"Что?"
"Почему ты ни за что не хотел уступить мастерскую, упорствовал!"
"Почему?"
"Потому что настоящий художник!"
"Дай я тебя поцелую! Нет, за такие слова я должен тебе подарить картину! И не вздумай отказываться - обижусь!"
"Вот так ты и раздарил!"
"А у меня иначе: подарю - и непременно родится новое! Угнетает, когда картина лежит! А стану продавать, вдруг как ударит: сокровенным торгую. Здесь же иное - выбирай! Очень тебя прошу!"
Так у Бахадура появилась первая (а может, и последняя?) картина художника: черновой набросок.
"Это же заготовка!"
"А я именно ее хочу!" Это был карандаш,- она! Черновик, а схвачена суть: доверчивость (глаза), капризность (губы) и даже властность (линия подбородка). "Прошу: поставь дату, сегодняшнее число, и подпишись".
Он подписывался, ох и честолюбие! чтоб отличиться, латинскими буквами на турецкий манер, Arslan (по паспорту, кажется, Аслан, что, в сущности, одно и то же, Лев).
А потом она увидела этот рисунок - Бахадур увез ее из мастерской, сама попросила, и даже лицо платком, вроде бы чадра, чтоб никто не узнал. Мать Бахадура не знала, кто она, Айши не было.
"Ну вот,- поделилась мать радостью с Айшой,- хорошо, что стал приводить домой".
Айша накинулась на него:
"Ты соображаешь, что делаешь?!" - Она тоже не представляет, кого он позвал к себе. Ведь недавно ее в свои планы посвятил, но это - далекая-далекая мечта. "А ты дерзок! - ответила она тогда.- Как бы голову тебе не снесли, а заодно и всем нам!" Но то планы, а сейчас… "Привести домой какую-то девку!" - Мол, шляйся, знает только о той, что переводила ему, но чтобы осмелиться в свой дом!
"Ай-яй-яй!.. Знаешь, чем рискуешь?! Кого девкой назвала?! - И Айша прочла по его взгляду: не может быть! - Тебя за такие слова по головке не погладят!"
"Каюсь и склоняюсь перед тобой, брат!" Когда мать вошла, она увидела, как Айша низко кланяется Бахадуру, а он стоит, выпятив грудь, довольный.
"Вы что,- она им,- роли учите? Он - шах, а ты служанка?"
"Да, мама, ты угадала: скоро он будет у нас шахом, если, конечно, прежде времени ему голову не свернут".
"Что ты такие глупости о моем сыне?!"
"Не сын, а настоящий бахадур!"
Да, пришла и портрет свой увидела, в рамке, над тахтой повесил:
"С дарственной надписью!"
"Сумасшедший! Он же мог черт знает что додумать!"
"Это же не ты, это - произведение искусства! Причем великолепное!"
Потом Бахадуру признается, что та, из Совета Экспертов, когда услышала, что он бывает у нее, изобразила гримасу (а пока Ниса рассказывала, Анаханум думала про себя: "Она его любит!"; и чем больше та ругала Бахадура, тем упрямее звучало в ней: "Любит!"): "Гони, гони подальше его от себя! Не дай бог, еще влюбишься, как некоторые дуры, позора не оберешься! Это ж,- что бы обидное сказать? - ловелас! - Именно это слово произнесла, и в ее устах оно прозвучало то ли как "ловец", то ли как "ас", и ничего более.- Ни одну ведь не пропустит!.."
"Ты можешь его ругать,- думала Анаханум,- но я вижу, что влюблена в него ("…даже со мной по улице идет, а сам по сторонам, будто выискивает кого!").
И с нею, когда первый раз вышли из мастерской, она в чадре была, игра плюс конспирация, вспомнила: "по сторонам оглядывается", тут же ему с ходу, а он нашелся: "За тебя опасаюсь!"
Ниса своей любовью приковала внимание Анаханум к Бахадуру.
Ключ, как уехал художник, а в мастерской она будет одна! жег ей руки. Но как выйти из дому? И весь день оставаться тоже одной среди красок, холстов и всякой рухляди… даже череп она видела. "Чей?" - спросила тогда, а художник усмехнулся, вспомнив, как упрашивал могильщика, специально на кладбище поехал, очень ему хотелось череп иметь (могила забыта, нужно место, вот и торгуют!..), а тот такую заломил сумму! Не знал, что в нем задатки торговаться; и выторговал череп!
А для чего ей в мастерскую? Учить, к примеру, психологию, экзамен скоро, или… не уединяться же, в самом деле, чтобы читать в оригинале Низами? А может, подолгу разглядывать себя, изучая разные выражения лица, и как при этом взаимодействуют глаза, брови и губы? -Пианистка, что ходит в Салон, делает иначе: ей привезли журнал мод, и она каждую неделю подделывается под одну из приглянувшихся ей моделей - и прическа, и платье, благо есть возможность: отец два года уже вкалывает в южных краях, где древние реки текут, мутные от ила. "А вас сегодня не узнать!" - ей Сальми, потом привыкла, что та специально (а помог ее родителям Джанибек, заполнить все ячейки: и там чтоб аранцы были).
Ну что же, изучила, а дальше? Подойти к окну,- вот этого нельзя: одно окно на шумную улицу, другое во двор. С занятий? Но как? Чувствовала чей-то неусыпный глаз.
И ключ в сумке - откроет, посмотрит, и гулко стучит сердце, с чего бы?! Почему-то Бахадур всплывает. Никак не решится сбежать.
А Доброволец, откопал его старший брат Джанибека, чтоб любимую племянницу не посмели обидеть, в эти дни болел, могла бы, если б знала. Завтра!
И вдруг звонок. В дверь? вздрогнула она, нет, телефон. Поднять? "Не туда попали".
А ее называют по имени: "Это ты?"
Голос знакомый. "Нет!" - и хотела повесить трубку, а он:
"Это я, Бахадур". Вот! Началось!.. И голос - не свой:
"Как ты узнал?" - Это так просто.
"Я сразу понял, зачем тебе квартира".
"А зачем?"
"Это долго объяснять!"
"Какой хитрый! Хочешь напроситься в гости?"
"Почему бы и нет?"
"Не для тайных же встреч я выпросила мастерскую". "Знаю". "А для чего?"
"Я, между прочим, художнику разъяснил, и он со мной согласился". "Объясни и мне".
"Давай условимся так. Сегодня ты полновластная хозяйка, а завтра отступить, чтоб сама! опыт? интуиция? расчет? - я тебе позвоню и, может, заскочу в перерыв".
"Откуда ты звонишь?" "Из автомата, разумеется". "А если я не приду сюда?"
"Я прокачу тебя по городу". (И она платок на голову, вроде чадра.)