- Да, сегодня нам досталось, - поддержал его Цыган. - Через две минуты любой след полностью заносило, а ветер был такой, что нам приходилось орать во весь голос, чтобы услышать друг друга.
- Ну, ладно, - смягчился Павелка. - Я знаю, что дежурство было не из легких. Я сам прошел весь ваш участок. Прочувствовал, что это значит. Отправляйтесь есть.
Выйдя из канцелярии, Манек остановился, подмигнул и улыбнулся Цыгану: ' - Здорово мы его провели?
- Да, ловко, - сказал Цыган. - Ну, подожди! Когда командиром патруля буду я, ты у меня получишь и ром, и грог, и все удобства. Ты у меня это на всю жизнь за помнишь! Я говорю серьезно. Поступили мы по-дурацки.
Потом им еще влетело от Стромека и Тонды, промерзших и измотанных. Цыгана ждало письмо от Храстецкого " и газеты. Наконец-то в Лесове появился почтальон. Им стал старый Ржига, горец из Крконоши, искусный лыжник. Он поддерживал связь Лесова с остальным миром и пользовался всеобщей любовью и уважением. Письмо из Словакии шло целую неделю... Храстецкий писал, что скоро вернется, что там собачий холод и бандитов осталось уже совсем немного. Скука, караулы и длинные походы. Питание скверное. Мачек в сравнении с местным поваром - просто мастер кулинарного искусства. Они все время в движении, поэтому он и не сообщает своего адреса. Из-за этих бесконечных переездов он и из дому не получает писем...
Стромек, забравшись в постель, принялся читать газету. Это было "Свободное слово", ее принес Вашек Гофман.
- Ну, конечно! - комментировал Стромек передовую статью. - "Армия и КНБ должны стоять в стороне от политики!" Написано будто специально для Павелки! "Слишком много в армии занимаются политикой. Достаточно обычной просветработы, как во времена старой республики... В КНБ слишком увлекаются политикой..." Лучше бы они больше заботились о нашей службе, вечно нам чего-нибудь не хватает. Им бы только загребать монеты, а мы должны их защищать. Не дождутся!
В Лесове подавляющее большинство жителей поддерживало политику КПЧ. Однако день ото дня активизировали свою деятельность и их противники: Лишка, Байер, Долежал... Они агитировали своих подчиненных вступать в свои политические партии, играли на религиозных чувствах людей. Вахмистрам казалось, будто Гофман действует заодно с ними. Он молчал, в дискуссии не вступал, часто тайком ездил в лесничество к Лишке, но ребята это знали: в Лесове тайн не было. Он и в ЧСМ не вступил.
Работа с молодежью тем временем шла успешно. У вахмистров не оставалось почти ни одного свободного вечера. На февраль будущего года они запланировали большой бал, а поскольку от вечера, проведенного на николин день, осталось немало денег, пограничники договорились с оркестром с заставы КНБ в Карловых Барах. Пусть Лесов тоже увидит что-нибудь стоящее!..
Однажды морозным днем Цыган с Оливой шли от Двура к Грифику. Они ворчали на яркое солнце, которое, отражаясь от кипенно-белого снега, слепило глаза. Вдруг издалека, со стороны лесной сторожки, они услышали крики. Что там происходит? Оказалось, это Стромек, Манек, Мачек и Недоба играли на небольшом пруду в хоккей. Еще в начале зимы они расчистили пруд, сделали ворота, залили лед и соорудили хоккейную коробку. Они играли ветками, загнутыми в форме клюшек, а вместо шайбы использовали буковую плашку. Иногда играли даже небольшой банкой из-под свиных консервов. В их экипировку входили резиновые сапоги, похожие на "канадки", и это помогало хорошо скользить. Внутрь они надевали обычные шлепанцы и могли спокойно ходить в сапогах по воде.
Цыган и Олива поставили автоматы в угол сторожки и принялись готовить на горячей печке чай. Игроки тем временем сушились у печки. Они перекусили, и вскоре с большим азартом возобновилась игра: патруль против патруля. Они не сразу заметили, что с той стороны границы за ними наблюдают четыре американских солдата, дрожа от холода в своих коротких шинелях. Американцы притопывали и курили. Первым их заметил Олива. "Стадион" раскинулся в каких-нибудь пятнадцати метрах от границы, и американцы с живым интересом следили за всеми перипетиями игры.
Игроки собирались уже возвращаться в сторожку, но тут американцы стали жестами звать их к себе. Цыган обратил внимание на то, что у американцев точно такие же сапоги. Долговязый сержант энергичными жестами дал им понять, что они тоже хотят сыграть - трое на трое, поскольку их шофер-негр участвовать в матче не собирался. Сержант достал три пачки сигарет "Кэмел" и объяснил, что игра пойдет на них. Негр уселся на шинелях, которые сняли его товарищи, и принялся курить. Оружие они беззаботно оставили в машине.
Играть за ЧСР готовились Олива, Цыган и Манек. - Минуточку, ребята! закричал Манек. Он сбегал в сторожку и рядом с сигаретами положил красивый немецкий трофейный кинжал. Сержант с интересом осмотрел кинжал и пробормотал "о'кей". Договорились играть два периода по десять минут каждый. Так состоялась первая после войны на территории нашей республики встреча ЧСР США. Это был скоростной хоккей: игра шла в атакующем стиле. Лед был безукоризненно гладким, игроков буквально выносило к берегу пруда. Там на шинелях сидели негр и Недоба. Они кричали что есть мочи, как мальчишки.
Первая половина встречи закончилась вничью, 5:5, и игроки отправились на отдых. Цыган хотел было закурить, но негр отобрал у него сигарету, положил в пачку, а сам побежал к автомашине. Вернувшись, он дал каждому игроку по пачке жевательной резинки.
- Вы сейчас запыхались, - объяснил он, - и курить нельзя!
Американцы вели 8:5, но хозяева поля вновь сравняли счет. В конце концов они разделили призы. Взмокшие американцы подарили им сигареты, а они сержанту - кинжал. Глаза американца засверкали.
Когда американский патруль уехал, ребята по-братски разделили сигареты, выпили чаю, и Цыган с Оливой продолжили свой обход. Так они сыграли еще несколько матчей, но потом выпало очень много снега, их "стадион" занесло до самой весны. Соревнованиям пришел конец. Цыган получил в качестве приза пару "канадок", Олива - рубашку-хаки, остальные - другие мелочи. Американцы готовы были играть даже на пистолеты. Их у них было много, трофейных, красиво инкрустированных перламутром, с фотографиями полуобнаженных женщин... В конце концов об этом узнал Павелка и обрушился на них. Ребята пытались было отпираться, но прапорщик знал все: видно, Гофман ему рассказал об этом. Запретив хоккей, Павелка вознамерился решить и другую проблему. Незадолго до рождества он сообщил, что отправит Адольфа или в суд в Тахов, или обратно в Германию. Вахмистров это весьма огорчило. Они уже привыкли к Адольфу, но прапорщик был неумолим. Ребята упрашивали его, но безуспешно.
- Это противозаконно, господа! Я уже указывал на это своему предшественнику. Посудите сами: как я могу оправдать пребывание немца на нашей территории, а тем более на заставе?
Это была холодная, безупречная логика, и всем было искренне жаль Адольфа. От суда его им все же удалось уберечь.
- Конвоирами будут Цыган и Стромек! - приказал Павелка.
- Пан прапорщик, не посылайте нас на это дело, - попросил Яниш. - Это неудобно. Адольф живет у нас уже давно, много сделал для заставы. Пусть его проводят те ребята, которых он мало знал. Им будет легче передать его немецким пограничникам. И не надо будет ехать в Тахов и отвечать там на разные вопросы.
Репатриация Адольфа была осуществлена во второй половине дня. Он знал о ней и уже с утра был грустен. Он, конечно, понимал, что без документов не сможет долго жить в Чехословакии и что из-за него у начальника заставы в любой момент могут быть серьезные неприятности. Хорошо одетый, шел он в сопровождении патруля к границе. С собой он нес сигареты и продукты. В его глазах стояли слезы.
- Я буду приходить посмотреть на вас, на Грифик, - прошептал он Цыгану на прощание.
Яниш потом все ждал, когда Адольф появится у сторожки или окликнет патруль. Напрасно. Только через два года какие-то мужчина и женщина передали на Грифике привет вахмистрам от Адольфа и письмо. Он писал, что живет вполне прилично...
Павелка решил также отпустить на рождество нескольких вахмистров домой при условии, что их товарищи отдежурят за них. Цыган, Стромек, Олива,. Хлоупек, Мачек и Манек договорились, что на рождество будут нести наряды по двадцать четыре часа, а на Новый год возьмут отгул. Домой они решили не ехать: из-за нескольких дней не стоило проделывать такой длинный путь. Вечера они проводили у знакомых в Лесове, на рождество их всех приглашали в семьи. Дочери Благоутов уже съехались, домой, и у них всегда было весело. Обе младшие становились на редкость красивыми девушками. Киндлова даже сердилась на Благоутов: дескать, вахмистры ходят только туда, а не к ним...
Сидели они как-то у Благоутов. Настроение было превосходное: за окном морозный вечер, а они лакомились вкусными вещами, приготовленными тетей к рождеству. И вдруг пришел дежурный.
- Цыган, Стромек и Хлоупек, немедленно к Павелке!
- Что случилось? - заворчали они. - Нет ни минуты покоя.
Особенно был недоволен Цыган. Ему нравилась одна из младших сестер, стройная блондинка, которой только что исполнилось семнадцать лет. Она хорошо училась, и он помогал ей вечерами в рисовании и черчении: эти предметы у него всегда шли хорошо. Ему казалось, что и девушка уделяет ему больше внимания, чем остальным. На танцах он никогда не забывал пригласить ее, даже если там была Ярка Байерова.
Прапорщик сидел в канцелярии над каким-то списком. Рядом лежала открытая книга записи телефонограмм.
- Пан Хлоупек, - обратился он к Славе, - возьми те с собой Яниша и Стромека и немедленно отправляйтесь к лесной сторожке. Около полуночи туда придет человек из министерства. Окажите ему помощь, какую нужно. В чем там дело, я еще не знаю. Приказ пришел сверху. Возьмите с собой оружие... и будьте осторожны.
- Слушаюсь! - ответили они в один голос. Ребята догадывались, в чем там дело, и поспешили подготовиться к выполнению этого специального задания. Через четверть часа они были уже на пути к Грифику. Наверняка речь шла о Дяде. Вахмистры так называли сотрудника КНБ, который жил в Тахове под видом хозяина слесарной мастерской, имел автомашину, отлично говорил по-немецки и часто с их ведома на несколько дней переходил на ту сторону границы. Автомобиль или мотоцикл он оставлял недалеко от границы в ельнике и пешком приходил на Грифик. Он выполнял особые задания в западной зоне Германии. В таких случаях просветработник приносил закрытый конверт и передавал его Хлоупеку. В конверте содержалось задание. Знали об этом лишь несколько человек на заставе. Операции были окружены строгой тайной. Ребята обеспечивали Дяде безопасность перехода границы и возвращение.
Дядя был невысоким, почти совсем лысым, загорелым человеком лет сорока пяти. Почти всегда он носил кожаные брюки гольф, высокие кожаные сапоги, спортивную куртку и фуражку. У него был пистолет. Ездил он или в черном "мерседесе", или на мотоцикле. Он приходил всегда в темноте - ночью или на рассвете. Выпив чаю, обсушив одежду и обувь, он продолжал свой путь - за рубеж или в Тахов.
Однажды осенью ночью (в дозоре тогда были Стромек и Хлоупек) за Дядей по ту сторону границы гнался точно такой же автомобиль, в каком ехал он сам. Дядя промчался полевой дорогой через государственную границу, поставил машину между деревьев, сплюнул и потянулся за сигаретой. Черный "мерседес" по другую сторону границы тут же развернулся и уехал... Тогда, на Грифике, Дядя ничего не объяснял ребятам. Он угощал их заграничными сигаретами и позволял днем ездить на своем мотоцикле, который иногда стоял в лесу целую неделю. Ночью мотоцикл должен был обязательно стоять в укромном месте. Хлоупек часто пользовался мотоциклом и ездил на нем в Тахов, где у него в дополнение к лесовской генеральше была одна знакомая молодая дамочка, жена мясника. От нее он привозил отличную колбасу. Хлоупек первый познакомил вахмистров с Дядей. Они предполагали, что Слава кое-что знает, но не приставали к нему с расспросами: наверняка он обязан был молчать.
В тот вечер около одиннадцати часов они уже сидели в лесной сторожке и ждали Дядю. Тот пришел за несколько минут до полуночи. Увидев при слабом свете знакомые лица, вздохнул с облегчением и тут же начал объяснять, в чем должна заключаться их помощь: прикрывать его переход и отнести багаж на самую границу. Цыгану и Стромеку предстояло отправиться к пограничному столбу № 24, а Дядя вместе с Хлоупеком придут к ним ровно в час ночи.
Все было спокойно, только светилось самое верхнее окно мельницы на баварской стороне. В час ночи пришли Дядя и Хлоупек.
- Ну, как дела?
- Все спокойно, только вон там горит свет, - указал Цыган на окно.
Дядя махнул рукой.
- Пойдемте со мной, - распорядился он. В ста метрах от границы стоял "мерседес".
Дядя объяснил:
- Я должен доставить на границу плиту для мельника. Он работает на нас, но вы об этом никому ни слова. Поставлю ее сзади, у ворот сада. Это все. Вот ключи от машины, но вы ее не трогайте, дорога плохая. Вернусь я дня через два. Ждать меня не надо, я справлюсь сам.
Через десять минут плита была на месте.
- Ну, пока, ребята, - сказал Дядя и потрогал задний карман. Убедившись, что оружие на месте, он у опушки густого леса перешел на немецкую территорию.
- Ну и смельчак! - прошептал Хлоупек.
Они подошли к старому железобетонному доту, закурили и отправились назад, на Грифик. Видел их только месяц, гулявший по небу... Участок у пограничного столба № 24 был не безопасен для перехода через границу; сотрудники немецкой полиции уделяли Грифику и мельнице исключительное внимание. Свет из окна мельницы, как маяк, всегда был виден издалека.
- В три часа мы будем уже в постели, - радовался Стромек, когда они приближались к деревне.
- Об операции ни звука! - напомнил Хлоупек. - Павелке утром я расскажу сам, и то не все. Странно, что с таким делом обратились к нему.
Они вышли из леса и направились к зданию таможни. Стромек шел первым и по обыкновению еле волочил ноги. Вдруг он встал как вкопанный, так что Цыган налетел на него.