Мачеку вскоре тоже предстояла свадьба... Старая любовь. Ребята знали ее по фотографии, которую Мачек, гордившийся своей невестой, любил им показывать.
Руда Мразек буквально влетел в столовую. Он сел за стол, вырвал из рук Цыгана горячую картофельную оладью и ошарашил сообщением:
- Пришла телефонограмма, ребята! Едем в Прагу: Храстецкий, Цыган, Мачек, Хлоупек, я, Стромек и Коварж. Послезавтра мы должны быть в КНБ. А сегодня после ужина явиться к Старику.
- А в чем дело? - спросил Храстецкий, которому в связи с подготовкой к свадьбе эта поездка казалась совсем излишней.
- Откуда я знаю? Прочитай телефонограмму сам. Больше там ничего не говорится.
- А с пушками или без?
- Господи, - покачал головой Мразек, - больше я ничего не знаю. Да, форма парадная. Ясно?
- Уж не хотят ли нас перевести из Лесова? - забеспокоился Храстецкий. А что, ребята с соседних за став тоже поедут?
- Конечно.
- Может, организуют какую-нибудь новую заставу? Мне бы очень не хотелось этого, - сокрушенно сказал Цыган. - У меня из-за этого сообщения даже аппетит пропал.
Карлик не сказал им ничего нового.
- Мне придется взять у кого-нибудь напрокат парадную форму, усмехнулся Стромек. - А то выгляжу как пугало.
- Устраивайтесь с этим как хотите, - строго сказал Карлик. В последнее время он стал каким-то странным. - Вас туда отвезет служебная автомашина. Штрупл! Со ставьте соответственно расписание нарядов.
Новость не вызвала у них радости. Да, они сетовали на Лесов, на тяжелую службу, но только теперь понимали, как тяжело им расстаться и оставить деревню, к которой так привыкли. Это чувство испытывал каждый, хотя никто не говорил об этом.
Храстецкий, Стромек, Роубик и Цыган отправились к Благоутам. Под мышкой Цыган нес рубашки.
Лесов еще спал, когда пограничники во взятых напрокат мундирах, гладко выбритые, чисто умытые, невыспавшиеся и возбужденные, поехали на вокзал. Они очень волновались, успеет ли Густа: ведь, чтобы отвезти их всех, ему надо было сделать две ездки. Храстецкий, Цыган и Стромек потихоньку пошли навстречу Густе по занесенной снегом лесовской аллее. Густа со своей машиной встретился им уже почти у самого Ходова.
Скорый поезд опаздывал, так что они успели. Места было достаточно, и ребята улеглись спать. Бодрствовал только Храстецкий: поезд проходил мимо его родной деревни, и он ждал этого момента.
Прага встретила их морозом и солнцем. На следующий день как раз исполнялся год с тех пор, как они приезжали в этот беспокойный, возбужденный, живущий политикой город, в котором тогда решалась судьба всего государства. Теперь все было иначе, чем год назад. Решение было принято, обстановка стала более спокойной. Они зашли в маленькую закусочную самообслуживания у Смиховского вокзала, перекусили и направились к знакомому, выложенному темным кафелем зданию их управления, расположенному неподалеку. Там уже собралось около ста ребят с пограничных застав. Никто из них не имел ни малейшего представления о том, для чего их вызвали. Маленький черный майор отметил их приход и отвел всех в зал, расположенный на одном из этажей здания.
Вскоре пришел высокий худой майор со строгим взглядом в сопровождении двух офицеров и сотрудников в штатском. Это был командир отдела 9600. Прозвучал рапорт. Майор оглядел их ряды, скомандовал "Смирно!" и стал зачитывать списки, которые ему подали:
- Приказом верховного главнокомандующего чехословацкими вооруженными силами и президента республики за заслуги в достижении победы народной демократии в февральские дни 1948 года вы награждаетесь бронзовой медалью. Этой награды удостаиваются те члены КНБ от дела 9600, кто своими действиями и решительностью при выполнении заданий командования на государственной границе и в славные февральские дни доказал свою пре данность народной демократической республике...
Он немного помолчал, обводя взглядом их серьезные, немного удивленные лица. Потом один за другим они делали шаг вперед, и майор вручал каждому папку с дипломом и маленькую красную коробочку. Ребята из Лесова, да и все остальные, растерявшиеся от неожиданной награды и растроганные, не решились сразу взглянуть на свои награды. Только когда прозвучала команда "Разойдись!", они, усевшись за длинные столы, с облегчением вздохнули и пожали друг другу руки.
А пока слово взял командир отдела 9600. Теперь он говорил не о наградах.
- Произойдут изменения, товарищи. Я не говорю, что мы всех заменим на заставах другими, но некоторые из вас смогут постепенно перейти на станции КНБ, в комендатуры, в другие подразделения министерства внутренних дел и государственной безопасности. Мы создаем центры подготовки для ваших преемников. Осенью они должны прийти на границу, а пока они нуждаются в тщательной подготовке.
В зале зашумели. Один из офицеров постучал карандашом по столу.
- Само собой разумеется, заставы по-прежнему будут нуждаться в вас, продолжал майор. - Корпус национальной безопасности омолаживается. Партия начинает осуществлять свою ведущую роль и здесь. Будет улучшено и ваше материальное положение. Мы видим, что напряженность на границе постоянно увеличивается. Это требует лучшей, более эффективной политической работы с кадрами. Выполняйте свои боевые задачи так же добросовестно, как и раньше. Разговоры о том, что на границе находятся молодые, неопытные люди, прекратились. Февральские события и прошедшее после них время показали вашу зрелость...
Многих из них слова майора заставили задуматься. Значит, скоро они покинут свои заставы: четвертый год на границе - не мед. Тянуло посмотреть и другие места. Среди них было много и таких, кого во время войны угоняли в Германию, кто жил под беспрерывными бомбежками среди руин, и такие, кто побывал в концентрационных Лагерях. Их молодость кончалась, но она отнюдь не была самой прекрасной порой их жизни...
Дипломы ребята уложили в багаж Цыгана, а коробочки оставили при себе. В них были медали - красные ленточки с маленькой звездочкой на еще более' темном бархатном основании. Их путешествие в Прагу закончилось, и они в ожидании поезда зашли в привокзальный ресторан, где год назад патрулировали.
В Плане их никто не ждал. Здесь было холоднее, чем в Праге. Уже смеркалось. Группа пограничников медленно вышла к виадуку и отправилась в двенадцатикилометровый поход по темному лесу. Усталые, подошли они к лесовской аллее. На холме светились окна лесовских домов. Ближайшими из них были окна дома Благоутов. Деревня, покой которой они так долго охраняли, приветствовала их тишиной морозного позднего вечера.
В отличие от предыдущих лет в этом году первые же мартовские дни в Чешском лесу оказались необычайно теплыми. Водоразборные колонки, однако, по-прежнему были еще обернуты соломой, а из труб постоянно шел дым: люди не доверяли капризам природы.
Храстецкий с грустью рассматривал свои полуботинки, полученные в прошлом году. Отваливавшиеся подметки уже давно просили замены. Не выдержать им и одного наряда... Зато Цыган удовлетворенно похлопывал по своим массивным спортивным полуботинкам.
- Они, правда, потяжелее твоих, но зато прочные. Завтра разношу их по дороге на Двур.
- Попрошу-ка я ботинки у Роубика, - нашел выход Храстецкий.
Надо было подготовить летнюю форму, и Стромек поднялся на чердак, чтобы найти там что-нибудь полегче из одежды, которую он побросал туда в сентябре. Он рылся в разном хламе и ругался. В шкафу было достаточно места, но Стромек никогда не отличался любовью к порядку.
- Вот придет Иван, он ему скажет пару ласковых слов, - злорадствовал Цыган. Олива был прямой противоположностью Стромеку. Иван все старательно складывал, чистил, и в конце концов ему приходилось выручать своих менее радивых товарищей, и прежде всего Стромека, давая им поносить ту или иную вещь. Сейчас Олива был в Ходове. Он ждал приезда Эрики из Вены. На заставе ему не раз приходилось выслушивать неприятные замечания по этому поводу, но пока он не сумел прекратить своих отношений с прекрасной австрийкой.
Наконец после длительного перерыва приехала на своей автомашине и сестра Карлика, укутанная в шубу, одетая по зимнему сезону. Ранняя весна в Лесове была для нее неожиданностью. На границу они с Карликом не поехали и просидели всю субботу в столовой. Цыган с Храстецким напрасно ждали их у пограничного столба № 22. Не дождавшись, они не спеша пошли вдоль границы в сторону Двура. В полуботинках еще не всюду можно было пройти, и они обходили болотистые места. Ручей шумел, как горная река, кое-где он вышел из берегов и залил тропинки. В таких заливчиках скапливались вывороченные с корнями деревья и бревна, а в корнях ольхи застряла наполовину сгнившая собачья будка. За маленьким особняком, где местность была повыше, идти стало легче: здесь солнце уже высушило каменистую дорогу.
Когда они вышли из лесу, лесничий Прокеш осматривал свой небольшой сад. Этот лесничий долго оставался для ребят загадкой, и, конечно, не из-за смешной "сигнализации" в первое лесовское рождество. К новой власти он относился сдержанно. Это был образованный человек, вел себя рассудительно и спокойно. Рабочие лесопилки его любили, особенно словаки, к которым он относился очень доброжелательно. Стромек еще зимой заверял, что лесничий свой человек и на его помощь можно рассчитывать. Ребята решили откровенно поговорить с ним.
- Нам очень не нравится этот перекресток и вообще район Двура, пан лесничий. Обзор отсюда широкий, а до границы - рукой подать. Нам кажется, что здесь кто-то ходит через границу.
Лицо Прокеша приняло суровое выражение.
- Мы вас не подозреваем, - улыбнулся Цыган. - Наоборот, мы хотели бы попросить вас приглядывать за этими дорогами, особенно утром и вечером.
- Если бы я что такое заметил, ребята, - ответил лесничий, - то сам бы пришел к вам.
- Ваша хозяйка бывает дома целыми днями. Может, она что-нибудь заметит? Пусть тогда нам сообщит, - добавил Храстецкий.
- Иногда мне здесь бывает даже страшно, - призналась Прокешова, молодая, красивая женщина.
- Мы здесь часто патрулируем, хотя вы об этом и не знаете. А в случае чего - звоните. Телефон у вас есть, а если начнет барахлить, дайте знать, мы пришлем вам связиста. Телефон всегда может пригодиться и вам, и нам... А что слышно о Лишке?
- Он где-то в Канаде и, говорят, живет хорошо. Специалист он хороший... Ну, да Коцоурек ему не уступит.
- Придерживайся он других взглядов, мог бы быть в Плане директором.
- Не стойте на улице, заходите в дом, - пригласила их Прокешова.
Они отказались, сославшись на грязную обувь, и в свою очередь пригласил Прокеша как-нибудь прийти в Лесов на пиво.
Ребята продолжали свой обход. На лесной дороге старый Белка ремонтировал деревянный мостик, изрядно поврежденный половодьем. Они уселись рядом на холодные бревна и предложили лесорубу сигарету. Тот отказался: ему больше нравились цигарки, которые он сворачивал сам.
- Паршивая работка, - начал разговор Цыган.