«…АИК удалось создать вполне жизнеспособную хозяйственную организацию и надлежащие условия для дальнейшей успешной работы…
Достижения в области поднятия производительности труда, рациональной организации работ и конструирования аппарата и методов хозяйствования выдвигают АИК по сравнению с Кузбасстрестом на первое место.
…Признать целесообразным и экономически необходимым объединение Ленинского (Кольчугинского) и Южного районов с Кемеровским. …Признать целесообразным передачу Ленинского рудника в ведение АИК…»
Члены комиссии собираются обратно в Москву. Прощаясь, Растопчин говорит Себальду:
— Я за вас, товарищ Рутгерс, думаю, что ваша просьба о дальнейшем расширении АИК будет положительно разрешена в СТО.
18 сентября на заседании НК РКИ под председательством Янсона обсуждается доклад комиссии СТО. От ЦК РКП(б) присутствует старый член партии бывший шахтер Донбасса Семен Шварц. Он и горный инженер Фомичев поддерживают выводы и предложения доклада. А инженеры-«копикузовцы» молчат. На вопрос председателя Янсона они отвечают, что возражений у них нет.
В своем постановлении НК РКИ отмечает: «Несмотря на тяжелые условия, АИК в основном справился с поставленной задачей и, сохранив вверенные ему государством средства, создал устойчивую хозяйственную организацию, способную развернуться в опытно-показательное предприятие».
По отношению к Кузбасстресту выводы суровы. В них говорится о неправильном хозяйственном руководстве, о катастрофическом финансовом положении, о систематической невыплате зарплаты.
В решении записано: «…провести реорганизацию Кузбасс-треста на основе выделения и передачи АИК Ленинского района и Южной группы (с Гурьевским заводом), рассматривая эту передачу как первый шаг к установлению в Кузнецком бассейне единого руководящего центра».
И вот решение НК РКИ вынесено на обсуждение СТО. Докладывает Растопчин. Тут-то и выступил Шалдун. Он бросает одно за другим порочащие работу колонии голословные обвинения и заканчивает:
— Невозможно поручить АИК единое хозяйственно-техническое руководство в Кузбассе. От имени всех специалистов — членов комиссии я заявляю о нашем несогласии с партийным руководством комиссии. Оно не компетентно решать специальные технические вопросы.
Кржижановский колеблется. Доклад не вызывает у него сомнений. Но нельзя оставить без внимания заявление Шалдуна и мнение Бажанова. Кржижановский предлагает еще раз проверить данные, которые легли в основу доклада Растопчина. СТО назначает авторитетную комиссию: Куйбышев, Кржижановский и Рудзутак. Куйбышеву предложено предварительно лично проверить все материалы обследования, вынести свое впечатление о положении АИК и лишь тогда представить его комиссии, чтобы принять окончательное решение.
Отчеты, отчеты, резолюции, протоколы, личные высказывания… Куйбышев сидит у себя дома, разбирая документы. Враждебные хитросплетения, правдивое и лживое, аргументы «за» и «против». Как легко было бы решать, если бы можно было просто разложить: налево — друзья, направо — враги! Но где найти критерий, чтобы установить это? Шалдун и Федорович — решительные противники существования колонии. Бажанов — коммунист, но он крепко отстаивает свой Кузбасстрест, хотя дело там обстоит плохо. Шварц и Фомичев тоже коммунисты, и они за Рутгерса. И эти ясные убедительные отчеты самого Рутгерса…
От решения Кржижановского, Рудзутака и его, Куйбышева, зависит дальнейшая жизнь колонии. Как правильно решить ее судьбу? Первый год страна живет без Ленина. Трудно.
Груда бумаг раскидана на ярко освещенном столе.
Телефонный звонок.
— Товарищ Растопчин? Пожалуйста, приходите поскорее. Я как раз разбираюсь в кузбасских делах.
12 ноября СТО выносит решение: «Как первый шаг к объединению управления всем Кузнецким каменноугольным бассейном, передать управление Ленинским и Южным районами Кузнецкого бассейна, а также Гурьевский завод правлению Кемеровского района (АИК Кузбасс).
Фактическую передачу перечисленных предприятий в ведение правления Кемеровского района (АИК) произвести к 1 января 1925 г….» Вскоре после отъезда комиссии СТО Себальд поехал в Москву, сопровождаемый наказами «аиковцев»:
— Добейся расширения работ!
— Новых предприятий!
— Новых шахт!
Он едет, зная, что оставил в Кемерове тысячи борцов, жаждущих работы. Он борется за самостоятельность, инициативу, за живое участие масс в управлении и развитии их социалистического производства. Он осуществляет их волю, ему многого удается добиться.
Правлению АИК предоставлена возможность непосредственно обращаться к представителям: ЦК партии — Семену Шварцу, Госплана — Кржижановскому, СТО — Пятакову. Им троим поручено решать все вопросы, касающиеся колонии.
Утверждена хозяйственная самостоятельность колонии — прибыль от ее предприятий направляется только на ее расширение.
Главнейшей задачей АИК признано применение новых методов производства и введение новейшего технического оборудования.
Колония получает разрешение на беспошлинный ввоз товаров из-за границы, на приглашение высокооплачиваемых специалистов, на упрощенную систему уплаты налогов, на отмену частых отнимающих время инспекций.
И Себальд уверен — развитие колонии обеспечено.
Пока Себальд был в Москве, в Кемерове принимали гостей из-за границы. После окончания конгресса Профинтерна сюда приехал лидер английского профсоюзного движения Том Манн. По просьбе колонистов он сделал доклады о положении английских рабочих, о рабочем движении. Его страстные выступления вызвали горячий отклик не только среди колонистов, но и среди русских рабочих.
Остановился здесь и голландский журналист ван Бланкенштейн, сотрудник буржуазной газеты «Новый Роттердамский курант», приехавший ознакомиться с Советской Россией и изъездивший ее вдоль и поперек.
— Я занимаюсь международной политикой, — заявил он, — моя цель — наладить хорошие отношения между Голландией и Россией.
Статьи, которые ван Бланкенштейн опубликовал после возвращения на родину, говорили об обратном. Описывая успехи АИК, которые он не мог не признать, он напрямик высказывал мнение, что эти успехи возможны лишь благодаря самостоятельности правления колонии и полной независимости ее от советского рабочего законодательства.
Когда Себальд прочел эти статьи своего соотечественника, он ответил на них в голландской коммунистической газете «Трибуна». «Статья доктора ван Бланкенштейна, — писал Себальд, — является еще одним доказательством того, что буржуазный журналист не может писать о Советской России, не становясь при этом обыкновенным лжецом и болтуном».
Согласно постановлению СТО передача шахт Южного района и Гурьевского завода правлению АИК. должна была закончиться к 1 января 1925 года. В декабре 1924-го Ган, Пирсон, Бронка, главный бухгалтер колонии Дуглас и еще несколько административных работников АИК поехали в Южный район, чтобы на месте оформить прием. Здесь выяснилось, что положение во много раз хуже, чем можно было ожидать, Себальд получал от Бронки тревожные письма.
«Мы знали, что рабочим систематически задерживают зарплату, и предполагали, что часть задолженности нам, может быть, придется взять на себя. Но это еще далеко не все. Нам потребуется десять лет, чтобы пробраться через этот лабиринт цифр, пропасти непонятных данных, через горы обещаний и всего, что они еще придумают. Наши бухгалтера с их простой и ясной системой не доросли до хитросплетений бухгалтеров Кузбасстреста. Все здесь фикция и обман: добыча угля, договора, наличие машин, стройматериалов, сырья, выполненные и подлежащие выполнению заказы. И все это, очевидно, только для того, чтобы запутать нас и не дать делу сдвинуться с места.
И самое ужасное, просто невероятное, что эти негодяи три месяца не платили рабочим зарплату. И этот долг нам придется взять на себя».
— Проклятье, — ругался Себальд, прочитав Бронкино письмо. Его нервы были напряжены до предела. — Они режут нас без ножа. Но передача должна быть закончена к установленному сроку. Самое главное то, что АИК приходит к концу года с чистой прибылью в миллион золотых рублей. Мы рассчитывали употребить эти деньги на новые капитальные вложения. Теперь придется большую часть денег потратить на уплату долгов Кузбасстреста.
Пирсон вернулся из Южного района. Он обследовал подлежащие передаче шахты.
— Колоссальные запасы угля, — делился он с Себальдом своими впечатлениями. — Мы быстро приведем шахты в хорошее состояние. Но рабочие — смешные ребята. Они буквально показывали на меня пальцем. Куда ни пойду, слышу: «Вот богатый американец!» И дети называли меня так же. Правда смешно?
— Очень смешно, — горько поддакивает Себальд. — Я тоже нахожу, что это очень смешно. Рабочие ждут от нас, от богатых американцев, что мы немедленно выплатим им зарплату, которую им задолжали за три месяца.
Следом за Пирсоном приехали остальные «аиковцы». Они совершенно вымотаны.
«Да, теперь все это принадлежит нам, — думал Себальд. — Шахты, Гурьевский завод, уголь и сталь, заказы… и что еще?»
Вместе с главным бухгалтером Дугласом Себальд начал разбирать толстую папку документов. Чем больше они читали, тем явственней становилось, какие убытки они взяли на себя.
Дело было не только в невыплаченной зарплате. Сейчас стало очевидно, что Южный район стоял накануне финансовой катастрофы. Теперь она легла на бюджет АИК. К концу года колония шла с миллионом рублей прибыли. Хватит ли его, чтобы покрыть убытки, полученные в наследие от Кузбасстреста?
Часами сидят Себальд и Дуглас над бумагами, и все страшнее картина: в кассе не остается ни копейки, АИК Кузбасс разорен. В эту ночь Себальд не сомкнул глаз. На рассвете он написал Барте: «Продолжать работу здесь для меня равносильно самоубийству».
Наступил отчаянный холод. Днем, при ярком зимнем солнце термометр показывал минус 40. К ночи ртуть падала до 50 градусов. Части металлических сооружений, находящихся на улице, казалось, превратились в хрупкое стекло. Редкий день проходил без неприятностей — на морозе трескался металл.
Ледяная декабрьская ночь. Дымят коксовые печи. Четыре с половиной тонны мелко размолотого угля ползут в вагонетке по углеподаче к мощному бункеру, наполняющему печи. Резкое дребезжание. Сломалась ось ската вагонетки. Загрузка коксовых печей, а их пятьдесят, прервана. Надвигается беда — в пустых раскаленных печах расплавятся стены.
Срочно вызывают из дому руководителя механических мастерских. Работа ночной смены коксовых батарей остановилась.
— Сколько времени печи могут выдержать без подачи угля? — спрашивает ван Доорен у мастера печей.