- Павел Ильич не имеет заключения врачебной комиссии и не может быть допущен к летной работе.
- Не беспокойся, доктор! Не подведу. Я здоров. Комиссию оформишь через четыре-пять дней, после тренировки, - отозвался Павлов.
Слепенков молчит: не в его манере рубить, что называется, сплеча. Конечно, он мог отвести мое требование. Но не таков был Слепенков. Формалистом его не назовешь, однако порядок и ясность любил во всем. Летчик после ранения, продолжительного лечения с последующим отпуском и без освидетельствования в медицинской комиссии - это не мелочь. Этим Слепенков пренебречь не мог, как не мог пустить на задание самолет после замены мотора, без предварительной проверки его надежности в полете над аэродромом.
- Возражение резонное. Будем считать один - ноль в пользу доктора, - решил "спор" командир.
- Есть предложение: организовать комиссию на завтра, - доложил я.
- Действуйте, - отозвался Слепенков. Комиссия состоялась. В том числе для Пимакина и Чернышенко. Ввод летчиков в строй осуществился в намеченные командиром сроки и без нарушения врачебных требований.
Поддержкой командира я всегда гордился. Она увеличивала мои возможности как врача. Без нее было бы трудно, а порой и невозможно работать. Не окажись ее сейчас у меня, и Павлов полетел бы на собственном энтузиазме, пренебрегая оценкой состояния его здоровья специалистами. Правда, у меня всегда была еще одна резервная возможность - связаться с главным врачом ВВС флота, но к такой мере мне прибегнуть ни разу не пришлось.
По моим наблюдениям, летчикам импонировал строгий подход врача к их здоровью. Вот почему врачебная "придирчивость" не разъединяла, а сближала меня с ними, ибо являлась определенной гарантией безопасности и успеха боевого полета. Именно к этому стремились мы все: летчик, врач и наш справедливейший арбитр в лице командира полка.
Все это из области психологии боевого летного труда. В ней надо было уметь разбираться, чтобы понимать эмоциональное состояние летчика в каждый данный момент и действовать по-врачебному объективно и правильно. В одном случае вовремя настоять на врачебной комиссии, в другом - обоснованно и тактично отказать в требовании похлопотать о досрочной выписке из госпиталя, в третьем - своевременно организовать перевод из госпиталя на долечивание в свой лазарет или дом отдыха (иногда воздержаться от такой меры), в четвертом - своевременно предусмотреть отпуск или эвакуацию за черту блокады, чтобы поддержать морально и облегчить трудную перспективу выздоровления и т. д.
В очередной раз мы навестили раненых вместе с Я. 3. Слепенковым. Сначала заехали в 3-ю эскадрилью. Летчики пребывали в готовности. Но не томились пассивным ожиданием, а играли в волейбол! Приятно было видеть один из первых результатов недавнего партийно-комсомольского актива полка. Желая поддержать полезное начинание и выразить наше одобрение, в игру включились и мы. Слепенков неотразимо забивал, ловко парировал и хорошо подавал мячи. После игры он занялся делами с новым командиром эскадрильи, а я пригласил летчиков на очередную беседу по душам. Проверил у каждого пульс, кровяное давление.
Лейтенант К. Ф. Ковалев, один из наших лучших летчиков (будущий Герой Советского Союза), жаловался на плохой аппетит, неспокойный, поверхностный сон. По утрам вставал с головной болью, разбитым. Пульс у него частил даже в покое. Кровяное давление оказалось пониженным. Сомнений не оставалось: яркие симптомы летного утомления. Необходимо лечить. Отдыхом, как способом наиболее радикального воздействия на причину. Отпуск или направление в дом отдыха - на выбор. Ковалев возражает. Мотив - летать некому. Просит таблеток, чтобы улучшить сон. Остальное, по его мнению, терпимо, летать можно, незачем командиру морочить голову из-за него.
Нет. Возражения напрасны. Больным воевать не положено. Согласиться с Ковалевым значило бы неоправданно рисковать жизнью летчика, поступиться врачебным долгом.
Я доложил командиру. Ему, понятно, нелегко было принять мое предложение. Я. 3. Слепенков промолчал. Решение объявил перед нашим отъездом из эскадрильи, когда стал прощаться с летчиками. Обращаясь к Командиру эскадрильи, он распорядился Ковалеву боевые полеты прекратить, собираться в отпуск на Большую землю. После - на комиссию.
- Ясно? - закончил командир, обращаясь к летчику.
- Есть, - отозвался Ковалев.
Меня радовала очередная поддержка командира. Он не сомневался: я не злоупотребляю, я прав.
Вот и госпиталь. И. Н. Емельяненко радостно возбужден: завтра выписывается. Предстояло вскоре выписаться и К. Г. Теплинскому, которого ждало новое назначение с повышением. После отпуска к нам он больше не вернулся.
Пока Я. 3. Слепенков находился в палате у Зосимова и Павлова, я договорился с Е. П. Букиревой о дате их выписки, чтобы я смог приехать и своевременно заказать самолет для Зосимова. Дмитрий Иванович был уже вполне транспортабельным: ходил на костылях с гипсовой повязкой на ноге. Несколько дней назад главный хирург ВМФ профессор Ю. Ю. Джанелидзе, делал обход раненых в сопровождении свиты врачей, одобрил эвакуацию Зосимова.
Из хирургического отделения я и Слепенков направились в терапевтическое навестить старшего (на два года) брата командира полка - младшего специалиста старшину Слепенкова Михаила Захаровича. Более трех недель назад он заболел плевритом. Сначала мы поместили его в лазарет авиабазы. Потом оказалось необходимым перевести в госпиталь. Сегодня в числе других дел командир предполагал вместе со мной побывать и у Миши. Выяснилось: Слененкова-старшего вчера выписали в экипаж. Едем выручать, Яков Захарович беспокоился, как бы не направили в другую часть. Но этого сделать не успели. Сержант Шкляев (шофер командира) на легковой машине доставил меня и братьев Слепенковых в Приютино. (Михаил Захарович жил в Кронштадте. Туда Слепепковы перебрались с Невельщины задолго до войны. Отец их был рабочим Морского завода. Из Кронштадта в 1928 году Михаил Захарович проводил младшего брата в Качинское училище военных летчиков.)
По дороге в Приютино договорились побывать у командира дома вечером. Такие визиты давали мне удобную возможность расспросить его о самочувствии пощупать пульс, измерить кровяное давление, при необходимости послушать сердце, легкие.
Насколько я мог судить, Я. 3. Слепенкову нравились наши домашние встречи. Он был интересным собеседником. Мы говорили о медицине, науке, истории, литературе и даже философии. Часто на таких домашних встречах бывал С. Я. Плитко. Командир и комиссар жили вместе в маленьком домике из двух смежных комнат, прихожей и кухни.
К назначенному сроку захожу. Обдает теплом хорошо натопленного помещения. Я. 3. Слепенков в обычном для него хорошем настроении. Улыбается. Неторопливо шагает по комнате. В тапочках на босу ногу. Руки в карманах брюк. Воротник гимнастерки широко расстегнут.
С. Я. Плитко сидит за столом. Пишет, готовится к партсобранию полка.
Оба встречают приветливо. Почти в один голос приглашают сесть. Тем временем вошел писарь строевого отдела старшина Протасенко с папкой бумаг. Слепенков, как стало ясно, поджидал его.
Командир сел за стол. Стал быстро просматривать и подписывать бумаги. Вот он макнул перо в чернильницу и остановился: зазвонил телефон. Трубку взял Плитко.
- Слушаю. Что-что? 11 - 30? Минуточку. Вы доложили по шифровке 11 - 30? обращается к командиру Плитко, прикрывая ладонью микрофон.
- Сумасшедшие! - добродушно отзывается Слепенков, не интересуясь, кто звонит. - Скажите, что я не помню номера всех шифровок.
Плитко продолжил и закончил разговор, как можно было понять, в духе взаимности.
Протасенко ушел. Я осмотрел Слепенкова. Он соглашался на это всегда. Спросил Плитко о самочувствии. Закончив с врачебными делами, я намеревался уйти. Задержал командир неожиданным для меня вопросом:
- Доктор, вы не знаете начальника Медико-санитарного управления ВМФ Андреева?
- Знаю. Можно сказать, лично знаком.
- Вот как? - оживился Слепенков, явно изъявляя желание от меня узнать о нем подробнее.
Я рассказал, что осенью 1940 года, на четвертом курсе Военно-морской медицинской академии, занимался хирургией у Федора Федоровича Андреева, тогда военврача 1-го ранга, ассистента кафедры, которую возглавлял профессор Э. В. Буш (умер в 1942 году, в блокаду). Отметил, как интересно, содержательно проводил занятия Ф. Ф. Андреев. Особенно любили мы бывать на его клинических разборах больных. Они увлекали обстоятельностью анализа симптомов болезни, механизмов их возникновения, логикой построения диагноза, обоснованностью лечения. Подробно рассматривались предоперационная подготовка больных и послеоперационный уход, показания и противопоказания к операции, ее техника. Под его руководством я на "отлично" написал мою первую клиническую историю болезни. Вспомнил, как однажды Федор Федорович пришел к нам на занятие и объявил, что его срочно вызывают в Москву. Во время его отсутствия с нами будет заниматься другой преподаватель.
Через несколько дней Ф. Ф. Андреев вернулся в звании бригврача и должности начальника медико-санитарного управления ВМФ. О своем назначении он сказал нам сам, зайдя в группу проститься. Неожиданную новость мы встретили с удовлетворением, но и с чувством огорчения оттого, что теряем такого замечательного преподавателя. Несколько взволнован, как мы заметили, был и Ф. Ф. Андреев. На прощанье он нам сказал:
- Помните, служба не делает скидок на дружбу. Не будем искать их и мы. Скидок не будет!
Мы поняли его намек.
Как командир взвода слушателей попросил разрешения сказать несколько слов и я. От лица товарищей по учебе я поблагодарил Федора Федоровича за науку, за добрые пожелания. Заверил, что запомним его наставления и будем их выполнять...
- Вот оно что! А ведь я не знал, что вы так хорошо знаете Федю, отозвался Слепенков, выслушав меня не перебивая.
То, как Слепенков произнес это имя, мгновенно напомнило мне первую встречу с командиром, Федей он назвал тогда, как и сейчас, очевидно, Федора Федоровича Андреева. Я решил уточнить:
- А вы тоже его знаете?
- Состою в родственных отношениях. Мы, дорогой доктор, женаты на родных сестрах, - ответил Слепенков, лукаво улыбнувшись.
Для меня это была новость. В глубине души мне было приятно, что Слепенков так близок с Андреевым - моим учителем и прямым начальником - и что мне довелось стать врачом именно у Слепенкова.
- Здорово, друзья. Теперь ясно, почему у нас доктор не замухрышка, как некоторые! - заметил весело Плитко.
[стр.97-112 - фотографии]
- Федя знал, кого направлять, - отозвался Слепенков в тон комиссару.
Командир и комиссар шутили, конечно. Не думал я и теперь не думаю, что мое назначение в полк имело какую-либо связь с родственными отношениями между Андреевым и Слепенковым. Но, видимо, разговор какой-то у них был; ведь Слепенкову был обещан врач. Федор Федорович мог и не возражать против моей кандидатуры, если она была ему названа.
- А вы знаете, что Федор Федорович был ранен? - спросил Слепенков.
Я ответил утвердительно Командир дополнил мои сведения некоторыми подробностями, о которых он знал от самого Андреева. Это случилось в конце декабря 1941 года, когда он руководил медицинским обеспечением при высадке десанта в Феодосию и Керчь отрядом кораблей Черноморского флота и Азовской флотилии под командованием капитана 1-го ранга Н. Е. Басистого (впоследствии адмирала). Они стояли на ходовом мостике флагманского крейсера "Красный Кавказ". Во время обстрела противником на подходе к берегу осколком снаряда Андрееву раздробило стопу. Ее оказалось необходимым ампутировать. Это и было сделано под местным обезболиванием в операционной крейсера. Не теряя самообладания, Федор Федорович давал советы хирургам по ходу операции Дальнейшее лечение проходило в Сочи. Однако он не переставал руководить медицинской службой флотов и флотилий. Его заместителем в Москве был в то время Валентин Иванович Кудинов, перед тем - флагманский врач бригады крейсеров Черноморского флота. Когда рана зажила, Андрееву сделали удачный протез - "ботинок-стопа". В нем он хорошо ходил, почти незаметно прихрамывая. За Керченско-Феодосийскую десантную операцию Андреев был награжден орденом Красного Знамени (Генерал-лейтенант медицинской службы профессор Ф. Ф. Андреев умер в 1950 году в возрасте пятидесяти лет.)
Выйдя от командира полка, я решил зайти на КП полка. Оперативным дежурил начхим М.В. Красиков. Надлежало уточнить с ним некоторые детали завтрашнего совместного занятия по преодолению участка, зараженного ипритом. Настоящим, боевым.