваешь? Да ты… — Мокин вцепился в рукав его куртки. — Ну нет, ты так просто не уйдешь! Сережа, ну-ка, научи его уважать избирательную власть!
Хамоватый качок ударил резко и без замаха. Если кто-то думает, что у качков плохая реакция, забитые мышцы и все такое, может подойти к первому попавшемуся атлету и плюнуть ему в лицо. А потом поделиться впечатлениями от результатов эксперимента.
Но Крюков ждал удара, поэтому успел отклониться назад. При этом он опасно приблизился к почти неприкосновенной персоне Мокина, который все еще тянул его за рукав куртки.
Сыщик справедливо рассудил, что такой удобный случай в будущем может и не подвернуться. Поэтому он сделал резкое движение головой, протаранив лбом переносицу политика. Тот отлетел от опера, как резиновый мячик, и упад…
Телохранитель рванулся было к сыщику, но был смущен видом распростертого на полу подопечного, которого обязан был защищать до последнего вздоха. А тут вдруг такая неприятность. Он сам на ногах и дышит, а подзащитное тело летит в угол, вяло дрыгая ногами в полете.
Секунда заминки — верный проигрыш, если имеешь дело с опытным противником, а не кабацким поединщиком. Крюков нанес встречный удар, от которого свиноподобная морда шлепнула щеками и клацнула зубами. Не давая здоровяку опомниться, сыщик провел свою коронную боксерскую серию — левой в печень, правой в ухо, левой снизу в челюсть. И завершающий, — в открывшуюся голову, правой, с оттяжкой, чтобы удар болезненно отдался в плечо. Бабах!
Тяжелое тело упало с неимоверным грохотом. Но затем в зале наступила мертвая тишина. Только Мокин, лежа на полу, обиженно прогундосил:
— Надеешься сам все найти и прикарманить? Предлагаю откат. Получишь одну десятую, но легально. Это же колоссальная сумма. А так ты же ничего с ними не сможешь делать. Подавишься!
Крюков галантно поклонился ему и стряхнул с рукава невидимую соринку.
— Благодарю. Предложи кому-нибудь другому. Или сам поищи. — И добавил печально. — Какие же вы все козлы!
Неожиданно по лестнице застучали кожаные подошвы дорогих ботинок. Крюков не мог их спутать с тяжелой поступью бойцов, но на всякий случай приготовился отразить новую атаку.
В зал вбежали трое сравнительно молодых людей в длинных плащах. Проигнорировав присутствие Крюкова, они бросились в угол, где хныкал Мокин, и подхватили его под руки. При этом сделали они это довольно грубо. Столь же неуважительно они поволокли политика к выходу. На поверженного телохранителя пришедшие вообще не обратили никакого внимания.
— Ку-куда вы меня? — проблеял Мокин. — Что это за произвол?
На что один из черных плащей соизволил ответить.
— Это все, Мокин. Вот билеты на поезд до приграничной станции Сухэ-Батор. Тебя там уже ждут в консульском отделе с большим нетерпением.
И они потащили несостоявшегося политика вниз по лестнице.
Крюков свернул с трассы и запылил по направлению к детскому приюту Влада. Хакера он нашел среди руин котельной. Тот громко ругался с двумя сильно пьяными работягами. Увидев подъехавшего сыщика, он махнул ему рукой, отвесил пендаля одному из гегемонов и направился к «рябухе».
— Вот, начали котельную начали восстанавливать, но деньги кончились. Нормальные рабочие ушли, осталась вот эта пьянь. Да и с материалами напряженка.
Они прошли в кабинет Влада. Кроме компьютера на столе и двух стульев другой мебели здесь не было.
— Извини, угощать нечем, — смутился Влад. — Как там Эльвина? Я думал, вы вместе приедете.
— Она не приедет. Убили ее, — признался Крюков.
Рассказывать подробности он не стал. Зачем еще расстраивать и без того расстроенного человека?
— Как твои дела? — спросил сыщик.
Влад оживился.
— Хочу прокрутить одно дельце. Уведу приличные бабки, есть откуда.
— А если выпасут?
— Сяду. Подумаешь! Один хрен, бабки надо где-то доставать. Зато приют какое-то время обеспечу. Много ведь не дадут, как думаешь?
Крюков посмотрел на компьютер. По виду машина мощная.
— У тебя выход в Интернет есть?
— Обижаешь, — усмехнулся Влад. — Что бы я без него делал?
Крюков протянул хакеру фотографию Волкова и Маши Ножкиной.
— Разберешься?
Влад углубился в цифры на обороте фотографии.
— Похоже на реквизиты банка и номера счетов. Чье это?
— Мое. Дарю. Откажешься — дураком будешь. Если разберешься, скачивай бабки хоть до последней копенки. Хозяина уже нет в живых.
Влад пощелкал мышкой, покликал клавиатурой. Он долго сидел, напряженно вглядываясь в экран монитора. Крюков не мешал. Наконец хакер оторвался от экрана: глаза у него были, что называется, «по полтиннику».
— Слушай, это не деньги, — еле выговорил он. — Таких денег не может быть. Это второй государственный бюджет. Куда мне столько?
Крюков вяло махнул рукой.
— Брось, денег, как и водки, много не бывает. Построишь нормальный приют. С котельной, бассейном. Если останутся, значит, построишь второй приют. Третий, десятый. Сирот и инвалидов у нас все равно больше. Организуешь фонд какой-нибудь, социальной зашиты, например. Короче, разберешься. Тебя учить не надо.
Он поднялся.
— Поеду я, а то устал что-то.
Влад проводил его до машины.
— Спасибо не говорю, — сказал он на прощанье. — Но имей в виду, ты можешь приезжать сюда, когда захочешь. Здесь тебя всегда встретят, как дома. И здесь всегда будет твой дом.
Крюков вошел в управление, поднялся на второй этаж и вздрогнул. Из распахнутой двери кабинета начальника управления на него строго смотрел непотопляемый генерал Альпенгольд. Он жестом пригласил Крюкова войти и взялся за прежнее:
— Что это вы, капитан, уставились на меня, как козел на новые ворота, словно не узнаете? Думали, я помер или на повышение пошел? Не дождетесь! И прекратите жевать вашу жвачку! Как баран, ей-богу…
— Как верблюд, — поправил сыщик.
— Вам, Крюков, лишь бы пререкаться с вышестоящими по уму руководителями. Кстати, угостите-ка меня вашей жвачкой, а то вчера назначение отмечали, и все такое…
Крюков протянул начальнику яркую пластинку жвачки. Тот прочитал ее название и наморщил лоб в очередной попытке постичь сущность вещей.
— Жвачка с курицей и мясом? Вот дожили! Это как бульонные кубики, что ли? — удивленно воскликнул он.
— Там написано с корицей и мятой, — поправил Крюков.
На этот раз генерал не стал уличать сыщика в пререканиях, а вдруг пожаловался.
— Шабанова вашего не просто восстановили, он теперь наш главк возглавил. Но вы, Крюков, не обольщайтесь! Не рассчитывайте, что я голый и босый буду отдавать вам честь. Зарубите себе это на голове.
Когда Крюков выходил из кабинета генерала, сзади донесся звук зуммера «вертушки». Генерал помчался к телефону.
В это время мимо капитана, прижавшись спиной к стене коридора, в направлении кабинета начальника проскользнул Тэтэ. Его недавно выпустили под подписку о невыезде. Крюкова он теперь боялся, как прокаженного.
Не успел Тэтэ войти в кабинет, как оттуда донесся рев генерала.
— Какого черта вы лезете?! У вас что, языка нет в дверь постучать?! Не видите, с кем я разговариваю? — И обратился к секретарше. — Лена, я же просил, пока я не кончу, никого в кабинет не впускать!
«Все возвращается на круги своя, — думал Крюков, идя по коридору, — а добро и зло — это сообщающиеся сосуды, вроде унитаза и бачка. Время от времени кто-то должен приходить и спускать воду, если дерьма накопилось слишком много».
Настроение у капитана было премерзкое. Очередная кампания по отлову оборотней закончилась, и до начала следующей они могут спокойно плодиться и размножаться. Печально все это. Хотелось дать кому-нибудь в морду. Хотя бы один раз, но из всех сил. Крюков вспомнил про бизнесмена Смоторчука.