1–2 июля 2020 года
– Уважаемые пассажиры рейса номер двести восемьдесят один Петропавловск-Камчатский — Шелихов, просим вас пройти на посадку к выходу номер двенадцать сектора А терминала И. Повторяю. Уважаемые пассажиры…
Бархатное контральто девушки-диктора волнами прокатилось по огромному пространству аэропорта «Завойко», разделенному стеклянными перегородками на два терминала — И, имперский, и М, международный, — и несколько секторов. Сектор А обслуживал аляскинское направление российских авиалиний.
Тимофей упруго поднялся из-за столика в экспресс-кафе, за которым наслаждался холодным пивом премиум-класса «Павел Пестель», закинул на плечо ремень дорожной сумки и направился к названному выходу.
Свой очередной отпуск подполковник Тараканов провел, вообще-то, на Гавайях и в стольный град Аляски мог лететь прямым рейсом из Гонолулу, но ему вдруг захотелось завернуть в город детства, пройтись по пыльной Рыбацкой улице, заглянуть — смешно сказать! — в детский садик «Гномик». Может быть, и скорее всего, там все уже не так, ведь их семья переехала в Шелихов еще до окончания Тимофеем гимназии (отца перевели в Главное Правление РАК — Российско-Американской компании), а с 1999 года, когда Российская империя возродилась в виде СНЕГа — Союза Независимых Государств, в котором добровольно сошлись Россия, Украина, Беларусь, Давос (Дальний Восток) и Русам (Русская Америка и Гавайи), началось бурное развитие всех отраслей хозяйства, в том числе и строительства городов — вот Тимофей и захотел увидеть изменения своими глазами. К тому же отпуск получился настолько насыщенным (одна схватка с террористами в НИИ параллельных миров чего стоила!), что потребовалось расслабиться и глубоко вдохнуть пахнущего хвоей и вулканическим дымком воздуха Камчатки.
…Пассажирский дирижабль легко оторвался от переходного шлюза, на стартовых двигателях всплыл над аэропортом и включил маршевые — турбореактивные. Впрочем, пассажиры, заполнившие оба салона — бизнес — и эконом-класса, — ничего не заметили и не услышали: инерцию рывка погасили амортизаторы кресел, а реактивный рев не прорвался внутрь, во-первых, потому что на лайнерах авиакомпании «РАКаэро» стояли новейшие двигатели, уровень шума которых не превышал урчания стирального автомата, а во-вторых, расстояние между пассажирским и двигательным отсеками было больше двадцати метров: первый располагался в носу лайнера, второй — в хвосте.
Ужин в просторном бизнес-салоне дирижабля мало чем отличался от ресторанного. Столики накрывались на шестерых, заказы принимали расторопные стюарды и стюардессы, посуда, приборы были высшего класса, блюда и напитки разнообразны и вкусны. Единственное отличие от фешенебельного ресторана заключалось в том, что не надо было расплачиваться: стоимость ужина включалась в цену билета.
Тараканов, вообще-то, после семи часов вечера старался не есть — поддерживал физическую форму — командиру дивизиона истребомов, то бишь истребителей-бомбардировщиков, Службы безопасности РАК следить за своим весом полагалось по определению, — но на этот раз решил «разговеться» — уж больно насыщены были дни, проведенные в НИИПМ на атолле Мокупапапа, организм просил расслабиться. Поэтому он заказал фужер калифорнийского «Пино нуар» урожая 1994 года. В винной карте было написано, что «это вино обладает ароматом и вкусом черной смородины, вишни и малины с оттенком специй и ванили», что оказалось сущей правдой. Такое вино требовало соответствующей закуски, и Тимофей Никитич выбрал двойной стейк из мяса бельгийского голубого быка, а к нему салат из гавайских овощей.
Вкушая экзотические яства, Тараканов поглядывал в большой иллюминатор (он с детства это любил) на уплывающий назад по левому борту полуостров — на курящиеся дымом и паром вулканы, на предосеннюю пестроту тайги, тут и там прорезанную извилистыми автомагистралями; на скоростной поезд «Сокол», бегущий от Северо-Курильска, что на острове Парамушир, к Петропавловску и далее на север — до Усть-Камчатска, Анадыря и Уэлена, а может быть, еще дальше — по Дежневскому тоннелю до Аляски…
Вдоль побережья на юг, к островам, шел большой грузовой экраноплан, конечно же компанейский.
Впрочем, тут, куда ни глянь, все компанейское, усмехнулся Тимофей. На ней, на РАК, держится весь Русам, да и часть Давоса, как теперь, с девяносто девятого, называется Дальний Восток (аббревиатуры, ё-моё, по всему горизонту!). Экономика, социалка, наука, образование, хозяйственная инфраструктура… Монополия, ставшая независимым государством, равноправным членом СНЕГа. Конечно, относительно независимым. За исключением внешней политики, военных объектов, флота и авиации, ну и пограничной стражи.
Мысли Тимофея потекли в глубь истории. Любил он ее и часто негодовал, когда кто-либо проявлял историческое невежество, особенно в отношении своей родины.
– Это все равно, что не знать своих бабушек и дедушек. Вы же не захотите, чтобы вас внуки забывали.
…Впрочем, первым военным флотом, а позже и авиацией, в этих краях поначалу тоже владела Компания. Да и армия у нее была своя. Вернее, не армия, а три бригады специального назначения, шесть тысяч хорошо обученных бойцов. Они, эти бригады, каждая в нужном месте и в нужное время, а именно на берегах Русского океана, сказали свое веское слово, установившее мир и порядок. Очень веское слово… М-да… Как там в Библии насчет слова? «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово был Бог…» Только вот в начале, то бишь в греческом оригинале, стоял «Логос», его и перевели как «Слово», а он допускает и иной перевод: «Разум», или «Мысль». И это — куда как правильно, ведь все начинается с мысли, а мысль, как известно, материальна. Родилась двести лет назад у руководства Компании мысль, что российские владения в Восточном океане (тогда его называли Восточным и еще — Тихим) должны быть надежно защищены от враждебных посягательств, и воплотилась эта мысль в военные корабли и отряды добровольцев, которые помогли коренным жителям Орегона и Калифорнии противостоять весьма агрессивным Соединенным Штатам и создать свои независимые государства. Мексиканцы прошли через империю к республике, а индейцы империю создали раз и навсегда, наподобие той, с которой встретились испанцы в Новом Свете. А кто командовал этими отрядами — помнишь, Тимофей Никитич? Самыми первыми — Емельян Епифанцев, русский ссыльнопоселенец по прозвищу Пугач. Национальный герой Орегона Эмильен Текумсе. А кто был командующим Первой Объединенной армией? Именно так — с заглавных букв! Правильно, Тараканов, сын одного из первопоселенцев-россамеров, чье полное имя носишь сегодня ты. Креол, русский гвардейский капитан, окончивший Новоархангельское военное училище, где первым начальником был Павел Иванович Пестель, Тараканов стал маршалом империи Орегон Алексеем Текумсе. Между прочим, твой пра-пра-пра… ну, в общем, предок по прямой линии.
Интересно, а какой крови в тебе больше? Отец Алексея был чисто русским, но женат на чисто индеанке, кстати, сестре основателя династии императоров Орегона Маковаяна Ютрамаки. Алексей женился на Хелки, креолке, дочери русского Антона Козырева и алеутки. И далее — все мужчины рода женились либо на креолках, либо на индеанках, эскимосках, алеутках… И все в итоге — русские! Вот так у всех россамеров.
Россамерами в Компании называли прямых потомков по мужской линии первопоселенцев Русама, которые примерно с середины девятнадцатого века из поколения в поколение служили в РАК. Можно сказать, политико-экономическая элита Компании. Сложилась она главным образом из креолов и метисов, детей русских промышленников и крещеных по православному обряду женщин-аборигенок. Эти дети, как правило, получали хорошее образование в столицах империи и возвращались на службу в Русскую Америку. Тараканов и Кашеваров имели самую старую родословную, являясь потомками в седьмом колене. А вообще, россамеров в Компании было не так уж и много: Кашеваровы, Климовские, Глазуновы, Малаховы, Колмаковы, Устюговы, Лукины, Барановы, Козыревы, Булыгины, Черепановы, Епифанцевы, те же Таракановы… — где-то около двухсот человек на сто пятьдесят с лишним тысяч штатных работников, и они пользовались достаточным количеством привилегий; по крайней мере никто из них не числился в рядовых…
Размышления Тимофея прервал вызов коммуникатора. На экране возник зашифрованный текст. Натренированная память подполковника немедленно выдала нужный код дешифровки, и Тимофей прочел: «Чрезвычайная ситуация требует вашей немедленной явки в штаб округа. Начальник штаба генерал Епифанцев».
Подполковник набрал на сенсорной клавиатуре ответ: «Уже в пути», — стер из памяти коммуникатора оба текста и направился в отсек управления дирижабля. Охрана пропустила его к командиру экипажа по предъявлении знака допуска высшей степени. Командир вышел к нему из кабины управления, выслушал сообщение и сказал, явно успокаивающе:
– Я уже получил оранжевую шифровку о режиме повышенной опасности в районе Кадьяка и Шелихова. Пока что летим дальше. Если получим красную, повернем к Анадырю.
– Мне нужна ваша помощь.
– А именно?
– Я должен максимально быстро добраться в округ. У вас есть одноместная «манта»?
«Мантами» летчики называли малые и средние экранолеты за их похожесть на гигантского морского ската манту.
– Есть двухместная.
– Отлично. По правилам режима ЧС я ее временно использую. В Шелихове получите обратно.
– Могу обратиться с личной просьбой?
– Без проблем.
– Есть пассажирка, которой обязательно надо быть в Шелихове, а я в сложившихся обстоятельствах не могу это гарантировать.
– Кто такая? Возраст, здоровье? Вы же понимаете, что могут быть перегрузки и прочие недоразумения.
– Здорова, — заспешил командир, — двадцать восемь лет. Между прочим, — добавил почти заговорщически, — доктор наук.
– Ишь ты! — присвистнул подполковник. — Целый доктор! И каких наук? Домоводства или кройки и шитья?
– Обижаете! Биологических!
– Вот как?! — Тимофей попытался уловить усмешку, хотя бы в глазах командира экипажа — не получилось. Тот был абсолютно серьезен. — Ладно, встретимся в ангаре. Как хоть ее зовут-то?
– Александра Федоровна Корнеева.
– Александра Федоровна? Ну-ну…
Дирижабль остался позади. Скорость «манты» раза в три выше, чем у этого комфортабельного лайнера, и он быстро растаял в темнеющей синеве чистого неба. На востоке вдоль горизонта накапливались грозовые облака, солнце садилось в них, обливая золотом округлые вершины и бока, и днища их от этого казались гораздо черней и мрачнее.
– Настоящую красоту никакой художник не испортит, — вполголоса промолвил Тараканов, скользнув взглядом по сияющим вершинам, на фоне которых профиль спутницы в летном шлеме казался рисунком из древней истории. О чем (или о ком?) сказал — непонятно.
– Художники сами создают красоту, — возразила Корнеева. — Кто как ее себе представляет.
Доктор наук повернула лицо к подполковнику, и тот опять внутренне задохнулся от восторга. Первый раз у него сердце оборвалось, когда Александра появилась в ангаре — в ярком летнем платье, сандалиях на босу ногу, на шее — воздушная косынка в сиреневых тонах, каштановые волосы — волнами до плеч, на лице — никаких следов макияжа, черные приподнятые к вискам брови, прямой нос, округлые, тронутые легким румянцем щеки с чуть заметными ямочками и… огромные глаза, излучающие радостное сияние, — Тараканову она показалась живым олицетворением счастья. Он даже не сразу понял, что пропал и пропал навсегда.
В свои тридцать семь Тимофей Никитич ни разу не был женат.
С женщинами у Тимофея были особые отношения. Всем говорил, что пока не встретил ту, единственную, которой с радостью отдаст свое сердце, что для этого он и одевается модно, поскольку женщины в первую очередь обращают внимание на то, как одет мужчина, а потом на все остальное, в общем, бла-бла-бла… И говорил так убежденно, что и сам себе верил, но на самом-то деле он до холодного пота боялся показаться смешным в глазах слабого пола. Причиной такой фобии стал случай из студенческой юности, когда четверокурсник Тараканов приехал с однокурсницей, которую считал своей невестой, на отдых в крымский Симеиз. Непоседа девица потащила его на верхушку скалы Дива и с минуту, раскинув руки, красовалась на «носу» этой самой Дивы на 60-метровой высоте над морем. Но, когда она предложила то же самое сделать Тимофею, он смог приблизиться к краю «носа» только на четвереньках. Весь день она издевалась над ним, а вечером Тимофей собрал вещи и на попутке уехал в Симферополь, откуда улетел домой. «Невеста» потом каким-то образом узнала, что у Тимофея элементарная акрофобия, то бишь прирожденная боязнь высоты, вызывающая головокружение, и пыталась попросить прощения, но «жених» отказался с ней разговаривать. От акрофобии он избавился, служа в спецвойсках, с женщинами же вел себя как джентльмен в третьем поколении. То есть никогда ничего не обещал — только восхищался.
И вот впервые за двадцать лет запылало ретиво́е. Однако лицо подполковника осталось непроницаемым. Не потому, что он так уж здорово владел собой, — Тимофей просто отчаянно испугался нарваться на отчуждение, а может, на что-нибудь и похуже.
– А что это за чрезвычайная ситуация, из-за которой вы сорвались с дирижабля? — спросила Александра. — Мой дядя ничего не объяснил…
– Ах, ваш дядя… — пробормотал Тимофей себе под нос, а громко пояснил: — Думаю, она связана с Соединенными Штатами. Может быть, очередной крупный теракт.
Тараканов хоть и говорил предположительно, однако сам нисколько не сомневался в том, что теракт готовится. И даже, может быть, что-то посерьезней. Из-за простого теракта, пусть и очень крупного, его не стали бы выдергивать из неоконченного отпуска. Конечно, штатовские американцы после нескольких неудачных военных попыток выйти к Тихому океану страшно обозлены на Россию и главным образом на РАК, поскольку именно отряды спецназа Компании приходили на помощь индейской федеративной империи Орегона и Калифорнии, подвергавшейся агрессии Соединенных Штатов. Помнится, командовавший объединенными силами в первой кампании (а она была частью Мировой войны, устроенной коалицией Германии, Англии, Франции и США вкупе с их союзниками против Российской империи, которая тоже, в общем-то, сражалась не в одиночку) дед Тимофея Никитича, смеясь рассказывал внукам о том, как драпали янки и томми[42], бросая оружие и технику, после залпов реактивных минометов «Цесаревич».
Между прочим, может быть, именно под впечатлением этих рассказов, намертво вросших в детскую память, Тимофей после службы в спецназе и института пошел не на завод или какую-нибудь фирму, а в высшее военно-воздушное училище имени Можайского. Стал военным летчиком. Продолжил, так сказать, семейную традицию Таракановых, заложенную пра-пра-… в общем, маршалом Алексеем Текумсе.
– И часто вас так срочно вызывают?
Тимофей краем глаза уловил, что Александра снова повернула голову в его сторону, хотел ответить, но не успел: на экране радара вспыхнули две зеленые точки и поползли к центру, то есть к их «манте». Бортовой компьютер через секунду выдал определение: «Фантомы» Соединенных Штатов. А я и не сомневался, присвистнул подполковник.
– Проверьте, хорошо ли пристегнуты, — спокойно сказал он доктору Корнеевой. — Сейчас будет весело.
Государственных штатовских машин здесь быть не должно. В последней войне со СНЕГом и Китаем США потерпели сокрушительное поражение, а посему их вояки забыли дорогу в Русский океан. Значит, «Фантомы» с нелегального эвиеншипа, скорее всего подводного. Прокрались, сволочи, а наши прошляпили.
– Рейс двести восемьдесят первый, в воздухе «Фантомы». Уходите в Анадырь, — послал Тимофей шифрованное сообщение дирижаблю и переключился на авиабазу округа: — Я — Первый АДСБ, веду МЭЛ, бортовой номер шесть-дробь-один, курс Шелихов. Атакуют два «Фантома», прошу поддержки.
– Первый АДСБ, вас и «Фантомы» видим. Продержитесь пятьдесят каэм до зоны РЭБ.
– Спасибо, — язвительно сказал Тараканов. — У меня нет ни защиты от РЭБ, ни оружия. Двести каэм на ручной тяге… м-да…
– Значит, катапультируйтесь. Подберем.
– Угу… — пробормотал подполковник и выругался шепотом. — Они подберут! Ждем-с!
– А что такое РЭБ? — не обратив внимания на виртуозный мат, поинтересовалась доктор биологических наук.
– Радиоэлектронная блокада.
– А это… АДСБ? Не скрывайте — у меня первая степень допуска.
– Авиадивизион Службы безопасности, — сквозь зубы сказал подполковник и тут же добавил: — Ну, держись, мама моя Аляска!
Александра ничего не успела увидеть и понять, как экранолет ухнул в бездонную яму. Причем носом вниз. Сердце доктора наук застряло где-то в горле — ни вздохнуть, ни охнуть. Голова ее невольно запрокинулась, и Александра увидела, как невесть откуда взявшиеся две ракеты буквально сделали кувырок и пошли за ними в пике, довольно быстро приближаясь.
До поверхности океана оставалось метров пятнадцать-двадцать — определить трудно: внизу катились пологие валы неизвестно какой высоты, — до ракет и того меньше, и тут экранолет совершил очередной кульбит: выйдя из пике, он за доли секунды скользнул над плавно катящимся валом и «свечкой» взмыл вверх. Ракеты такого маневра совершить не могли и дружно врезались в воду. Два взрыва слились в один, однако «манта» уже была недосягаема.
На выходе из пике все внутренности Александры оказались в низу живота, и она каким-то чудом удержала то, что, казалось, неудержимо рвалось наружу. Но уже через пару секунд экранолет перешел на горизонтальный полет на высоте не более тридцати метров, и Корнеева облегченно выдохнула воздух, который, оказывается, она держала в себе, начиная с момента падения.
– Славная машинка, — сказал подполковник, как ни в чем не бывало. — И вы, доктор, были на высоте. А теперь, пока «Фантомы» не очухались, домой, домой, домой!
Подполковник Службы безопасности Тимофей Никитич Тараканов не мог оторвать глаз от большого парного портрета, только что повешенного в зале заседаний Правления компании. До этого времени ему как-то не довелось лицезреть изображений нового императора СНЕГа с супругой ни в газетах, которые он не читал, ни по телевизору, который предпочитал не смотреть. Знал доподлинно, что и там, и там многое перевирается, был убежден, что событие истинно лишь в тот момент, когда совершается, а любое его преподнесение априори не может быть объективным — поэтому свое не столь уж великое свободное время — в основном перед сном — занимал либо чтением книг, либо просмотром скачанных из Сети фильмов.
Подполковнику было тоскливо: он только что расстался с доктором Корнеевой, которая собиралась лететь дальше, на остров Врангеля, в заповедник овцебыков — там обнаружилось что-то невероятное, кажется, популяция карликовых мамонтов, — и явился в штаб Службы безопасности.
– Ты чего так уставился на их величества? — с усмешкой спросил Николай Васильевич Пестель, его непосредственный начальник, пра-пра-правнук незабвенного генерала Павла Ивановича, следовательно, тоже россамер.
Император Василий Седьмой был из династии Шереметевых. Граф Василий Шереметев, избранный в 1908 году Земским собором после гибели в огне монархической революции династии Романовых императором новой России (старая империя распалась на несколько государств) оказался тем самым царем-спасителем, о котором веками мечтали народы империи, в первую очередь — русские. Сильный, справедливый, беспощадный к любой коррупции (одним из первых отправил за решетку бывшего премьер-министра Тюленева, который довел казнокрадство чиновников до уровня государственной идеологии), при том максимально доступный для народа. Например, возродил прямой ящик для писем императору; его советники опасались, что монарх будет завален посланиями по мелочам, но, когда был наведен порядок рассмотрения жалоб «на местах», люди перестали обращаться «наверх» с пустяками, а начали присылать конструктивные соображения, некоторые были столь интересны, что в «Российской газете» завели рубрику «Если бы я был императором…» с общенародным обсуждением присланных предложений. И многие превратились в законы и указы.
– Мне кажется, Васильич, что я их давным-давно знаю, — задумчиво ответил Пестелю Тимофей. — Сколько ему лет?
– Ну, на портрете они, само собой, моложе, а на деле… Его Величество твоих лет, пожалуй…
– Вот и я того же мнения… Когда я служил в армии, был у нас в роте один весельчак, остряк-самоучка, Васька Шеремет. Хвастался, что фамилия его переводится с турецкого как «человек львиной храбрости». Ну… я посмеивался над ним, но мы дружили. Он, между прочим, помог мне избавиться от акрофобии, боязни высоты.
– Ты, спецназовец, боялся высоты?! — изумился Пестель.
– А что особенного? Это же не трусость, в некотором роде — болезнь, поддающаяся лечению.
– И как же твой друг тебя вылечил?
– Прыгнул с парашютом вместе со мной, взяв меня за руку.
– Помогло?
– С третьего раза… Так я не договорил. Пока служили, завелась у Васьки подружка Настя. Такая славная девчушка! Васька мне сразу сказал, что, как дембельнется, непременно женится на ней. Выходит, не врал, — по-прежнему задумчиво проговорил Тараканов и встряхнулся: — А-а, ладно! У каждого петушка свой насест. Когда, Васильич, их величества прибывают?
Дело было в том, что император с супругой изъявил желание осмотреть подопечные государства и начал, разумеется, от восхода солнца, решив заодно лично поздравить РАК с подготовленным юбилеем. Впрочем, юбилей предстоял весьма нестандартный — двести двадцать один год со дня основания. Председатель Главного Правления РАК россамер Михаил Петрович Булдаков объяснил эту странность просто:
– Нумерология, господа, чистая нумерология! Юбилей намечен на третье июля следующего, две тысячи двадцатого года. Казалось бы, полное несовпадение с датой создания компании — восьмого июля тысяча семьсот девяносто девятого года. Но! Но… Если сложить ее цифры по правилам нумерологии, получится «пятерка», то есть столько же, сколько и в день юбилея. Насколько я помню, она олицетворяет любознательность, активность, энергичность в достижении цели, что весьма характерно для нашей Компании. Сюда же можно добавить склонность к исследованиям, свободу мысли и действия и еще кучу положительных качеств. — Булдаков помолчал и добавил: — Между прочим, и сам юбилей — двести двадцать один год — по нумерологии тоже «пятерка».
Визит монаршей четы не был секретным, но и не афишировался, во избежание деструктивных действий некоторых государств и организаций. Естественно, требовались чрезвычайные меры предосторожности, потому Тараканов и был вызван в режиме ЧС.
Пестель посмотрел на большие часы на одной из стен зала:
– Через три часа с минутами их подлодка должна швартоваться у третьего причала. Но там буду я. Ты же со своими орлами двумя тройками «сушек» вылетишь навстречу имперскому экранолету, идущему сюда из Петропавловска в сопровождении эскорта истребителей. Время вылета сообщат дополнительно, но будь наготове.
– А кто летит на «экране»? Премьер?
– Никто не летит, — сердито сказал Пестель. — Больно любопытный! Это имитация имперского корабля. На самом деле — летающая крепость. На случай непредвиденных обстоятельств. Хотя их, непредвиденных, не должно быть в принципе.
– Что-то есть, чего я не знаю?
– Есть данные разведки Орегона. Федеральное разведывательное управление готовит какую-то пакость. Сюрприз новому императору СНЕГа. Название операции «Наш Пёрл-Харбор».
– Вот оно что! — не сдержался Тараканов.
– В чем дело? — насторожился Пестель.
– Главарь террористов, которые во время моего отпуска нападали на институт на Гавайях, поминал Пёрл-Харбор. Говорил: «У нас будет свой Пёрл-Харбор». Уж не эту ли операцию он имел в виду?
– А что такое «Пёрл-Харбор»?
– Ты что, инглиш не знаешь? Это Жемчужная бухта на Гавайях. В тысяча девятьсот сорок первом японцы разбомбили там американский флот. — Тимофей увидел изумленное непонимание в глазах начальника и пояснил: — Это было не в нашем мире.
– А в каком?
– Потом расскажу. Не бери в голову. Тут ключевые слова: «свой Пёрл-Харбор».
– Ну ладно. Так, может быть, акция на Гавайях и нынешняя операция — звенья одной цепи?
– Не исключено. В любом случае, Васильич, надо объявлять ЧП и привести в боевую готовность всю нашу военную авиацию и флот. Готовится не пакость, а мощное нападение с воздуха и моря. Нужно предупредить Гавайи и Росс — удары могут быть и там. Но здесь-то будет точно!
– Хорошо. Я докладываю Председателю и в соответствии с полномочиями начальника Службы безопасности объявляю ЧП. Лично займусь флотом. Ты, Тимофей Никитич, свяжись с командующими ВВС и ПВО. Обеспечьте перехват атаки крылатых ракет и авиации. И не забудь про встречу имперского «экрана». Давай действуй!
В 12.00 дня по Шелихову, или 0.00 по Москве, в двухстах милях к юго-востоку от острова Кадьяк всплыли три подводных авианосца высшего класса, и в воздух один за другим поднялись восемнадцать истребителей-бомбардировщиков F-126, несущие каждый по четыре крылатых ракеты AGM-109P MRASM. Спустя несколько минут с палуб авианосцев взлетели шесть истребителей и направились навстречу приближающейся к Аляске группе во главе с имперским экранолетом. Эти события немедленно зафиксировал висящий над Русским океаном геостационарный спутник, и видеокадры тут же попали на экраны Службы безопасности РАК, Службы охраны высшей администрации и Министерства обороны СНЕГа. В соответствии с расписанием действий по сигналу ЧП.
– «Маразмы» пущены в двенадцать двадцать, — сообщил ведущий оператор НБ ПВО дежурному офицеру. «Маразмами» на своем слэнге военные называли американские крылатые ракеты. — Количество — тридцать шесть, курс — Шелихов. Время подлета — тридцать две минуты.
Информация ушла в Штаб ПВО, а оттуда в Центр радиоэлектронной блокады поступил приказ: в 12.40 включить блокаду на полную мощность. «Своим» перейти на защищенное управление.
– Внимание! — объявил один из операторов. — Вижу два гражданских экранолета. Идут параллельным имперской группе курсом с опережением в десять минут.
– Вот черт! — выругался ведущий. — Это же гостевые, на юбилей. У них нет защищенного управления. Пусть немедленно поворачивают на северо-запад!
– Поздно! Они вошли в зону РЭБ.
– Грохнутся ж! — Ведущий торопливо набрал на пульте номер. — Служба безопасности? На связи Центр РЭБ, старший по смене Анкудинов. Мне Тараканова! Срочно!.. Тимофей? Это Анкудинов. Два гражданских «экрана» вошли в зону.
– Вижу, — отозвался Тараканов.
– Через три минуты включение защиты. У них выйдет из строя вся электроника, на ручном они не дотянут и упадут! Что молчишь?
– Думаю. Спектакль с имперскими придется отменить.
– Да он и так юсовцам не пригодится. Шесть их «ястребов» против наших четырех плюс «экран». Нормально.
– Конец связи, — сердито сказал Тимофей и переключился на свою эскадрилью. — Ребята, имперские справятся без нас, наша задача — спасти гражданских. По три «сушки» на «экран». Делай, как я.
Тимофей связался с командирами экранолетов и приказал идти на снижение в сторону берега с углом наклона глиссады до двадцати градусов.
– Электроника будет вырублена через полторы минуты. Переходите на ручное управление и ничему не удивляйтесь. УНГ после перехода на ручное от четырех до двух градусов.
За минуту экранолеты успели снизиться до восьмисот метров. Береговая полоса, на которую приходилось садиться, широкой серо-желтой лентой опоясывала заросшие тайгой возвышенности природного парка Аникачак. До нее оставалось не больше десятка километров.
Центр РЭБ включил свои генераторы точно в указанное время. «Сушки» автоматически перешли на защищенный режим. Гражданские экранолеты на паузе между потерей автоматики и переходом на ручное управление затрясло, но пилоты удержали машины от сваливания в «штопор». Однако их усилий могло хватить ненадолго, максимум на две-три минуты. У этого типа экранолетов ручное управление предполагалось лишь в экстремальных условиях. Впрочем, они сейчас и попали в такие условия.
На двухсотметровой высоте Тараканов повторил команду «делай, как я», осторожно поднырнул под левое крыло экранолета так, чтобы не смять свое хвостовое оперение, и как бы «прилип» под ним, принимая на «сушку» тяжесть лайнера и переведя свои двигатели на вертикальную тягу. Первый его ведомый повторил маневр под правым крылом. Второму ведомому пришлось решать задачу посложней — он должен был «прилипнуть» под хвостом и отрегулировать тягу так, чтобы не завалить «экран» на нос.
Тимофей перевел дух — вроде бы все штатно. Молодцы ребята! — подумал о своих и попытался найти взглядом второй экранолет. Не нашел и вышел на связь:
– «Первый» «второму»: как приняли груз?
– Груз приняли, — почти с кряхтеньем отозвался командир второй тройки. — Только слишком тяжел. Тянем на максимуме.
– Держитесь, ребята! На минимальной высоте уходите, иначе вас раздавит.
Тимофей и сам ощущал тяжесть огромной машины, как будто тащил ее на собственной спине. Трещало бронестекло фонаря, самолет проседал, опираясь на ревущие из сопел огненные струи, индикатор горючего, трепеща, неумолимо приближался к красной линии.
До береговой полосы оставались десятки метров. Тимофею казалось, что он уже различает отдельные камешки гальки. Скорость спуска сошла на нет… Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой, он трудный самый… — мелькнуло в голове…
– Уходим!..
Однако уйти Тимофею не удалось. Экранолет внезапно выпустил закрылки, заклинив хвост таракановской «сушки», накренился на левое крыло, разворачиваясь вдоль берега, и рухнул на землю. Крыло с заклиненным самолетом оказалось в воде. Бронестекло фонаря выдержало, вода не проникла в кабину, но Тимофей от удара потерял сознание.
Тем временем события на боевых направлениях происходили своим чередом.
Крылатые ракеты на высоте десять-пятнадцать метров достигли залива Кука, когда поле РЭБ накрыло их и две тройки F-126, идущие следом. Тридцать шесть ракет разом «клюнули» носом и в одну секунду скрылись под водой, не взорвавшись: взрыватели также работали на электронике. Самолеты падали дольше, так как шли на пяти тысячах метров. Летчики смогли спастись, благодаря чисто механическим катапультам, а машины грохнулись в тайгу, устроив красочное огневое зрелище. Остальные двенадцать успели развернуться и уйти, но на подлете к авианосцам оставшиеся под их крыльями двадцать четыре ракеты неожиданно сорвались с подвесок и в считаные секунды разнесли в клочья один из авианосцев. Второй уцелел и принял на палубу все F-126, пилотам которых теперь предстояло объяснить причины таких своих действий. Что эти действия были не «свои», а операторов русамовской ПВО, вряд ли устраивало командование ВМФ США. Но — что поделаешь!
История шести истребителей, ушедших на перехват авиагруппы, в которой, по сведениям ФРУ, шел экранолет императора СНЕГа, оказалась также весьма короткой: в бою, длившемся около пяти минут, все шесть машин были уничтожены; два летчика погибли, четверо катапультировались и ждали помощи на надувных плотах.
Подводная лодка императорской четы благополучно ошвартовалась в порту Шелихова в 13.27 по местному времени.
Тараканов открыл глаза и увидел белый потолок, на котором сидела, изредка взмахивая крыльями, большая цветастая бабочка. Ее названия Тимофей не знал, но она напомнила ему детство, летние каникулы, которые он проводил в усадьбе деда Анкалин на берегу одного из фьордов Кадьяка. Усадьбу окружала тайга, куда маленькому Тиму было запрещено ходить в одиночку, потому что поблизости нередко появлялись медведи-кадьяки, огромные бурые звери. «Самые большие на Земле сухопутные хищники, — говорил дед. — Если кадьяк встанет на задние лапы, он будет в два раза выше нашего Умканавуна». Умканавуном звали эскимоса, который многие годы был сторожем усадьбы. Маленький, жилистый, цепкий, вечно ходивший в тюленьей парке, он и впрямь напоминал Тимофею медвежонка, только не белого, как следовало из его имени, а серого с желтыми пятнами.
– Здравствуйте, Тимофей Никитич, — вдруг услышал Тараканов знакомый голос. — С возвращением в наш мир.
Не веря своим ушам, он перевел взгляд в сторону и увидел Александру, доктора Корнееву, сидящую возле кровати. В белом халате и белой шапочке, из-под которой выбивались золотистые завитки, она показалась ему невыразимо родной, сияющие глаза на озабоченном милом лице — прекраснейшими в мире, а то, что эта единственная для него женщина оказалась рядом в может быть самые тяжелые часы, так сжало сердце, что Тимофей невольно шмыгнул носом. Прям, как мальчишка, успел устыдиться он, прежде чем горячие губы Саши прижались к его шершавой от небритости щеке.
– Спасибо вам!
– За что?! — искренне удивился он. — Это вам спасибо, что не улетели.
– Все вылеты закрыли. А спасибо — за наше приключение на «манте». Я вчера была так озабочена, что забыла поблагодарить. И спасибо всем вашим летчикам за спасение «экранов»: там летели мои друзья.
– Это — наша работа, — усмехнулся Тимофей. — А кто меня спас?
Из сбивчивого рассказа Саши Тимофей понял, что при ударе «экрана» о землю закрылки выпустили хвост его «сушки», и истребитель просел в воду глубже. Где-то через час прибыла спасательная команда, «сушку» вытянули на берег и тогда разрезали кабину. Иначе вытащить пилота было невозможно: тяжесть «экрана» намертво заклинила замки фонаря. От удушья летчика спасла кислородная маска, которую он забыл снять, уйдя с большой высоты.
Дверь открылась, в палату заглянула мужская голова в белой шапочке и испуганно произнесла:
– Тараканов, к вам посетители.
Голова исчезла, а в дверях появились две фигуры — мужская и женская, обе, как полагается, в халатах, правда, накинутых на плечи.
Александра встала и отошла к изножью кровати.
Мужчина, высокий, широкоплечий, сграбастал руку Тимофея и сильно тряхнул:
– Здорово, братан!
– Василий! — Тимофей приподнялся и обнялся с посетителем. Потом откинулся, всмотрелся и захохотал: — Так ты и взаправду стал императором! А это кто? Ой, Настена?! Здравствуй, Настенька!
Императрица Анастасия с улыбкой приобняла Тимофея, затем монаршая чета дружно посмотрела на Сашу.
– Александра Жданко, — представилась та и пояснила удивленному Тимофею: — Я недавно развелась с Корнеевым и вернула девичью фамилию.
– Жданко… Жданко… — задумчиво произнес император Василий. — Если мне не изменяет память, была в нашей истории такая… Алиса Жданко.
– Да, — смущенно сказала Александра, — мою прабабушку из девятнадцатого века звали Алиса Васильевна Жданко, она была женой орегонского генерала Эмильена Текумсе.
– Точно! Алиса Васильевна! Да ведь она была не просто женой генерала — сама полковник, кавалер ордена Святого Георгия!..
– Ваше Величество, — улыбаясь, обратилась к мужу императрица Анастасия, — вам пора на заседание Главного Правления, — и выразительно показала глазами на Тимофея и Александру.
– Да, да, — заторопился Василий Шереметев. — Мы же заглянули всего на минутку. Увидимся, Тим. Надеюсь, вместе с Александрой.
– Какие деликатные наши монархи, — сказала Саша, когда императорская чета скрылась за дверью, тщательно ее прикрыв.
– Они — славные ребята! Я их знаю лет семнадцать: служили с Василием в армии. Я потом в институт, а он куда-то исчез. И вот… пожалуйста, император всего СНЕГа! Да, Саша… можно мне вас так называть? — Она кивнула. — А вы зовите меня — Тим. Хорошо?
– Хорошо, — сказала Саша и засмеялась так звонко и чисто, что сразу стало понятно: это «хорошо» относится не только к обмену уменьшительными именами.
– Я хотел спросить… Вы поздравили меня с возвращением в наш мир…
– Да, и что?
– Вы имели в виду, что есть мир иной?
– Конечно, есть. А что вас удивляет? Вы не верите в него?
– Смотря что вкладывать в это понятие… Недавно мне сказали люди, весьма и весьма ответственные, что есть миры, как бы параллельные нашему, и в каком-то из них есть Россия, Штаты и прочие государства, но нет Русама, Давоса… Что Аляску та Россия продала Америке аж в тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году за сущие гроши, и тех не получила… Что Америка главенствует почти над всей планетой и только Россия да Китай осмеливаются ей противостоять.
– Как же такое могло случиться? — спросила ошеломленная Саша. — Почему?!
Тим посмотрел на нее долгим взглядом и вздохнул:
– А потому, что в том мире люди, от которых зависело очень многое, не решались в нужный момент сделать то, что должны были сделать. Та Россия все время сворачивала не туда и в результате оказалась совсем не там, где сейчас находимся мы. Я понял, Саша, что нередко мы — я имею в виду не только людей, но и государства — оказываемся перед важным выбором, дорога жизни как бы раздваивается, и от того, куда человек… или государство… повернет, зависит, в каком мире он будет жить. Параллельные миры создаем мы сами.
Янки — кличка американских англо-саксов; томми — прозвище английского солдата.