"2 февраля 1942 года диверсионной группой Шитова пущено под откос два эшелона противника. Диверсионной группой Блохина 8 февраля взорвано два моста на линии железной дороги Брянск - Почеп".
"10 февраля 1942 года партизанами нашего отряда сожжен трубчевский лесопильный завод. Вместе с лесоматериалами уничтожено две тонны скипидара, три тонны смазочных масел".
И тут через порог нашей комнаты перешагнул наш добрый знакомый, бывший начальник милиции города Трубчевска, а теперь заместитель командира партизанского отряда, член бюро подпольного Трубчевского горкома партии Савкин. Трудно передать, с каким нетерпением мы ожидали этого коренастого, подвижного человека. Я смотрел на его широкое, скуластое лицо с нескрываемой надеждой: ведь Савкин обещал разузнать все о положении Муси Гутаревой. Увидев его сияющее лицо, я воспрянул духом.
Но оказалось, что Савкин сиял по другому поводу. По поручению секретаря подпольного Трубчевского горкома партии Алексея Дмитриевича Бондаренко он привез к нам гостя. Из-за широкой спины Савкина вышел мужчина средних лет, одетый в военную форму.
- Разрешите представиться: полковник Балясный из Военного совета Брянского фронта. Прибыл с группой товарищей из Орловского обкома партии.
Шумно здороваемся, перебивая друг друга, засыпаем полковника вопросами:
- Как наша армия?
- Какое у нее теперь вооружение?
- Есть ли авиация, танки?
Балясный отвечает охотно. Рассказывает о доблести советских войск, о жарких боях на всех рубежах. А главное, в тылу готовятся мощные резервы.
- Промышленность хорошо работает. Недавно я был на Урале, принимал технику. Прямо глазам не поверил. На голых пустырях выросли огромные заводы. И народ трудится на них не покладая рук. Все подчинено нуждам фронта. Твердо можно сказать: судьба страны находится в испытанных руках.
- А где сейчас Центральный Комитет? - вклинился Рева.
- Как это - где? Конечно в Москве.
- Она сильно разрушена? А Кремль?
- Враг от Москвы отброшен. Кремль цел и невредим. Я совсем недавно проходил по Красной площади. Куранты бьют, как всегда, точно.
- В Мавзолее были?
- Мавзолей сейчас закрыт.
О, с каким радушием мы потчевали нашего гостя! И полковник восторгался нашей печеной картошкой, сдобренной салом, и отменными солеными огурчиками.
Но вместе с радостной возбужденностью в сердце билась мысль: мало мы еще делаем, чтобы помочь нашей героической армии, нашему народу. И мы откровенно рассказываем о наших заботах, жалуемся, что самим приходится изобретать даже детонаторы к минам. Ведь мы ничего не получаем с Большой земли.
Полковник ссылается на трудности связи. Центр получает такие скудные сведения, что по ним невозможно судить о подлинном размахе партизанского движения.
- Хорошо, что вы прилетели, - говорю я полковнику.- Может, теперь наладится снабжение.
- Сейчас Емлютин расчищает аэродром, - обнадеживает нас полковник. Самолеты будут летать к вам регулярно. Собственно, с этой миссией я и прибыл.
Мы приободрились и повеселели. Рева с ходу начал составлять даже заявки на боеприпасы. Увидев у нашего начальника штаба школьную географическую карту, которой мы пользовались, Балясный пообещал, что обязательно обеспечит нас новыми картами.
Неожиданно полковник сказал:
- Нам стало известно, что вы собираетесь уходить на Украину. Есть ли в этом смысл. Леса вы обжили, народ вас тоже хорошо знает.
- Мы имеем указание ЦК компартии Украины, - напоминаю я.
- Это решение будет пересмотрено. Ждите новых распоряжений.
Заглядывая несколько вперед, скажу, что этих новых распоряжений так и не поступило. Стало ясно, что прежнее решение остается в силе.
Проводив Балясного, мы теребим Савкина, что он разузнал в Трубчевске.
Утешительного мало. Мусю Гутареву выдал агент полковника Сахарова. Ее долго и жестоко пытали. Но гестаповцы даже имени арестованной не могли установить, пока ее не опознал один из местных полицейских. Но Гутарева продолжала молчать. Тогда из Берлина из ведомства Гиммлера прибыл полковник.
- Сущий дьявол, - рассказывает Савкин. - Знаете, что он придумал: завербовал мать одного полицейского и под маской матери партизана подсадил ее в камеру к Мусе. Если она сумеет что-нибудь выведать от нее, получит двух коров. Теперь перед нами задача - предупредить Гутареву о подсадке, чтобы не проговорилась.
- Что уже сделано? - спрашиваю я.
- Наш человек, работающий в полиции, предложил гестаповцам подослать к Мусе и его мать. Она предупредит Мусю и будет связной при организации побега.
- Как вы считаете, есть хоть малейший шанс на спасение Гутаревой?
- Хорошо бы еще раз ворваться в Трубчевск. Только...- Савкин вздохнул, это пока невозможно: фашисты ввели в город усиленный гарнизон да и Мусю пустят в расход при первом же нашем выстреле. Но падать духом не будем. Что-нибудь придумаем.
Он ушел. Мы остались одни и долго молчали, заново переживали все, что было связано с визитом полковника Балясного и сообщением Савкина. В гестаповском застенке одна против разъяренной банды гестаповцев сражалась наша Муся. О, если бы Муся увидела и услышала все то, о чем нам рассказал посланец Большой земли! Пусть же в трудный час тебе слышится, наша подруга, биение сердца Родины, гордая поступь нашей армии! И пусть благословение народа и нашей великой партии придаст тебе силы и мужества в минуты страшных испытаний!..
Потеплело. Чувствуется приближение марта. На поляне возле Красной Слободы снова жарко горят девять костров. Сухая ель трещит на огне, и над кострами роятся золотистые искры. От жара пламени оттаивает земля и громко чавкает под сапогами партизан. Ночная тьма то и дело взрывается от чьего-то возгласа и общего смеха. Так часто бывает у костров, когда на какие-то минуты или часы опасность отодвигается в неизвестность: прорываются долго сдерживаемые чувства, и люди широко и непринужденно откликаются на любую шутку.
Только у костра, где пристроился весь наш штаб, тихо. Напряженные нервы улавливают малейший звук. Мы снова ждем самолета с Большой земли, ждем встречи с теми, кто везет нам свежие новости и, возможно, какие-то существенные перемены. О многом успели переговорить в эти мучительные часы ожидания. Сейчас все молчат. Слушают.
Уже дважды кто-то неистово вскрикивал: "Самолет! Летит! Давайте ракеты!.." Мы суетливо бросались к ракетницам, но проходили минуты... Ни звука...
Начальник штаба Бородачев - в который раз! - перечитывает радиограмму:
"Обеспечьте 1 марта в 23.00 прием самолету на выброс. Приземление группы товарища Плохого немедленно радируйте. Строкач".
Большая Медведица начала уплывать куда-то за лес: кончается ночь. Даю команду гасить костры, всем разойтись по своим подразделениям.
- Эх, хлопцы, а не подсчитать ли нам, сколько мы дров пожгли, а тех литунов никак не можем дождаться, да и предъявим счет самому генералу Строкачу. А? Что вы на це скажете? - пробует пошутить Рева.
Но никто на его шутку не отзывается. Возвращаемся мрачными и взволнованными и проводим в штабе еще одну бессонную ночь.
С рассветом получаем совсем ошеломляющую радиограмму:
"Подтвердите прибытие группы Плохого".
Значит, самолет был и люди сброшены?
Новые волнения и мучительные поиски. А Москва радирует по нескольку раз в день:
"Под личную ответственность предлагаем организовать розыск группы Плохого".