Утром Львиная стоянка отправилась дальше вверх по течению, следуя по высокому плато и время от времени поглядывая влево на бежавший внизу туманный речной поток с его взбаламученными илистыми водами, уровень которых значительно повысился благодаря таянию ледника. Вскоре они достигли развилки – того места, где соединялись два главных речных русла, – и пошли дальше по левому рукаву. Перейдя вброд два больших боковых притока и переправив все пожитки на чашеобразных лодочках, они спустились наконец в речную долину и пошли вдоль самого берега по зеленеющим лугам и редким рощицам.
Теперь Талут начал внимательно посматривать на другую сторону реки, на ущелья и ложбины, изрезавшие высокий правый берег реки, сравнивая реальный пейзаж с отметками, нанесенными на кусок бивня, смысл которых Эйле был пока не слишком понятен. Впереди маячил резкий поворот, там, по-видимому, находилась самая высокая точка противоположного берега, круто уходившего вверх примерно на пару сотен футов. Путешественники двигались по левой стороне реки, где на несколько миль от берега простирались обширные луга, перемежавшиеся с зелеными рощицами. Когда они подошли к излучине, Эйла заметила костяную пирамиду, на вершине которой лежал череп волка. Талут подвел их к странному нагромождению скал и камней, перегораживавших речное русло.
Река в этом месте была широкой и мелкой, и переправа через нее явно не вызвала бы затруднений, однако кто-то решил сделать этот путь еще более легким. Переправа была укреплена кучами камней, мелкой галькой и костями животных, так что по ней можно было легко перейти на другую сторону, не замочив ног, поскольку вода узкими ручейками просачивалась сквозь эту прерывистую каменистую преграду.
Джондалар задержался, чтобы внимательно рассмотреть устройство переправы.
– Какая отличная идея! – заметил он. – Здесь можно перейти через реку, даже не снимая обуви.
– На той стороне самые лучшие места для стоянок. Там много глубоких ложбин, в которых можно укрыться от ветра. Но охотиться лучше всего на этой стороне, – пояснил Барзек. – Эту переправу часто размывает, но Волчья стоянка каждый год строит новую. В этом году они особенно постарались – наверное, чтобы облегчить путь многочисленным гостям.
Талут начал переправляться через реку. Эйла заметила, что Уинни сильно возбуждена, и подумала, что лошадь нервничает, не доверяя этому каменистому пути, прорезанному узкими ручьями, однако кобыла без каких-либо трудностей шла следом за ней.
Пройдя чуть больше половины, Талут остановился.
– Вот здесь много рыбы, – сказал он. – Течение быстрое, а глубина большая. Сюда заходит даже лосось, и осетр тоже. В общем, много разной рыбы: щуки, форели, зубатки.
Эти замечания он сделал в основном для Эйлы и Джондалара, учитывая, однако, что эти сведения интересны и молодым членам стоянки, которым еще не доводилось бывать в этих местах. Последний раз они заходили в гости на Волчью стоянку несколько лет назад.
Когда все собрались на другой стороне реки, Талут повел их к большому каньону, стены которого отстояли друг от друга примерно на полмили, и Эйла вдруг услышала странный звук, напоминавший громкий гул или приглушенный рокот. Постепенно поднимаясь по склону холма, они оказались на дне довольно широкого ущелья, возвышавшегося над водой футов на шестнадцать. Эйла взглянула вперед и изумленно ахнула. Под защитой крутых стен по дну долины, вероятно на целую милю, растянулся ряд поселений, состоявший из полудюжины отдельных жилищ. Однако не эти холмообразные земляные жилища вызвали изумление Эйлы.
Потрясло ее огромное количество народа. Никогда в жизни Эйле не встречалось так много людей. Их число явно переваливало за тысячу, более тридцати стоянок собралось сюда на Летний сход мамутои. Множество палаток раскинулось на всем протяжении каньона. Количество собравшегося здесь народа по меньшей мере в четыре или даже пять раз превышало количество людей на Сходбище клана. И сейчас Эйла видела, что вся эта огромная толпа смотрит именно на нее. Или, вернее, на ее лошадей и Волка. Молодой волк, жавшийся к ее ногам, был ошеломлен не меньше, чем она сама. Эйла почувствовала, как испуганно дрожит Уинни, и была уверена, что Удалец испытывает подобное чувство. Страх за своих питомцев помог Эйле подавить безумный ужас, охвативший ее при виде этой необъятной людской толпы. Оглянувшись, она заметила, что Джондалар с трудом удерживает повод Удальца, пытающегося встать на дыбы и сбросить испуганного мальчика, вцепившегося в конскую гриву.
– Неззи, возьми Ридага! – крикнула она. Слова Эйлы оказались даже лишними, поскольку Неззи уже спешила на помощь сыну. Эйла помогла спешиться Мамуту и, обняв кобылу за шею, повела ее к молодому жеребцу, надеясь, что вместе они скорее успокоятся. Волк последовал за ней.
– Мне очень жаль, Эйла. Я должен был подумать о том, как лошади прореагируют на такую толпу народа, – сказал Джондалар.
– А ты знал, что здесь будет так много людей?
– Не то чтобы знал… Но мог бы догадаться, что мамутои примерно так же многочисленны, как зеландонии, когда они все собираются на Летний сход.
– Я думаю, нашу Рогожную стоянку следует разбить где-нибудь в сторонке, – громко сказала Тули, привлекая всеобщее внимание. – Может быть, прямо здесь, при входе в долину. Конечно, это не слишком удобно, – продолжала она, окидывая взглядом все растянувшееся палаточное поселение мамутои, – но раз большая низина Волчьей стоянки в этом году залита водой, то нам придется обосноваться здесь.
Тули ожидала такой реакции соплеменников, и она не была разочарована. Их заметили еще на переправе через реку, и все мамутои собрались, чтобы получше разглядеть прибытие Львиной стоянки. Но она не ожидала, что животные могут быть слишком испуганы при первом знакомстве с таким огромным человеческим стадом.
– Что, если мы расположимся здесь, у самой стены? – предложил Барзек. – Это место немного покатое, но мы сможем сровнять его.
– Мне оно кажется вполне удобным. Есть у кого-нибудь возражения? – сказал Талут, явно обращаясь к Эйле.
Она и Джондалар как раз и направились туда, чтобы животные немного успокоились. Львиная стоянка начала расчищать участок земли от камней и низкорослых кустарников и выравнивать место, чтобы установить большую двухслойную общую палатку.
Временное жилье становилось гораздо теплее благодаря использованию двух слоев кожаного покрытия. Прослойка воздуха между ними обеспечивала сохранение тепла внутри палатки, а обильная роса, выпадающая холодными вечерами, сбегала на землю по нижней стороне внешнего палаточного шатра. Кроме того, дополнительные внутренние шкуры, имевшиеся во внутреннем шатре, хорошо защищали от сквозняков. Конечно, такое жилье было менее крепким, чем постоянный земляной дом Львиной стоянки, но все-таки его конструкция имела массу преимуществ перед одностенными походными палатками, которые являлись составной частью этого большого летнего жилища. Такой летний дом называли Рогожной стоянкой, чтобы в разговоре отличать зимний дом от летнего жилья, где бы оно ни было установлено, но при этом люди, жившие в этом временном доме, по-прежнему считали себя членами Львиной стоянки.
Большой шатер был разделен на четыре взаимосвязанные конические секции, в каждой из которых устанавливался отдельный очаг; опорная конструкция шатра делалась из стволов крепких, упругих молодых деревьев, а также из ребер мамонта и длинных костей других животных. В самой большой, центральной, секции должны были расположиться Львиный очаг, Лисий очаг и Мамонтовый очаг. Поскольку палаточный дом был не таким просторным, как зимнее жилье, то использовался он в основном для сна, но редко все обитатели стоянки спали в палатке одновременно. Вся жизнь, частная и общественная, – как отдельной стоянки, так и всего племени мамутои – обычно проходила за стенами палатки, поэтому вокруг нее дополнительно обустраивалась территория каждой стоянки. Размещение и устройство Рогожного очага – основного кухонного кострища – имело довольно важное значение.
Пока вновь прибывшие усердно трудились, устанавливая палатку и расчищая свою территорию, остальные мамутои, собравшиеся на Сход, постепенно пришли в себя от первого потрясения и вскоре, вновь обретя дар речи, уже начали возбужденно переговариваться между собой. Эйла наконец поняла, что было источником странного гула, и сразу припомнила свои первые дни на Львиной стоянке. Тогда она удивилась, какими шумными могут быть люди, говорящие одновременно. Сейчас ситуация повторилась, только шум был во много раз сильнее; в нестройном хоре голосов участвовала огромная людская толпа.
«Неудивительно, что Уинни и Удалец так перепугались», – подумала Эйла. Она и сама нервничала, слыша этот постоянный гул. Привыкнуть к нему оказалось довольно трудно. Сходбище клана было не таким большим, но даже если бы там собралась такая толпа, то шума от нее было бы гораздо меньше. Голосовое общение людей клана ограничивалось считаными словами, поэтому на их собраниях было тихо. Но поселение людей, чаще всего общавшихся с помощью речи, никогда не умолкало. Подобно степному ветру, этот голосовой поток никогда не прерывался, менялись только его сила и напряженность.
Многие мамутои спешили приветствовать Львиную стоянку, предлагая помощь в устройстве территории, и им, конечно, радушно отвечали, однако Талут и Тули незаметно обменялись многозначительными взглядами. Они и подумать не могли, что на сей раз у них окажется такое количество новых друзей и помощников. Лэти, Джондалар, Ранек и отчасти Талут помогали Эйле устроить место для лошадей. Молодые мужчины вполне нормально работали вместе, хотя были крайне немногословны. Эйла отклонила помощь, предложенную многочисленными наблюдателями, объяснив, что лошади очень чувствительны и незнакомые люди могут напугать их. Однако ее слова лишь убедили собравшихся в том, что именно она повелевает лошадьми, и еще больше разожгли их любопытство. Весть о ней быстро распространялась среди мамутои.
На самом краю обширного палаточного селения, там, где стена каньона слегка разворачивалась к реке, вскоре появилось укрытие для лошадей – прямо у этой стены построили навес, использовав для него дорожную палатку, в которой раньше обычно укрывались Эйла и Джондалар, а для опоры стоек и изгороди срубили несколько молодых деревьев и больших веток. В результате это укрытие отделяло лошадей от раскинувшегося в каньоне селения, но зато из него открывался отличный вид на речную долину с раскинувшимися на другом берегу живописными рощами и лугами.
Львиная стоянка уже занималась устройством спальных мест внутри своего нового, не слишком просторного жилья, когда делегация от Волчьей стоянки и представители нескольких других стоянок пришли, чтобы официально приветствовать вновь прибывших соплеменников. Летний сход проходил на территории Волчьей стоянки, и хотя все ожидали, что гостям будет предоставлено право пользоваться хозяйскими запрудами для ловли рыбы, охотиться и собирать ягоды, орехи, семена и корнеплоды в окрестных лугах и рощах, однако такое разрешение выходило за рамки обычного гостеприимства и считалось более чем щедрым. Сход мамутои продолжался, конечно, не весь летний сезон, однако содержание такого количества народа могло нанести серьезный урон хозяйству принимающей стоянки, поэтому важно было найти подходящее место для такого поселения, чтобы не истощить природные запасы всей округи.
Талут очень удивился, когда узнал об изменении места Летнего схода. Как правило, мамутои не собирались непосредственно на территории чьей-либо стоянки. Обычно такое большое поселение устраивали на просторной степной равнине или в долине большой реки, которая могла спокойно вместить всех прибывших.
– Во имя Великой Матери всего живого мы приветствуем Львиную стоянку, – сказала седовласая худощавая женщина.
Тули была поражена, увидев ее. Эта женщина, отличавшаяся редкой грацией и отменным здоровьем, всегда с легкостью несла бремя руководства Волчьей стоянкой, ни в чем не уступая своему брату, однако за прошедшую зиму она, казалось, постарела лет на десять.
– Марли, мы высоко ценим ваше гостеприимство. Во имя Мут мы благодарим вас.
– Я вижу, вы неизменны в своих привычках… – сказал мужчина, в знак приветствия пожимая руки Талута.
Валец был моложе своей сестры, но в первый раз Тули заметила, что возраст начинает сказываться и на нем. Это вдруг заставило ее задуматься о собственной недолговечности. Она всегда считала, что Марли и Валец были лишь немного старше ее.
– …Но по-моему, на сей раз вы превзошли самое себя. Ваше появление было поистине потрясающим, – продолжал Валец. – Когда Торан прибежал, крича что-то о лошадях, переправляющихся через реку вместе с вами, все, естественно, собрались посмотреть. А потом кто-то разглядел этого волка…
– Мы не станем прямо сейчас просить вас рассказать историю столь удивительных прибавлений, – сказала Марли. – Правда, должна признаться, я сгораю от нетерпения. Однако, чтобы вам не повторять ее слишком много раз, мы все-таки подождем до вечера, и вы поведаете об этом на общем сборе.
– Разумеется, Марли права, – сказал Валец, хотя сам с удовольствием послушал бы их историю не сходя с места. Но он также заметил, что его сестра выглядит очень утомленной. Валец боялся, что этот Летний сход окажется для нее последним. Именно поэтому он дал согласие разместить здесь всех мамутои, когда выяснилось, что назначенное ранее место сбора затопили весенние воды. Вероятно, в конце этого сезона им придется передать свои полномочия другим вождям.
– Пожалуйста, пользуйтесь всеми благами этих плодородных земель. Вы удобно устроились? Мне жаль, что вы разместились на самом краю долины, однако вы прибыли последними. Я уже даже сомневалась, придете ли вы вообще, – сказала Марли.
– Да, нам пришлось сделать крюк, – признал Талут. – Но в итоге мы расположились в самом лучшем месте, учитывая присутствие наших животных. Они не привыкли к такому множеству людей.
– Хотелось бы знать, как они привыкли хотя бы к одному! – раздался чей-то голос.
Глаза Тули радостно вспыхнули, когда она заметила приближающегося высокого молодого мужчину, но Диги опередила ее.
– Тарнег! Тарнег! – закричала она, бросаясь в объятия брата. Остальные обитатели очага Зубра поспешили за ней. Он поочередно обнял свою мать и Барзека, и все трое прослезились от столь радостной встречи. Затем к нему пробились Друвец, Бринан и Тузи. Тарнег обнял за плечи обоих братьев и, привлекая их к себе, с восхищением заметил, как они сильно выросли, затем он взял на руки малышку Тузи. После взаимных объятий и щекотания, вызвавшего восторженный смех девочки, Тарнег опустил ее на землю.
– Тарнег! – басом пророкотал Талут.
– Талут, ты по-прежнему здоров как медведь! – таким же мощным басом вторил Тарнег, обнимаясь с ним. Между ними было явное сходство – он был почти такой же медведь, как его дядя, – но от матери к Тарнегу перешел более темный цвет волос. Склонившись, он по-родственному потерся щекой о щеку Неззи, а затем вдруг с озорной улыбкой обхватил объемистый женский стан и взял ее на руки.
– Тарнег! Что ты делаешь? Опусти меня на землю, – ворчливо сказала она.
С легкостью поставив ее на ноги, он весело подмигнул Неззи.
– Теперь я убедился, что стал таким же сильным мужчиной, как твой Талут, – сказал Тарнег и громко расхохотался. – Ты не представляешь, как долго я мечтал поднять тебя! Просто чтобы доказать, что я смогу сделать это!
– Но вовсе не обязательно… – начала было Неззи, но Талут заглушил ее слова.
Откинув назад голову, он разразился громогласным хохотом и поспешил возразить своему племяннику:
– О нет, молодой человек, это еще ничего не доказывает. Вот когда ты сможешь сравняться со мной в любовных утехах, то станешь таким же сильным мужчиной, как я.
Неззи отказалась от попыток восстановить свое достоинство в словесной перепалке и просто выразительно покачала головой, взглянув на своего по-медвежьи здорового мужчину с притворной нежностью.
– И почему это на Летнем сходе старики всегда стараются доказать, что они еще молодые? – сказала она. – Впрочем, мне же лучше, по крайней мере я получу передышку, – добавила Неззи, перехватив заинтересованный взгляд Эйлы.
– Я не стал бы держать пари на это! – заявил Талут. – Не так уж я стар и смогу еще достойно усладить львицу моего очага, разгорячившись с другими красотками.
Многозначительно хмыкнув, Неззи пожала плечами и отошла в сторону, не удостоив его ответом.
Эйла стояла рядом с лошадьми, удерживая Волка возле себя, чтобы он своим ворчанием не пугал людей, но она с большим вниманием наблюдала за всей этой сценой, включая реакцию окружающих людей. Дануг и Друвец выглядели немного смущенными. У них не было пока опыта в любовных делах, однако они знали, о чем идет речь, и очень интересовались подобными вопросами. Тарнег и Барзек игриво перешептывались. Вспыхнувшая как маков цвет Лэти пыталась спрятаться за широкой спиной Тули, которая всем своим видом показывала, что все эти глупости не стоят ее внимания. Большинство людей просто посмеивались, даже Джондалар, с удивлением заметила Эйла. Она порой размышляла, не связаны ли причины его охлаждения к ней с какими-то особыми традициями его племени. Возможно, в отличие от мамутои зеландонии полагали, что люди не имеют права свободно выбирать себе партнеров, однако сейчас его реакция была вполне одобрительной.
Направившись в сторону палатки, Неззи остановилась возле лошадиного навеса, и Эйла заметила, что на ее губах тоже играет легкая понимающая улыбка.
– Такое случается каждый год, – полушепотом сказала она, – для начала он устраивает большую сцену, объявляя всем, какой он шикарный мужчина, и первые пару дней действительно находит «красотку» или даже двух… Хотя они обычно бывают похожи на меня – светловолосые и толстые. Затем, решив, что за ним больше никто не наблюдает, с радостью проводит свои ночи на Рогожной стоянке и бывает сильно огорчен, если не находит там меня.
– А куда ты можешь уйти?
– Кто знает?! Посмотри, сколько народа собирается на Сход; даже если ты знаком со всеми людьми или, по крайней мере, со всеми стоянками, то все равно не знаешь всех одинаково хорошо. Каждый год есть возможность лучше узнать кого-то. Хотя, надо признать, чаще всего это бывают женщины с подросшими детьми, открывающими для себя первый сезон мамонтовой охоты. Иногда мне может приглянуться какой-то мужчина или я приглянусь ему, только я не стремлюсь поведать об этом всем и каждому. Вот Талут обожает похвастать, но не думаю, что ему хотелось бы знать всю правду. Ему вряд ли понравилось бы, если бы я начала хвастать.
– Поэтому ты предпочитаешь молчать? – сказала Эйла.
– Конечно, если можно так просто сохранить благополучие и доброжелательность в нашем очаге… и, кроме того, потешить его самолюбие.
– Ты ведь очень любишь его, правда?
«Кого? Этого старого медведя?!» – собралась было возразить Неззи, но раздумала. Глаза ее наполнились мягким светом, и она сказала с улыбкой:
– Поначалу у нас были свои сложности… Ты же знаешь, каким напористым он может быть. Но я никогда не позволяла ему одержать верх надо мной и всегда говорила то, что думаю. Наверное, как раз этим я и привлекла его. Талут мог бы сломать любого человека, если бы захотел. Да только это не в его характере. Он может разгневаться, конечно, но в нем нет жестокости. Он никогда не обидит того, кто слабее его, – а кто же может потягаться с ним! Да, я люблю его, а когда любишь мужчину, то всегда стараешься делать то, что нравится ему.
– И значит, ты… не пойдешь теперь к другому мужчине, даже если он тебе приглянется, чтобы не огорчать Талута?
– В мои-то годы, Эйла, мне совсем нетрудно будет отказаться от этого. По правде говоря, мне и раньше нечем было особенно похвастать. Когда я была помоложе, то всегда стремилась на Летний сход, чтобы познакомиться с новыми людьми, поучаствовать в веселых играх, а также изредка разделить ложе с другим мужчиной… Но знаешь, мне кажется, в одном Талут совершенно прав. Действительно, мало мужчин могут соперничать с ним. Не потому, что он готов овладеть всеми красотками, а потому, что только он умеет доставить женщине радость.
Эйла понимающе кивнула. Затем она задумчиво нахмурилась: «А что делать, если есть двое мужчин и каждый из них может доставить тебе радость?»
– Джондалар!..
Эйла подняла глаза, услышав незнакомый голос, произнесший его имя. Она увидела, что он, улыбаясь, быстро идет навстречу какой-то женщине и сердечно приветствует ее.
– Итак, ты все еще с мамутои! А где же твой брат? – сказала она. Женщина была невысокой, но мускулистой и выглядела довольно внушительно.
Джондалар резко помрачнел. И женщина сразу все поняла, насколько Эйла могла судить по выражению ее лица.
– Как это случилось?
– Львица украла его добычу, и он гнался за ней до ее пещеры. А там нас встретил лев, меня он тоже покалечил… – как можно короче объяснил Джондалар.
Женщина сочувственно покачала головой:
– Ты сказал, что лев и тебя покалечил. Как же тебе удалось выжить?
Джондалар обернулся в сторону Эйлы и увидел, что она наблюдает за их разговором. Он подвел женщину к ней:
– Эйла, познакомься с Бреси из племени мамутои, она – вождь Ивовой стоянки… вернее, Лосиной стоянки. Талут объяснил нам, что так называется ваша зимняя стоянка. А это Эйла из племени мамутои, дочь Мамонтового очага.
Бреси удивленно подняла брови. Дочь Мамонтового очага?! Странно, откуда она взялась? В прошлом году ее не было на Летнем сходе. Да и само имя Эйла звучало как-то странно.
– Бреси, – сказала Эйла, – Джондалар рассказывал мне о тебе. Ваша стоянка помогла ему и его брату спастись от зыбучих песков реки Великой Матери, а ты – подруга Тули. Я рада познакомиться с тобой.
«Да и говорит она как-то странно, – думала Бреси, – возможно, она из племени сангайи, но они говорят на языке мамутои с другим акцентом, и язык Джондалара ей явно не родной. Я вообще не слышала, чтобы кто-то так говорил. В сущности, она прекрасно говорит на языке мамутои, только очень странно произносит некоторые звуки».
– Я тоже рада встрече с тобой… Тебя зовут Эйла, правильно? – переспросила Бреси.
– Да, Эйла.
– Необычное имя. – Поскольку никаких объяснений не последовало, Бреси продолжила: – Как мне кажется, именно ты… даже не знаю, как сказать… присматриваешь за этими… животными.
Ей вдруг пришло в голову, что она никогда не видела так близко живых лошадей, по крайней мере таких, которые спокойно стояли бы рядом.
– Да, и именно поэтому они слушаются ее, – с улыбкой заметил Джондалар.
– Погоди, по-моему, я видела и тебя рядом с одной из лошадей? Должна признать, ты потряс мое воображение, Джондалар. Я узнала эту одежду, и на мгновение мне показалось, что я вижу Дарнева, когда ты вел лошадей. Я даже подумала, что либо меня обманывает зрение, либо Дарнев вернулся из мира духов.
– Я научился обращаться с этими лошадьми благодаря Эйле, – сказал Джондалар. – И к тому же именно она спасла меня от лап пещерного льва. Поверь мне, она знает подход к животным.
– С этим трудно поспорить, – заметила Бреси, на сей раз переведя взгляд на Волка, который был не так пуглив, как лошади, зато его настороженное внимание казалось более угрожающим. – Наверное, поэтому она стала дочерью Мамонтового очага?
– Это одна из причин, – ответил Джондалар.
В голове Бреси мелькала смутная догадка, что Эйла только недавно стала дочерью Мамута Львиной стоянки. И Джондалар подтвердил ее предположение. Однако по-прежнему оставалось неясным, откуда она взялась. Большинство людей предполагали, что ее привел этот светловолосый мужчина, возможно, они уже основали свой очаг или же она его сестра, но Бреси знала, что Джондалар путешествовал со своим братом. Где же он нашел эту женщину?
– Эйла! Как я рад видеть тебя вновь!
Она оглянулась и увидела Бранага, идущего к ней навстречу под руку с Диги. Они сердечно обнялись и потерлись щеками. Несмотря на то что их первая и единственная встреча была кратковременной, он казался уже старым другом. И Эйле было приятно встретить на Летнем сходе хоть кого-то знакомого.
– Мама хочет познакомить тебя с вождем Волчьей стоянки, – сказала Диги.
– Да, конечно, я сейчас подойду к ним, – сказала Эйла, очень довольная, что ей представился повод ускользнуть от пристального внимания Бреси.
Эйла отметила, как проницательна эта женщина в своих предположениях, и испытала легкое беспокойство, постоянно ощущая на себе ее острый и умный взгляд.
– Джондалар, ты побудешь здесь с лошадьми? – Она видела, что несколько человек, подошедших вместе с Диги и Бранагом, стоят слишком близко к животным. – Они еще немного нервничают, и им будет спокойнее, если рядом с ними будет находиться кто-то знакомый. А где Ридаг? Он может посидеть с Волком.
– Он был в палатке, – сказала Диги.
Обернувшись, Эйла заметила, что мальчик нерешительно стоит у входа.
– Тули хочет представить меня вождю. Ты сможешь последить за Волком? – спросила Эйла, сопровождая свой вопрос соответствующими жестами.
– Да, я послежу за ним, – ответил он и с легким опасением окинул взглядом собравшихся вокруг людей. Ридаг медленно подошел к ним и, сев рядом с Волком, обнял его за шею.
– Вы только гляньте! Она разговаривает даже с плоскоголовыми. Должно быть, ее слушаются все животные! – раздался из толпы чей-то громкий насмешливый голос.
Несколько человек рассмеялись.
Эйла резко развернулась и пристально посмотрела на собравшихся, выискивая того, кто произнес эти слова.
– Поговорить с ними может любой! Говорить-то можно и с камнем. Только вряд ли дождешься от них ответа!
Насмешка очередного шутника вызвала более сильный взрыв смеха.
На мгновение онемев от гнева, Эйла окинула говорившего испепеляющим взглядом.
– По-моему, кто-то здесь намекает на то, что этот мальчик – животное? – произнес за ее спиной чей-то знакомый голос.
Эйла сердито глянула на подошедшего члена Львиной стоянки.
– Именно так, Фребек. Разве я сказал что-то новое? Конечно, он не понимает, что я говорю. Плоскоголовые – просто животные, ты и сам не раз говорил об этом.
– А сейчас, Чалег, я говорю, что был не прав. Ридаг понимает все, что ты говоришь, и вполне может ответить тебе. Просто ты должен выучить его язык.
– Какой язык? Плоскоголовые не могут разговаривать. Кто наплел тебе такую чепуху?
– Знаковый язык. Он разговаривает с помощью жестов, – продолжал объяснять Фребек.
Окружающие встретили это замечание дружным ироничным смехом. Гнев Эйлы уже прошел, и она с интересом наблюдала за Фребеком. Он не любил, когда над ним смеялись.
– Можете не верить мне, если не хотите, – пожимая плечами, сказал Фребек и направился к палатке, словно ему было безразлично мнение окружающих, однако, сделав пару шагов, он повернулся и взглянул на человека, который высмеивал Ридага. – Но я должен сказать тебе еще кое-что. Ридаг умеет говорить также и с Волком, и если он прикажет ему схватить тебя, то я не стал бы утверждать, что ты выйдешь победителем этой схватки.
Ничего не понимая, Чалег заметил, как Фребек сделал какой-то знак мальчику, но этот жест ничего не значил для непосвященных. Ридаг, в свою очередь, спросил о чем-то Эйлу. Вся Львиная стоянка с удовольствием наблюдала за этими переговорами, проводившимися с помощью их тайного языка, на котором они могли свободно разговаривать, сознавая, что никто из окружающих не поймет их.
– Почему бы тебе не продемонстрировать свои способности, Ридаг? – не оборачиваясь, продолжал Фребек.
Мирно сидевший рядом с мальчиком Волк вдруг сделал плавный прыжок и оказался около Чалега; ощетинившись, Волк оскалил зубы и так грозно зарычал, что даже волосы на затылках любопытных зрителей зашевелились от страха. Вытаращив глаза, Чалег в ужасе отскочил назад. Большинство людей резко отступили в сторону, но он предпочел отбежать подальше. По знаку Ридага Волк спокойно вернулся к нему и занял свое место рядом с мальчиком, всем своим видом показывая, что он очень доволен собой; повертевшись на месте, Волк улегся на землю и, положив голову на лапы, взглянул на Эйлу.
Похоже, это сработало, признала Эйла. Однако, в сущности, мальчик не давал сигнала к атаке. Такой знак дети обычно давали Волку, когда хотели поиграть с ним; в стае волчата обычно затевают такие игры, напоминающие настоящие схватки, и Волку в свое время разрешили играть с детьми, научив его сдерживать силу своих укусов. Примерно таким же сигналом пользовалась Эйла во время своих охотничьих вылазок, когда хотела, чтобы Волк вспугнул для нее какое-то животное. Конечно, бывали случаи, когда ему удавалось догнать и схватить зазевавшегося зверька, но, в сущности, ему никогда не приказывали действительно убить кого-то, и, кроме того, Волк даже не дотронулся до Чалега. Он только прыгнул в его сторону. Но определенная опасность все-таки существовала.
Эйла знала, как хорошо волки охраняют свою территорию и свою стаю. Они запросто могут убить чужака, забредшего в их владения. И тем не менее, видя, с каким видом Волк возвращался назад, она подумала, что если бы волки умели смеяться, то он бы сейчас расхохотался. У Эйлы невольно возникло ощущение, что он понимал, в чем смысл происходящего; понимал, что нужно просто напугать этого человека, и в точности исполнил задание. Играя с детьми, он обычно вел себя совершенно иначе, а в этой сцене он всем своим видом показал, что готов к атаке. Правда, он вовремя остановился. Молодому волку было трудно выступить перед толпой людей с таким импровизированным представлением, но он считал, что отлично сыграл свою роль. Недоумение и страх в глазах Чалега подтвердили, что затея сработала. Скорее всего, он убедился, что Ридаг – не животное!
Бранаг выглядел слегка потрясенным, но Диги тихо посмеивалась, когда они подошли к Тули и Талуту, которые беседовали с другой парой вождей. Эйлу официально представили вождям принимающей стоянки, и она сразу же поняла то, что уже знали все мамутои. Марли была серьезно больна. «Ей не следовало даже вставать с постели», – подумала Эйла, перебирая в уме целебные настои, применяемые в данном случае. Общий вид женщины, состояние ее глаз, волос и кожи – все говорило о таком тяжелом заболевании, что Эйла сомневалась, смогут ли лекарства помочь ей, однако она почувствовала внутреннюю силу этой женщины; она явно не сдастся без борьбы. А это порой помогает лучше любых лекарств.
– Это было потрясающее представление, Эйла, – сказала Марли, отметив своеобразную странность ее произношения. – Кто из вас командует хищником, ты или мальчик?
– Даже не знаю, – улыбаясь, сказала она. – Мы оба знаем жесты, которые понимает Волк.
– Волк? Это прозвище?
– Да, так мы называем его.
– А у лошадей тоже есть имена? – спросила Марли.
– Кобыла – Уи-и-инни, – сказала Эйла, подражая лошадиному ржанию, и Удалец заржал ей в ответ, вызвав у собравшихся не только улыбки, но и нервный смех. – Обычно люди называют ее просто Уинни. Этот молодой жеребец – ее сын. Джондалар назвал его Удальцом. На его языке так говорят о человеке, который бегает быстрее всех.
Марли кивнула. Эйла пристально посмотрела на нее, а затем вдруг повернулась к Талуту:
– Я очень устала, устраивая стойло для лошадей. Видишь то большое бревно? Талут, может быть, ты принесешь его, чтобы я могла присесть?
На мгновение вождь совершенно оторопел. Она никогда не позволяла себе такого. Просто невероятно, чтобы Эйла обратилась к нему с такой просьбой, да к тому же прервав разговор с вождями принимающей стоянки! Уж если кому-то и надо было присесть, так это именно Марли. И тут его осенило. Конечно! Почему он сам не додумался до этого? Талут быстро притащил бревно, и Эйла присела на него.
– Я надеюсь, вы не возражаете. Я действительно очень устала. Марли, ты не хочешь присоединиться ко мне?
Марли села, чувствуя легкую дрожь во всем теле. Немного отдохнув, она улыбнулась:
– Спасибо, Эйла. Я не рассчитывала, что мы простоим так долго. Как ты узнала, что у меня закружилась голова?
– Она целительница, – сказала Диги.
– Целительница, обладающая даром Зова? Необычное сочетание. Неудивительно, что Мамут удочерил ее.
– Если ты согласна, то я приготовлю для тебя снадобье, – сказала Эйла.
– Наши целители уже осматривали меня, но я буду благодарна, Эйла, если ты тоже попытаешься помочь мне. А сейчас, пока мы еще не забыли о теме разговора, я хотела бы задать один вопрос. Ты была совершенно уверена, что Волк не тронет того мужчину?
Эйла немного помедлила:
– Нет, я была не уверена. Он пока еще слишком молод, и на него нельзя полностью положиться. Но я решила, что стою достаточно близко, чтобы предотвратить нападение, если он сам не остановится.
Марли понимающе кивнула:
– Даже на людей не всегда можно положиться. Я и не ожидала, что зверь может быть надежнее, чем человек. Если бы ты ответила иначе, то я не поверила бы тебе. Ты понимаешь, что Чалег будет жаловаться, как только придет в себя, чтобы восстановить собственное достоинство? Он наверняка придет с жалобой в Совет Братьев, а они передадут ее нам.
– «Нам»?
– Совету Сестер, – вставила Тули. – Окончательное решение всегда выносит Совет Сестер. Они ближе к Великой Матери.
– Я рада, что сама была здесь и все видела. Поэтому я без труда разберусь во всех тех противоречиях и невероятных историях, что будут рассказывать об этой сцене, – сказала Марли. Повернув голову, она оценивающе посмотрела на лошадей и волчонка. – Они выглядят как вполне нормальные животные, совсем не похожи на бестелесных духов, и магия здесь явно ни при чем. Скажи мне, Эйла, чем же питаются эти животные, живя с тобой? Они ведь что-то едят, правда?
– Да, они питаются как обычные животные. Волк ест в основном мясо – как сырое, так и поджаренное. Он привык к человеческой пище и зачастую ест все то, что ем я, даже овощи. Иногда я приношу ему что-то с охоты, но он уже сам вполне может обеспечивать себя мышами и другими мелкими грызунами. Лошади едят траву и зерно. Вскоре, я думаю, надо будет отвести их за реку и оставить попастись на том зеленом лугу.
Валец посмотрел в сторону этого обширного луга и затем перевел взгляд на Талута. Эйла видела, что он чем-то обеспокоен.
– Мне неприятно говорить это, Эйла. Однако, по-моему, опасно оставлять их там без присмотра.
– Почему? – с тревогой спросила она.
– Из-за охотников. Твои лошади с виду ничем не отличаются от остальных, особенно кобыла. Темная масть жеребца встречается довольно редко. Мы сможем предупредить всех, чтобы не убивали гнедых лошадей, особенно если они выглядят очень дружелюбно. Но кобыла… все степные лошади имеют такую масть. Не думаю, что мы вправе просить племя вообще не убивать лошадей. Многие предпочитают их мясо любому другому, – объяснил Валец.
– Тогда я буду ходить туда с ними, – сказала Эйла.
– Нет, только не это! – воскликнула Диги. – Ты пропустишь все самое интересное.
– Но я не могу позволить, чтобы им причинили вред, поэтому мне придется чем-то пожертвовать.
– Это слишком большая жертва, – заметила Тули.
– Неужели нет другого выхода? – спросила Диги.
– Нет… конечно, если бы она тоже была гнедой… – сказала Эйла.
– Отлично, почему бы нам не выкрасить ее?
– Выкрасить? Как?
– Ну мы ведь можем смешать краски, сделать темно-коричневую мазь и втереть эту смесь в ее шкуру.
Эйла ненадолго задумалась:
– Не думаю, что это сработает. Идея сама по себе неплоха, Диги, но, в сущности, коричневый цвет ничего не изменит. Даже Удальцу грозит опасность. Хоть он и гнедой, но выглядит как обычная лошадь, и в пылу охотничьего азарта вполне можно забыть о том, что гнедых убивать нельзя.
– Это верно, – заметил Талут. – Охотники думают только об охоте. И две гнедые лошади, дружелюбно настроенные к людям, могут стать очень соблазнительными мишенями.
– А что, если взять другой цвет… например, красный. Может, выкрасим Уинни охрой? Представляете ярко-красную лошадь? Тогда уж она точно будет выделяться.
Эйла слегка скривилась:
– Нет, Диги, почему-то мне не хочется делать ее красной. Она будет выглядеть так странно. А впрочем, это неплохая мысль. Все поймут, что это особое животное. Может быть, стоит и попробовать… Но все-таки ярко-красная лошадь… Погодите-ка! У меня появилась другая идея.
Эйла бросилась к палатке. Выкладывая на меховое покрывало своей лежанки содержимое дорожного мешка, она достала почти с самого дна то, что искала.
– Посмотри, Диги! Помнишь эту вещь? – сказала Эйла, разворачивая ярко-красную кожу, которую Диги помогала ей красить. – Все равно мне никак не придумать, что из нее сделать. Я просто очень люблю этот цвет. Можно привязывать эту кожу на спину Уинни, когда она будет пастись на лугах.
– Да, такой яркий цвет бросается в глаза! – одобрительно покачав головой, сказал Валец и улыбнулся. – По-моему, это должно сработать. Увидев такое покрывало на лошади, люди поймут, что она особенная, и вряд ли решатся охотиться на нее, даже без специального предупреждения. И все же сегодня вечером мы объявим, что нельзя охотиться на кобылу с красным покрывалом и гнедого жеребца.
– Может, стоит покрыть чем-нибудь и Удальца? – предложил Талут. – Не обязательно чем-то таким же ярким, просто какой-то шкурой, сделанной человеком. Тогда любой охотник, собравшийся бросить копье, заметит, что жеребец тоже особенный.
– Кроме того, я полагаю, – добавила Марли, – что словесного предупреждения может оказаться недостаточно, поскольку не на всех людей можно положиться. По-моему, будет лучше, если ты и Мамут подумаете, как наложить особый запрет на убийство этих животных. Страх перед проклятием Великой Матери остановит любого, кто захочет проверить, смертны ли эти лошади.
– И правда, Эйла, ты ведь можешь сказать, например, что Ридаг напустит Волка на человека, поднявшего руку на лошадей, – улыбаясь сказал Бранаг. – Эта история, вероятно, скоро станет известна всем мамутои и наверняка обрастет массой ужасных подробностей.
– Мысль неплохая, – сказала Марли и поднялась с бревна, полагая, что пора завершать это обсуждение. – По меньшей мере, думаю, стоит просто пустить такой слух.
Все проводили взглядом вождей Волчьей стоянки, и Тули, печально покачав головой, ушла в палатку, чтобы закончить устройство жилья. Талут решил найти организаторов состязаний, чтобы включить в них новый вид оружия – копьеметалку, но задержался возле Бреси и Джондалара. Перекинувшись парой слов, они ушли куда-то втроем, Диги и Бранаг вместе с Эйлой направились к лошадям.
– У меня есть на примете один болтун, который поможет нам распространить слух, – сказал Бранаг. – История с Волком уже явно известна многим, и хотя не все сочтут ее вполне правдоподобной, однако будут избегать лошадей. Мне кажется, вряд ли кто-то захочет испытать судьбу и проверить, действительно ли Ридаг может наслать на него Волка. Кстати, я с самого начала собирался спросить, как Ридаг узнал, какой знак надо ему подать?
Диги с удивлением взглянула на своего жениха:
– Я догадывалась, что ты не понимаешь. Значит, я была права. Даже не знаю, как это объяснить… Наверное, он узнает все точно так же, как мы с тобой. Фребек вступился за него вовсе не для того, чтобы защитить Львиную стоянку. Он говорил чистую правду. Ридаг понимает все, что говорят окружающие. И всегда понимал. Мы просто не знали этого, пока Эйла не научила нас языку знаков, на котором он умеет говорить. Теперь мы можем общаться с ним. Когда Фребек сделал вид, что уходит, то незаметно поговорил с Ридагом, а Ридаг спросил разрешения у Эйлы – они разговаривали на языке жестов. Мы все понимали, о чем они говорят, и знали, что должно произойти.
– Неужели это правда? – спросил Бранаг. – Значит, вы переговаривались друг с другом, а никто об этом даже не догадывался! – Он рассмеялся. – Раз уж я собираюсь породниться с удивительной Львиной стоянкой, то, может, мне тоже стоит научиться вашему тайному языку?
– Эйла! – крикнула Крози, выходя из палатки. Трое молодых людей остановились и подождали ее. – Тули только что рассказала мне, как вы решили приодеть лошадей, – сказала она, подойдя к ним. – Отлично придумано! Красное будет хорошо заметно на светлой лошади, но ведь у тебя нет второго такого же яркого покрывала. Я сейчас распаковывала свои мешки и нашла одну вещь, которая могла бы тебе пригодиться. – Развернув недавно развязанный пакет, она достала из него компактно сложенную кожу и, встряхнув ее, разгладила рукой складки.
– Ой, Крози! – воскликнула Эйла. – Какая красота!
Она восхищенно вздохнула, увидев белоснежную кожаную накидку, отделанную рядом треугольников из костяных бусин и окрашенными красной охрой иглами дикобраза, которыми были вышиты зигзагообразные и спиралевидные узоры.
Лицо Крози озарилось довольной улыбкой, когда она заметила искреннее восхищение молодой женщины. Эйла сама сшила платье из белой кожи и понимала, как трудно достичь такого чистого оттенка.
– Это для Удальца. Мне кажется, что белый цвет будет хорошо виден на его темно-коричневой шкуре.
– Что ты, Крози! Твоя накидка слишком хороша для этого. Она быстро покроется пылью и грязью, а если Удальцу захочется покататься по земле, то с нее скоро слетят и все украшения. Нет, я не могу позволить Удальцу носиться в ней по степи.
Однако Крози явно не собиралась отказываться от своего намерения:
– Как ты считаешь, осмелится ли охотник метнуть копье, если увидит гнедую лошадь с такой красивой белой накидкой?
– Наверное, нет. Но зачем же портить такую красивую вещь, ведь ты вложила в нее столько труда?!
– С тех пор прошло много лет, – резко сказала Крози, затем выражение ее лица смягчилось, глаза затуманились, и она грустно добавила: – Я делала ее для моего сына, брата Фрали, и не смогу отдать ее никому другому. Даже представить не могу, что эту накидку носит другой человек, но выбросить ее я тоже не могу. Вот и таскаю ее с собой каждый год как бесполезный кусок кожи. Все одно получается, что труд затрачен впустую. А если эта накидка поможет защитить животное, то все же принесет пользу и можно будет считать, что мои старания не пропали даром. Я хочу подарить тебе эту кожу, ведь ты так много сделала для меня.
Эйла взяла предложенный подарок, но на лице ее отразилось недоумение.
– Не пойму, Крози, о чем ты говоришь…
– Это не важно, – отрывисто сказала она. – Просто бери накидку и используй по назначению.
Мимо них быстро шел Фребек, направляясь к палатке; однако, прежде чем войти внутрь, он посмотрел в их сторону и довольно улыбнулся. Они улыбнулись ему в ответ.
– Я очень удивился, когда Фребек первым вступился за Ридага, – заметил Бранаг. – А вернее, я не ожидал его увидеть даже в числе последних.
– Он сильно изменился, – сказала Диги. – Конечно, он по-прежнему любит поспорить, но уже не так рьяно. Иногда он даже прислушивается к мнению других.
– Да, надо отдать ему должное, он никогда не боялся высказывать то, что думает, – сказал Бранаг.
– Наверное, это одно из его достоинств, – сказала Крози. – Я долго не могла понять, что Фрали нашла в нем. Но, несмотря на все мои уговоры, она все-таки приняла его предложение. Хотя, в общем-то, ему нечего было предложить ей. Мать его имела самый низкий статус, да и сам он вроде бы не отличался особыми дарованиями. Мне казалось, что она испортит себе жизнь, соединившись с ним. Но видимо, уже одно то, что он осмелился сделать ей предложение, говорит в его пользу. Похоже, он действительно любит ее. Вероятно, Фрали правильно оценила его, мне следовало положиться на ее мнение, – в конце концов, она же моя дочь. Нельзя судить о человеке только по статусу его матери или скудости Брачного выкупа, ведь у каждого есть шанс проявить себя с лучшей стороны.
Крози не заметила, как удивленно Бранаг посмотрел на Диги и Эйлу. По его мнению, Крози изменилась куда больше, чем Фребек.