"Вот бы кого к нам!" - возмечтала, вспомнив Бахадура, дух его здесь витает. Уже давно Зулейха высматривает, ищет невесту для любимого брата, мать просила! А потом как бы невзначай при Бахадуре сказала Айше, что была у Сальми; они это имя часто склоняют, сами не зная почему, всякие слухи о Салоне Сальми; и об Анаханум: а как сложена! а кожа какая! а фигура!..
Сальми бриллианты на серьгах рассматривает: "Не боитесь ходить с такими крупными? Где вы их откопали?" "Мама!!" - Но Сальми не слушает дочь, восторженно смотрит на серьги Зулейхи.
"Это фамильные".- Еще бы спросила, на какие деньги!
"От деда?"
А Зулейха как ушла тогда, в первый раз, Анаханум спросила у матери, знает ли, чья сестра Зулейха? И назвала Айшу. О Бахадуре ни слова.
"От матери, она же у нас из богатой семьи".
"Да?"
"Сбежала с моим отцом".
"И прихватила с собой этот бриллиант?"
"Родители ей потом подарили. Когда помирились".
И все равно принизить голодранца Муртуза, хотя он - сын знатного человека, но тоже голодранца: мол, не жених или муж, как это принято, дарит невесте или жене, а женская сторона дарит; бриллианты же эти просто куплены в недавнюю поездку сестер, "под старину".
И с Бахадуром обошлось. Сидят вдвоем в комнате, у каждого свой участок,может, вчера задание ему было какое? И повод Бахадуром припасен, если спросят, где он пропадал: еще не снялся с учета.
Но весь день ожидание: вызовут!
А пока ждал, новой хитрости' научился у соседа, тот, как пришел сюда работать, часто ходил по комнате и распевал. Фархад, их непосредственное начальстдо, однажды ему:
"Чего вы поете?!"
А он с ходу:
"У меня есть квартира, жена, дети-близнецы, диплом, машина, работа, должность, будет скоро и телефон дома, чего же мне не петь?"
"Аа… Ну, тогда пойте!"
А новая хитрость вот какая: к соседу из деревни наивный посетитель явился, о чем-то важном просит,- новые стальные ножи, и к ним - особая рукоятка, пустяк, но дефицит, а машины стоят, ржавеют от безделья. "Это мы мигом!" И звонит. А там занято. С полчаса настойчиво звонил: намертво занят телефон! Пригляделся Бахадур, ахнул: тот свой собственный номер набирал!.. Сначала удивился, а потом восхитила его уловка: сделать не может, отказать не хочет, потому что расписываться в слабости, вот и обещает, звонит, а там - занято; но непременно поможет! завтра!., а потом скажет: жди! авось, дело само собой уладится, а пока посетитель может в чем-то пригодиться.
И Бахадур часто звонил; сидят - звонят: сосед самому себе, частые гудки, а Бахадур в пустоту - мастерскую, никто не отзывается.
Потом в университет заскочил,- рискованно, но не терпится, где ж она?!
И утром. "Наконец-то! Она!"
На сей раз опять проворонил доброволец: как будто видел ее, а потом закрутился с делами: стипендия!
А в мастерской… Будто не было того дня, надо начинать все сначала:
- Мне странно, что ты здесь без меня, одна.
- Думаешь, выпросила ключ, чтоб свидания тебе здесь назначать?!
- Ты нет, а я да!
- Но выпросила ключ я!
- И я думал все, как попросить. На всякий случай пластилин приглядел, помнишь, в коробке у него, яркие-яркие плиточки, ты брала в руку, у меня и возникла мысль: ключ! И - заказать, и тут вдруг ты!
- Ну да, тебе же надо где-то встречаться со своими.
- А как же! - раззадорить.
- И вдруг я со своей просьбой: десять минут на размышление.
- Ты спасла мою репутацию. Она и воспротивиться не успела:
- Опять?! Привык с теми… А тебе не пора? - Но держит его. И сама не знает, как это вышло, хотя еще ничего-ничего не было (и не будет).
- Глупая, не бойся.
(А вдруг?!) Нет, он собой владеет.
Надо приучить. Этого не было еще, чтоб он так трезво. Как будто со стороны кто-то управляет им, сдерживает: "Не забывайся!"
Страх у нее: как будет?! А ведь ему ничего-ничего не стоит, она это чувствует, особенно когда вдруг на миг какая-то коварная слабость, но тут же скованность, сигнал - опасность!
- Уходи, ты опоздаешь.- Отрезвели вдруг оба. Закрыла лицо рукой, будто от яркого света.
И завтра!.. Прямо сюда, даже на занятия не пошла.
А доброволец ждал, чтобы тут же сообщить: "Да, не пришла!" Вспомнил, что и вчера ее как будто не было. Ну да, он получил стипендию, пересчитал. "Не могут новенькие дать!" - и оглянулся: не видел ли кто, как он деньги считает? Поискал глазами: нет ее! Но он видел! А тут вспомнил, что и вчера ее не было. Но о том - ни слова.
И доложили. Сальми в панике. "Я сам спрошу, ты молчи",- наказал Джанибек.
Какой это был день!.. Ни о чем другом не думалось, только это: его руки и губы, блаженные миги расслабленности.
Выследили. Улицу, дом и квартиру.
И весь день одна… Ждала Бахадура, а он не пришел. И гнев, и злость, и волнение.
Позвонил, наконец-то! "Что? Командировка? С вокзала?.." Вот оно, наказание, в командировку!
А Бахадура утром вызвали к Унсизаде. "Доигрался! Глупец!"
- Тут поступили сигналы.- Вот оно! Но ждет: "Это ложь!" А Унсизаде спокойно, даже зевая:- Надо выехать… Через час поезд, нужно успеть.- Бахадур о машине на радостях заикнулся.- Нет, своим ходом как все.
И билет уже есть, а с материалами познакомится в поезде. Дело оказалось рядовое, пока ехал - поездом не успел, станет он тащиться в допотопном вагоне: влажное постельное белье, чурек, купленный в лавке за двадцать пять копеек и поделенный с младенцем, который беспрестанно плакал, и вопрос проводницы: "А вам билет ваш дернуть?" Она его продаст за трешку попрошайке. "Не отдадите мне ваш билет?" - чтоб отчитаться за несостоявшуюся командировку.