Мор, обрушившийся внезапно на участников дебатов, насторожил Крюкова. Поэтому он решил навестить отца Николая и предупредить об опасности. Тот был занят устройством дел своей сирой и убогой паствы бомжей и наркоманов.
— Власти совсем достали, — пожаловался священник Крюкову, когда тот разыскал его возле храма. — И светские, и духовные. "Закрывай свой бомжатник", — говорят. И что прикажете делать? А тут один из ваших повадился с проверками. Но у меня такое впечатление, что он просто взятку вымогает. Вон он, кстати, снова явился. Может поговорите с ним?
Крюков глянул в сторону коллеги-взяточника и тут же спрятался за угол. По дороге, ведущей к храму, уверенным шагом хозяина жизни двигался младший лейтенант милиции Иванашко.
— Вы что? — с удивлением спросил Крюкова священник.
— С этим, батюшка, говорить бесполезно. Его убивать надо. Он взяточник по призванию. Берет все, даже, извиняюсь, дерьмо, если оно не очень жидкое. Отпустите грех авансом.
— Что вы, так нельзя. Нужно попытаться вразумить грешника.
— Тюрьма его вразумит! — Крюков на миг призадумался и вдруг хлопнул себя по лбу. — Сейчас попробуем вразумить. Вот что, честной отче предложите-ка ему вот эти сто долларов.
Крюков протянул священнику зеленую бумажку.
— Как можно?!
— Не бойтесь, они фальшивые и подписанные, — Крюков развернул купюру, внутри которой было фломастером написано "Взятка". — Только предлагайте не сразу, а ровно через пять… нет, лучше через восемь минут.
— Но ведь это грех, к тому же, как будто, уголовно наказуемый, — возразил священник.
— Почему же? Лицо, вынужденное к даче взятки и заявившее об этом освобождается от уголовной ответственности как в земной, так и в загробной жизни. Уголовный завет, статья дробь шишнадцать. Выше нос, святой отец. Где тут у вас запасная калитка?
Крюков выбрался с задней стороны церковной ограды и зашел в тыл неприятелю. Он заметил как Иванашко подошел к священнику и завел с ним разговор.
Крюков окинул улицу проницательным взглядом и увидел то, что ожидал. Его постоянные спутники в голубой "пятерке" с выдвинутой на длину локтя антенной, то есть группа наружного наблюдения, были на месте.
Держась сзади в мертвой зоне, он незаметно подошел к их машине, открыл дверцу и нырнул в салон. Экипаж изобразил картину Репина "Не ждали".
— Попались, которые кусались! — радостно сообщил Крюков растерявшимся сыщикам. — Братцы, если бы вы знали, как я от вас устал. Колитесь, красноперые, кого пасете и по чьей заяве пыль глотаете. Только не врите, что это ваша инициативка.
Наружники переглянулись. То, что объект наблюдения вычислил их самих и застал врасплох, сулило им как минимум по выговору и отпуск в феврале, причем без всяких там путевок в Анталию плюс премиальные. А как максимум — перевод "на землю" — в отделение милиции, где они могли рассчитывать на самое пристрастное отношение новых коллег и начальников, которых еще недавно пасли и закладывали.
— А что мы с этого будем иметь? — неуверенно спросил старший бригады.
— Отпущу на свободу, бить не буду. Чего вам еще? На мороженое не рассчитывайте, сразу предупреждаю.
— Дай слово, что не заложишь, — хмуро проговорил водитель.
— Легавым буду. Хочешь, на драный фуфел забожусь? — предложил Крюков. — Колитесь, красноперые, кого пасете?
— Ты Крюков? — переспросил старший, будто сам не знал. — Заява лично на тебя пришла. С земли. Взятки берешь и все такое. А у нас конец года, сам понимаешь — план горит…
— Кто заказал? — спросил Крюков.
— Майор Иванашко.
— Что?! Ха! Когда это он майором стал? — Крюков обрадовался как ребенок. — Заводи мотор, будет вам план. Палка века гарантирована. Сейчас подкину вам тучного агнца на заклание.
— А как мы его проведем? — поинтересовался молодой сотрудник.
— Как инициативную проверку, — отрезал старший. — Так где кабан?
Крюков посмотрел на часы.
— Пора. Сейчас за углом человек в форме младшего лейтенанта милиции получит взятку в размере ста долларов. Взяткодатель от уголовной ответственности освобождается. Во-первых его вынудил к этому вымогатель — этот самый микромайор, а во-вторых он написал заявление. Оно лежит у меня в кабинете, в конторе, двумя этажами ниже вашего. К тому же он священник. Аккуратнее с ним. Если отлучит от церкви — сейчас с этим, сами знаете, строго — могут и с должности снять, и в звании понизить. А то и из партии исключить. Все ясно?
— Да понятно. А как мы докажем, что деньги — это взятка?
— Развернешь купюру, на ней фломастером написано: "Взятка", — Крюков сокрушенно покачал головой. — Да, ничего не скажешь, толковые вы ребята. Вам только разжуй немножко и в рот положи, а уж проглотить вы и сами сможете! Ладно, действуйте.
Крюков едва не пустился в пляс наблюдая как наружники подскочили к ****ашке и принялись крутить ему руки и шарить по карманам.
"Вот только где они понятых возьмут? — подумал он, — кругом одни бомжи беспаспортные".
Когда счастливые опера увезли свою бледную и растерянную жертву чтобы без помех выпотрошить в своем логове, Крюков вернулся к храму.
— Не знаю как и благодарить, — встретил его светлой улыбкой отец Николай. Окружающие бомжи также приветливо улыбались:
"Качественно мужик мусора развел".
Крюков отвел отца Николая в сторону и вкратце изложил ему свои опасения. Тот поблагодарил его, но принимать какие-то меры безопасности решительно отказался.
— Все в руке Божьей, — сказал священник. — Дата смерти нашей известна лишь Отцу Небесному и не нам знать, когда она наступит. Но за предупреждение спасибо. Хочу в ответ предостеречь — деньгами здесь дело не ограничится. Враг рода человеческого лукав и любит использовать своих слуг втемную. Подставляет их — как принято сегодня говорить. Поэтому когда какой-нибудь умник задумывает организовать финансовую катастрофу, жди за этим катастрофу настоящую.
— Вагнер хочет организовать несколько авиакатастроф и аварий на электростанциях, — подтвердил Крюков.
— Я говорю не о нескольких авариях, — возразил священник. — Дело может обернуться более страшными бедствиями.
— Взрывом на атомной станции? Вроде Чернобыля?
— И даже хуже. Иди, — священник незаметно перешел на "ты". — Сейчас от тебя зависит очень многое.
— Что именно? — не понял Крюков.
— Думай и решай сам. Благослови тебя Бог, — священник осенил его крестом, повернулся и направился к храму.
Крюков сидел в салоне рябухи и чувствовал себя полным идиотом.
Ему приходили на ум дурацкие гонконгские боевики, где герой непременно должен был набить морду вселенскому злу, воплощенному в каком-нибудь конкретном мерзавце, и тем спасти весь мир. Его собственное положение было гораздо глупее. Он не знал, кого следует бить.
Крюков постарался вернуться к записной книжке Антона. Он отдал ее Ирине, но сделал для себя выписки. Его беспокоила цепочка "Армагеддон генерал — Фейерверк". Он искал в ней причинно-следственную связь и одновременно боялся найти ее. Потому что это означало катастрофу. Причем не только финансовую и не только компьютерную.
На генерала в записной книжке тянула только фамилия "Павлов".
Других генеральских фамилий Крюков в ней не обнаружил, либо просто не знал.
Против фамилии Павлова и телефона стояла запись: "Боженово". В Боженово Антон с друзьями монтировал и налаживал Юнител в какой-то воинской части. Чуть ли не в стройбате. Возникал вопрос — зачем в стройбате компьютерная сеть? Выходило, что там или не стройбат, или не только стройбат. В Боженово вели также следы наркоторговцев.
По опыту Крюков знал — с армией шутить опасно. Если запахло кирзовым сапогом, будь начеку. Если чего не сопрут, так взорвут. А вдруг в самом деле, кто-то в стройбате хочет устроить небольшой новогодний фейерверк?
Следовало хорошенько поинтересоваться этим самым стройбатом, который скромно притулился за парком Боженово. Тем более, что это было любимое место творческих прогулок Мясника.
— Гарнизон Боженово? Вот он у меня где! — Жора Кривоносов, старый приятель Крюкова, участковый инспектор, на территории которого находилась эта воинская часть, провел ребром ладони по горлу.
Крюков привел его в стекляшку и они уже с полчаса потребляли разливное пиво, доставляемое прямо с завода в запаянных бочках. При этом друзья не пренебрегали и водочкой.
— Половина заявлений приходит на их стройбатовцев. Драки, грабежи. Мясник — опять же недалеко от них орудовал. Но это ты сам знаешь.
— Знаю. Ты расскажи, что у них внутри делается.
— А что внутри? Ты в армии служил? Тогда сам знаешь. Бардак внутри. Командир части — полкан по фамилии Шут, год до пенсии — генерала как своих ушей не видать. Но до дембеля точно не доживет — сопьется, — Жора пьяно икнул. — Все свои склады сдал в аренду под фальшивую водку.
Все об этом знают, а внутрь сунуться — ни-ни. Потому что армия. Непобедимая и легендарная, будь она… У них военная прокуратура, которая сам знаешь, мышей ловит еще лучше нашей. Но с полгода назад поступила к нам заява — в пустой казарме держат заложников. Тут уж мы, никакую военную прокуратуру не предупреждая, налетели и проверку учинили по всем статьям. Чего только не нарыли! Водки фальшивой четыре грузовика вывезли, там же, в старом гараже, и цех по розливу был. Работали хохлы бесколодошные. Их же по совместительству и в рабство на окрестные стройки сдавали.
— А заложников нашли? — спросил Крюков.
— Нашли. Они в ружпарке сидели, в той же казарме, где хохлы жили.
После этого все, вроде, затихло. Во взвод охраны, я слышал, контрактников наняли. Те же бомжи, только в погонах. Так что, думаю, и это затишье ненадолго. Ты с нашими операми из отделения поговори, они тебе подробнее расскажут. Ну что, давай еще по пятьдесят водочки? Заведение угощает.
Воинская часть, известная в народе как "гарнизон Боженово", где служил майор Еремин, была кадрированной. Не кастрированной, а кадрированной, хотя, в сущности, разница между этими понятиями небольшая. Это означало, что количество нижних чинов личного состава было доведено в ней до невозможного минимума.
Для грязных работ при части держали роту стройбата — взвод "негров" и взвод "китайцев". Взвод охраны был набран из контрактников. Все остальные должности занимал немногочисленный офицерский состав. В случае войны непобедимая и легендарная Красная армия обещала прислать подкрепления количеством легион, а пока велела отдуваться не числом, а умением. По вине шлявшихся за водкой в самоволку воинов- строителей гарнизон Боженово и считали стройбатом.
Но главным засекреченным объектом гарнизона Боженово был экстренно созданный здесь после мятежа 93-го года резервный дублирующий командный пункт с пультом управления "ракетами возмездия". То есть стратегическими баллистическими ракетами, все еще торчащими в своих стартовых шахтах от Камчатки до Кенигсберга.
В свое время пульт на деньги американцев был оснащен суперсовременной охранной системой. Такой же системой должны были оснащаться и другие ядерные объекты страны. Но армейское руководство здраво рассудило, что отпущенные на это огромные деньги разумнее прикарманить, а одну и ту же охранную систему можно демонтировать и по примеру светлейшего Потемкина возить с объекта на объект, предъявляя по мере надобности приемно-контрольным комиссиям.
Гарнизон располагался в границах Москвы, в густом лесу за лесопарком Боженово. С двух сторон его отрезали от окружающего мира болотистые речки, с третьей — Московская кольцевая автодорога. Чужие сюда и раньше не забирались. А с тех пор, как окрестности парка превратились в охотничьи угодья Мясника, лесные тропинки вокруг гарнизона и вовсе обезлюдели.
По штатному расписанию майор Еремин должен был дежурить на пульте через трое суток на четвертые, но начавшиеся гуманитарные бомбежки Чечни, затем Сербии и снова Чечни заставили его ходить на работу вдвое чаще. За те же деньги, к тому же получаемые с задержками. Складов оружия в части не было, воровать и продавать было нечего. Положение спасали большие ангары, которые командир сдавал в аренду коммерсантам и выделял для их охраны трехсменный круглосуточный пост.
Майор Еремин готовился заступить на очередное суточное дежурство.
Его ждал "стакан". Не граненый и не ГАИшный, а ракетно-стратегический.
Кто служил — знает.
Стакан представлял собой кабину размером с двойное купе пассажирского поезда. Кабина находилась в подземном укрытии. Снизу она была подпружинена мощными рессорами и имела автономную систему энергообеспечения. Майор прошел шлюзовую камеру. "Стакан" был герметичен и имел внутри избыточное давление, которое поддерживалось за счет подачи сжатого воздуха на случай применения снаружи отравляющих газов.
По штатному расписанию дежурить должны были двое. Более того, сам пуск баллистических ракет осуществлялся только одновременным нажатием двух кнопок. Но все это осталось в далеком прошлом. В связи с сокращениями схема была перемонтирована в расчете на одного дежурного.
При других обстоятельствах это могло бы представлять немалую опасность. Но сейчас, когда со многих ракет были сняты боевые части, а сами ракеты имели нулевые полетные задания, то есть были нацелены в никуда, майор Еремин, как и его коллеги, относились к своей работе как к почетному ничегонеделанию. Временами у него создавалось ощущение что о существовании резервного пульта управления просто забыли.
Еремин сменил на посту капитана Морозова. Они ограничились лишь общими фразами. Друзьями они не были. Морозов был молодой, напористый без году неделя как переведенный из Забайкальского военного округа хам. Поговаривали, что причина его успехов — удачная женитьба. И если Еремин расценивал свое назначение как конец карьеры, то для капитана Морозова оно выглядело скорее трамплином.
С некоторых пор Морозов стал замечать, что в их часть зачастил, а потом и прочно в ней окопался, генерал Павлов. С командиром части у генерала сложились самые тесные отношения. Тот даже предоставил генералу кабинет бывшего замполита.
Генерал сразу занялся реконструкцией хоздвора. В частности перестроил старую баню в роскошную сауну, куда стали регулярно наведываться как командир гарнизона, так и высокие начальники на дорогих машинах.
Неожиданно генерал воспылал дружбой и к дежурившим на пульте офицерам. В частности, несколько раз подъезжал к Еремину с предложением зайти попариться. Еремин на предложение дружбы не купился и париться отказался. А Морозов вдруг стал завзятым любителем банной процедуры.
Все это майору Еремину сильно не нравилось, но его мнения никто не спрашивал.
Сегодня Морозов понравился майору еще меньше. Капитан выглядел каким-то пришибленным и торопился уйти. Майора насторожил сладковатый запах перегара, ощутимо заметный в сжатой атмосфере "стакана".
— У тебя что, кто-то был? — спросил майор.
— Нет, с чего ты взял? — капитан перепугался еще больше.
— Утром синие "жигули" через проходную выезжали. Значит кто-то из компьютерщиков ночью приезжал. А куда они могут приезжать? Сюда или в сауну. Потому и спрашиваю.
— Нет, здесь никого не было, — неубедительно соврал капитан и поспешно отвалил.
Заступив на дежурство, майор Еремин проверил книгу записей, прошелся по приборам и убедился, что вверенная ему аппаратура функционирует. После этого на повестке дня осталась одна задача — скоротать сутки. Еремин придвинул поближе клавиатуру компьютера.
Ввиду особой секретности компьютерная система пульта управления не имела выхода в Интернет. Но недавно аппаратуру модернизировали и подключили к сети Юнител. Это должно было свести на нет риск самопроизвольного запуска ракет в момент наступления двухтысячного года.
Майор полазил по Юнителу, посмотрел какие-то мультики, попил чаю из термоса. Неожиданно он заметил, что компьютер второго номера дежурного расчета не выключен.
Еремин выругался. В тесном помещении вставать и лезть между приборами в дальний угол "стакана" было сущим наказанием. Пробравшись на место, Еремин хотел было выключить прибор, но решил поглядеть, чем занимались ночью Морозов и его гость.
Майор зажег темный экран. Перед ним была какая-то сложная разветвленная структура.
Еремин посмотрел в нижнюю строчку, чтобы определиться. Он находился в сети Юнител. Затем шло название "апекс". После этого значилось "Фейерверк". Майор знал, что с центрального компьютера, за пультом которого он сейчас сидел, можно входить в любые закрытые сайты.
"Подтвердите правомерность доступа", — потребовала красная табличка в центре экрана.
Майор просто нажал на "Enter" и она пропала. Он получил доступ к программе "Фейерверк". Когда он начал читать, ему стало страшно.
Местные опера подтвердили Крюкову факты, изложенные участковым инспектором Жорой Кривоносовым.
— Задолбал нас твой бессмертный гарнизон, — с жаром высказал ему один из сыщиков, внешне скорее похожий на быка-рэкетира. — То бомжей-строителей селили. Из рабов — с Украины, с Молдавии, с Белоруссии.
Убийства по пьяни — под каждый праздник как по соцобязательству. Потом заложников в ружпарке держали. А сейчас набрали в батальон охраны каких-то темных контрактников. По-моему сплошные наркоманы и отморозки.
Повязали недавно двоих — под кайфом были, в местной забегаловке мебель ломали. У обоих татуировки одинаковые на левом плече…
— Череп с крылышками? "Ошбон"? — подсказал Крюков.
— Откуда знаешь?
— Довелось стыкнуться. И зачем они здесь, как думаешь?
— И гадать нечего — наркоту они там хранят в своем гарнизоне.
— А почему молчите? — удивился Крюков — С армией связываться? Ну их на хрен. Мы после того рейда за заложниками достаточно говна нахлебались. Причем, знаешь, что интересно? — интригующе произнес похожий на бандита опер. — На секретном военном объекте время от времени негры крутятся.
— Американцы, что ли?
— Не, из Нигерии. Вот бы им туда человечка внедрить.
— Почему не внедрить? Можно, — хитро прищурился Крюков. — Поможешь?
— Нет базара. Спросишь Волоху Долгополова. Это я, — представился крепыш-опер. — Есть там у меня один мужик — доверенное лицо. Он тебе поможет.
Крюков с Долгополовым ударили по рукам и на этом расстались.
Чем дольше майор Еремин вчитывался в содержание программы "Фейерверк", тем страшнее ему становилось. Несомненно, программа появилась в результате недавней модернизации и подключения к Юнителу. Вопрос состоял в другом. По чьему приказу это было сделано?
А что, если это действительно задание командования?
Какого командования? Дать задание на пуск и подрыв баллистических ракет стратегического назначения мог только сам президент страны, а он, при всех своих недостатках, не был сумасшедшим. Здесь же явно поработал маньяк. Компьютер выдал и новые полетные задания — ракеты были перенацелены на крупнейшие города мира — Нью-Йорк, Лондон, Северную Корею и Москву!
Еремин закрыл глаза. Постарался выстроить общую схему и от нее идти к частностям. Это он умел делать, так как обладал даром аналитика. Из противоречивых вариантов он выбирал наиболее вероятные, какими бы странными они не казались.
Установку Юнитела принимала комиссия специалистов из штаба и прозевать такое они не могли. Получалось, что по заказу генерала Павлова кто-то из компьютерщиков доработал схему в свободное время. Точнее во время дежурства капитана Морозова.
С ним он и решил переговорить в первую очередь.
Генерал Павлов был зол. Не тем он занимался все последнее время.
Политика, дебаты дурацкие. А ведь с сопливого школьного возраста знал присказку про жизнь, которую надо прожить так, чтобы… и так далее.
Из Думы он проехал прямо в Боженово и забурился в сауну. С собой привез девок, но ни они, ни выпивка настроения не поднимали.
Выйдя из парилки он обрушился в бассейн с ледяной водой и лежал там неподвижно, пока не заломило кости. Он выскочил оттуда и направился в комнату отдыха. Там в окружении Полковник Шут, посиневший с перепоя, и по причине нездоровья еще не заходивший в парилку, развалился на широченном массажном столе в обществе сразу двух телок. Он с усмешкой посмотрел на генерала:
— Ты что, Петя, такой хмурый ходишь последнее время?
— Хреново мне, Вася, — проворчал генерал. — А почему хреново — даже тебе сказать не могу.
Дверь в коридор приоткрылась и в нее заглянул водитель генеральской машины:
— Петр Дмитрич, — позвал он шефа. — Там вас парень один спрашивает.
Компьютерщик, которого Антоном зовут.
— Он что, подождать не может? — окрысился генерал.
— Нет, говорит — очень срочно.
— Хорошо, скажи, сейчас подойду, — нехотя согласился генерал и принялся одеваться.
Сдав смену, майор Еремин отправился разыскивать капитана Морозова. После вчерашнего утра, когда он сменился с дежурства, его никто не видел. Еремин знал место, где надеялся почти наверняка застать капитана. Это была бывшая офицерская чайная, ныне обычная забегаловка, где собирались за стаканом поделиться обидами на жену и страну господа офицеры.
В зале было пусто. Только за столиком в дальнем углу пил пиво бывший командир батальона химзащиты, ныне отставной подполковник Момот. Еремин взял себе бутылку "Хамовников" и подсел к нему.
— Как бизнес? — спросил он отставника.
— Не жалуюсь, — самодовольно ухмыльнулся тот. — А ты с дежурства?
— Так точно.
— И не надоело табуретку на прочность испытывать?
— Не говори, — Еремин устало махнул рукой. — Не понимаю я такой службы. Ни то, ни се. Скорее бы выслуга, да на пенсию.
— Да плюнь ты на эту выслугу, — посоветовал Момот. — Иди в мою фирму. Мне толковый помощник нужен. А то от дружбана твоего никакого проку. Помощник называется! Ему бы не работать, а статейки только пописывать. Сенсации все ищет.
При увольнении Момот ухитрился, что было не особенно трудно, приватизировать полностью укомплектованную дозиметрическим оборудованием машину радиационной и химической разведки и теперь открыл фирму по обнаружению зон повышенной радиации.
— Я подумаю, — пообещал Еремин. — Слушай, ты Морозова не встречал?
Он мне до зарезу нужен.
— Не помню, — Момот сдвинул густые брови и изо всех сил напряг память. — Постой, вчера вроде он тут в говно нажрался. Парень какой-то с ним был, не наш, гражданский. Сейчас, погоди! У меня память — капкан.
Ничего не пропадает, только вынимать долго. Ага! Вспомнил. Антоном его звали. Морозов ему все: "Антоша, давай еще по одной"! А тот не дурак.
Ему наливает, а сам не пьет. А потом уволок его куда-то. Парень этот на голубых "жигулях" был. Так, наверно, домой и отвез?
— Нет его дома, я заходил, — ответил Еремин. — Жена говорит, как вчера ушел, так и не появлялся.
— Ладно. Не иголка, найдется, — махнул рукой Момот. — Ему же на смену завтра. Проспится и придет.
"А если не придет"? — подумал Еремин, но вслух говорить не стал.
Он поднялся:
— Пойду и я отсыпаться. А над твоим предложением подумаю.
— Вот-вот, подумай, — произнес Момот.
Майор Еремин вышел на улицу. Ночью слегка подморозило. Городок выглядел унылым и запустевшим. Он встряхнулся. Разговор с Морозовым не состоялся, значит нужно идти дальше.
В гарнизоне Боженово, как и в каждой воинской части был свой особист. Наследники пресловутого "СМЕРШа", ставшие позднее Третьим управлением КГБ. Как правило это был бездельник в майорском, а то и подполковничьем звании. В повседневной жизни от осообистов не было ни вреда ни пользы. Но сейчас Еремину нужен был именно особист.
Боженовского особиста все звали Особняком. Он и держался особняком — положение обязывало. Ни с кем близко не дружил, в генеральской сауне замечен не был, пил умеренно. С Ереминым они не то, чтобы были приятелями, но часто устраивали зимой лыжные кроссы, любили погонять мяч в спортзале и пару раз вместе выезжали на охоту.
Еремин нашел его не в штабе, где у того был собственный кабинет а на площади между штабом и клубом. Трое солдат местной пожарной команды с помощью лестницы пытались навесить на огромную старую ель росшую перед клубом, гирлянду из раскрашенных лампочек. Особист с видом курортника прохаживался рядом и давал ценные творческие указания.
— Тебя можно на секунду? — Еремин отозвал его в сторону.
— Что-то экстренное? — недовольно скривил губы Особняк.
Еремину его гримаса не понравилась. Если секунду назад он собирался выложить все, что узнал, то теперь он решил вести разговор осторожнее.
— Что ты думаешь про нашу компьютерную сеть? — спросил он.
Особняк посмотрел на него удивленно:
— Про Юнител? Нормальная структура. Я сам был в комиссии по приемке. А что, собственно случилось? Неужели дала сбой?
— Вроде нет. Ты не обратил внимания на файл "Фейерверк"?
— Неужели ты думаешь, что я заглядывал в каждый файл? Говори ты толком, что тебя не устраивает! Видишь, ответственной работой занимаюсь.
Без вмешательства Особняка дела у солдат пошли гораздо быстрее.
— У меня создалось впечатление, что в наш главный компьютер кто-то залезал после приемки его комиссией, — сообщил наконец Еремин.
— Что? У нас в части шпионы? Американцы? Японцы?
У Особняка от такой новости глаза на лоб полезли. Неужели прошляпил? Наряжать громадную елку в Москве все же гораздо легче, чем карликовую пихту где-нибудь в заполярной тундре. Особняк сразу представил себе именно такую перспективу.
— Нет, — успокоил его майор. — Не японцы. Подозреваю, что это все те же наши компьютерщики под руководством генерала Павлова.
Услышав это, Особняк сразу расслабился:
— Фу, блин, чуть заикой не оставил. Отдыхай. Говорю только тебе, — Особняк понизил голос и с подозрением огляделся. — Генерал здесь не просто так. У него особое задание. И вообще — он, может, президентом завтра станет! Думай, на кого рашпиль подымаешь! Поэтому забудь все что хотел мне сказать и сделай вид, что ничего не слышал. Ни мне, ни тебе лишний геморрой не нужен.
И Особняк как ни в чем не бывало отвернулся к елке и заорал на солдат:
— Выше поднимай! Цепляй за ветку!
Майор шел по улице и размышлял. Если здесь замешаны высокие инстанции, ломиться в официальные двери бесполезно. Только лоб расшибешь.
Он не видел как Особняк после его ухода бросил бойцов с елкой на произвол судьбы и помчался в свой кабинет звонить генералу Павлову.
Дома Еремин постарался заснуть, но у него ничего не получалось.
Провалявшись с час без сна, он поднялся, прошел в кухню и достал из холодильника неполную бутылку водки. Налил полстакана и выпил без закуски. В голове зашумело, но легче все равно не стало. Захотелось курить. Он достал из кармана пачку сигарет. От неловкого движения сигареты рассыпались по полу. Майор нагнулся, чтобы подобрать их и тут стекло со звоном разбилось.
На этот звук жалобным звоном откликнулась кастрюля с полки на противоположной от окна стене. Майору не нужно было объяснять, что в он случайно избежал верной смерти. В него только что стреляли.
Еремин полежал на полу, потом осторожно поднялся и выглянул из-за занавески. Его дом был крайним. Окно кухни выходило прямо в лесопарк.
В отдалении виднелись верхние этажи жилого массива. Майор прикинул траекторию полета пули. Скорее всего стреляли с крыши одного из жилых домов. Оперативно. Кто стукнул — Момот или Особняк? Момоту он ничего не сказал. Почти ничего. Но если тот в курсе, об остальном мог и сам догадаться. Но скорее заложил Особняк. Тогда совсем плохо. Этот в авантюру не полезет, значит за всей историей с "Фейерверком" действительно стоят большие люди, способные приказывать.
Власть плюс насилие равняются беспределу. Майору следовало серьезно побеспокоиться о своей жизни.
Он собрал самое необходимое — документы, деньги. Но прежде чем скрыться, следовало оставить страховку. Еремин пощупал в кармане дискету, на которую сбросил часть файла "Фейерверк". Этого материала было вполне достаточно, чтобы свалить и генерала Павлова, и тех сумасшедших, кто за ним стоит. Но сначала нужно было доставить его по назначению. Требовалась помощь надежного человека. Друга. И такой друг у Еремина имелся.
Валерий Жданько был сыном бывшего замполита части. Он и сейчас жил в старой отцовской квартире неподалеку от штаба, хотя из армии давно уволился. Когда-то Валерий был военным журналистом, его статьи печатали даже в "Красной звезде". Во время великой смуты он попал под сокращение одним из первых по причине строптивого нрава.
Валерий жил на вольных хлебах, печатал свои статьи в самых разных газетах и журналах на самые разные темы. Но все они имели общую родовую черту — сенсационность. То он доказывал, что Дмитрий Донской и Мамай — одно лицо, то утверждал, что план "Барбаросса" был разработан в советском Генеральном штабе по заказу немцев для наступления на Англию, но коварный Гитлер в последний момент приложил к глобусу зеркало и двинулся на восток вместо запада. В фирму Момота Валерий влился по единственной причине — чтобы из первых рук получать секретную информацию об экологически опасных зонах Москвы и Подмосковья.
Когда Еремин, тщательно проверяясь, задами пробрался к нему домой, Валерий напряженно работал.
— Я тебя оторву ненадолго, — предупредил его майор.
— Ерунда, я почти закончил, — отмахнулся друг. — Для одного военно-исторического журнала написал статью о Бородинской битве. В ней я мотивированно доказываю, что русская армия могла и должна была остановить Наполеона у Бородина, если бы не пассивность Кутузова.
— В каком смысле пассивность? Я недавно по телевизору слышал, что Кутузов был педиком, — нахмурился Еремин. — Какой-то бред собачий.
— Вопрос, конечно, интересный. Но вообще-то я имел в виду его качества полководца, а не сексуальную ориентацию. Статья будет называться: "Пассивный главнокомандующий". Пусть каждый понимает в меру испорченности. Так чего ты хотел?
По мере того, как Еремин рассказывал, глаза Валерия разгорались огнем. Он постоянно перебивал майора и еле дослушал до конца.
— Мне все ясно. Это бомба! Дискета у тебя?
— Вот она, — Еремин протянул другу пластмассовый прямоугольник.
— Давай я сделаю копию. Мало ли что случится?
Скопировав дискету, Жданько взялся за телефон.
— Кому ты хочешь звонить? — насторожился майор.
— Есть у меня один приятель из местной ментовки. Я ему по мелочи помогаю. Помнишь, когда здесь заложников освобождали? Моя работа. Теперь его очередь нам помочь. Не ждать же, пока нас перестреляют. Алло?
Отделение? Розыск? Долгополова можно попросить? А когда он будет? Нет спасибо.
— Мента моего нет, — сказал он, положив трубку, — а незнакомым доверять опасно. Будем прорываться сами. Ты вооружен?
Майор показал ему свой табельный пистолет, который так и не сдал после дежурства. Валерий снял со стены большой кавказский кинжал, привезенный из командировки в Чечню.
— Я предлагаю выйти с разных сторон, пройти через лес и встретиться у метро, — сказал Еремин.
Так они и поступили. Валерий вышел через КПП и пошел по дороге вдоль границы парка. Еремин пролез в дыру, которыми изобиловал забор вокруг городка, и двинулся напрямик по тропинке.
Валерий предполагал, что его дорога длиннее. Но когда он добрался до метро, майора там не было. Он подождал его еще полчаса, потом осторожно двинулся по тропинке в сторону гарнизона. Начинало темнеть.
Их обоих нашли только на следующее утро. Юный лыжник Петя Кадушкин отошел в сторону от накатанной лыжни, чтобы справить малую нужду и неожиданно обнаружил в снегу окровавленные трупы.
Позже экспертиза установила, что майор Еремин был убит несколькими ударами большого ножа, весьма вероятно того самого кавказского кинжала, который находился в руке убитого Валерия Жданько. Гражданин Жданько был застрелен в упор из табельного пистолета майора.
Картина обоюдного убийства для следствия вырисовывалась совершенно очевидная: после совместного распития и так далее. Непонятно было одно — зачем их понесло выяснять отношения в глубокий сугроб, словно они знали, что погибнут оба и не хотели, чтобы их тела нашли до весны.
Опер Долгополов сам позвонил Крюкову.
— Помнишь, я тебе говорил, что у меня в гарнизоне Боженово человек свой имеется? Так вот: нету больше этого человека. Убит. И буквально перед смертью он мне позвонил, что-то передать хотел. Но не застал.
— Я еду к тебе, сам все расскажешь, — ответил Крюков.
Возле рябухи Крюкова ждал Марафет. Как только Крюков открыл дверь, тот сразу забрался в машину. Крюков хотел было его шугануть, но был заинтригован метаморфозой облика стукача. Обычно жизнерадостный нигериец сейчас выглядел мрачнее гаитянского колдуна:
— Его убили! — сообщил он замогильным голосом.
— Кого убили? Не понял, — мысли Крюкова крутились совсем в другой области.
— Моего племянника, — ответил Марафет. — Убили. Зарезали большим ножом. Помоги мне отомстить. Ты мне друг или портянка?
— Пусть я портянка, только отстань, — проворчал Крюков. — Ты хоть знаешь, кто это сделал? Или только догадываешься?
— Конечно знаю. Это те новые люди, которые подгребли торговлю Касьяна. Помоги мне их убить! Вместо отца мне будешь!
— Иметь такого сына? Ты полагаешь, что мне будут завидовать? Неужели все негры такие глупые, какими их в кино показывают?
— Слушай, беложопый, ты мне поможешь отомстить? — заскрипел своими ослепительными зубами Марафет.
— Милиция не карательный орган, а правоохранительный, — постарался остудить его пыл Крюков. — Чтобы тебе помочь, мне нужна информация.
— У тебя будет вся информация, — затряс головой Марафет. Помоги мне их убить!
— Найми колдуна вуду. Кого-нибудь из темных злых сил, — посоветовал Крюков.
— Ты самая злая сила из всех, кого я знаю. Правда я не так уж много видел, — признался Марафет. — Говори, белый брат, чем я могу тебе помочь?
— Я должен внедрить к ним своего человека, — продолжал Крюков. — Ты мне поможешь?
— Помогу. Но у меня нет товара. Если твой человек придет с пустыми руками, ему не поверят. Его либо убьют, либо не пустят дальше двери.
— Тогда как ты сможешь мне помочь? — в недоумении пожал плечами Крюков.
— Сегодня у тебя будет товар, — заверил Марафет. — Приехал гонец из дома.
— Блин! Очередная партия черного героина? Прикажешь у него из жопы контейнеры выковыривать?
— Выковыривать не надо. Товар будет в пакете, в бардачке машины.
Вечером я скажу тебе номер и адрес.
Крюков заскочил в контору и покрутился для вида в отделе. Он сказал, что скоро закроет больничный и сразу после Нового года приступит к работе. Начальство эта новость отнюдь не обрадовала.
В кабинете следователей Крюков много суетился, выдул полчайника чаю и приставал к девочкам-практиканткам, пока не подобрался к сейфу с вещдоками. Перебирая как бы в рассеянности шмотки задержанных им гонцов, он незаметно выудил из папки сложенные туда паспорта. Украдкой открыв их и придирчиво исследовав, он счел, что Якубу Азикиве больше похож на Мерфи, чем Джон Оматосо. Поэтому он прихватил с собой паспорт Якубы и свалил незаметно. Как Ленин с елки.
Тем временем пробил час, установленный Марафетом для перехвата наркокурьера. Изучив маршрут движения курьера, Крюков выбрал местом задержания лесную дорогу на окраине Боженовского лесопарка. Перед выдвижением Крюков устроил смотр своим силам.
Птенчик и Грека сами предложили свою помощь. Местный сыщик Долгополов также посчитал для себя участие в деле обязательным. Чтобы не показаться расистом, Крюков включил в состав группы Мерфи и Марафета.
— Все в сборе? Тогда по коням, — сказал Крюков.
— Куда? — перепугался Марафет. — Никуда я не поеду! Задолбали, беложопые! Ваще бедному негру некуда податься! Я вам и так курьера сдал.
У меня, между прочим, семья!
— Ерунда, — попытался уговорить его Крюков. — Нам без тебя не обойтись. Всех делов — полежишь минут пятнадцать, изображая убитого негра.
Ни за что, ни про что.
— Я не артист, я стукач, — отрезал Марафет. — Пусть вон эта голливудская рожа изображает убитых негров!
С этими словами он трусливо дезертировал. Остальные на двух машинах тронулись в путь.
Крюков поставил Птенчика с Грекой со своей рябухой на дальних подходах, где дорога превращалась в просеку. Они должны были пропустить объект, после чего перекрыть дорогу случайным машинам. Общение с курьером предполагало некоторую интимность обстановки и посторонние могли этому помешать.
Основные силы расположились на повороте. Здесь Крюков для верности перегородил просеку колючей лентой типа "еж". Чуть подальше поставили "жигули" Долгополова. За руль усадили Мерфи он изображал убитого.
В салоне горел свет и "труп негра" был хорошо заметен.
Ждать им пришлось не более получаса. Совсем стемнело, когда на просеке появился свет фар и из-за поворота показалась старая "тойота".
На предложение остановиться водитель не отреагировал. Проколов колесо, машина пошла юзом и воткнулась в дерево. Черный водитель, одна из нынешних русских реалий — банальная встреча с негром на лесной дорожке — ткнулся лбом в одноименное стекло и на некоторое время застыл в шоке.
Крюков подскочил к машине и рванул дверь на себя. Долгополов страховал на шаг сзади и сбоку.
— Джамбо, брат! — поприветствовал Крюков курьера. Вылезай, не бойся.
Но тот вцепился в руль и уперся ногами в пол.
— Не бзди, бить не будем. Мы ведь из милиции, а в милиции не бьют, — на всякий случай сообщил Крюков, но никаких удостоверений предъявлять не стал.
Негр немного расслабился и осторожно начал вылезать из машины с поднятыми руками.
Крюков отвернулся от него и подмигнул Долгополову:
— Ну что, начали? — и заорал. — Я тебе говорю — это он! Больше некому! Попался, проклятый торговец наркотиками!
И потащил курьера из машины за шиворот.
— Ты и про того говорил: "Он! Он!"! — Долгополов указал на стоявшую рядом машину, из двери которой неподвижно свесился Мерфи. — Ты что всех негров в тачках перемочить собрался?
Увидев "мертвого" Мерфи, его черный собрат вытаращил глаза и утратил дар речи. Он решил, что живым ему не уйти.
— Права! — прошипел не разжимая губ Мерфи. — Зачитай ему права или я сейчас вылезу!
— Ладно, окей, бюрократ, несчастный. Только не двигайся, все испортишь! — проворчал Крюков и объявил задержанному:
— Ты задержан как лицо африканской национальности по подозрению в шпионаже и неуплате налогов. Ты имеешь право в течение десяти минут найти себе адвоката. Советую выбрать меня. Отныне все, что ты скажешь умрет вместе с тобой. Ты можешь выбрать для себя расцветку гроба и заказать погоду на день кремации. Я что-то забыл? Ах, да! Твое последнее желание — картечь или жакан?
В глаза утратившему дар речи наркоторговцу уставились черные жерла обреза двенадцатого калибра, огромные, как пушки "Авроры".
— Картечь в правом стволе, жакан в левом, — пояснил Крюков. — Стреляю! Бай-бай!
Патрон, заряженный водой, прогрохотал в лесной тишине, прошел над макушкой задержанного и сбил снег с соседних веток. Смертельно испуганный наркоторговец в полной уверенности, что по его курчавой макушке чиркнула пуля или картечный заряд, бросился бежать обратно по просеке с быстротой раненого зайца.
— Принимайте клиента, — сообщил Крюков по рации Птенчику и Греке.
Крюков залез под заднее сиденье "тойоты", извлек оттуда пакет с белым порошком и взвесил его в руке.
Прилично, — определил он. — И нигерийскому другу на срок хватит, и Мерфи не с пустыми руками в гости отправим. Молодец, Марафет. Не соврал.
— Ты, надеюсь, понимаешь, что все это сплошное беззаконие? — спросил Долгополов.
— Конечно, — пожал плечами Крюков. — Но не больше, чем обычно. А что?
— Нет, ничего. Я просто так спросил, — Долгополов направился к своей машине, из салона которой все еще свешивался Мерфи.
— Эй, мистер Якубу Азикиве! — крикнул Крюков американцу. — Очнись и вылезай. Свою роль Тени Отца Гамлета ты исполнил великолепно. Я бы тебе Оскара присудил за второстепенную мужскую роль. Главную, понятное дело, мы с Волохой пополам поделили. Вот с этим пакетиком ты и пойдешь внедряться к нашим друзьям. Только ментам с этим грузом не попадайся.
Лет на десять упакуют. Хорошо хоть ****ашку на какое-то время удалось нейтрализовать.
Но в этом Крюков ошибался.
В отношение младшего лейтенанта Иванашко было возбуждено служебное расследование. От работы он был отстранен, но служебного рвения не утратил.
Сцену на лесной дороге он наблюдал от начала до конца и скрипел зубами оттого, что не мог выскочить из своего укрытия и арестовать всех ее участников. Оставалось выбрать удобный момент, чтобы выбить из цепи главное звено. Таким звеном был Мерфи. Пробраться в машину для Иванашки было не проблема. Автомобильные замки он щелкал как семечки.
Иванашко успел окоченеть, пока Крюков с Долгополовым поменяли дырявое колесо "тойоты". Наконец ремонт был закончен. Долгополов полез в свою машину прогревать движок, а Крюков отвел американца в сторону чтобы дать последние инструкции.
По легенде Мерфи был нигерийцем, который несколько лет прожил в Соединенных Штатах, откуда был выслан за компьютерные мошеничества и подозрения в торговле наркотой. Легенду помог составить Марафет. С его подачи Мерфи вызубрил необходимую информацию — кто, от кого и что везет. Но в качестве основного пропуска должна была сработать его темная внешность и пакет героина в тайнике под сиденьем машины.
Мерфи уселся за руль "тойоты", помахал операм и потихоньку двинулся дальше по лесной дороге.
Не доезжая до условленного места, Мерфи вдруг услышал за спиной возню. В зеркало заднего вида он увидел руку с пистолетом.
— Грабли в гору! — послышался напряженный голос.
Мерфи никогда не видел младшего лейтенанта Иванашко, поэтому лицо его ничего ему не сказало. Американец резко затормозил. Пистолет больно ткнул его в затылок. Мерфи едва успел уклониться влево, как над его ухом громыхнул выстрел, брызнули осколки стекла и в нос ударил кислый дух сгоревшего пироксилина.
Он обернулся, перехватил руку нападавшего и ударил его локтем в лицо. Тот выругался, рванулся и вывалился в открывшуюся заднюю дверцу.
Мерфи только успел заметить, как тот зигзагами скачет между деревьями.
Иванашко не успел уйти далеко. Не рассчитав траекторию, он с силой врубился лбом в неохватный липовый ствол, замер и тяжело опустился на снег.
Мерфи вылез из машины и увидел как впереди мелькнул свет фар.
Навстречу ему вырулили синие "жигули". Машина остановилась и из не вышел человек. В свете фар его машины Мерфи был как на ладони.
Человек посмотрел на него, потом на номера его машины, отметил пробоину в лобовом стекле и громко спросил:
— Эй, приятель, ты случайно не заблудился?
— Наверно я не там свернул, — ответил Мерфи. — Я ищу склад фирмы "РИФ".
— Джамбо, брат. Я тебя давно жду. Что случилось? Кто стрелял?
— Наверно менты, — предположил Мерфи. — Они устроили засаду, но я ушел.
Незнакомец сделал несколько шагов в сторону упавшего Иванашко.
— Это ты его заделал?
Мерфи в ответ лишь многозначительно пожал плечами.
— Окей, — усмехнулся незнакомец. — Давай отсюда сваливать по-быстрому. И от машины придется избавиться.
— Бросить ее здесь?
— Зачем же? Отгоним в гараж, перекрасим и продадим. Садись за руль и двигай за мной.
— А с этим что делать? — кивнул Мерфи в сторону бесчувственного Иванашки.
— Пусть валяется. К утру снегом присыпет, до весны отдохнет. Как медведь. Бурый.
Незнакомец усмехнулся. Он сел в свои "жигули", развернулся и двинулся впереди. Мерфи держался сзади. Он беспокоился за напавшего на него идиота и гадал, как сообщить о нем Крюкову.
Иванашко вопреки прогнозу пролежал в сугробе недолго. Ранним утром юный лыжник Петя Кадушкин по обыкновению совершал утреннюю пробежку. Неудобство в мочевом пузыре снова заставило его сойти с лыжни и оросить свежевыпавший снег желтеньким. К своему ужасу он вдруг увидел выступившее из сугроба человеческое лицо. Снова труп?
— Ты, твою мать, на кого ссышь? В глаз попал, сука! Тьфу!
Из-под снега появился сильно забрызганный, кривой от возмущения и попавшей в глаз мочи младший лейтенант Иванашко. Петя Кадушкин не так испугался очередной находки, как того, что найденыш внезапно ожил.
Когда Петя Кадушкин наконец излечился от полученного заикания и нервического подергивания правого глаза, то решил навеки завязать с лыжами и целиком переключился на пиво и девочек.
На следующий день Крюков и местный опер Долгополов решили прогуляться по военному городку. В гарнизоне Боженово Крюкова и Долгополова встретили без признаков радости. Крюков подумал, что если бы не местный сыщик, одного его вообще не пропустили бы дальше проходной. Легенда у сыщиков была железная — опросить жителей в связи с двойным убийством по соседству.
Дежурный офицер вызвал сержанта-контрактника из взвода охраны и поручил ему поводить непрошенных гостей по территории военного городка.
Сержант почесал слегка припухшую небритую физиономию и махнул сыщикам рукой:
— Вали за мной, ментура! Куда пойдем?
— Давай для начала на квартиру к потерпевшим, — распорядился Долгополов.
Возле дома, где жил майор Еремин, Крюков заметил старые синие "жигули".
— Это чья тачка? — спросил он у сержанта.
— А хрен ее знает. Сюда все кому не лень теперь ездят. Барыги какого-то. Спроси у местных.
— А там что? — спросил Крюков, указав на ребристые лабазы из гофрированного железа.
— А это, брат, запретная зона. Ты туда не ходи. Пуля башка попадет — совсем мертвый будешь.
— Секи, кого-то разбудили на свою голову, — Долгополов сплюнул на снег.
Со стороны штаба к ним, забыв о солидности, стремительно приближался высокий майор.
— Это наш особист, — не менее презрительно сплюнул на снег сержант.
— Майор Гвнщв, — неразборчиво представился особист и козырнул. Что вы делаете в расположении воинской части?
Крюков и Долгополов в ответ также представились, но более отчетливо. На особиста их должности не произвели никакого впечатления.
— Ничего не знаю, — заявил он. — Дело ведет военная прокуратура.
— В отношении погибшего майора Еремина, — поправил Крюков. — Гражданин Жданько в армии на момент смерти не служил. Им занимается милиция и неоказание нам помощи будет рассматриваться как преступление против государства. Вы с уголовным кодексом знакомы?
Уголовного, как и других кодексов, особист не читал. Он и уставы свои знал плохо. Поэтому только махнул рукой сержанту:
— Ладно, покажи им квартиры, где жили убитые, но больше ни-ни!
И убежал назад в штаб.
— Закладывать помчался, — высказал версию Крюков.
— Кому? — не понял Долгополов.
— А кто тут у них правит и всех режет? Мяснику, ясное дело. На обратной дороге нас и почикают.
— Иди ты! — выругался Долгополов.
В квартире журналиста до их прихода уже был проведен тщательный шмон. Все стояло вверх дном. Содержимое шкафов и ящиков устилало пол.
— Ваша работа? — спросил Крюков Долгополова.
— С какой стати? Его же не дома убили.
— Тогда кто тут так поработал? И, главное, что они искали?
— Они-то, по крайней мере, знали, что искали. А мы даже приблизительно не можем себе представить, — проворчал Долгополов.
В квартире майора история повторилась. Не найдя ничего интересного, Крюков вышел в кухню. Здесь он заметил разбитое окно. Совместив траекторию от выщербленой стены через дырку в стекле, Крюков прикинул место, откуда в майора могли стрелять.
— Ты что тут нашпионил? — поинтересовался входя в кухню Долгополов.
— А вот сам посмотри.
— Ни хрена себе, — свистнул от удивления Долгополов. — Выходит в нашего покойника к тому же и стреляли?
— Да. Причем издалека. Видишь, где ближайший дом? Били из СВДшки на пределе дальности. Повезло нам с тобой. Против нас работают профессионалы широкого профиля. Они нам и подскажут, что искать.
— Как это? — не понял Долгополов.
— Очень просто. Как наткнемся на что-нибудь стоящее, нас тут же попытаются замочить.
— А мы успеем понять, что что-то нашли? Или так и помрем в неведении?
— Не бзди, — утешил его Крюков. — Мы погибнем, но за нами придут другие. А твоим именем назовут трамвайную остановку.
Сопровождавший их сержант успел сильно соскучиться. Он страшно зевал в коридоре и когда сыщики вышли к нему, поинтересовался:
— Мужики, вы че как не люди?
— В смысле?
— Пашете как космонавты на орбите. Надо же и прерваться. Пивка попить.
— А здесь есть где?
— Хоть залейся. Вон чайная.
В чайной поили разливным пивом. Его наливали не в пластмассовые стаканы, а в настоящие старинные, почти антикварные кружки. Другие напитки также имелись в ассортименте. Кроме чая, разумеется. Сержант взял себе сотку водки с прицепом в виде поллитра пива и забился в темный угол, чтобы не заметил дежурный по части, если вдруг и ему взбредет в голову забежать пропустить граммов пятьдесят для бодрого несения службы.
Крюков и Долгополов устроились со своим пивом под большим окном.
Меланхолически посасывая кусок воблы, Крюков старался понять, что же искали убийцы в квартирах своих жертв?
— Не занято?
Возле их стола остановился немолодой мужик с двумя кружками пива.
Крюков недоуменно оглядел помещение. Кроме них и продавщицы в чайной никого не было.
— Мне бы к свету поближе, — пояснил мужик.
— Да ради Бога, — пожал плечами Крюков и подвинулся.
Мужик сел рядом, отпил пиво и слизнул пену с верхней губы.
— Ничего не понимаю, — сказал он. — Пиво приходит прямо с завода в запаянных бочках. Их при мне открывали, сам видел. И сразу втыкают кран — и наливают. Поначалу неразбавленным поили, а сейчас чувствую с доливом. Освоили процесс. Но как?
— Может в кран где-то сбоку штуцер врезали, чтобы воду подвести? — предположил Долгополов.
— Золотая у тебя голова, Волоха, — похвалил товарища Крюков. — Так бы дела раскручивал, генералом бы стал.
— А вы, ребята, откуда? — насторожился мужик.
— Мы, дядя, из милиции, — представился Крюков.
— И Валерку Жданько покойного знали?
— Вот он знал, — кивнул на Долгополова Крюков.
— Сходится, — мужик поставил кружку на стол и полез в карман.
— Что сходится? — не поняли сыщики.
— Все сходится, — мужик вынул из кармана дискету и положил ее на газету с распотрошенной воблой. — Момот меня зовут.
Вероятно это должно было что-то означать. Сыщики переглянулись и пожали плечами.
— Допустим. И что дальше?
— Валерка покойный у меня в фирме работал, — пояснил Момот. — А тебя, значит, Волохой зовут, — уточнил он, глядя на Долгополова.
— Меня друзья Волохой зовут, — немного обиделся тот.
— И удостоверение можешь показать?
— Вот, любуйся, — Долгополов раскрыл перед любопытным отставником свою красную "МУРку". — Доволен, или будешь перечитывать?
— Так это ты, значит, Волохой будешь, — еще раз с пьяной уверенностью повторил отставной подполковник. — Теперь мне понятно. Я то я думаю — что за Волоха-малоха такая? Звонил тебе Валерка перед смертью да не дозвонился.
— Я знаю, — сказал Долгополов. — Мне передали.
— Да, и он тоже передать просил кое-что. Если, значит, с ним что случится.
— Что передать?
— А вот, — Момот указал подбородком на дискету, лежавшую поверх рыбного мусора. — Забирайте.
Долгополов хотел что-то сказать. то ли спросить, но Крюков сунул дискету в карман и потащил его из-за стола.
— Ну ладно, нам пора. Если еще что узнаете, звоните.
— Постой, ты куда? — не понял Долгополов. — Мы же еще ничего толком не узнали…
— А мы тут больше ни хрена и не узнаем, — ответил Крюков. — Нам бы то, что нарыли, до дому донести.
Они помахали сержанту, с которым успели сродниться и которому было уже не до них. На КПП дежурный проводил сыщиков подозрительным взглядом и, как только они вышли за проходную, схватился за телефон.
Сыщики возвращались к метро через лес. Крюков был внимателен и сосредоточен. Долгополов заметил это.
— Ты что, знаешь что-то, чего не знаю я? — спросил он.
— Угадал.
— Так может поделишься? Грядку-то вместе окучивали.
— Думаешь стоит? Меньше знаешь — лучше спишь. Ладно, не обижайся…
Крюков вдруг замолчал. Ему послышался скрип снега. И причиной звука был не веселый лыжник и не лошадка мохноногая, а осторожно крадущийся человек.
Крюков рванулся вперед и сбил напарника в сугроб. Одновременно с его броском лесную тишину разорвал выстрел. Крюков молниеносно выхватил свой обрез и заскрипел зубами от злости. У него не осталось ни одного нормального патрона — только шоковые, с водой. Но тут и Долгополов открыл огонь из своего пистолета.
— Ты цел? — крикнул ему Крюков.
— Кажется немного зацепило, — отозвался Долгополов.
Его выстрелы сбили снег с недалеких кустов. Крюков заметил как за кустами шевельнулось что-то темное, а затем кто-то шарахнулся и побежал зигзагами вглубь леса.
— Ты как? Спросил Крюков.
— Спасибо. Если бы не ты, было бы уже совсем никак. А так только плечо задело. Сука. Кто же это был?
— Мясник, больше некому, — с уверенностью сказал Крюков.
— Но он же ножом режет.
— Нас с тобой ножом резать — себе дороже выйдет. Он что, присягу давал стволом не пользоваться? К тому же журналиста он из пистолета завалил. Меня другое беспокоит.
— Что именно?
— Почему он сначала в тебя выстрелил? Знал, что у меня патроны только шумовые остались и практически я не вооружен и не опасен? Не нравится мне такая осведомленность. На неприятные мысли наводит.
Крюков двинулся к Долгополову. Тот тихо, сквозь зубы, матерился и прижимал рукой левое плечо. Крюков поддержал его и они заковыляли по лесной дороге, поминутно озираясь и оглядываясь на каждый подозрительный шум.
Уже добравшись до больницы, где Крюков передал Долгополова на попечение медиков, тот, прощаясь, сказал:
— Слышь, Крюк, есть маза, что я его тоже зацепил. Иначе хрен бы он нас выпустил.
Крюков пожал ему здоровую руку:
— Если ты прав, я скоро узнаю, кто такой Мясник.
— Мне не забудь сказать.
— Тебе первому, — пообещал Крюков и направился к выходу.
В черной комнате за черным столом сидел человек в черной майке с белой повязкой, закрывавшей татуировку на плече. Он говорил по телефону.
— Да, я согласен с тобой. Пора принимать радикальные меры. Сегодня Крюков с каким-то местным ментом был в гарнизоне. Ходили, вынюхивали. Нарыли чего или нет, пока не знаю. Хотел завалить обоих на всякий случай, но не вышло. Зацепило меня. Ничего, за нами не заржавеет. Со всеми разберусь, дальше тянуть нельзя.
Он разгреб газетные вырезки с заметками о Мяснике и разложил веером несколько снимков из тех, что лежали в большом конверте. Сверху оказались фотографии Ирины, Крюкова, Рудакова и других сотрудников кооператива "ОГПУ".
Рудаков, Питер и Крюков сидели в офисе кооператива "ОГПУ".
— Значит решили, едем к Тюрину? — сказал Крюков.
— И как можно скорее, — поддержал его Рудаков и обратился к Питеру. — Ты нас отвезешь?
— Нет проблем, — кивнул тот. — Только надо пару пузырей с собой захватить. Без этого разговора не получится. Приехал полковник — дальше некуда. Довели, суки!
— Пойду заводить свою колымагу, — сказал Крюков.
— А может на казенных "жигулях" прокатимся? — предложил Рудаков. На твою машину бензина не напасешься.
— На моей безопаснее, — стоял на своем Крюков.
"Крюков, зайди ко мне", — прозвучал голос Ирины по системе громкой связи.
Крюков вошел в кабинет председателя кооператива. Здесь по-хозяйски расположились трое мордоворотов. Четвертым был старый знакомый Крюкова полковник ФСБ Спицын.
— Вы не могли бы оставить нас ненадолго? — попросил он Ирину. — У нас намечается очень интимный разговор.
Ирина пожала плечами, поднялась из-за стола и вышла. Спицын немедленно уселся в ее кресло.
— Мне тоже выйти? — спросил его Крюков.
— А вас попрошу остаться! И давайте без этих ваших фокусов.
— Без фокусов, так без фокусов, — Крюков без приглашения уселся на свободный стул. — Просто споем и спляшем в борделе нашем. Кто начнет?
— Мы тебя посадим, — сразу перешел к делу Спицын.
— Ну что же, и тюрьма для людей, — парировал Крюков. — К тому же я как истинный философ, и в камере буду свободнее, чем ты на воле.
— А ты знаешь, что с ментами в камере делают? — прошипел Спицын.
— Только не надо этих страшных рассказок про тяжелую судьбу ментов и насильников на зоне, а то я со страху обосрусь прямо тут. Ты сам-то в камере когда-нибудь сидел? Нет? Я так и подумал. Сейчас ментов в зонах — половина, если не больше.
— Мы ведь можем тебя уволить, причем так, что и дворником потом не устроишься. Без вопросов.
— Напугал ежика голой задницей. А ты ведь не знаешь, чего я больше всего боюсь. А боюсь я голых баб с большими сиськами. Но тебе про это не скажу, а то определишь меня в публичный дом за бюджетные деньги в три смены пахать.
— Ща, размечтался! — ухмыльнулся Спицын. — По твоим делам и двух расстрелов мало.
— Уй как страшно! Ладно, раз уж я здесь, поведай, что я такого криминального натворил, чтобы два раза не приходить. Может я испортил воздух на пленарном заседании Думы или не снял шляпу перед портретом президента?
— Да у тебя целый букет преступлений! — обрадованно заорал Спицын. — На тебя можно вешать половину статей уголовного кодекса и таблицы Менделеева! Злоупотребление служебным положением, получение взятки несанкционированное применение оружия. А как укрывательство черножопого террориста, этого Твалы? Может ты его сообщник? Тебе мало?
— Какое еще, на хрен, несанкционированное применение? Я кого-то убил или ранил?
— А вот такое, например! — Спицын со стуком вывалил на стол крюковский обрез и пачку патронов. — Или такой прибор теперь называется табельным?
— Мое оружие носит исключительно предупредительный характер. Все патроны холостые, — заявил Крюков.
— Неужели? — Спицын с торжеством извлек из своего кармана красивый патрон с надписью "BALLE GUALANDI", снаряженный пулей. — А это что?
— Смеетесь? Откуда у меня импортные патроны? — Крюков отодвинулся со стулом подальше от стола. — И не надо мне его подсовывать, отпечатков своих я на нем все равно не оставлю.
— Ладно, собирайся, поедешь с нами, — Спицын встал, за ним стали подниматься остальные.
— Это задержание? — поинтересовался Крюков.
— Нет, пока только доставление, — любезно улыбнулся Спицын. — На бесплатную кормежку не рассчитывай и адвоката своего не беспокой.
— Мой адвокат уже в курсе, — заверил полковника Крюков. — Против лишения меня свободы заявляю решительный протест и уступаю только грубой силе.
— Куда это вы? — спросила Ирина, когда Спицын и его помощники проводили мимо нее свою добычу.
— Это простое недоразумение, — заверил ее Крюков. — Товарищ Сталин лично во всем разберется и я скоро вернусь. Не скучай.
Рудаков и Питер тем временем двигались в северо-западном направлении. Вернее, сначала в западном, а затем в северном. Цель их поездки находилась, по словам Питера, на границе Московской и Тверской областей.
— Хвост не тащим? — спросил Рудаков, когда они миновали Волоколамск.
— Нет, вроде чисто. Я все время проверяюсь, — ответил Питер.
Последний отрезок пути они ехали по совершенно разбитому тракторами и самосвалами, заасфальтированному лет тридцать назад, сельскому шоссе.
— С тех пор как отсюда прогнали немцев, никто не в состоянии заставить наш народ чинить собственные дороги! — выругался Питер, когда в очередной выбоине чуть не откусил себе полъязыка.
— Поэтому мы и непобедимы, — согласился с ним Рудаков. — Хуже смерти боимся, что если нас завоюют, то заставят работать.
— И жить по-человечески, — добавил Питер. — Ноги мыть, зубы чистить. А вот, кажется, и приехали!
Деревня выглядела пугающе безлюдной и запущеной. Черный остов сгоревшего клуба навевал ощущения, что здесь недавно прошли фашисты-каратели.
— И Тюрин здесь живет? — неприязненно сморщился Рудаков.
— Нет, он живет за рекой. Переобувайтесь. У вас ведь сорок третий? — Питер достал из багажника две пары предусмотрительно запасенных резиновых сапог.
Они спустились в пойму небольшой незамерзшей речки и пустились через нее вброд. Холод ледяной воды тут же проник через резину. У Рудакова сразу заломило суставы.
— А на машине проехать нельзя? — недовольно спросил он.
— Почему? Можно. Только небольшой крюк придется сделать. Верст пятьдесят-семьдесят. Сначала до Твери доехать, а потом обратно вернуться. Мосты у нас — объекты столь же редкие, как и летающие тарелки.
На противоположном берегу за небольшой березовой рощей располагалось всего несколько домов. Если на берегу, входившем в Московскую область, вспоминались немцы, то на этом, Тверском, на ум приходили монголо-татары. Во всяком случае на первый взгляд создавалось впечатление, что люди здесь не жили со времен Батыева погрома.
— Да, это вам не Барвиха, — процедил сквозь зубы Рудаков.
— И на Комарово не очень похоже, — кивнул Питер. — Пойду предупрежу полковника, а то как бы стрелять не начал. Он последнее время совсем по-черному квасил.
Рудаков присел на толстый березовый пень и закурил. Питер скрылся за углом крайней покосившейся избы. Рудаков не успел сделать и трех затяжек, когда услышал выстрел, потом еще один. Затем рванула граната и послышались автоматные очереди.
Рудаков выхватил из плечевой кобуры новый служебный револьвер. С этой слабенькой кургузой машинкой он показался сам себе нелепым и смешным.
Из-за угла покосившейся избы показался Питер. За ним выскочил Тюрин. В одной руке у него был пистолет, в другой был зажат белый пластиковый пакет, скрученный в сверток.
Полковник бежал тяжело, часто останавливался и оглядывался в сторону преследователей. Те сначала не показывались, но потом Рудаков увидел мелькнувшую несколько раз голову в черной шапке. Он не смог определить точно, но возможно преследователь был не один.
Питер на бегу махнул Рудакову — уходи! Тот, не долго думая, выстрелил пару раз в сторону мелькнувшей черной шапки, повернулся и побежал. За своей спиной он услышал длинную автоматную очередь и вскрик.
Рудаков оглянулся. Тюрин тряпичной куклой заваливался вперед и вправо. Вместо правого глаза у него чернело выходное отверстие от пули. Питер подскочил к нему и подобрал выпавший из разжавшихся пальцев полковника белый сверток.
Рудаков замешкался было на берегу, когда из рощи показались фигуры в черных комбинезонах с автоматами в руках. Он выстрелил в их сторону еще пару раз и спустился в холодную воду. Прошлепав через речку он попытался выбраться на обледеневший берег. Но у него ничего не выходило. Питер более удачно форсировал реку немного в стороне.
Рудаков скользил по крутому склону, безуспешно пытаясь выбраться из воды. С тупой обреченностью он услышал за спиной скрип снега приближалась погоня.
Рудаков приготовился выпустить оставшиеся в револьвере два патрона, когда услышал с нависшего рядом берега:
— Руку!
Питер протягивал ему свою. Рудаков ухватился за нее и оскальзываясь, рванулся из воды. На очередную россыпь выстрелов Питер ответил рычанием и бранью.
— Ты что, ранен? — спросил Рудаков.
— Немного задело. Держи пакет!
И Питер выпустил оставшиеся патроны в преследователей. Те залегли и приостановили погоню. Видимо ждали указаний от начальства.
Рудаков помог Питеру добежать до машины. Тот упал на переднее сиденье, Рудаков уселся за руль и дал газу. По ухабистой трассе они вылетели на шоссе. Здесь Рудаков снизил скорость и спросил напарника:
— Ты как?
— Нормально. До больницы дотяну. Ранение касательное.
Из автомобильной аптечки Питер самостоятельно достал бинт, смочил его в перекиси водорода и прижал к ране.
— Вон указатель — больница!
Рудаков хотел было свернуть, но Питер остановил его.
— Вы что? С огнестрельным ранением в обычную больницу? Нас же сразу заметут. К тому же эти суки будут нас преследовать. Нет уж, потерплю до Москвы.
— Они пришли следом за нами? — спросил Рудаков.
Его мучила совесть за то, что они притащили хвост к Тюрину.
— Нет, — успокоил его Питер. — Это была засада, нас там ждали. Но ждали с другой стороны, думали, что мы по дороге приедем. Поэтому мы и смогли уйти.
— Мы-то смогли, а вот полковник….- вздохнул Рудаков.
— Он успел взять документы. Вот они, — Питер указал на брошенный на заднее сиденье сверток. — Теперь победа у нас в кармане. За всех ребят отомстим!
— Куда двинемся? — спросил его Рудаков, когда они въехали в Москву.
— Как куда? У нас ведь есть почти штатный доктор. В "Центр крови", конечно. Думаю, Мария не откажется нам помочь.
Он не ошибся. Рана оказалась не опасной, но Мария велела ему полежать некоторое время в крайней пустой палате.
Бойцы охраны с шевронами "РИФ-секьюрити" подозрительно покосились на пациента. Старший отошел в глубину коридора и достал рацию.
Спустя двадцать минут к боковой двери "Центра крови" подъехал темно-синий микроавтобус. Люди в черной униформе вывели шатающегося Питера, погрузили в машину и уехали.
В офисе охранно-сыскного кооператива "ОГПУ", несмотря на позднее время, горел свет. В кабинете председателя сидели Ирина и Рудаков. Они обсуждали свои невеселые насущные проблемы.
— Крюков сидит, Тюрин убит, Антон пропал, Питер в больнице…
Речь Ирины прервал телефонный звонок.
— Да? — ее и без того напряженное лицо помрачнело еще больше. Спасибо.
Она положила трубку.
— Кто звонил? — спросил Рудаков.
— Мария из больницы. Питера увезли неизвестные люди в неизвестном направлении.
— Если учесть, что убиты свидетели, создается впечатление, что на нас открыли сезон охоты, — подвел итог Рудаков.
— Надо просить помощи у Ионы, — Ирина протянула руку к телефону. Другого выхода я не вижу.
— Подождите, — остановил ее Рудаков. — Сейчас мы особенно уязвимы.
У нас на руках документы Тюрина.
— Это козыри.
— Нет, в контексте ситуации это наш смертный приговор. За нами теперь будут охотиться с удвоенной энергией. Их нужно как можно скорее передать вице-премьеру Асташкову.
— А в чем проблема? — не поняла Ирина.
— Комиссия по Юнителу закончила свою работу. Теперь Асташкова очень трудно найти. Временами мне вообще хочется все бросить. За бугром легче было.
— Вы что, хотите выйти из игры? — спросила Ирина.
— Я? Что вы, и в мыслях не было.
По лицу Рудакова было заметно, что мысли его и в самом деле витают где-то далеко.
Дом на Весеннем проезде выглядел брошенным. Из сановных жильцов сейчас в нем остались жить всего несколько человек. Но армия обеспечения продолжала исправно трудиться. У Рудакова тщательно проверили документы, после чего дежурный позвонил в квартиру Шнопака.
— К вам гость. Полковник Рудаков.
— Кто? — голос Шнопака поперхнулся и замолк.
Лишь через несколько бесконечно долгих минут Шнопак вновь сумел обрести дар речи:
— Пусть пройдет.
В квартире Шнопак был один. Он был облачен в домашний халат, надетый поверх тренировочного костюма.
"Наверно для того, чтобы пистолет в кармане спрятать, — догадался Рудаков. — В треники ствол не больно-то и засунешь".
Хозяин пригласил гостя в комнату. Здесь на низком, инкрустированным под шахматную доску, столике уже стояла пузатая бутылка коньяка и не менее пузатые коротконогие бокалы.
Рудаков обвел глазами помещение.
— А чего потолки такие низкие? — поинтересовался он невзначай словно был со Шнопаком в приятельских отношениях и заглянул просто посмотреть его новое жилье.
— Под полом дополнительные коммуникации, — осторожно сообщил Шнопак, боясь упустить главное в разговоре. — Говори прямо — зачем пришел?
Рудаков пожал плечами:
— Какой ты, брат, недоверчивый! Это тебя политика доконала. Мы же с тобой как-никак коллеги. Оба бывшие "резики". Только ты сумел пристроиться, вон — костюм один, поди, на пару штук баксов потянет, — Рудаков наклонился и двумя пальцами осторожно потер лацкан шикарного шнопаковского пиджака, небрежно повешенного на спинку стула. — А я, грешный, все ерундой занимаюсь. Вот, в кооператив "ОГПУ" залетел. Смех. А пора бы уже и о старости подумать.
Шнопак налил коньяк в бокалы и один из них подвинул Рудакову:
— Я слышал, что не такой уж ерундой ты занимаешься в этом своем "ОГПУ". Не так это смешно, как ты говоришь. Серьезных людей вы переполошили.
— Значит совпадение интересов? — прямо спросил Рудаков.
— Не понял, говори яснее.
— Куда уж яснее, — усмехнулся Рудаков. — У меня товар, у тебя купец. Неужели два старых шпиона не сумеют договориться о цене?
— Какой товар?
— Горячий и смертельно опасный, а я еще пожить хочу. У меня документы Тюрина.
— А точнее?
— Точнее некуда. Это называется "Кранты Юнителу". Делайте ставки господа. И не жалейте заварки, как гласит одиннадцатая заповедь Моисея. Я ведь могу предложить их еще кое-кому.
— Кому? Премьеру?
— Или самому Вагнеру. Чтобы он смог лично убедиться, с каким мудачьем работает. Ответа жду завтра. И умоляю, не надо меня убивать. Я за то, чтобы договориться по-хорошему, — Рудаков поднялся и не прощаясь вышел.
Ирина вошла в свой подъезд. Впереди нее цокала высокими каблуками Маринка — соседка с третьего этажа.
"Даже не подумала дверь придержать, стерва", — беззлобно подумала Ирина.
На соседке была надета дубленка — точная копия той, что была на Ирине. Обладая врожденным отсутствием вкуса и будучи безмерно завистливой, та предпочитала во всем копировать внешние иринины атрибуты. И не только внешние.
В дни розовой юности за Ириной вздумал приударить король двора Леха-Боксер. Ирину это вовсе не привело в восторг. Но завистница Маринка в лепешку разбилась и не успокоилась, пока не завладела престижным кавалером. Она просто млела от сознания, что ее парень может легко поколотить любого. Но колотил он преимущественно саму Маринку. Так продолжалось до самого их развода.
Впрочем, история эта ничему ее не научила. Она продолжала жить не своей, а ирининой жизнью, ненавидя и копируя ее на бессознательном уровне.
Ирина порылась в почтовом ящике, давая завистнице время погрузиться в лифт. Но та почему-то медлила. Ирина не сразу обратила внимание на тихие хлопки откуда-то сверху. И только когда она услышала тихий вскрик, а потом увидела падающую навзничь Маринку, до нее наконец дошло — в подъезде киллер. И убить он собирался совсем не ее злополучную соперницу. Сверху, из лестничного пролета, показалась черная фигура с пистолетом, увенчанным толстым набалдашником глушителя.
Ирина автоматически отстегнула застежку сумки, сунула в нее руку и ощутила ребристую рукоять револьвера. Дальше сработали рефлексы.
Она выбросила вперед правую руку с револьвером и подхватила ее левой. Тело само вспоминало навыки, выработанные недолгими, но интенсивными тренировками. Она в киллера выпустила все шесть пуль и бросилась вон из подъезда.
На улице к Ирине метнулась еще одна черная фигура. Она растерялась. Ее револьвер был разряжен. Неожиданно откуда-то сбоку раздался негромкий хлопок. Снова выстрел из пистолета с глушителем?
Нападавший в черном упал. С громким скрипом тормозов к Ирине подлетел темный микроавтобус. Из раскрытой дверцы к ней протянулись руки.
Хватка была очень крепкой. Она отшатнулась, но тут же ощутила сильный толчок в спину. За ее спиной возник человек. Он силой впихнул Ирину внутрь салона. Это был тот, кто застрелил метнувшегося к ней человека в черном. Внутри микроавтобуса было темно. Дверь за ней захлопнулась и машина сорвалась с места.
Ирина попыталась было закричать, но жесткая ладонь в перчатке запечатала ей рот.
— Не вздумай орать, — прорычал у нее над ухом хриплый голос.
Она почувствовала на лице остро пахнущую повязку и отключилась.
В особняке усадьбы Боженово собирались акционеры, а точнее лоббисты и агенты влияния Юнитела. Их машины подъезжали поодиночке с интервалами от трех до шести минут, чтобы не привлекать лишнего внимания.
Риф лично контролировал приезд во главе группы бойцов с "винторезами" в руках. Время от времени он отдавал короткие приказы в микрофон оперативной рации.
Когда последний из приехавших, помощник президента Шнопак, прошел в каминный зал, его встретили с нетерпением. Здесь присутствовали члены государственной комиссии по проверке Юнитела Биркин, генерал Павлов и полковник Спицын. Возле камина, едва не засунув зад в его пыщущее жаром жерло, терся Марат Тоцкий.
— Вагнер не приедет? — тихо спросил Шнопак Рифа.
— Звонил, сказал, что не сможет, — Риф пропустил Шнопака в каминную, сам же остался снаружи. Система прослушивания позволяла ему быть в курсе происходящего, оставаясь вне помещения.
Совещание как всегда начал Биркин. Он сообщил, что система Юнитела запущена на полную мощность и присутствующим остается только ждать новогодней ночи, чтобы стать богатейшими людьми мира. Отвлекающая часть операции "Армагеддон" — серия аварий и крушений — произойдет так, что комар носа не подточит.
Спицын заверил сообщников, что по его линии все схвачено и он полностью контролирует ситуацию. Генерал Павлов также доложил, что по части "Фейерверка" проблем не будет. В нужный момент ракеты взлетят и правительствам какое-то время будет не до денег. А за это время они сумеют надежно спрятать концы.
— У тебя не создается впечатление, что концы они собираются прятать вместе с нашими трупами? — тихо спросил Биркин полковника Спицына.
— На кону такие деньги, что я ничему не удивлюсь, — согласился тот.
Тут Шнопак взял быка за рога.
— Документы Тюрина всплыли. Они у Рудакова. Из-за этого идиота все может накрыться медным тазом.
— И что же он хочет? — подал голос молчавший до сих пор Марат.
— Бабок, чего же еще!
— Не верю я ему! — ударил кулаком по столу полковник Спицын. — Не взяли ли нас в разработку?
— Ты же гарантировал, что все чисто! — возмутился Марат.
— Ладно, береженого Бог бережет, а небереженого конвой стережет, — напомнил старую истину Биркин. У Рифа всегда сканер под рукой. Давайте для верности пройдемся по стенам. Вдруг где микрофончик завалялся.
Микрофончик нашелся сразу, как только Шнопак взял в руки прибор.
Он в виде булавки торчал из-за лацкана его пиджака.
— Ах ты ж, блин! — Шнопак грязно выругался. Рудаков, старый козел!
Он мне микрофон вхерачил! Накидал лапши на уши, сука!
— Что будем делать? Мочить?
— Замочишь его теперь, как же. Документы, поди, уже у Асташкова в сейфе лежат!
Все разом засуетились и заорали.
— В общем, еще не поздно отыграть назад, — тихо сказал Биркин полковнику Спицыну. — Мы все-таки члены комиссии.
Спицын согласился с ним. Они не догадывались, что даже такой тихий разговор не проскочил мимо ушей Рифа. Кроме него их разговор слушал и еще один человек. Это был Мясник.
Рудаков взглянул на календарь. Чуть не опоздал. Он знал, где можно найти Асташкова. Один раз в неделю, а это было как раз сегодня, по традиции председатель ФСБ и его замы собирались в половине второго в столовой на Лубянке.
Она находилась на четвертом этаже, возле кабинета председателя.
Обедали они там по-простому, без разносолов. Асташков по старой памяти никогда не пропускал этих обедов.
"Съезжу-ка я, махну своим пенсионерским удостоверением. Авось нальют тарелку щей опальному ветерану".
Так он и сделал. Без пяти два Рудаков шагал по знакомому коридору старого здания Лубянки и поражался. Стены и потолки демонстрировали картину "Десять лет без ремонта", паркетные половицы скрипели, а местами просто отсутствовали. Что же, война есть война. Все средства родина отдавала на нужды видимого фронта. Невидимому перепадали лишь жалкие крохи.
В столовую он, разумеется, не пошел. Дождался вице-премьера сидя на подоконнике. Наконец из дверей столовой показался Асташков.
— Здорово, пенсионер. Яйца высиживаешь?
Вице-премьер явно отметил с бывшими соратниками приближение Нового года и был настроен оптимистично.
— Вас поджидаю.
— "Поджидаю" — это, брат, антисемитизм. Надо говорить "подъевреиваю". Что у тебя? Кстати, как обустроился на гражданке? Канарейкой не обзавелся?
— Некогда. Государственные дела за вас решаю.
Асташков нахмурился:
— Ну-ка давай в сторонку отойдем, а то у здешних подоконников акустика хорошая. Для любителей покурить и поболтать у окна. А еще лучше пошли в мою машину.
В машине Рудаков изложил бывшему начальнику общую картину задач и развития компьютерной сети Юнител в мире и России.
— И ты можешь это доказать? — сухо спросил Асташков.
— Вот документы. Вы знали полковника Тюрина?
— Он работал в моей комиссии.
— Результаты его работы не дошли до вас по одной простой причине — ваши непосредственные помощники по уши увязли в сети Вагнера.
Асташков заглянул в список заговорщиков.
— Хорошо. Полковника Спицына, Биркина, генерала Павлова и еще кое-кого я могу нейтрализовать. Но на сегодняшний день они фигуры второстепенные. Главные — Шнопак, Тоцкий и сам Вагнер — опасны тем, что блокируют президента. А без него проблему такого уровня не решить.
— Но ведь премьер-министр ваш друг и противник Вагнера, — напомнил Рудаков.
— На этом уровне и он бессилен, — развел руками Асташков. — Впрочем, я попробую пробиться к президенту с помощью премьера.
— Ничего не понимаю, — возмутился Рудаков. — Ведь речь идет о государственных интересах!
Асташков внимательно изучал распечатку тюринских документов. Он снисходительно взглянул на бывшего резидента.
— Государственные интересы — это интересы тех, кто может уверенно заявить: "Государство — это я"! А я уже сейчас навскидку вижу, что некоторые зарубежные счета, на которые уплыли деньги от внедрения Юнитела, принадлежат именно этим людям.
— Но Юнител внедрялся на деньги наркомафии! И теперь преступники свободно пользуются закрытыми линиями системы для отмывания денег. Руководит ими бывший сотрудник спецслужб, бывший глава охранного холдинга "РИФ", ныне шеф охраны "Ипсилонбанка" и его полновластный распорядитель.
Асташков заглянул в указанный документ и обомлел.
— Не может быть! Твой…
— Он, — кивнул Рудаков.
— Хорошо, — кивнул головой Асташков. — Я прямо сейчас еду к премьеру и поставлю вопрос ребром. Спасибо тебе и твоим ребятам.
— Их вытаскивать надо. Крюков у наших, ФСБшников. Хозяйку моей фирмы вообще похитили неизвестно кто. Несколько человек исчезли или убиты.
— Сделаем, что сможем, — заверил разведчика Асташков.
Спустя час Асташков сумел добраться до премьер-министра. Тот выглядел озабоченным.
Премьер был моложе Асташкова. В те времена, когда оба работали в разведке, начальником был Асташков. Теперь роли поменялись, но они продолжали поддерживать добрые, почти дружеские отношения.
— Если можно, Сергей Владимирович, покороче, — попросил премьер. У меня сегодня очень напряженный день.
— Постараюсь, — обиделся Асташков. — Но имейте в виду — завтрашнего дня может и не наступить. А точнее первого января двухтысячного года.
— Значит пара дней у нас есть. Давайте к делу. Вы по поводу решения вашей комиссии в пользу Юнитела?
— Так точно. Я только что узнал, что решение — фикция. После смерти генерала Лентулова и его зама полковника Тюрина комиссия целиком куплена Вагнером.
— Исключая вас, конечно?
— Разумеется, — Асташков приступил к изложению своего доклада.
Премьер внимательно слушал. Иногда переспрашивал:
— Получается, что больной умирает не от инфекции, а от принятого лекарства?
— Да. Мы хотели избежать возможной опасности "Компьютерной проблемы "Две тысячи", а вместо этого можем стать жертвами финансовой супермахинации. И здесь дефолтом не отделаемся. это будет крах всей финансовой системы. А возможно и не только финансовой. Ведь для ее прикрытия будут выведены из строя компьютеры морских, железнодорожных и авиалиний, космической связи. Для пущего эффекта будут, якобы самопроизвольно, запущены несколько баллистических ракет. Ничего страшного без сигнала из "ядерного чемоданчика президента" боеголовки все равно не взорвутся. Или все-таки взорвутся? Вагнеру на это наплевать. В Юнителе линию "самопроизвольного" пуска ракет курирует генерал Павлов, он же член государственной комиссии.
— Я все понимаю, — развел руками премьер, — но поделать ничего не могу. Мне нужно записываться на прием к президенту за неделю, а Шнопак и Тоцкий открывают его дверь ногой. Сам знаешь, Федор Иваныч, при нашем образе власти государственными делами заправляют царские холуи.
Как в старину — придворный конюх, придворный счетовод, придворный говночист. Вот и живем соответственно — не понос, так золотуха. Не Иван-дурак на троне, так семибоярщина.
— Тебя бы на трон, Володя, — пробормотал Асташков.
— Шутишь? Только этого мне не хватало, — премьер усмехнулся. — А что это за Крюков? Лет пятнадцать назад на первенстве правоохранительных органов по дзю-до я с ним в финале боролся. Занятный паренек был.
Любопытно было бы на него сейчас взглянуть.
— И кто выиграл?
— Он, мерзавец. С минимальным преимуществом. Но он мне понравился, хорошо боролся. Говоришь, наши коллеги запрессовать могут? Ладно разберемся. Вон, на ловца и зверь бежит.
В конце коридора показался Марат Тоцкий. Завидев премьера, он вдруг заметно побледнел, развернулся и едва не перешел на бег.
— Что это с ним? — удивленно спросил Асташков.
— Не знаю-не знаю, — прищурился премьер. — Видно не все ладно в королевстве Датском. Ну, до этого извращенца мы все равно не доберемся он в вершках числится, а по корешкам ударим. И как можно скорее. Спицына, Биркина, Павлова и этого, из "РИФа", надо брать, пока не поздно.
Что нахмурился, наставник?
— Да вот думаю — а ну как и впрямь поздно? — проворчал Асташков.
Полковник Спицын давно отвык бегать. Не по чину. Но сейчас он стыдливой трусцой пересек улицу и нырнул в черный "ауди" Биркина. Тот также забыл, когда последний раз сам сидел за рулем, но сегодня ему приходилось обходиться без шофера.
— Тебя не пасли? — спросил он полковника.
— Обижаешь, я же все-таки профессионал, — недовольно буркнул Спицын.
"Профессионалом ты был десять лет назад", — подумал Биркин, но промолчал и сказал лишь:
— Просто хочу напомнить, что если про нашу измену узнают соратники, мы не доживем до вечера. Со всех сторон мы крайние.
— Ерунда, уже почти вечер, — махнул рукой Спицын. — Двигаем прямо к Асташкову. Я все продумал. Мы же все-таки члены госкомиссии. Подадим информацию так, как будто только что ее получили. Когда десять человек гроздью висят на тонкой веревке, у крайних больше шансов на спасение.
Они всегда могут обрезать веревку не над, а под собой.
— Вот сука! — дернулся Биркин.
— Ты что, охренел?
— Смотри назад!
Позади биркинского "ауди" за автобусом прятался хорошо знакомый им обоим синий "жигуленок".
— Рифов холуй! — Спицын не удержался и высунул в окно поднятый средний палец.
Водитель синих "жигулей" понял, что обнаружен. Он пожал плечами и вырулил из своей засады. Биркин также повернулся к нему и махнул рукой — проезжай. Тот двинулся вперед и, проезжая мимо "ауди", также показал сидящим в его салоне средний палец.
После этого "жигули" рванули и на большой скорости исчезли где-то впереди.
— Что это с ним? — удивился Биркин.
— Какая разница? Заводи, погнали. Не нравится мне это, ох не нравится. Ситуация взрывоопасная.
Сильный взрыв приподнял черный "ауди" над землей и разметал в стороны вместе с останками его экипажа. Крики перепуганных прохожих смешались с завыванием сигнализации стоявших по соседству машин.
Генерал Павлов положил телефонную трубку и опустился в кресло.
"Вот и все", — подумал он.
Генерал достал блокнот, вырвал из него лист и написал на нем несколько строчек. Потом злорадно усмехнулся, встал и прошелся по кабинету.
Что же, придется сделать это несколько раньше, чем он планировал.
Прямо сейчас. Такая необходимость лишала его возможности наблюдать свысока за паникой толпы жалких идиотов, как когда-то в детстве он наблюдал за паникой в разворошенном им же муравейнике.
Но он и без того представлял себе, во что превратится предстоящая новогодняя ночь для большинства людей. А может быть и не для большинства, а для всех…
Генерал снова изобразил на лице недобрую усмешку, рывком извлек из ящика стола табельный "макаров", поднес к виску и выстрелил. Молиться он не умел, да и не собирался.
В кабинете полковника Спицына давешние крепкие ребята вернули Крюкову деньги и документы.
— Распишитесь, — велел один из них.
— Ща, — отозвался Крюков. — А вещи? Обрез ружья двенадцатого калибра фирмы "Джеймс Пердей" с комплектом патронов.
— Подавись, — второй вывалил из шкафа немудреный крюковский скарб.
Крюков засунул обрез под куртку и рассовал патроны по карманам. В том числе и пулевой, подброшенный Спицыным.
— А где же полковник? — спросил он. — Разве товарищ Спицын не придет меня проводить?
— Зачем?
— Ну не знаю, — Крюков пожал плечами. — Извиниться за незаконное задержание.
— Его сегодня не будет.
— А завтра?
— И завтра тоже. Слушай, вали отсюда. И без тебя геморроя хватает, — напутствовали его крепыши.
— Довлеет каждому геморрой его, — заметил им Крюков и вышел на свободу.
Вернувшись после недолгого отсутствия под кровлю родного кооператива, Крюков из всего персонала обнаружил лишь отставного полковника Рудакова. Ас разведки был в дымину пьян. Недобитая бутылка "Гжелки" с рассекателем на горлышке торчала перед ним. Еще две, пустых, валялись под столом.
— А где хозяйка? — в недоумении протянул Крюков.
— Украли, — развел руками Рудаков. — Садись, выпьем! Слушай, Крюков, как тебя по имени? А то неудобняк какой-то…
— Ничего, я привык. За что пить будем? — Крюков взял в шкафу стакан для себя и придвинул стул.
— А хоть бы за Тараса Бульбу! Не возражаешь?
Выпили. Крюков и Тараса Бульбу уважал, и понимал, что толку от полковника он сейчас все равно не добьется. Он помог вконец обессиленному Рудакову добраться до дивана. Сам уснул на соседнем.
Крюкова разбудил телефонный звонок. Звонила Мария.
— Где Ирина? — спросила она.
— Говорят украли. Я сам только что из застенков КГБ, так что еще не определился на местности.
— Ты можешь приехать прямо сейчас в мою больницу?
— Попробую.
Крюков попытался растолкать Рудакова, но тот героически проигнорировал посягательства на свободу сновидений. Вслушавшись в возмущенный храп полковника Крюков почел за лучшее оставить его в покое. Он спустился вниз, завел рябуху и направился в больницу, где его ждала Мария.
— Знаешь, кто к нам сегодня поступил? — с порога спросила она его. — Генерал Павлов.
— Что с ним? Упадок сил? Хрен свой двумя руками согнуть не может?
Или люмбаго — прострел в пояснице?
— Тогда уж церебраго — прострел в мозгу.
— Как это? — удивился Крюков.
— Элементарно. Стрельнул себе в башку. Был бы он не генерал, а полковник или майор, когда мозг еще не ссохся, обязательно мозги бы себе вышиб. А так только задел по касательной. Почитай его прощальную эпистолу, — Мария протянула Крюкову завещание генерала.
— Это в смысле "В моей смерти прошу винить Гайдара, Чубайса, мою стерву-жену, начальника, его зама и далее по списку"? — Крюков развернул записку и прочел вслух. — "Не радуйтесь. Кто хочет легкой смерти делай как я"! Оригинально. Так он умер?
— Не тут-то было, — вздохнула Мария. — Легкой смерти у него не получилось. Вместо этого будет тяжелая жизнь. Весь ее остаток он проведет прикованным к постели. Пуля задела какой-то важный центр в мозгу.
Он парализован. Может двигать разве что глазами. Но, интересно, что же он имел в виду в своей записке?
— На него можно посмотреть? — спросил Крюков.
— Идем, полюбуешься.
Генерал лежал в отдельной палате. Он был совершенно неподвижен.
Крюков обратил внимание на его вытаращенные глаза и дрожащий край одеяла под рукой больного. Он откинул край одеяла.
— Смотри! — Мария тоже это заметила. — По-моему он хочет что-то сказать! Его палец!
Палец генерала, единственное, что еще двигалось кроме глаз, выбивал судорожную дробь. Мария оказалась права. Крюков также уловил в стуке определенный ритм. Три коротких, три длинных, три коротких.
— Морзянка. Он же выбивает "SOS"! Я тебя понял, — четко выговорил Крюков.
— Ты и в азбуке Морзе разбираешься? — удивилась Мария.
— А как же? Я три года в КЮМ ходил заниматься — клуб юных моряков. Вот ты, поди, не знаешь, чем трюмсель от триселя отличается или оверштаг от оверкиля. А почему гальюн является украшением корабля? Тихо, слушай!…
Крюков внимательно прислушался и принялся диктовать:
— Фейерверк не фикция. Бонза гений. Перепрограммировал боевые части ракет. Они долетят и взорвутся. Не хочу. Хочу жить…
— Что он хочет сказать? — Мария ничего не могла понять из услышанной тарабарщины.
— Просто "Фейерверк" из средства для воплощения плана "Армагеддон" превратился в цель. Поздравляю с началом конца света, — ответил Крюков, чем озадачил ее еще больше. — Знаешь, съезди к Семену. Если генерал контачил с "Ипсилоном", на него в файлах могла быть заведена медицинская карточка. Галину ведь не просто так убили.
Крюков и Рудаков проводили очередное совещание в передвижном штабе — в салоне рябухи.
— Антона видели в кафе "Нирвана", — сообщил Рудаков. — Там хакеры собираются. Потом он снова исчез. Почему он прячется — не понимаю.
— Я тоже. А мы не можем сами влезть в этот Юнител? — спросил Крюков.
— Как? Доступа к малой пирамиде у нас нет. Ни кодов, ни паролей.
— А "золотой диск" Бонзы? Как я понял, игра "Армагеддон" является ключом к Юнителу.
— Частью ключа. Игра заражена "Минуткой". Секунд десять уже съедено, осталось пятьдесят. За это время даже суперхакер не успеет ни в чем разобраться, — уныло продолжал Рудаков. — Знать бы, кто похитил Ирину и где ее искать?
И снова Крюкова прервал писк мобильника. Это был священник отец Николай.
— Со мной связались какие-то люди, — сказал священник. — Они заявляют, что Ирина у них и хотят говорить с Крюковым.
— Я сейчас подъеду, — ответил Крюков и развернул рябуху.
Перед храмом стояла наряженная елка. Возле нее был залит небольшой каток, где катались дети.
В храме народу было немного. Отец Николай читал проповедь на тему "Иудин грех".
— Там в чем же состоит грех Иуды? — вопрошал отец Николай. — Почему он предал Господа? В писании об этом прямо не говорится. Святой Иоанн указал, что Иуда, бывший казначеем, воровал из общей казны.
— Ух ты, блин, крысой, значит, был? — прогудел коротко стриженный молодой прихожанин. Золотой "чертогон" на его толстой шее был немного крупнее серебряного наперсного креста священника. — Из общака, выходит бабки греб?
— Но дело по моему разумению вовсе не в деньгах. Иуду объял смертный грех — гордыня. Он не сомневался, что его Учитель — Бог и Сын Бога и решил, что в сложившейся ситуации Иисус Христос предстанет пред людьми как и полагается Богу — в гневе, мощи и великолепии. А он, Иуда, займет при нем достойное место. Но увидев, что предал палачам невиновного, ничем не напоминавшего о своем божественном происхождении Иуда впал в другой смертный грех — уныние. И повесился. Когда он понял, что вместо славы и почестей его самого ожидает позорная и мучительная казнь, его вера рухнула.
Крюков подождал отца Николая на улице. Совсем стемнело. На елке зажглись лампочки, народу на катке заметно прибавилось.
Наконец Крюков заметил выходящего из храма священника и подошел к нему.
— К Рождеству готовитесь? Не рановато? И елка у вас неуставная с лампочками. Смотрите, нагорит от командования за измену канонам православия.
— А вы полагаете, что суть православия состоит только в том, чтобы делать все с опозданием на две недели? А насчет командования… Было дело, хотели меня турнуть, а на мое место прислали одного бывшего епископа, разжалованного за педерастию. Да только верующие категорически воспротивились такому пастырю. Так что пока служу. А то, что елка стоит, так это же неофициально. Трудно убедить даже воцерковленных верующих праздновать Новый год в ночь с тринадцатого на четырнадцатое января. Подавляющее большинство отмечает его в ночь на первое. А ведь Новый год — день обрезания Господа нашего. Как же можно обрезать того кто еще не родился?
— Почему же по нашему календарю мы сначала празднуем Новый год, а потом Рождество? — спросил Крюков.
Независимо от календаря Рождество всегда наступало и наступает за неделю до Нового года. Только в нашей идиотской стране Новый год празднуют по новому календарю, Григорианскому, а Рождество по старому Юлианскому. И обе даты являются официальными государственными праздниками! И вы хотите, чтобы живущие здесь люди что-то понимали?
— Так что вы хотели сообщить о похитителях Ирины?
— Они связались со мной. Сказали, что знают номер вашего мобильника и будут ждать от вас звонка вот по этому номеру.
— Спасибо, святой отец. Вы нам очень помогли.
— Могу ли я быть полезным еще в чем-то?
Крюков подумал-подумал, да и рассказал священнику все, что знал о возможно предстоящем конце света.
— Что вы на это скажете, святой отец? — спросил он в конце рассказа.
— Господь не попустит этого, если мы будем делать то, что нам должно делать. Рождество и Новый год — время чудес. Так что будем ждать чуда. Обыкновенного чуда.