— Хильда, ты действительно не будешь возражать, если я уйду немного пораньше? — Тери положила чаевые миссис Уарнлер в карман и сдвинула брови, надевая красные туфли.
— Ты спрашиваешь меня об этом, по-моему, в третий раз, Тери. Нельзя быть такой беспокойной. Нет проблем! Я уже сказала, что обслужу всех клиентов, — Хильда махнула пухлой ручкой. Это была невысокая полная женщина с оригинальной ассимметричной стрижкой. — Если ты собираешься лететь на Мауи вместе со всеми этими знаменитостями, тебе понадобятся какие-то сногсшибательные новые платья. Будь осторожна, чтобы тебя толпа не смяла. Ты же знаешь, что после Дня Благодарения в магазинах начинается столпотворение.
Миссис Уарнлер сушила ногти, положив ладони на маникюрный столик. Она наблюдала за тем, как Тери схватила кошелек и хлопчатобумажный пакет.
— Идите в универмаг Гудзона, — посоветовала она. — Там наилучшая распродажа. Туда сегодня направилась моя невестка. Она собирается купить уйму всяких вещей: столько галочек сделала на двухстраничной рекламе, что сыну придется, наверно, устроиться еще на одну работу, чтобы оплатить ее покупки.
Все засмеялись, кроме Тери, которая хмуро наблюдала за тем, как за окном ярко освещенной витрины падал сероватый снег.
— Эй! — Жози ткнула тонким пальцем в Тери. Она сметала с пола волосы, ловко орудуя метлой. — Ты хоть улыбнуться-то можешь? Скоро, мы знаем, ты пройдешь в черных очках мимо с задранным носом и даже «привет» не скажешь.
На этот раз Тери улыбнулась и, в свою очередь, толкнула локтем подругу.
— Веди себя хорошо, а то я буду брать с тебя деньги за автограф.
Однако всякий раз, когда Тери вынимала тщательно разграфленный лист со списком вещей, которые ей необходимы для поездки на Мауи, — новый лифчик без бретелек, обеденный костюм, приличная косметичка вместо истрепанного пластикового мешочка, — ей становилось не по себе, у нее появлялось ощущение, что на нее надвигается нечто неотвратимое и роковое. Это началось с момента Опра Уинфри Шоу. И хотя прошел уже почти месяц, — они с Брайеном уже слетали в Нью-Йорк за необходимыми вещами и познакомились с Евой Хэмел и Нико Чезароне, — замысел «Идеальной невесты» и ее участие в нем по-прежнему казался ей каким-то невероятным сном, который исчезнет при ее пробуждении.
Тем не менее меньше чем через месяц она должна отправиться на Гавайи для съемок и ее фотографии увидят миллионы людей.
Тери вышла из ателье, продолжая хмуриться. Она тщетно прятала голову от ветра — снег слепил ей глаза и хлестал по щекам. Когда Тери на своем «вольво» подъехала к Фаэрлейн Молл, она была уверена в том, что за свое прошлое ей неизбежно придется ответить, — это лишь вопрос времени.
Ей вспомнился домашний пасхальный обед. Братья и сестры слизывали шоколад с пальцев и швырялись друг в друга бобами, мать и бабушка Парелли на кухне мыли посуду, которую она подносила им из столовой, а отец и дедушка Рандаззо затеяли игру в бочи — итальянские кегли во дворе.
— Ты следи за ней, — сказала бабушка матери и многозначительно кивнула. — Она очень похожа на мою сестру Гертруду. Я по глазам вижу.
— Мам, ну что это у тебя такие мысли? Джина хорошая девочка. Сестра Доротея говорит, что она даже выражает желание присматривать за маленькими детьми.
— Не спорь со мной, — возразила бабушка, грозя мокрым пальцем. — Она вылитая Гертруда и такая же упрямая. Она принесет тебе неприятности, если ты не найдешь на нее управу.
— Ей только двенадцать лет! У нее еще нет даже дружка среди мальчиков, мам!
— Откуда ты знаешь? Ты только взгляни на ее юбки. Два дюйма выше колен! Слыханное ли дело? — В этот момент бабушка повернулась и увидела ее в дверях.
— Ага, у маленького графина большие уши! — сердито воскликнула бабушка Парелли. — Вот видишь: вместо того, чтобы закончить свое дело, она шныряет здесь и подслушивает разговоры, которые для нее не предназначены. Это тебе ни о чем не говорит?
Мать вздохнула и велела ей выйти из кухни с таким раздражением, что Джина решила — ей не избежать наказания. К ее удивлению, укладывая ее спать, мать заговорила с ней спокойным, ласковым тоном:
— Твоя бабушка Парелли любит тебя, ты это знаешь. Ты старшая из ее внучек, и она многого ждет от тебя.
— Я знаю, мам, — шепотом ответила она, изучая дырки в вязаном покрывале. — Я стараюсь, но ей всегда кажется, я делаю все не так. Мне бы очень хотелось, чтобы дедушка Парелли был жив и она не жила с нами.
— Ты должна понять бабушку. Она очень любила Гертруду, свою старшую сестру. И когда та попала в беду…
— А в какую беду, мам? Никто не говорит.
Мать покачала головой.
— Это не важно. Она принесла позор семье, и ее отправили в монастырь. Я уверена, что тебе не хотелось бы оказаться на ее месте, правда ведь, Джина?
— Ну конечно же, мам! — воскликнула она. — Ты ведь знаешь, как я люблю тебя и папу!
— Вот и хорошо! — мать улыбнулась, поцеловала ее, и Джине показалось, что она испытала облегчение. — Просто бабушка хочет, чтобы все ее внуки были чистыми и честными, чтобы они не попали в беду и не принесли позора семье. Я хочу надеяться, что я воспитала детей добропорядочными католиками, что им дорога честь семьи, и они всегда будут поступать по совести. Поэтому я нисколько не боюсь за вас.
«Тогда почему столько разговоров обо мне?» — подумала Джина. Она чувствовала себя несчастной и смущенной, хотя и не совсем понимала причину этого. Когда мать ушла, она слезла с кровати и стала изучать себя в зеркале. Селия, которая была двумя годами младше, уже спала на верхнем ярусе кровати, которую делила с шестилетней Леной, посапывающей в обнимку с плюшевым мишкой. Джина включила ночной свет, чтобы получше рассмотреть себя. Разве я похожа на бабушку Гертруду, спрашивала она себя, касаясь длинных черных волос и сравнивая по памяти с фотографией, с которой смотрела молодая девушка с темными вьющимися волосами и глазами лани на задумчивом, миловидном лице.
«Никто мне этого не скажет, но я могу поспорить, что она забеременела и родила ребенка, — решила Джина. При этой мысли она содрогнулась. — Я никогда не стану такой. Ну почему мама так беспокоится? Неужели она верит всему, что говорит бабушка?»
Джина снова легла в кровать, убежденная в том, что ее бабушка старомодна и полна предрассудков и очень любит всех критиковать.
«Как это ужасно — быть старшей, — подумала она. — Я всегда должна показывать всем пример. Почему Селия, эта мисс Идеал, не родилась первой?»
Тем не менее, уткнувшись в подушку, она помолилась: «Боже, не дай мне сбиться с пути, как бабушка Гертруда. Я так хочу, чтобы мама и папа гордились мной».
При этом воспоминании глаза Тери наполнились слезами. Внезапно идущая перед ней машина забуксовала, и Тери резко нажала на тормоз. Ее машину занесло в сторону. Пережив несколько неприятных моментов, она все же выровняла ход и медленно двинулась вперед, сжимая руль дрожащими руками.
До сих пор она не получила ни единой весточки ни от родителей, ни от Эндрю. Но ведь отсутствие вестей — это хорошие вести, разве не так?
Но ее томило предчувствие, что свалившаяся на нее известность станет причиной больших неприятностей.
Любой другой человек на ее месте был бы на вершине счастья, она же жила в предчувствии потрясений.
Ей казалось, что Брайен все больше разочаровывается в ней. Она не могла его осуждать за это. Если бы он узнал о том, что она скрывала, он окончательно перестал бы ей доверять.
«Я должна перестать мучить себя страхами, — приказала она себе, подъезжая к огромной забрызганной грязью стоянке и пытаясь найти место для парковки. Однако где-то в подсознании у нее зрела уверенность, что стоит ей только перестать беспокоиться, как случится нечто ужасное. — Я и без того много потеряла, — размышляла она, вклиниваясь между автофургоном и трейлером. — Я не могу потерять еще и Брайена».
Через два часа, сунув свертки в баул, она направилась домой, полная решимости приготовить для себя и Брайена вкусный обед.
— Знаешь, сколько ты ковырялась с этой капустой брокколи? Около двадцати минут. — Брайен отложил вилку и внимательно посмотрел на нее.
— А ты что, ведешь хронометраж? — с улыбкой спросила Тери, убирая прядь волос за ухо и пытаясь все свести к шутке.
Брайен с шумом отодвинул стул. Он поднес тарелку к раковине и выгреб недоеденные остатки в мусорное ведро.
— Я слышал и раньше о том, как волнуются перед свадьбой, но это становится смешно. Ты без конца грызешь ногти, даже поесть толком не можешь. Уверен, что ты потеряла не меньше пяти фунтов с того времени, как мы съездили в Чикаго.
— Не надо придираться ко мне, Брай, — тихо сказала Тери. — Это не поможет.
— Не поможет чему? — взорвался Брайен, поворачиваясь к ней. — Ведь это время должно быть самым счастливым для нас! Мы сочетаемся браком, ты победила в этом конкурсе, и мы собираемся провести медовый месяц на Гавайях. Да-да, на Гавайях, Тери! Мы мечтали об этом, но не верили, что наша мечта может осуществиться. И вот все сбылось. Ну что еще тебе надо?
Тери беспомощно посмотрела на него, не находя слов, которые могла бы сказать в свое оправдание. Если она откроет настоящую причину, она навсегда потеряет Брайена.
— Ради Бога, перестань плакать, Тери. — Брайен досадливо стукнул кулаком по столу. — Я не могу видеть твои слезы.
Однако плач Тери перешел в громкие рыдания.
Брайен бросился к ней и обнял за плечи. Прильнув к нему, она продолжала плакать, испытывая в то же время умиротворение от того, что его руки обнимают ее.
— Ты знаешь меня и мои планы, Брайен, — смогла наконец выговорить Тери. — Я люблю держать свою жизнь под контролем. Я люблю ясность. Я никогда не рассчитывала ни на какие «Идеальные невесты». — Она тыльной стороной ладони смахнула слезы. — И ты знаешь, что мне страшно не хочется, чтобы меня фотографировали.
Брайен засмеялся.
Тери положила голову на его плечо.
— Мне просто хотелось выйти замуж, получить диплом и зажить нормальной жизнью. Я не хочу быть знаменитостью…
— Мы и будем жить нормальной жизнью, родная. — Брайен погладил ее по волосам. Они у нее были всегда мягкими и ароматными, как лепестки цветка. Тери выглядела такой хрупкой в его руках. — Я только хочу, чтобы ты пережила эти пятнадцать минут славы. Со щелчком затвора все окажется позади, и мы будем показывать эти журнальные снимки нашим внукам.
— Нашим внукам! — хихикнула Тери. Она подняла лицо и лукаво посмотрела на него. — Даже я так далеко не шла в своих планах.
Губы Брайена потянулись к ее губам. Тери обняла его за талию и еще теснее прижалась к нему.
— Тебе нужно расслабиться, — тихо сказал Брайен. — Позволь доктору Михаэльсону подлечить тебя.
— Но посуда… и потом я еще не показала тебе, как я выгляжу в новом пикантном костюме, — пробормотала Тери, обняв его за шею.
— Ты покажись мне в костюме, в котором родилась, — хрипло произнес Брайен. Он поднял ее и понес в спальню. — Это твой самый пикантный костюм.
Спустя час Тери все еще лежала на Брайене, когда раздался звонок в дверь.
— Давай проигнорируем его, — предложила она и энергично заерзала.
— Это чертовски правильная мысль, — согласился Брайен. Он обвил ее тело ногами и посмотрел на упругие груди с крупными сосками, которые соблазнительно покачивались над его ртом. Он намерен был захватить один из сосков губами, когда позвонили опять. Через короткий промежуток времени звонок повторился.
— Затрахали совсем!..
— Это то, что я изо всех сил пытаюсь делать. — Тери содрогнулась и застонала, когда губы Брайена поймали наконец ее сосок. В передней снова раздался звонок.
— Кого это черт несет? Если это Жози, я убью ее! — пообещала Тери, сползая с Брайена.
Брайен спешно бросился за джинсами. Тери с огорчением увидела, что эрекция у него пропала. Ну, да они еще возьмут свое, подумала она. Прямо на голое тело она натянула розовое платье. Брайен успел надеть фланелевую рубашку и, застегивая ее на ходу, направился к входной двери.
Время для гостей было самое неподходящее. Мало того, что им испортили любовную игру, но еще и весь стол, да и не только он, был уставлен грязной посудой, а на диване и кофейном столике были разбросаны газеты и стояли баулы с покупками.
Только бы это были не родители Брайена, подумала Тери, бросаясь в гостиную. Его мать была до педантизма аккуратной хозяйкой и никогда не уходила из кухни, не убрав каждый уголок. Тери схватила газеты и сунула их под подушку дивана, пока Брайен отпирал дверь.
— Да? — сказал Брайен, открывая дверь. — Да! — сказал он уже совсем другим тоном, увидев в слабо освещенной передней двух совершенно не знакомых ему людей.
— Мы хотим видеть Джину… то есть Тери, — запинаясь, сказала женщина. Тери появилась позади Брайена словно лань, которую внезапно осветил прожектор. Женщина, стоявшая в дверях, заметила ее и вскрикнула: — Джина!.. Боже мой, это ты, Джина!
Тери показалось, что у нее остановилось сердце, когда она увидела два до боли знакомые лица, которые смотрели на нее со смешанным чувством радости и неуверенности.
Молодая женщина проскользнула мимо Брайена и бросилась к Тери.
— Джина… Джина, — повторяла она сквозь рыдания.
Тери обняла ее.
— Селия, — прошептала она, чувствуя, как руки сестры обнимают ее, вдыхая знакомый запах лавандового мыла, которому в детстве отдавала предпочтение Селия. Она ощупала грубую шерсть автомобильной куртки Селии, словно желая убедиться, что сестра ее — действительность, а не мираж.
— Я думала, что никогда тебя больше не увижу, — сказала Тери.
Когда Селия уткнулась в ее плечо и заплакала от радости, Тери взглянула на красивого белокурого мужчину в серовато-зеленой куртке, который, казалось, пожирал ее своими серыми глазами.
Эндрю… Боже, это был Эндрю!
Тери начало трясти.
— Вы позволите войти? — негромко обратился белокурый мужчина к Брайену, который с недоумением смотрел на Тери и Селию.
— Кто вы такие? — спросил Брайен. — И кто такая Джина?
Мужчина перевел взгляд с Тери на Брайена и затем снова на Тери.
— Вы знаете ее как Тери Метьюз, мы ее знаем как Джину Рандаззо. — Он протянул руку. — Я Эндрю Леонетти, старый друг семьи. — Он сочувственно посмотрел на озадаченное лицо Брайена. — Может, выпьем пива, приятель? Я думаю, ночь обещает быть долгой.
Следующий час для Тери прошел словно в тумане. Она почти не могла говорить, да и дышала с трудом. Она сидела рядом с Селией, которую не видела почти десять лет, давая невразумительные ответы на вопросы сестры. Даже ей самой ее голос казался сухим и металлическим. Ошеломленный, Брайен пребывал в молчании. Уголком глаз она поглядывала на Эндрю, который, сидя у окна, наблюдал за ней, сохраняя сдержанность.
Тери не могла смотреть на него. Все эти годы она хранила его образ в своей памяти. Она испытывала неловкость под его взглядом, поскольку на ней не было ничего, кроме облегающего платья.
— Позволь мне прояснить некоторые детали, — сказал Брайен. Голос его звучал напряженно. Он встал и зашагал по комнате. — Ты сбила пожилую монахиню возле исповедальни, она упала и ты убежала из дома? И сменила имя? И за десять лет не сделала попытки сообщить семье, что ты, по крайней мере, жива?
Как могла она объяснить? Помимо этого было много других моментов, но она не могла ему все рассказать. По крайней мере, сейчас. А, может быть, и вообще никогда. Всю правду о том, почему Джина Рандаззо убежала, она могла обсудить только с Эндрю. Впрочем, могла ли?
Ей вспомнилось, как шумели дубы, каким мягким было вязаное красное с черным одеяло под ее ногами, отдаленный смех детей, резвившихся неподалеку от места пикника.
Брайен смотрел на нее так, словно видел ее впервые.
— Брайен! — Тери проглотила комок в горле. Ей нужно было сказать что-то такое, что помогло бы ему понять. Все время, пока они были знакомы, он верил в то, что она росла единственным ребенком и была воспитана бабушкой, после того как ее родители погибли в авиакатастрофе. Она сказала Брайену, что после смерти бабушки ее больше ничто не удерживало в маленьком городке ее детства. Не было у нее и родственников, если не считать живущих в Канаде кузенов. Поэтому она приехала в Детройт, навсегда покинув свой город.
«Он смотрит на меня как на незнакомку», — подумала она. Ее ладони взмокли от того, что она сжимала мягкие тонкие пальцы Селии.
— Это невозможно объяснить, — еле слышно сказала Тери. — Мне было всего шестнадцать. Мною овладела паника. Я не остановилась, чтобы обдумать. Я просто убежала.
— Но ведь десять лет, Тери… Разве ты потом об этом не думала? Разве тебе не приходила мысль сообщить родителям, чтобы они не беспокоились? Или рассказать об этом мне? — Все более и более распаляясь, Брайен остановился возле нее, и она увидела, как почернело его лицо.
— Брайен, послушай…
Она поднялась, но Брайен отвернулся. Он взял куртку из шкафа и, не глядя на нее, сказал:
— Я нуждаюсь в свежем воздухе. Прости, я сейчас не могу с этим разобраться. Не жди меня. Как сказал мужчина, ночь обещает быть долгой.
Он не хлопнул дверью. Он осторожно закрыл ее. Тем не менее, когда раздался щелчок замка, у Тери похолодело сердце. Она хотела было побежать за ним, но какой от этого прок?
Она посмотрела на припухшее от слез лицо Селии. Десять лет добавили несколько фунтов к некогда стройной фигуре сестры, но она оставалась такой же хорошенькой, какой была и в четырнадцать. Вьющиеся каштановые волосы, тот же, что у Тери, овал лица. Ее карие глаза настолько выразительно смотрели на сестру, что у Тери не было сомнения в том, что ее сердце так же обливается кровью, как и ее собственное.
Все эти годы Тери часто думала о том, сколько страданий ее исчезновение принесло семье. Но Селия не просто думала, она прошла через это, и сейчас об этом свидетельствовали ее поникшие плечи и лиловые круги под глазами.
— Селия, — прошептала Тери, — расскажи мне о маме и папе, о Тони и Лене, обо всех. Господи, как мне хотелось все узнать о вас!
— Значит, не очень хотелось, если ты не отозвалась, Джина.
Глаза Тери наполнились слезами.
— Не презирай меня, Селия… Я тоже страдала…
— Ты знаешь, на что были похожи у нас рождественские праздники? Пасха? Мамин день рождения? Мамины похороны?!
Тери содрогнулась, словно ее ударили. Ее лицо стало белым, как полотно.
— Мамины похороны?! Боже, Селия, мама умерла?! Что с ней случилось?
— Ее сбил пьяный водитель. Три года назад, — с трудом произнесла Селия, видя как слезы льются по щекам сестры. — Ты поплачь. Она достаточно поплакала о тебе. Но ты не могла выбрать время для того, чтобы хотя бы позвонить и сообщить, что ты жива. Почему?
Тери ошеломленно покачала головой. Как это мама может умереть?
— Почему? — настаивала Селия.
— Я звонила! — воскликнула Тери. — Но трубку взяла бабушка Парелли… Я испугалась. Я знала, что она задаст мне тысячу вопросов… Я не могла этого вынести.
— Ты не могла? — Селия сверкнула на Тери глазами. Она уже не говорила, она кричала. — Да ты можешь себе представить, сколько больниц мы обошли, скольких людей опросили, сколько мест осмотрели? Отец Эндрю может рассказать тебе. Мы искали тебя много лет.
— Мама, — рыдала Тери. — Мама, прости меня!
Эндрю подошел и стал позади Селии, обняв ее за плечи, однако его глаза не отрывались от лица Тери.
— Селия, сейчас очень трудный момент для всех, кто причастен к этому. Еще будет много возможностей, чтобы выразить свои чувства и взглянуть на все пролетевшие годы.
Тери замерла при звуке низкого бархатного голоса. Отец Леонетти, деликатный молодой священник, которого она впервые увидела в церкви св. Анны, всегда казался ей воплощением покоя и мудрости. В этот момент ей не хватало того и другого. Она поразилась, как сумел он стать над всем случившимся, чтобы с таким спокойствием увещевать Селию. Преодолел ли он свое собственное смятение? Или же он не чувствует сейчас того, что чувствует она, Тери?
— Только что ты сообщила Джине очень печальные новости, — продолжал Эндрю. — Я думаю, сейчас не время для того, чтобы нападать, сейчас надо успокоить друг друга.
Не переставая рыдать, Селия подняла на него глаза.
— Простите, отец, — с трудом проговорила она. — Но я не могу… Я люблю ее, но готова убить за то, что она обрекла нас на такие страдания. — Она бросилась в ванную и захлопнула за собой дверь.
Закрыв лицо ладонями, Тери продолжала плакать. Взглянув через некоторое время сквозь слезы на Эндрю, она прочитала сочувствие в его глазах. Он без слов протянул к ней руки, и она приникла к нему.
Она рыдала до тех пор, пока всхлипывания не затихли сами собой. Пальцы Эндрю тихонько гладили ее волосы.
— Эндрю… то есть, отец, — в смущении поправилась она.
— Сейчас просто Эндрю, Джина. Я сложил с себя сан.
Тери медленно покачала головой, пытаясь осознать смысл сказанного.
— Давно?
— Спустя два месяца после твоего побега. — Он кивнул головой в сторону двери в ванную и понизил голос до шепота. — Нам нужно поговорить один на один, Джина. Не сегодня. Давай встретимся завтра. — Тери уловила нотку отчаяния и решимости в его словах. Глядя в его серые проницательные глаза, она почувствовала, что погружается в омут чувств.
— Хорошо, завтра, — сказала она, стараясь, чтобы ее голос не дрогнул.
«Брайен, прости меня…»
— Рядом с магазином косметики, где я работаю, есть кафе, — продолжала она. — Поток людей обычно иссякает к половине второго, когда завершается ленч. Мы можем встретиться там.
«Боже, прости меня…»
Тери глубоко вздохнула.
— Нам обязательно надо поговорить, Эндрю. Правда, я боюсь, что тебе не понравиться то, что я расскажу.
Он смотрел на нее все с той же прямотой, как и тогда, много лет назад. Ему где-то около тридцати пяти, подумала Тери, глядя на едва заметные морщинки, наметившиеся возле глаз. Юность безвозвратно ушла, перед ней был красивый мужчина — высокий, стройный, с умным и открытым лицом. И ее откровенно волновала его близость. Подумать только, что это была явь, а не сон и не мечта. Ей казалось, что ноги ее не выдержат, подогнутся, и она рухнет куда-то в пропасть.
Сможет ли она все рассказать ему? Где взять силы, чтобы поведать о том, что она сделала?
Дверь ванной скрипнула, и появилась Селия с красным, опухшим от слез лицом. Чувствовалось, что она не могла смотреть на Тери и упорно разглядывала картину, висевшую на стене в столовой.
— Я знаю, отец Эндрю прав, и я буду стараться, Джина. Я буду очень стараться, — повторила Селия, растягивая слова. — Она взяла со стула куртку. — Я думаю, что мы сказали друг другу все, что должны были сказать сегодня. Я сейчас еду в мотель, чтобы позвонить отцу и рассказать то, что удалось выяснить. — Поколебавшись, она спросила: — Я могу прийти к тебе завтра?
Тери вытерла глаза и прижала пальцы ко лбу.
— Конечно. Приходите на обед. Оба.
Она внезапно подбежала к Селии и сжала ей руку.
— Постарайся простить меня, — просительным тоном сказала она.
Селия на момент сжала пальцы Тери и, отстранясь от нее, сказала:
— Я стараюсь, Джина. Мы все стараемся.
Эндрю коснулся плеча Тери.
— Завтра, — сказал он многозначительно.
Тери с пониманием встретила его взгляд.
После их ухода она какое-то время ходила по комнате, тщетно пытаясь успокоиться.
«Какое свинство! Какая грязь! Мне понадобится не один час, чтобы все это убрать!»
Впрочем, это было гораздо лучше, чем думать о том, что произошло.
Тери стала с остервенением греметь посудой. Она выгребла из кастрюли остатки еды в пластиковый контейнер, затем спрятала все это под раковину, выскребла, высушила кастрюлю, кое-что сунула в холодильник и неподвижно уставилась на него.
«Господи, кажется, я схожу с ума!»
Она посмотрела на часы в кухне. Ее охватило беспокойство. Было одиннадцать сорок пять. Куда ушел Брайен? Вернется ли он?
Тери побежала в спальню, открыла ящик тумбочки и стала лихорадочно рыться в поисках хрустальных четок. Она нашла их под старыми квитанциями, чеками, ленточками и бросилась с ними на колени рядом с кроватью, как когда-то делала это, будучи совсем маленькой девочкой. В смятении она прошептала:
— Прости, Господи, ибо я согрешила.