Ребенок…
Ева не верила своим глазам. Она удивленно смотрела на розовую полоску — результат анализа, затем недоверчиво провела рукой по слегка загоревшему, плоскому животу и покачала головой.
— Неужели ты и вправду здесь? — прошептала она. Ее охватила радость. Ева села на закрытую крышку сиденья в туалете. Складки ее белого шелкового пеньюара опустились, коснувшись мраморного пола.
Нико сойдет с ума от счастья, когда узнает об этом. Выходец из семьи еще более многодетной, чем ее — десять детей! — он постоянно говорил, что намерен как можно скорее положить начало своему собственному выводку.
«Правда, я не уверена, что он надеется взять старт так рано, — подумала Ева, оглядывая себя в зеркало. — Вероятно, Нико достаточно старомоден и вынужден считаться с тем, что могут сказать родственники, когда она пойдет с ним в августе в церковь. И как отреагирует «Эсте Лаудер», — продолжала размышлять Ева, понимая, что ее контракт с фирмой превращается в дым. — Что им делать с беременной моделью? — Но она постаралась прогнать свои страхи. — Им требуется твое лицо, Эви, а не тело. В конце концов, они делают лишь портретные снимки, и если твои титьки чуть нальются — тем лучше!»
Вальсируя, она выплыла в гостиную, схватила сидевшую на подоконнике Беспризорницу и закружилась с ней, словно ожившая хрустальная балерина.
— Ты слышишь, малышка, скоро ты перестанешь быть единственным ребенком! У тебя будет братишка или сестренка!
«Сейчас вряд ли можно застать Нико в отеле», — подумала Ева. Она посадила Беспризорницу на диван и направилась в спальню, чтобы одеться. Неужто придется мучиться так долго из-за того, что она не может поделиться с Нико новостью до вечера? И почему он вдруг сейчас оказался в Италии?
Ей захотелось позвонить маме и Нане.
Интересно, что скажет ее отец, размышляла Ева, вынимая из шкафа вышитое бисером лимонного цвета платье. В конце концов, она подарит ему то, что не смогла подарить Марго, — первого внука. Когда она пошлет ему фотографии малыша, посчитает ли он их достаточно ценными, чтобы поставить на камине в гостиной рядом с сувенирами от Марго?
Однако эти звонки она могла сделать только после того, как дозвонится до Нико.
Евой владело приятное возбуждение. Как сможет она в будущем сохранить серьезное выражение лица?
Через час, сидя у Делии Теребело, Ева едва заставила себя прикоснуться к рагу из овощей и съесть ломтик дыни, которые подала ей подруга на бледно-голубых тарелках с изысканными узорами. Здесь были кофейные чашечки самых разных размеров, форм и расцветок, приобретенные на ярмарках всего мира. Делия была популярной французской моделью. Ева познакомилась с ней в начале своей карьеры. Делия закончила Сорбонну, бегло говорила на нескольких языках и была убеждена, что в своей прежней жизни была Жозефиной Бонапарте. Ева и Делия работали вместе уже несколько лет и еще больше подружились, когда Делия переехала в Нью-Йорк и подписала контракт с агентством Д’Арси.
Ева оглядела оживленно беседующих за столом гостиной молодых женщин, приглашенных в ее честь, и у нее возникло сильнейшее искушение открыть свой секрет. В конце концов, это была редкая возможность увидеть всех подруг вместе здесь в Нью-Йорке. Все они будут заняты на работе за рубежом до августа — именно поэтому у Делии возникла идея устроить обмывание невесты задолго до свадьбы.
«Мы собрались вместе, — думала Ева. — Самое время сказать им». Господи, как ей хотелось это сделать!
Но тогда Нико убьет ее.
Все же Ева попробовала представить себе их реакцию. Элке Берлин, жизнерадостная брюнетка, редактор журнала мод «Имидж», захочет сделать снимок будущей матери для обложки рождественского номера; огромные серебряные и аметистовые сережки Куки Релтер, директора отдела на телевидении, отчаянно зазвенят, когда она вскочит из-за стола с предложением сделать фильм о рождении ребенка; Синтия Ляфонд, цыганка с серебряными волосами, модельер, с которой Ева познакомилась во время своих первых съемок в «Спортс Иллюстрейтид», назовет дюжину самых невероятных имен. Затем Дженна Элиот, длинноногая журналистка, известная своими злободневными статьями в журнале «Эбони», начнет вычислять астрологическое будущее ребенка и давать Еве советы, какие камешки она должна носить во время беременности.
Ева продолжала свою немую игру, пытаясь определить реакцию каждой из подруг, пока не дошла до Моники.
«Моника, скорее всего, с перепугу наложит в штаны, опасаясь того, что мне не позволят лететь на Мауи и что мне не подойдет одежда для съемок. Но при этом она улыбнется безмятежной улыбкой, пошлет мне воздушный поцелуй, предложит себя на роль крестной матери и будет говорить, что необходимо купить приданое новорожденному».
Глядя на Монику, как всегда эффектную и активную, Ева мысленно улыбнулась. Бриллиантовое в форме сердечка ожерелье на фоне бирюзового замшевого жакета переливалось всеми цветами радуги. «Она сегодня в превосходной форме», — подумала про себя Ева, и на какое-то время даже забыла о собственной новости, когда Моника стала в деталях рассказывать о своей стычке с дерзким рабочим, который занимался остеклением веранды ее загородного дома.
— И тогда этот наглец говорит мне, чтобы я вела свой раздел о духах в «Идеальной невесте» и не лезла в его дело, потому что я ни черта не смыслю в архитектуре, декоративном садоводстве и плотничьем деле и не смогу отличить отвеса от вертлюга. Вы можете себе представить? Интересно, кто, по его мнению, спроектировал все эти сады вокруг дома?
Она возбужденно помешала взбитые сливки в чашечке и наклонилась к Делии.
— Кстати, твой отец был строителем, ты должна знать: что это за штука такая — вертлюг?
Куки едва не подавилась дыней, а Ева срочно заговорила с соседкой.
— Я серьезно спрашиваю. Что такое «вертлюг»? — не отступала Моника.
У Элке забегали глаза.
— Я бы сразу же выгнала этого сукиного сына, — заявила Делия, размахивая ложкой. — По-моему, он слишком много о себе воображает.
— Но тогда кто доведет дело до конца? Работа уже на три четверти завершена, — возразила Моника. — Она зажгла сигарету, пустила струйку дыма и помолчала. — Да и внешне он неплохо смотрится, — добавила она неожиданно спокойным тоном.
Немножко слишком спокойно сказано, подумала Ева.
Делия подняла бровь. Куки и Синтия обменялись взглядами, затем с интересом уставились на Монику. Другие перестали жевать, двигаться и болтать и также заинтересованно посмотрели на редактора «Идеальной невесты». В задумчивости Моника сделала глубокую затяжку и лишь затем заметила, что пятнадцать пар тщательно подведенных глаз устремлены на нее.
— Что вы уставились на меня?
— Подробнее, подруга, подробнее, — промурлыкала Элке.
— Гм… а Ричард знает об этом… умельце? — подмигнув Еве, спросила Синтия.
— А что нужно Ричарду знать о нем? — огрызнулась Моника. — Упрямый болван! — Она пожала плечами. — Может быть, привлекательный, но все-таки болван. Так что выбросьте все ваши грешные мысли, дамы. Пошли, Ева, — она отодвинула стул, давая понять, что разговор на эту тему исчерпан. — Сейчас самое время осмотреть твои трофеи.
— Эта серебряная шкатулка от Рори, — показала Делия, когда Моника и Ева прошли в гостиную, где на лакированном столике китайской работы были сложены подарки. — Она просила передать тебе, что была страшно огорчена, что генеральная репетиция совпала со временем обмывания невесты. Но она мечтает увидеть всех нас завтра на премьере. Надеюсь, Рори будет иметь успех.
— Куки, — решительно сказала Моника, когда Ева потянулась к завернутому в розовую фольгу пакету. — Бери свою видеокамеру. Я хочу, чтобы осталась память о том, какое будет у Евы лицо, когда она увидит мой подарок.
Ева ахала, открывая тончайшей работы шкатулки, рассматривая фужеры для шампанского, хрустальные вазы, посуду из севрского фарфора. Когда она развернула подарок Моники, то испытала настоящее потрясение. На золоченой тисненой бумаге Ева увидела фотографию мавританского замка четырнадцатого века, окруженного фонтанами, выложенный плиткой уютный дворик и массивный деревянный разводной мост. Под фотографией находились два билета первого класса в Севилью.
«Это мой свадебный подарок вам двоим. Я хочу таким образом расплатиться за то, что когда-то в Милане нарушила ваше с Нико уединение».
— Моника, это просто невероятно! — ахнула Ева.
— Счастливого медового месяца тебе, дорогая. У вас будет замок и штат из пяти человек в течение недели. Только направьте им уведомление заранее, — сказала Моника. Она обняла и поцеловала Еву. — Поезжайте, отдохните и наделайте побольше итальянских детишек.
Невероятным усилием воли Ева удержалась от того, чтобы не похвалиться, что bambino numero uno[9] уже на подходе. И только мысль о том, что Нико придет в ярость, если обнаружит, что Моника Д’Арси узнала о ребенке раньше него, помогла Еве сдержаться. Она лишь поцеловала Монику и прошептала:
— Ты ангел! После этого нам остается только просить тебя, чтобы ты была крестной матерью.
Делия сунула зеленый конверт Еве в руки.
— Не забудь про это — последнее по порядку, но не по значению.
Ева еще продолжала улыбаться, когда взглянула на конверт в своих руках. Улыбка мгновенно слетела с ее лица, ее сменило выражение ужаса.
— Держи ее, Моника, она сейчас упадет в обморок! — воскликнула Куки, поворачивая видеокамеру вниз. Вслед за падающим на ковер конвертом.
Моника усадила Еву в кресло из красного дерева эпохи королевы Анны.
— Со мной все в порядке, — запротестовала Ева, но голос у нее заметно дрожал. Звон в ушах, который возник у нее при виде конверта, стал пропадать. Внезапно пришла мысль, что нужно прежде всего побеспокоиться о той жизни, которая зародилась в ней.
«О Боже, мой ребенок! Не навредить бы моему ребенку…»
— Нет, мне не надо воды. Элке, я чувствую себя прекрасно, — сказала она уже спокойнее. — Но… Не трогайте этот конверт! — приказала она и вскочила, чтобы удержать протянутую к конверту руку Синтии.
Все с недоумением уставились на нее.
— Что с тобой творится, дорогая? — медленно произнесла Моника.
Ева осмотрелась по сторонам, едва преодолевая желание прикрыть, защитить свой живот.
— Кто-нибудь может сказать, как этот конверт попал сюда?
— Он был на столе вместе с другими подарками — это все, что я знаю, — удивленно сказала Делия, пожав на французский манер плечами. Она подала Еве стакан воды со льдом и снова усадила ее в кресло.
— Ты дрожишь, словно осиновый лист. Объясни, что все это значит.
Ева молча по очереди всматривалась в озабоченные лица, словно измеряя степень обеспокоенности каждого. Проницательные серые глаза Моники увидят сразу, если она вздумает сочинить какую-нибудь сказочку. Да к тому же ей внезапно расхотелось что-либо выдумывать. Она расскажет правду своим подругам и тем облегчит свою душу, а затем как можно быстрее вызовет Тома Свенсона.
— Внизу находится телохранитель, мой телохранитель, — сказала она устало, — кто-нибудь вызовите портье, пусть он пригласит блондина в верблюжьей куртке. Его зовут Свенсон. Я бы не хотела вас пугать, но какой-то маньяк преследует меня. Этот конверт от него. — Моника налила в фужер немного шотландского виски и залпом проглотила его, словно это был яблочный сок.
— Ты не хочешь выпить? Судя по твоему виду, тебе это не помешает.
Ева лежала с кошкой на диване. Она вспомнила о крохотной жизни внутри нее и покачала головой.
— Я чувствую себя хорошо. Не хватало еще, чтобы из-за какого-то Билли Шиэрза я приобщилась к пьянству.
— Когда эта скотина привязалась к тебе и почему ты мне об этом не сказала? — спросила Моника. Она опустилась в одно из роскошных кресел, сбросила с ног туфли-лодочки и откинулась на спинку с бокалом в руке.
— Об этом не знает никто, кроме службы охраны. Даже Нико.
Моника поставила бокал на столик.
— А он-то почему не знает?
— Я не хочу, чтобы он думал об этом во время гонок. И потом, кто мог ожидать, что это так затянется?
— А сколько это тянется?
— Несколько месяцев, я точно не помню. — Ева села, положив мяукающую кошку на колени. — Дело в том, что, несмотря на все расследования, телохранителей и мои усилия защититься, он подбирается ко мне все ближе. Письма с лоскутками одежды продолжают появляться, и послания становятся все более откровенными.
Зазвонил телефон. Моника затаила дыхание. Ева схватила трубку.
— Максин, отпечатки есть? — оживившись, спросила она.
Моника наблюдала за тем, как у Евы менялось выражение лица.
— Нет, после того как увидела его… Вот скотина! Ну ладно, давайте, я взяла карандаш.
Глаза Евы потемнели и приобрели фиолетовый оттенок, пока Максин передавала ей содержание послания Билли Шиэрза. Она что-то энергично нацарапала в блокноте.
— Замечательно, — вздохнула она.
Ева положила трубку, погладила Беспризорницу и встретилась с вопрошающим взглядом Моники.
— Максин Гудмен считает, что это хорошая идея — не ехать к моим родителям, а отправить Нико в Болонью на праздники. Интерпол будет начеку и проследит, кто последует за мной через таможни… Вот такие рождественские подарки!
— А как отпечатки?
— Частично смазаны… Что касается письма, то это просто шедевр. — Ева погладила Беспризорницу и заглянула в зеленые глаза кошки. — К нескольким лоскуткам красной кожаной отделки моего жакета, в котором я была вчера, он приложил любовное послание. — Она взяла блокнот и нарочито монотонным голосом зачитала текст, изо всех сил пытаясь обуздать свой страх.
«Рождество уже совсем рядом. Я тоже. Оденься во все красное. Скоро я раздену тебя, сниму вещь за вещью. И тогда Новый год колокольчиком возвестит нам с тобой, одетым в красное, о своем приходе. Я люблю красный цвет, Ева. Он теплый и бархатистый, как кровь».
— И, как водится, дальше идет его подпись: Билли Шиэрз.
Моника задержала дыхание и внимательно посмотрела на Еву.
— Похоже, это какой-то псих… Знаешь, Ева, я думаю, что ты одна с этим не справишься. Ты уверена, что надежно защищена?
Ева закусила губу.
— Служба охраны славится надежностью… Но когда имеешь дело с таким, как Билли Шиэрз…
— У полиции есть какие-то данные об этом типе?
— Малоутешительные. Он из числа тех, кто бродит, подсматривает, терроризирует жертвы. Некоторые из таких типов специализируются на знаменитостях, некоторые — на бывших женах или подружках. А могут привязаться к любой несчастной, которая окажется на их пути. — Ева провела рукой по волосам. — По всей видимости, мой преследователь невзрачной внешности, очень изобретательный и одержим идеей вступить в интимные отношения со мной. — Она сверкнула глазами, встретившись со взглядом Моники, но чувствовалось, что эти месяцы страха не прошли для нее бесследно.
Случались иногда короткие передышки, когда она забывалась, но где-то в глубине души у нее продолжал гнездиться страх, который готов был выбросить в кровь адреналин в тот момент, когда она меньше всего этого ожидала.
За последнее время Ева потеряла в весе, и некоторые платья на ней стали выглядеть мешковатыми. Ее мучила бессонница, во время которой она тревожно вглядывалась в освещенный ночником вестибюль. По утрам она замечала круги под глазами и паутинки морщин возле губ, и ей приходилось тщательно запудривать и закрашивать их.
Ева смотрела мимо Моники, и перед ее глазами проплывали зеленые конверты и телохранители, а в ушах звучал голос Максин Гудмен и ее тщательно подобранные слова о результатах проведенных расследований…
— Моника, ты помнишь Бобби Сью Гриффин? — внезапно спросила она.
— Эстрадную певицу? Ту, которую пару лет назад нашли зарезанной где-то в лесу? — Моника вдруг посуровела. — Нет, Ева, не говори мне об этом!
— Билли Шиэрз. — Ева бросила карандаш на кофейный столик и откинулась на подушки. — Бобби Гриффин получала такие же письма… И Лианна Карузерс — теннисная звезда восьмидесятых годов.
— Но в газетах писали, что она умерла от удара по голове во время стычки с грабителями, — возразила Моника.
— Полиция всегда утаивает часть информации, не раскрывает публике детали, которые может знать только убийца… Моника, поклянись, что ты будешь молчать об этом. Обещай мне. Известно, что эти две женщины были убиты мужчиной, который называл себя Билли Шиэрз. Загадочным является тот факт, что между смертью Лианны Карузерс и убийством Бобби Сью Гриффин прошло несколько лет. Максин Гудмен предполагает, что Билли Шиэрз в это время был в заключении за какое-нибудь правонарушение другого рода, а сейчас вышел на свободу на мою голову. Думаю, теперь моя очередь.
— Господи, Ева, ты должна все рассказать Нико! Нечего ему носиться по Европе и оставлять тебя одну, пусть даже у тебя есть телохранители! Не могу представить себе, как ты остаешься здесь ночью в одиночестве с одной кошкой. У тебя есть оружие?
— Нет, но у Свенсона и Тамбурелли есть, а один из них всегда рядом.
— Рядом? Где рядом? Этот лунатик отрезает лоскуты от твоей одежды, а они не могут даже застать его на месте преступления!
— Моника, «Защитник» — лучшее агентство охраны на обоих побережьях. Все пользуются его услугами, ты же знаешь. — Ева посадила Беспризорницу на подушку и поднялась. Она стала нервно ходить по комнате, покручивая обручальное кольцо на пальце.
— Что еще можно сделать? Я не хочу, чтобы эти вонючие газеты совали нос в мою жизнь. Я не намерена стать заложницей этого психопата. Он не заставит меня покончить с жизнью или скрываться наподобие Сэлтона Рушди.
— Расскажи Нико.
— Я собираюсь это сделать, — Ева снова подумала о младенце. Ради младенца, ради них она должна посвятить в это Нико. Это будет большим облегчением для нее — не нести же ей всю тяжесть одной, Ева знала, что Нико будет рядом. Как только узнает, что возле нее творится, он придет на помощь. «Здорово! — вздохнула Ева. — Мы будем всегда вместе, всегда неразлучны, — как два Аякса, как инь и ян[10], как Миннеаполис и Сент-Пол.
— Cara mia[11], — мурлыкал Нико, целуя шею и пышные груди.
Он вдыхал аромат розовой воды, которой пахли ее волосы, ощущая легкое теплое дыхание над ухом, когда ее язык касался его чувствительной мочки. Засмеявшись, он осыпал роскошное тело еще более горячими поцелуями. Она была богато одарена природой — красивая, умная и искусная в любви.
Оба не заметили, как соскользнуло на пол парчовое одеяло, пока они, извиваясь, предавались любовной игре. Телефонный звонок стоявшего на керамическом столике аппарата прозвучал словно визг пилы в первозданном лесу.
— Проклятье! — сказал Нико.
— Может, продолжим?
— Вдруг это Бьяччино, — извиняющимся тоном сказал Нико и взял трубку.
— Нико, дорогой!
До чего же не кстати! Нико скатился с разгоряченного игрой женского тела и сел в кровати.
— Bambina! — воскликнул он. — Я только что думал о тебе!
Голос Евы дрожал, его заглушали помехи на линии. Откуда-то появилось ощущение, что произошло нечто неприятное.
— Нико. — Ева сделала небольшую паузу. — Я тоже думала о тебе. Я должна тебе что-то сказать. Я хотела рассказать все при встрече, но это не терпит отлагательства. Ты можешь сейчас говорить?
— С тобой — всегда, bambina. Что случилось?
В это время Марго с проказливой улыбкой протянула к нему красивую тонкую руку. Ее пальцы стали поглаживать густые черные завитки на его груди, затем спустились ниже, к животу, где волосы переходили в настоящие джунгли. Чтобы окончательно отвлечь его, она соблазнительно развела бедра. Однако у Нико настроение явно изменилось.
Он схватил Марго за запястье, его глаза сверкали. «Не сейчас» — ясно сказали они. Она снова откинулась на подушки, наблюдая за тем, как во время разговора у него менялось выражение лица.
Из батареи центрального отопления вырывался пар, отчего окна величественного отеля «Виа Терранова» запотели. Однако Нико не замечал ни свиста вырывающегося пара, ни солнечных зайчиков, отражавшихся от опорожненной наполовину бутылки вина, стоявшей на полу, ни выражения лица Марго, возлежавшей голой на кровати в стиле Людовика XV и с любопытством наблюдавшей за ним.
Он воспринимал лишь отдаленный, но волнующий и близкий голос Евы, которая говорила так быстро, что он с трудом улавливал смысл.
— Нико, мне нужно так много тебе рассказать, что я даже не знаю, с чего начать. Только обещай, что не будешь сердиться из-за того, что не посвятила тебя в это раньше.
— Сердиться? Когда я последний раз сердился на тебя, Ева?
— Наверное, когда мы собирались на встречу с Марго, а я все меняла туалеты, — предположила она, засмеявшись.
— Ах, с Марго, — пробормотал Нико и сверкнул на Марго глазами, отразившими смесь удивления и желания.
Марго бросила на него взгляд, которым она удостаивала дилетантов, задающих дурацкие вопросы, и голая встала с кровати. Покачивая бедрами, она прошла по освещенному солнцем толстому ковру, налила в бокал вина и небрежно закинула назад копну густых платиновых волос. Она призывала на помощь все свое самообладание, чтобы не выхватить из рук Нико трубку и не прекратить этот разговор.
«Ева решит, что это из-за неполадок на трансатлантической линии связи», — злорадно подумала она. Но Нико может прийти в ярость, и Марго не была уверена, что ей удастся укротить его. И все же искушение не покидало ее.
Она макнула кусочек сыра в розетку с икрой, не отводя опаловых глаз от лица Нико. Марго с удовлетворением отметила, что он тоже наблюдал за ней. Дразня его, она с аппетитом откусила сыр и стала кончиком языка катать зернышки икры, наслаждаясь ее солоноватым вкусом.
Вопрос прозвучал так громко, что Марго едва не уронила бокал с вином. Нико сильно побледнел, глаза его сверкнули, но было ясно, что сейчас он видит и слышит только Еву.
— Я не могу понять, о каких к черту письмах ты говоришь? Билли Шиарз? Ева, bambina, помедленнее! Я должен расслышать каждое слово. Теперь давай сначала.
Пока Ева говорила, он шагал по комнате в чем мать родила — высокий, красивый, 185 фунтов мужской силы, готовой взорваться. Когда Ева сказала ему о ребенке, Нико опустился на край пышной резной кровати. Он закрыл глаза, но не смог удержать слез, голос его стал хриплым.
— Bambino? А может, bambina? Тогда у меня будет две bambinas. О, Ева, о Dio mio. Внезапно он громко засмеялся, его красивое лицо излучало радость.
— Ты уверена? Ты была у врача? — он снова вскочил. — Слушай, Ева. Оставайся на месте. Я сразу же приеду в Нью-Йорк. Не высовывай носа из квартиры, пока я не появлюсь. Обещай мне. Я не хочу, чтобы ты вообще выходила, слышишь? Я заеду к своим родным и скажу, чтобы они ждали нас в Болонье на Рождество, а следующим самолетом вылечу в Штаты.
Он замолчал, слушая, что говорит Ева, затем хрипло сказал:
— Я защищу тебя, даже если мне придется задушить этого Билли Шиэрза голыми руками! Но прошу тебя, Ева, обещай, что ты дождешься моего приезда.
Слушая его, Марго почувствовала, что холодеет. Значит, Ева собирается родить Нико ребенка. На мгновение она задохнулась от охватившей ее ревности.
«Ты станешь тетей, — сказала она себе презрительно. — Спасибо и на том».
И кто такой этот Билли Шиэрз? Она и не подозревала, чтобы что-либо, кроме секса и гоночных машин, могло так взволновать Нико.
Марго взяла с кресла серебристого цвета платье из тонкого атласа и набросила на себя, пытаясь хотя бы таким образом растопить растущий в ее сердце холодок. Она незаметно разглядывала взволнованное лицо Нико. Сейчас для него существовала только Ева. Она завладела его вниманием, его сердцем, его душой и его телом, хотя и была за несколько тысяч миль отсюда.
«Пропади ты пропадом! И ребенок твой тоже!»
Марго подумала, что уже давно позади то время, когда мужчины предпочитали следить восхищенными взглядами не за Евой, а за ней. В год окончания школы некогда нескладная девчонка-сорванец внезапно расцвела и затмила славу Марго как первой красавицы в семье. До этого сама Марго и все остальные воспринимали как аксиому, что она самая умная и самая красивая, а Ева — трудолюбивая, неуклюжая, невзрачная лошадка, которая берет упорством и старательностью. Но затем неожиданно, как и предсказывала мама, Ева стала превращаться в блестящую, гибкую, зажигательную, лощеную пикантную девушку, стремительно обгонявшую Марго, которой оставалось лишь с завистью смотреть ей вслед.
Хуже всего было то, что даже отец стал считать Еву более красивой… Отец, который всегда называл Марго принцессой, хвастался, что Марго — умнейшая и красивейшая девушка в мире, — даже отец переметнулся на сторону Евы!
Глядя сейчас на разгоряченное лицо Нико, Марго почувствовала, что к ее глазам подступают слезы, когда она вспомнила о предательстве отца. Однажды она приехала домой из колледжа на пасхальные каникулы и, спустившись вечером вниз, чтобы выпить стакан сока, услышала, как отец говорил своим партнерам по покеру:
— Я всегда думал, что Марго — моя самая красивая дочь, но Ева доказала, что я ошибался. Хорошо, что Марго умная, а то бы ей трудно было пережить такой поворот. Будьте уверены, она сделает карьеру по медицинской части, в этом не может быть сомнений. Она способная девчонка. Но ей не стать знаменитой, если она не получит Нобелевскую премию или что-нибудь в этом роде.
Марго оцепенела от шока, его слова она воспринимала больнее, чем если бы получила пощечину. Ухватившись за перила лестницы и вознеся хвалу темноте, она слушала, с какой гордостью говорил о Еве отец и как дружно соглашались с этим другие.
— Вон, посмотрите на эти журнальные обложки, — продолжал отец почти с благоговением. — Ну кто мог подумать, что моя Ева превратится в такую блистательную девушку?
Блистательная девушка… Теперь она превратится в толстое, обрюзгшее существо с расширенными синими венами. Живот ее вздуется, груди обвиснут. Ева стояла на ее пути, с тех пор как сделалась фотомоделью и появился Нико.
«Я пока что не собираюсь сдаваться», — подумала Марго, допивая последние капли вина. Она посмотрела на великолепно сложенного красавца с горящими глазами и черными, как смоль, волосами, в чьих объятиях она испытала экстаз всего лишь час назад.
«Нет, — решила Марго, ставя бокал на столик. — Я еще не кончила с Нико Чезароне… Отнюдь».
Bambino numero uno — ребенок номер один (ит.).
Инь и ян — мужское и женское начало в космологии.
Cara mia — любимая моя (ит.).