Ночью в отеле «Эль-Саламек» было намного больше шума. Сонливость, которая царила здесь в течение дня, уступила место оживленной деловитости. В каменном холле, который скорее заслуживал названия зала ожидания, на корточках сидели потные мужчины, перебирая в пальцах желтые четки. Иногда по пыльному фойе пробегали девушки в парандже и, поднявшись по каменной лестнице, исчезали наверху. При этом мужчины восторженно подкатывали глаза, словно стоя у черного метеорита Каабы в Мекке.
Ночной портье за деревянной стойкой, украшенной медной окантовкой и красными и синими стеклянными камешками, низко поклонился европейскому гостю и приветствовал его тремя из десяти слов, которые знал по-английски:
– Good evening, mister!
Камински поднялся по широким ступеням и открыл дверь в свою комнату, которая, как в большинстве дешевых отелей, не запиралась.
Хотя в комнате было темно, он сразу почувствовал, что здесь кто-то есть. Камински нажал на выключатель, вспыхнул свет.
– Гелла, ты? – вырвалось у него.
На железной кровати, полностью одетая, положив руки под голову и щурясь на лампочку, болтавшуюся на проводе, лежала Гелла Хорнштайн.
– Ты ждал кого-то другого? – вызывающе спросила она. – Если тебе неприятно, я могу уйти.
– Нет, нет, – смущенно ответил Камински. – Я просто не ожидал тебя здесь увидеть. Я хочу сказать: как ты вообще меня нашла?
– Я предположила, что ты сбежал в Асуан, а Курош это подтвердил. Вот я и прилетела. У меня все равно были здесь дела. Я думала найти тебя в отеле «Катаракт», а не в этом притоне.
– Что значит «притоне»? – с вызовом спросил Камински.
– Притон значит притон, – раздраженно сказала Гелла. – Или ты думаешь, что девицы в парандже, шныряющие по коридорам, – это жильцы гостиницы?
– Я хотел отдохнуть и по возможности не встречаться с людьми, с которыми пришлось бы вступать в беседу.
– И что? Тебе это удалось? – заметила Гелла почти презрительно.
Не оставалось сомнений, что после того странного случая в ее квартире их отношения испортились. И Гелла, казалось, это чувствовала. Она больше не смотрела на него, а не мигая уставилась перед собой. Камински хотелось узнать, что она здесь делает.
Какая причина заставила Геллу поехать вслед за ним, если не желание помириться? «Она просто не может подобрать нужные слова, чтобы объяснить свое намерение», – решил Камински.
– У меня нервы пошаливают, – извиняясь, объяснил Артур. – Может, мне просто нужен отпуск. А все началось с мумии. Я уже не раз казнил себя за то, что решился сорвать пол в своем бараке. Лучше бы я этого не делал! – Он подошел к Гелле вплотную и сказал: – Кстати, я знаю, кто на самом деле нашел гробницу…
Гелла приподнялась на локте.
– Ну и…
– Это, собственно, лежало на поверхности, мне просто не хватало доказательств.
– И кто же это был?
– Мессланг.
Когда Камински назвал это имя, Геллу словно током ударило. Она снова упала на кровать и замерла в той же позе, в какой была, когда Камински вошел в комнату.
– Мессланг приказал построить барак прямо над входом в гробницу. Насчет этой мумии у него были большие планы. Но прежде чем их удалось осуществить, с ним случилось несчастье.
– Откуда ты все это знаешь?
– Я встретил здесь одного человека, который имел дело с Месслангом…
– Фостер?
– Ты его знаешь?
Гелла махнула рукой.
Камински смотрел на Геллу, ожидая ответа.
– Я слышала о нем. Сказать «знаю» было бы слишком, – ответила Гелла.
Она лгала. Конечно, она лгала. Насчет этого у Камински не было сомнений. Он ненавидел ее за это. Но, несмотря на это, понимал, что любит. Не было другой женщины, которую бы он так страстно любил и которой так самозабвенно отдавался.
«Может быть, – думал он, – именно это сводит меня с ума». Настоящему инженеру ближе цифры, чем чувства и нежность. Может быть, страсть способна менять личность и даже довести до того, что человек видит то, чего нет. Камински чувствовал, что страсть овладела им, и у него не было сил ей сопротивляться.
Именно страсть бездумно толкнула его к ней в постель, хотя он должен был бы предположить, что Гелла оттолкнет его или уйдет. Но ни того, ни другого не произошло. Гелла только освободила немного места, поджав ноги и отодвинувшись, так что железная кровать заскрипела, как старый ржавый велосипед.
Так они лежали, не касаясь друг друга, и глядели на голую лампочку под темным потолком. Ни один из них не шевелился, и ни один не знал, о чем думает другой.
Камински чувствовал, что ему нужно что-то сказать и извиниться. Но у него словно язык отнялся, а горло безжалостно сжали невидимые руки… Ему не хватало воздуха.
Два-три раза он глубоко вздохнул, и тут проснулось обоняние. Камински почувствовал затхлый запах прогорклого бараньего жира на своей одежде и как будто издалека уловил аромат, исходивший от Геллы, – такой же, как прежде, когда он с ней спал. Эти запахи напомнили ему кое-что, о чем он не хотел вспоминать. Артуру хотелось зажать нос, но этим он выставил бы себя на посмешище.
«Мы должны прекратить наказывать друг друга молчанием», – хотел сказать Камински, но удержался. В то время как он лежал в нерешительности, левая рука Геллы, словно змея, осторожно подползла к ремню на его брюках.
Артур решил, что ему это снится, когда почувствовал ее трепещущие пальцы у себя между ног. Он хотел застонать, но не осмеливался, боясь спугнуть Геллу, и лишь бездумно наслаждался ее прикосновениями, не вспоминая о том, чем только что мучился. Он боялся быть отвергнутым.
Это была та Гелла, которую он знал, в которой холодность сменялась пылкой страстью, которая сбрасывала сдержанность, будто кокон. И в одно мгновение куколка превращалась в бабочку.
Секунду Камински еще раздумывал, не защититься ли ему от этих бесстыдных ласк. Но он понимал, что она в мгновенье ока сломит его сопротивление, что у него нет шансов. Ее рука превращала его в безвольное существо. Он улыбнулся, когда представил, что может противостоять этой женщине и очарованию, исходившему от нее. Для этого он был слишком слаб, он хотел быть слабым. А Гелла должна была иметь над ним власть. Разве это не волнующее чувство?
– Я тебя люблю! – сказал Камински, по-прежнему пристально глядя в потолок.
Он должен был это сказать, хотя еще минуту назад ненавидел ее. Но от любви до ненависти один шаг.
– Я тебя люблю, – повторил он.
Гелла без слов отреагировала на его признание. Она легла на левый бок, приподняла ногу и положила ее на бедро Камински. Он застонал, выгнул спину дугой, чтобы сильнее ощутить прикосновение внутренней стороны ее бедра, и снова опустился на скрипучую кровать.
Это повторялось множество раз с нарастающей интенсивностью. Камински оказался в ситуации, в которой мужчины редко оказываются в жизни, но о которой тем не менее мечтают: возбуждение его достигло таких масштабов, что если бы рядом выстрелило ружье, он бы этого не заметил; если бы за ними наблюдала толпа откуда ни возьмись появившегося народу, он бы этого тоже не увидел.
И прежде чем он успел хоть что-нибудь сказать, Гелла ловким движением взобралась на него и уселась, словно амазонка. Ее юбка задралась, обтянув бедра и живот, и Артур увидел, что под ней ничего не было. Левой рукой она вцепилась в его рубашку, а правой расстегнула брюки, схватила его упругий член и одним сильным движением ввела в себя. Это случилось так быстро, что Камински едва ли понял, что произошло.
– Ты… хотел… меня… бросить, – прошипела Гелла, сопровождая каждое слово энергичным движением. – А теперь ты надумал меня продать! – добавила она.
Камински не понял, о чем речь. И когда взглянул ей в лицо, то не заметил и следа страсти. Скорее, от нее исходила дикая ненависть, какой Артур не встречал ни у одной другой женщины. По крайней мере, не в такой ситуации. И именно это его завораживало.
Ее глаза горели решимостью, насколько он мог рассмотреть в скудном свете лампочки. А когда Артур попытался расстегнуть пуговицы ее блузки, она схватила его руку и отвела в сторону – не потому, что она этого не хотела, а потому, что хотела сделать это сама.
Обнаженная, она возвышалась над ним, будто богиня. В ее сильных резких движениях было что-то животное. И Артуру нравилось это…
– Ты что, онемел? – Гелла остановилась.
Камински помотал головой. Он хотел, чтобы она продолжала, и быстро ответил:
– Я боюсь потерять рассудок…
На лице Геллы промелькнула улыбка, в которой читалось скорее сочувствие, чем симпатия. Она с любопытством спросила:
– Из-за меня?
Странно, хотя он и испытывал наслаждение, но в то же время чувствовал себя униженным. У него было чувство, и уже не в первый раз, что она с ним играет, иногда даже смеется над ним, использует его. Он понял, что в своей страсти к этой женщине теряет себя.
Должен ли он признаться, что пережил? Должен ли рассказать, какие страшные видения его преследуют, как она в моменты высочайшего наслаждения превращается в призрак? Конечно же, она ему не поверит. Она только посмеется над ним. И, если честно, он не мог за это на нее обижаться.
– Ты такая разная… – сказал Камински, потому что Гелла по-прежнему неподвижно сидела, словно ожидая ответа.
Это только еще больше разозлило ее, и акт любви грозил вылиться в ссору – в общем-то, действие, от которого Камински не отказался бы, потому что секс – это все-таки борьба, но Гелла отомстила коварным образом. Она поднялась и уселась ему на грудь.
– Что значит «такая разная»? – спросила она, грозно глядя на него сверху вниз.
Камински не знал, как поступить. Он чувствовал, что из него делают посмешище, и попытался сменить позу, но Гелла удержала его.
Он понял, что сможет справиться с ней только словами. Если вообще сможет.
– Эта проклятая мумия, – простонал он. – В том, что наши отношения испортились, виновата эта проклятая мумия.
Гелла наморщила лоб, словно эти слова были ей неприятны, но ничего не ответила. Она смотрела на Артура, ожидая объяснений.
Камински отвернулся от нее:
– Поэтому я хочу продать мумию Бент-Анат!
Гелла вздрогнула. Артур почувствовал, как по ее телу волной пробежала дрожь, и она постепенно ослабила хватку.
«Я на правильном пути, – думал Камински, – теперь только не ошибиться…»
– Фостер предлагает полмиллиона долларов за эту мумию.
Гелла, опершись руками о грудь, наклонилась к его лицу.
– И ты все рассказал ему, этому Фостеру? – спросила она прерывающимся голосом.
– Да, – ответил Артур. – Все, что он хотел знать.
Гелла изменилась в одно мгновенье. Ее высокомерие, которое только что его так унижало, вдруг сменилось нерешительностью, чего он никак не ожидал.
– Ты не сможешь до конца жизни вести разговоры с глазу на глаз с Бент-Анат, – сказал Камински. – А денег хватит, чтобы начать где-нибудь новую жизнь. Только не здесь.
– Разве ты не понимаешь, что для меня значит Бент-Анат? – умоляюще произнесла Гелла.
– Что здесь понимать? Это мумия женщины, умершей три тысячи лет назад. Я действительно не знаю, что тебя в ней так привлекает.
– Ты ненавидишь Бент-Анат! – разъяренно крикнула Гелла и ударила его кулаком в грудь.
– Чепуха! – возразил Камински. – Как я могу ненавидеть женщину, которую не знаю и которая умерла три тысячи лет назад? Впрочем, абсолютно все равно, что я думаю об этой ужасной мумии! Я не хочу ее больше видеть. Я хочу, чтобы она исчезла из твоей и моей жизни. И чем быстрее, тем лучше.
– Ты ненавидишь Бент-Анат и ненавидишь меня! – повторила Гелла и потерлась об него широко разведенными ногами.
Камински позволял это с удовольствием. Ее движения снова возбудили его. Он закрыл глаза, наслаждаясь прикосновениями ее тела.
Он не видел, как Гелла, ящерицей извиваясь у него на животе, сунула правую руку под кровать, где стояла ее дорожная сумка, и вытащила оттуда нечто блестящее, с чем явно привыкла обращаться. Камински не видел, как она яростно размахнулась, прицелившись ему в бедро. Камински почувствовал только едва ощутимый укол иглой, но через мгновенье боль сменилась удовольствием.
Артур заметил, что Гелла вдруг прекратила свои похотливые движения. Он хотел крикнуть: «Дальше, дальше, дальше!», но когда открыл глаза – что стоило ему невероятных усилий, – то увидел над собой Геллу со шприцом в правой руке. Она держала его как трофей. В ее осанке, в судорожной нарочитой улыбке читалось ликование.
Но прежде чем он понял причину этой улыбки, прежде чем ему стало ясно, что сделала Гелла, на него опустилось свинцовое облако. Он попытался схватить ее, но руки его не слушались. Лицо женщины, стоящей над ним, пошло рябью, начало расплываться и таять, как весенний снег. Он хотел набрать в легкие воздуха, глубоко вдохнуть, но не смог. Несколько секунд ему казалось, что он задыхается. Но прежде чем он смог додумать эту мысль до конца, еще до того как осознал, что с ним случилось, сознание покинуло его.