Смотрителя станции звали Петрайх. Был он урожденным сурганцем, о чем не преминул немедленно сообщить в разговоре, поколебав все мои представления об отсутствии у жителей Центрума какой-то национальной самоидентификации. Если Петрайх не врал, то урожденные сурганцы были народом рослым, светловолосым и голубоглазым – в общем, тот тип, который на Земле гордо называли арийским, пока не утопили это слово в крови. Впрочем, подозревать самого Петрайха в нацизме было бы странно – жена его была маленькой смуглой женщиной, прикрикивающей на мужа и ораву ребятишек. Да и Разломом Петрайх гордился гораздо больше, чем родным Сурганом.
– Тут был каньон, – говорил он возбужденно. – Маленький такой каньон, метров семьдесят глубиной, пятьдесят шириной. Через него кинули мост, еще до чумы. Хороший мост, верно?
Я кивнул, Ашот что-то согласно пробормотал. Мост был хороший – та часть, которая нависала над пропастью. Вантовый мост, широкий, на два ряда путей и две дороги… для автомобилей? Вряд ли, до чумы автомобили не настолько вошли в обиход Центрума, чтобы строить для них мост в глуши.
– Каньон всегда «дышал», – продолжал Петрайх. – Поэтому в конструкцию изначально ввели повышенную пластичность в расчете на то, что если провал расширится – мост выдержит. Я смотрел старую документацию, архитектор, великий Ристан Ингила из Тиаба, гарантировал, что мост уцелеет при подвижках до пяти метров! А в неофициальном примечании написал, что и десять метров его не разрушат! О, если бы Ристан видел итог!
Да, я был согласен, архитектор был бы удивлен.
Весьма.
– Первая подвижка была на семь метров, – торжественно объявил Петрайх. – Сразу после чумы, тогда пошла волна землетрясений… говорят, что это из-за разложения нефти в почве… вы же знаете, что такое нефть? Ну конечно знаете! Итак – семь метров! Мост выдержал! Демпферы растянулись, тросы на барабанах размотались, выдвижные закладки начали скользить друг по другу… и чудо! Мост устоял! Ну, пути порвало, конечно, так их за сутки заменили…
Я смотрел на мощные бетонные пилоны, вздымающиеся на краю пропасти. Высотой они были метров в двадцать. Немало, конечно. Но по сравнению с Разломом в его нынешнем состоянии пилоны казались крошечными. Тросы крепились не напрямую к бетону, а были намотаны на огромные, порыжевшие от ржавчины стальные барабаны. Когда-то, похоже, на этих барабанах был изрядный запас тросов. Теперь они были размотана до предела… и даже больше.
– Тросы нарастили, – пояснял Петрайх. – Никто не ожидал, что Разлом продолжит ползти… но на всякий случай. Это ведь была самая короткая и удобная дорога из Клондала в Сурган и Краймар. А Разлом все увеличивался. Постепенно. На несколько метров в неделю, – Петрайх хихикнул. – Нет, конечно, тут даже гений Ингилы Тиабского ничего бы не поделал! Почти ничего… Он уже был стар, на место не приехал, но дал совет. Наращивать старый мост прекратили… а вместо него сделали времянку. И вот она-то продержалась. Все эти годы. Все эти километры!
Петрайх торжественно взмахнул рукой, будто отдергивая невидимый занавес и демонстрируя нам мост в его нынешнем виде. Словно мы не изучали его уже с полчаса…
Старый мост, бетонно-вантовый, как единое сооружение уже не существовал. Остался кусок с нашей стороны Разлома – пятьдесят метров путей, зависших над пропастью на стальных канатах. Трамплин в пустоту. Вероятно, с другой стороны Разлома было то же самое.
А между бетонными трамплинами висела «времянка».
Со стороны она выглядела лесенкой из рельсов и шпал. Подойдя по остаткам старого моста ближе мы увидели, что рельсы, конечно, не висели в полной пустоте. Там тоже были тросы – два толстенных троса, между которыми крепились шпалы, а уже на шпалах лежали рельсы. Крепились тросы не к пилонам – те не выдержали бы такой нагрузки, а прямо к скальному краю каньона.
Чудовищные тросы. Толстенные. Сплетенные из более мелких тросов. Две «косички», кинутые через пропасть, уходящие в прорубленные в скале отверстия.
– Там вырублены камеры, – сказал Петрайх. – В них бухты тросов и крепления, заглубленные в камень. Теоретически, тросы можно еще подтравить, если случится подвижка. Но их давно не было.
Я посмотрел на «времянку». Она, конечно, не была ровной, как обычный мост. Это был тот классический висячий мост, который любят показывать в приключенческих фильмах, – натянутый над пропастью, сильно провисающий посередине. Только этот мост был не из веревочных канатов и досок, а из стальных тросов и рельсов. Он провисал, уходя вниз под углом градусов в десять-пятнадцать, но насколько глубоко – в темных, заполненных туманом глубинах Разлома даже не было видно. Как и другого конца моста – он тянулся километра на три-четыре.
– Ужас какой, – сказал я. – И по этой… этой штуке… едет поезд?
– Ну что вы! – искренне удивился Петрайх. – Как можно! Он и так на пределе прочности висит. Были бы тут ветра – рухнул бы…
– А ветров нет? – поинтересовался я. – Здесь? В таком каньоне? Тут аэродинамическая труба готовая!
– Нет тут ветров, – мрачно сказал Ашот. – Место… такое. Своеобразное.
Он передернул плечами, будто вспомнил что-то очень неприятное.
– И зачем тогда мост? – продолжил я. – Если поезда не ходят?
– Дрезина, – с улыбкой пояснил Петрайх. – Медленно, но верно. Двадцать минут туда, двадцать обратно. Пять-шесть ходок – почта и ценные грузы переброшены. А на той стороне – другой паровоз.
Помолчав секунду, он добавил:
– Ценным грузом, как вы понимаете, могут быть и два-три человека.
Дождь в Центруме – всегда событие.
Старик предрекал непогоду с утра. Мы шли самым дальним и самым скучным дозором – от окраин Антарии и до старого серебряного рудника Ирбранд, где вопреки здравому смыслу ковырялись в земле два десятка старателей. Не пойму, как им хватало на самое скудное существование…
Дозор был долгий – весь день мы были в пути, вечером ночевали в Ирбранде – там хватало заброшенных строений, – на следующее утро возвращались обратно. Ну или через портал на Землю. Дозор был скучный – ни разу за все время мы не встретили ни нарушителей, ни легальных торговцев. Но это был один из тех маршрутов, что предписывались нам штабом, – и мы послушно в него ходили. Не каждый день, конечно. Не та у нас застава, чтобы полноценно патрулировать всю территорию…
– Будет дождь, Ударник, – поглядывая на небо, бормотал Старик. – Помяни мое слово, будет! У меня когда левое запястье ноет – это к дождю!
– А если правое? – мрачно спросил я. В дождь в Центруме я не верил, но до Ирбранда было топать еще часа два.
– Если правое – к снегу!
Кажется, старик не шутил.
– А если колени? – поинтересовался я.
– Они у меня и так под вечер ноют, на любую погоду, – Старик вздохнул. – Буду скоро сидеть на заставе, вместе с Ведьмой. Надо нам побольше молодых крепких ребят, вроде тебя или Скрипача.
– Тогда уж лучше вроде Деда.
Старик вздохнул.
– Он уйдет от нас, не сомневайся. Ему уже сейчас скучно. Но мы его маленьким подобрали, обогрели, уму-разуму научили… ему неудобно. Он парень хороший, добро помнит… Но уйдет, еще годик-другой среди нас потрется – и уйдет. Переедет в другой город, к другой заставе прибьется… – Старик вздохнул. – А то и контрабандистом станет. Молодость! Скучно быть законопослушным!
– Как по мне – так адреналина хватает, – сказал я.
– Мы уже старенькие, Ударник, – хихикнул Старик. – Даже ты, даже Калька… Много ли нам надо? Раз в месяц пострелял – вот и хвост пистолетом… Ударник, капнуло, что ли?
Я посмотрел вверх. Тучи над головой висели плотно и имели угрюмый сизовато-серый цвет. Но дождем пока даже не пахло.
– Не будет дождя, Старик.
– Будет, будет… – Старик вздохнул. – Люблю я степь после дождя! Тюльпаны из земли прут… маки… жалко, здесь никаких тюльпанов не осталось, слишком мало воды. А вот на Байконуре – такая красота весной! Недолгая, ну так красота тем и хороша, что ее ждать надо…
– Ты что, Старик, космонавт? – спросил я.
– Нет, – с искренним сожалением ответил он. – Но на космодроме бывал! Я вообще много по стране поездил. На Дальнем Востоке был, на Крайнем Севере, юга все изъездил, в Калининграде жил год…
– А я больше по Европе, – сказал я. – И в Азии был. В Таиланде и Вьетнаме.
– Ты на курортах жопу грел, – беззлобно ответил Старик. – А я работал. Я и за рубежом-то ни разу не был.
– За границей, что ли? – поразился я. – Даже в Болгарии? Даже в Турции?
– Раньше невыездной был, – сказал Старик. – А сейчас… ну какая Турция, когда можно в другой мир попасть?
– Ну, все Клондал и Клондал, надоедает же…
– Не скажи. Когда часто ходишь – куда только порталы не выбрасывают. Я в Джавале был пару раз. Там хорошо, там море. Я даже искупался. В Сургане был, в Цаде… Один раз на северный полюс местный выбросило.
– Что, правда?
– Ну, может, и не полюс, но снег и лед до горизонта, темнота – видно, полярная ночь, и северное сияние. Чуть не околел, пока портал открыл…
Минуту я шел молча, размышляя. Потом сказал:
– Старик, ты гонишь. Какое северное сияние? У Центрума нет магнитного поля!
– Ага, щаз! – насмешливо ответил Старик. – То-то мы тут пожили бы, без магнитного щита! Есть магнитное поле, потому как северное сияние я видел. Или южное, кто его разберет… Тут, наверное, прямо сейчас полюса местами меняются, потому и компас не работает… А однажды меня в океан выбросило.
– Что? – вот тут я вдруг испугался по-настоящему. Перспектива оказаться голым (учитывая специфику моего портала) посреди ледяной пустыни тоже не радовала. Но в океане…
– Океан или море, – сухо сказал Старик. – Берегов не видно, вода соленая. Ну и страху же я натерпелся, пока сумел портал открыть! Будь у меня техника открытия сложная или долгая – потоп бы, я не великий пловец.
– Старик, ты ведь шутишь? – спросил я. – Как ты мог открыть портал в воде? Порталы открываются в воздухе, в пространстве, свободном от твердых тел!
– Жить захочешь – и не то откроешь, – флегматично ответил Старик. – Воздух тоже материальное тело, вода чуть погуще, конечно, но с точки зрения физики разница исключительно количественная… Открыл я портал в воде, вместе с водой и вернулся – полквартиры залило. Сосед снизу прибегал, ругался, у него потолок протек…
Я испытующе посмотрел на Старика. Врет или нет? Но его лицо оставалось непроницаемым, без тени насмешки.
– Слушай, я теперь побоюсь в Центрум ходить!
– Да не дрейфь, Ударник! Смотри куда идешь и все!
– Я спиной иду!
Старик хмыкнул и почесал затылок.
– Ситуация… Ну ты знаешь, это был исчезающе редкий случай. Кого ни спрашивал – ни с кем такого не было. Порталы открываются только над сушей и над самой почвой. Жалко, конечно, что управлять порталами нельзя, но такие проблемы нечасто бывают.
Но я все равно не сразу успокоился. И пару раз после этого разговора даже ходил в Центрум со спасательным жилетом.
…А дождь хлынул, когда мы уже добрались до Ирбранда. Можно сказать, нам повезло – это был настоящий ливень, разверзлись хляби небесные, дождь лил весь вечер и всю ночь, степь раскисла, не в силах впитать всю воду, превратилась в грязевую равнину – и обратно мы решили не идти. Открыли порталы и отправились по домам.
Так я и не узнал, появляются ли в Клондале тюльпаны после дождя…
Вначале из тумана донесся звук – ритмичный перестук колес и поскрипывание механизма. Потом появилась дрезина. Ползущая по обманчиво тонкой нитке моста, она приближалась не слишком быстро – километров десять в час, наверное, но неуклонно. В верхней точке подъема ее ход замедлился, но она упорно ползла к краю каньона.
Это была уже третья «ходка» – почты и ценных грузов в этот раз оказалось немного, теперь должны были переправить нас. Наемники, как я понял, переправляться не собирались, а должны были вернуться в Антарию. Только Эйжел – я уже различал ее фигурку, ритмично качающую рычаг дрезины на пару с тощим жилистым парнем, не то помощником, не то родственником Петрайха, собиралась продолжить путь с нами. Эйжел специально напросилась в последнюю грузовую поездку, чтобы изучить ситуацию на той стороне.
– Не страшно? – спросил нас Петрайх.
Хмель хмыкнул, Ашот что-то пробурчал. Я не стал уклоняться от ответа.
– Страшно, конечно.
– Правильно, – одобрил Петрайх. – По первости страшно. Но когда привыкнешь – такое удовольствие! Я иногда один сажусь, выезжаю на мост… лучше вечером или перед рассветом. На серединке остановишься – и стоишь. Тихо… вокруг туман – и темнеет потихоньку. Или светает. Мост раскачивается, поскрипывает… аж мороз по коже. Снизу звуки…
– Какие звуки? – спросил я.
– Ну мало ли что в тумане примерещится, – замял тему Петрайх. – Особенно хорошо, если… – он обернулся, будто проверяя, нет ли рядом его маленькой строгой жены, – если бутылочку с собой взять. Небольшую. Сидишь, отпиваешь по глоточку… Только тяжело потом стартовать, с нижней точки-то. Иногда приходилось вперед-назад раз по десять дрезину гонять, пока амплитуду наберешь…
Дрезина выкатилась на твердую почву, заскрипели тормоза. Эйжел спрыгнула на землю и поспешила к нам. Мне достаточно было глянуть на ее лицо, чтобы понять – что-то случилось.
– Петрайх! – закричала она еще по пути. – Ты дубина!
– Ты чем недовольна, женщина? – Петрайх сразу сменил тон.
– Они уехали! Забрали последнюю почту и уехали! Сказали, что почта срочная, они не станут ждать пассажиров! Надо было отправить пограничников первыми!
Петрайх не выглядел ни смущенным, ни расстроенным.
– Откуда мне было знать? Люди нечасто переправляются на тот берег, но поезд всегда ждал!
– А сейчас не стал!
– А мне откуда было знать? – начальник станции пожал плечами. – Я связался с той стороной, мы все обговорили. Хочешь – верну деньги.
Эйжел сплюнула и топнула ногой. Повернулась ко мне. Она была по-настоящему расстроена.
– Ударник… Прости, я дура. Я должна была предусмотреть такое. Они уехали, Ударник. Следующий раз поезд придет через двое суток!
– Но мы можем переправиться? – уточнил Ашот.
Эйжел косо глянула на него. Чем-то ей наш Скрипач был несимпатичен.
– И что толку? Вы хотели догнать… своих. А через двое суток они уже будут в Марине. Единственный шанс был уехать на этом поезде.
– Эйжел, мне, право, неловко, – сказал Петрайх. – Видимо, в конверте для того машиниста было что-то про срочность…
– Или совет уехать побыстрее, не забирая пограничников, – мрачно сказал Ашот. – Как думаешь, Эйжел? Наше появление на станции секретом не осталось. Ловить нас паровозникам не с руки, но и ссориться с погранцами – тоже…
– А ты не дурак, – кивнула Эйжел, поразмыслив секунду. – Что, Петрайх? Так и было?
– Мне-то откуда знать? – пожал тот плечами. – Спроси Пагасо, может, он в курсе.
Эйжел прищурилась. Посмотрела в сторону станции. И выругалась.
В воздухе плыл паровозный дымок.
– Быстрей, ребята, – скомандовала она. И побежала к станции.
Спешить было не обязательно. Хоть Пагасо и развел пары, но уехать ему не дали. Наемники даже не стали ничего говорить или угрожать – просто встали рядом с паровозом. Пагасо явно нервничал, но с места не трогался. Да и какой смысл? Заскочить на начинающий двигаться поезд эти ребята могли за пару секунд.
При нашем приближении Пагасо высунулся в окно, что-то проорал, потом нырнул внутрь, дал гудок. Какой в этом был смысл – не знаю. Может быть, он так успокаивал нервы.
– Далеко собрался, машинист? – крикнула Эйжел, останавливаясь у паровоза.
– В депо! – рявкнул Пагасо. Он не был напуган, нет. Скорее – смущен и расстроен.
– А что ж нас не подождал?
– Забирайтесь, не вопрос! – похоже, Пагасо искренне желал такого исхода.
– Одна проблема, паровозник. Твой коллега на той стороне не стал ждать. Уехал. Не знаешь, почему?
Пагасо, хлопнув железной дверью, ловко соскочил на землю. Встал перед Эйжел, упер руки в бока. Нет, он не трусил, он злился – но не на Эйжел.
– Знаю! В сопроводительном письме из депо ему было велено уехать, не забирая пассажиров.
– Пагасо, мы так не договаривались, – холодно сказала Эйжел.
– Я-то тут при чем? – машинист пожал плечами. – Сам узнал только здесь, когда конверт вскрыл. Кто-то на твоих друзей в обиде.
– Пагасо, мы с железнодорожниками не ссоримся, – сказал я. – И никогда вас не обижали, и помогали, если надо…
Пагасо зло топнул ногой.
– Знаю, Ударник! Только что с того? Начальство велело! Вы там со своими переругались, верно? А наши встревать не хотят! До Разлома я вас довез, больше ничем помочь не могу. Извиняй!
– Я тебя сейчас извиню, гнида! – звенящим голосом сказала Эйжел. – Никто не смеет обманывать клан! Я – голос клана в этой земле, я – сердце клана в этом дне, я – говорю слова клана…
Наемники взялись за оружие. На лице Пагасо вдруг бисером проступил пот.
– Эйжел, он не врет, – сказал я. – Эйжел… ну остынь.
Я крепко взял ее за плечо. Вот только не хватало, чтобы она ляпнула те слова, после которых пути назад не будет. Машинист ни в чем не был виноват, и парнишка-помощник тоже.
– Эйжел…
Она посмотрела на меня белыми бешеными глазами. Потом лицо Эйжел расслабилось.
– Ты прав, Ударник…
– Эйжел, я к тебе со всем уважением, – чуть дрогнувшим голосом сказал Пагасо. – Но я человек маленький. Подневольный! Приказали бы мне какую подлость сделать – я бы, может, и взбрыкнул. Но тут-то что я мог? Почту передал, конверт вскрыл – там написано, что вас за Разлом пускать нельзя… Да вы езжайте, что вам тот паровоз? На дрезине медленно, конечно, но…
– Машинист, – негромко сказала Эйжел. Но почему-то ее тихий голос перекрыл шум разогретого паровоза. – Скажи, а ты хочешь совершить такое, что твое имя повторят все железнодорожники Центрума?
Пагасо мгновение помолчал. Потом сказал:
– Я понял. Не дури, девчонка. Все умрем. А не умрем – так меня в тюремный эшелон законопатят до конца дней.
– Не законопатят. Ты все сделаешь под дулом револьвера, прижатого к виску.
Лицо старика пошло какими-то причудливыми пятнами, белыми и красными вперемешку. Не хватила бы его кондрашка!
– Дурь это, девчонка! Не выдержит!
– Уверен? Думал же, небось. Все вы, паровозники, чокнутые на своих железках. Точно не выдержит?
Пагасо достал из кармана мятый клетчатый платок. Вытер лицо. Потом пожал плечами.
– Не знаю. Маленький такой шанс есть. Наверное. По сравнению с мостом – мой паровоз пушинка.
Только тут до меня дошло, чего хочет Эйжел.
– Ты серьезно? – спросил я.
– Сам решай, серьезно или нет, – ответила она, по-прежнему глядя на машиниста. – Это твои друзья. Готов ты за них рискнуть шкурой, и как именно готов, – только ты знаешь.
– Умрем же все! – пробормотал Пагасо. На меня он никакого внимания не обращал, смотрел только на Эйжел. – И паровоз угробим…
– Твой паровоз все равно спишут на лом, как только ты отправишься на пенсию, – сказала Эйжел. – Сам знаешь, старая модель, ГВ-14, она только в таких тупиках небо коптит. А насчет «умрем»… Ты не забыл, что мы пограничников везем? Что они из другого мира… и могут туда уйти в любой миг?
Вот теперь Пагасо посмотрел на меня.
– Ударник, скажи сам. Если мост оборвется… ты сумеешь перенести паровоз в ваш мир? У нас будет несколько секунд!
– Я – нет, – врать мне не хотелось. Обернувшись, я посмотрел на Хмеля и Ашота.
Хмель покачал головой.
Ашот уставился на паровоз. Похоже, прикидывал его высоту.
– Паровоз – не смогу, – сказал он. – Портал такого размера… не растяну. А вот людей, всех кто будет внутри, выдерну.
Кажется, он был абсолютно уверен в своих словах. Черт, как же я завидую тем, у кого быстрые порталы! Кому не нужны все эти танцы в голом виде с полотенцем, песнопения, ругань!
– Ты адреналиновый проводник? – уточнил я.
– Адреналиновый, первого рода, – кивнул Ашот. – Если испугаюсь – тут же портал открою. А если эта хрень сорвется в пропасть – я так испугаюсь, что штаны придется стирать. Гарантирую портал огромного размера и устойчивости!
– Ну, машинист? – требовательно сказала Эйжел. – Готов или как? Если нет – останешься здесь, мы сами рискнем. Но потеряешь шанс на самое большое приключение в жизни!
– Вот же зараза! – восхищенно сказал Пагасо. – Никуда я с паровоза не уйду! Но у меня три условия!
– Говори.
– Первое – я делаю все под принуждением, и ты напишешь об этом бумагу. Ясно? Второе – Бор тут останется. Нечего парню рисковать, у него жена первенца ждет. Третье – если и впрямь погранец нас утащит в другой мир, то пусть клянется, что потом в Клондал вернет!
Он секунду помолчал и добавил.
– Только не сразу! Вначале я должен увидеть ваши железные дороги и проехать на «Сапсане»!
– Ну спасибо, что не на TGV, – пробормотал Ашот.
– Были бы французы – прокатили бы на TGV, – пожал плечами машинист. – Японцев бы просил на «Синкансене» прокатить. Испанцев – на «Талко».
– А ты осведомленный дяденька, как я погляжу, – признал Ашот.