— Вы говорите Рябчинский? Это, должно быть, тот, харьковский… Профессор? Алкоголик? Ну да, конечно, он. Жену продал в Константинополь, открыл там игорный притон, а потом, когда турки его выгнали, переехал в Берлин. Сошелся с племянницей. Скандалист отчаянный, его больше недели ни в одном пансионе не держат. Ни одной горничной прохода не дает. Напьется и в одной сорочке на балкон выходит… Мило?! А?.. Кончит тем, что его и из Берлина выкинут.
Потом мужчина:
— Гнус! И подумать только, что по таким вот субъектам иностранцы судят об эмиграции… А еще интеллигент! Профессор уголовного права… Хорош пример для подрастающего поколения!
Профессор явно ощутил на резиновой слизи макарон привкус хины. Он встал, посмотрел на багровое от вина, похожее на плевательницу лицо мужчины, назвавшего его «гнусом», на его даму — гусеницу с рыжим войлоком на голове, — подошел к их столику и хрипло спросил:
— Простите. Вы говорите о профессоре Рябчинском?
— Да. — И чета недоуменно переглянулась.
— О развратнике, алкоголике, продавшем жену в Константинополе, содержавшем там игорный притон и выходившем потом в одном белье в Берлине на балкон, о профессоре уголовного права Иване Петровиче Рябчинском?
— Да… — и мужчина и дама обрадовались. — Вы тоже его знаете? Садитесь, пожалуйста. Очень приятно!
— Благодарю вас, я постою. Так вот: насколько мне известно, профессор Рябчинский холост, вина не пьет, в Константинополе никогда не был, в Берлине тоже и живет безвыездно пятый год в Париже…
— Но позвольте-с… Вы введены в заблуждение! Может быть, он ваш друг, — очень жаль, что у вас такие друзья. Но все, что мы о нем говорили, основано на самых точных сведениях.
Дама взволнованно дернула рыжим войлоком и свысока посмотрела на Ивана Петровича.
— На самых точных сведениях, — солидно подтвердил ее спутник.
Бедный Иван Петрович смущенно попятился, машинально опустил было руку в боковой карман, хотел достать «карт-д’идантите», чтобы доказать, убедить, но вдруг раздумал и, брезгливо махнув рукой, быстро пошел к вешалке.
<1925>
Во всех уважающих себя серьезных периодических изданиях в целях культурного развития читателей и повышения тиража печатаются сенсационные романы, как-то: «Тайна замка Брынзы», «В бледно-сиреневой вилле» и т. п.
Почему, спрашивается, не напечатать такого романа и «Бумерангу»? Нам удалось по сходной цене (за 100 голландских гульденов) приобрести авторское право на перевод романа знаменитого португальского архитектора Мигуэля фон Шпингалета под волнующим названием «Голова Блондинки». Слово принадлежит автору.
Тишина звенела над парком… Место действия: изумрудные склоны Тюрингена, курорт Броттеродэ, пансион «Бездетная кукушка». Время: начало мая 1925 года, десять часов утра после утреннего кофе. Температура: 28 градусов по Цельсию.
Маркиза Крамаренко, нервно кусая краску для губ, бросила долгий взгляд в зеркало над вешалкой и, как ураган, ворвалась на веранду.
— В беседке… на полу… валяется… голова!
Хозяйка растерялась:
— О, эта Фрида! Она, должно быть, мыла там телячью голову и по рассеянности свалила ее на пол.
— Да нет же! — маркиза капризно топнула ногой. — Голова женщины… блондинки…
Все ринулись к беседке.
Через двадцать семь минут из Ливерпуля прилетел на гидроплане, вызванный по беспроволочному телефону, знаменитый сыщик Ремингтон.
Широкими несгибающимися шагами вошел в беседку и приказал:
— Попрошу всех выйти. Кроме вас, маркиза.
Покрытая восковой бледностью голова неизвестной красавицы широко раскрытыми мертвыми глазами смотрела с пола на синеющее сквозь плющ беседки небо.
Ремингтон молниеносно нагнулся.
— Маркиза! Это ваша подвязка.
— Нет!..
— Не отпирайтесь.
— Как… вы… узнали?
— У вас на правой ноге повыше колена — круглое родимое пятно. Вы видите, оно запечатлелось на подвязке.
— Ах! — Молодое тело маркизы, как подкошенный барашек, осторожно опустилось без чувств на скамейку.
— Арестовать! — приказал сыщик. — Заприте ее пока в ванной комнате.
Местный полицейский инспектор с завистью приложил палец к козырьку.
Но кто соучастник? Ровный срез головы явно говорил о твердой и беспощадной мужской руке.
Сыщик пил в столовой кофе и нервно курил.
— Сколько вам лет? — внезапно спросил он у старшего племянника хозяйки.
— Семнадцать.
— Ага! Играете на тромбоне?
— Как… вы… узнали?
— Одутловатые губы и мозоль на языке. Арестовать! Полицейский инспектор с завистью приложил (см. выше).
Полицейский агент почтительно доложил Ремингтону:
— Его Светлость, наследный принц Руригании желает вас видеть.
— Просите.
— Господин Ремингтон? — принц вынул из петлицы орден Подвязки и продел его в петлицу сыщика.
— Я ваш давний поклонник… Но, видите ли, королева, это, конечно, останется между нами, желала бы это дело замять…
Ремингтон встал и несгибающимися ногами вежливо указал принцу на дверь.